Вечная ночь Сары

Глава 4. Пустые надежды

С Лешкой мы встретились в восемь. Утро расцвело красками пробудившегося солнца, серость на время оставила небо. Потоптавшись в нерешительности у подъезда дома Поли, я обратилась к Лешке:

– Поля не вернулась. Светлану Васильевну предупредила о визите. Иначе представляю, как бы это смотрелось.

Друг развел руками, глядя себе под ноги. Носком кроссовка он отбросил бетонный осколок в разросшиеся под окнами кусты.

– Очень глупо. Если бы вдруг оказалось, что она дома и сама бы нас впустила, – кивнул Лешка, позвонив в домофон. Открыли нам без лишних вопросов, позволяя вторгнуться в полутьму старого дома. Дверь хлопнула за нашими спинами, и, казалось, окна и почтовые ящики задрожали. Мы прошли к распашному лифту. Обугленная кнопка вызова мне никогда не внушала доверия, но палец машинально нажал на нее. Пешком подниматься на последний этаж не хотелось. С недоверием осматривая лифт, я почесала шею. Будто сон случился наяву, и на коже заживали следы от укуса. Встреча с Фавием произошла в далекой стране Морфея. Определиться с обуревавшими меня чувствами не получалось. В груди поселился страх, тесно сплетенный с желанием и приправленный толикой любопытства. Но сейчас, в утренних лучах, картина, нарисованная подсознанием, мне уже не казалась столь пугающе привлекательной. Теперь она лишь ужасала. Лязг железа оповестил о прибытии дребезжащей кабины, и воспоминания о ночных видениях рассеялись.

– Думал, в Москве уж таких не осталось, – Лешка с опаской поглядел на ржавую сетку лифта. Разделяя его чувства, я шагнула вперед, стараясь не думать, что конструкция может обрушиться, а мы полетим вниз, в темную шахту. Понурившись, Леша ступил в кабину следом. Пока лифт тащился наверх, я покосилась на друга: волосы цвета пшеницы отросли, челка лезла ему в глаза. Куртка расстегнута, и от глаз не ускользнуло, что он сегодня в толстовке, подаренной мной на день рождения. Скорее всего, нацепил ее не думая. Пол под ногами дрогнул – мы прибыли на десятый этаж.

Светлана Васильевна впустила нас сразу, едва зазвучала птичья трель дверного звонка. Выдав формальное приветствие одновременно с Лешкой и чуть не отдавив ноги друг другу, мы переступили порог Полиной квартиры. Черный кот, испуганно мяукнувший, пулей устремился в комнату хозяйки. Коридор в винных тонах, проем в кухню отделяет штора из бусин. Мама Поли встретила непрошеных гостей в халате, волосы ее были собраны в растрепанный пучок. Светлана Васильевна будто постарела на несколько лет – лицо посерело, сетка морщин проступила сильнее.

– Чего стоите? Разулись? Садитесь за стол, – она махнула рукой, приглашая пройти за штору в маленькую кухоньку. Лешка сразу отправился туда, а я под предлогом посещения ванной комнаты, где оставила включенными свет и воду, прошла в Полину спальню, тихо ликуя, что планировка квартиры позволяет совершить подобный маневр. В запасе не более пяти-семи минут, иначе у Светланы Васильевны могут возникнуть ненужные подозрения. Да и фантазия Лешки имеет пределы, как и его терпение: отвлечь маму подруги надолго он не сумеет.

Комната еще хранила аромат ягодных духов Поли, напоминающий запах мыла. Мятые занавески из синтетического атласа задернуты, а складки, которые образовала тонкая ткань, смотрелись искусственными и слишком резкими. Точно их заставляли струиться. Сев за дешевый пластиковый стол, я открыла лежащий на нем розовый ноутбук. На загрузку уснувшего компьютера ушло около пары минут. Замершее белым листом окно браузера заставляло мой пульс учащаться. С опаской оглядываясь на закрытую дверь комнаты, я тревожилась, что внезапно нагрянет мама Полины. Наконец-то передо мной возникло окно социальной сети, из которой подруга, к счастью, не вышла. Ее аккаунт пестрел тысячью ярких фотографий, но меня интересовали только чаты, особенно новые. От некого Доминика Росси без аватара в профиле был ряд сообщений на жуткой смеси итальянского, английского и русского языков, а последнее обращение к Поле являлось номером, начинавшимся с кода «+39». Настойчивый итальянец добивался встречи и, по всей видимости, добился. Вот только в то, что никакого Доминика не существует, зато есть явившийся на свидание Фабио, я верила с той же силой, что и в округлость Земли. Хотя, учитывая последние события, даже в столь очевидном убеждении можно усомниться. Все зависит от того, с какой стороны посмотреть.

Перенеся необходимую мне информацию в смартфон, я захлопнула ноутбук и поднялась с расшатанного стула, колесики которого были почти парализованы. Стараясь не шуметь, вышла из комнаты и проскочила в ванную, торопясь закрутить краны.

С кухни доносились звуки бряцания чашек о блюдца и спастического кашля Светланы Васильевны. Пройдя сквозь завесу из нанизанных на ниточки бусин, я почувствовала стыд, раскаленной иглой уколовший сердце. Бросила Лешку, обманула маму Поли, правда, ради спасения ее дочери. С моим появлением в кухне вялый разговор стих, на меня никто не поднял глаз. В звенящей тишине я отодвинула обеденный стул, оглушительно чиркнувший ножками по старому паркету. Какое-то время мы молчали, затем Светлана Васильевна подала голос, дрожащий от невыплаканных слез.

– Садись уже. Чего возилась так долго?

Стоило моим губам раскрыться, чтобы снова солгать, как Лешка, спасая меня от греха, уверенно произнес:

– Да она все время пропадает в туалетах, это ее нормальное поведение, – для правдоподобности он даже махнул рукой, давая понять, что подобное и яйца выеденного не стоит. Не желая опровергать или подтверждать это заявление, я просто присоединилась к сидящим за шатким столом. Кружевная скатерть, некогда белая, усеяна чайными пятнами. На чашке, поставленной для меня, виднелся скол. Придется развернуть ее от себя, чтобы не пораниться. Жаль, с людьми такое не работает: они ранят нас со всех сторон, иногда сами не понимая и не желая того. Что Луиза, что Поля…

– Никаких известий? – хрипло спросила Светлана Васильевна. Мне было жаль губить ее надежду, но рассказать о своих домыслах я не могла. Если бы это был просто человек, а не существо неизвестно какого возраста, то я бы, безусловно, сообщила о выясненном. Сейчас же ситуация требовала выдержки и умения держать язык за зубами.

– К сожалению, нет, – покачала я головой. Светлана Васильевна всхлипнула.

– Простите… В полиции я заявление написала. Хоть бы Поленька вернулась, – в отчаянии прошептала женщина и как-то неловко, как человек, не привыкший помогать делу слезами, заплакала. Мама Поли человек жесткий, требовательный, но когда дело касалось дочери, каменное сердце разбивалось в крошки. Стараясь облегчить душевные терзания Светланы Васильевны, я накрыла ладонями ее руки, разрывающие мокрую от слез салфетку.

– Найдется, обещаю, – слова, на которые я не имела права, сами вырвались из меня. Светлана Васильевна подняла на меня глаза, оторвавшись от созерцания обрывков салфетки.

– Верю, как же я верю… – проговорила она, и ее пальцы сжали мою руку. Бросив взгляд на Лешку, я заметила осуждающее выражение на его лице. Сделанного не воротишь, отступать нельзя. Немного посидев со Светланой Васильевной, мы подождали, когда волна истерики схлынет. Прощание вышло скупым, словно она хотела поскорее нас выпроводить. Уже на выходе из подъезда, в голову закралась мысль, что Лешка все это время не проронил ни слова.

– Ты в порядке? – Я хотела посмотреть ему в глаза: они точно не скроют его истинных чувств. Он отвернулся, пряча взор за челкой.

– А как ты сама думаешь? Наобещала ей того, чего выполнить не сможем. Ну, где мы Полю искать будем? – Рокот злости донесся из потаенных глубин его души. Не могла и представить, что он способен так рассердиться. Слегка опешив, застыла на месте. Заметив, что меня нет рядом, он остановился и развернулся ко мне.

– Что еще? – окатил меня недовольством Лешка. Не собираясь сдаваться во власть эмоций, спокойно ответила:

– Леш, я знаю, где она. – Спохватившись, исправилась: – Точнее, знаю, с кем.

Друг вздохнул, глядя на меня так, будто я не слишком одарена интеллектом. Ветер смахнул с его глаз непокорную челку.

– И с кем же Поля?

Набрав в грудь побольше воздуха, я выпалила:

– С Домиником, точнее, с Фабио. Это один и тот же человек. Фабио представился ей Домиником, и это именно он встретил ее после кино.

Лешка растерянно заморгал. Потом одарил сочувственным взглядом, положив тяжелую ладонь мне на плечо.

– Бывает. Хотя, конечно, странно, – задумчиво произнес он, почему-то обведя взглядом небо. Насторожившись, я на всякий случай уточнила:

– Что странно?

Печально улыбнувшись, Лешка погладил меня по голове, точно ребенка.

– Вроде осень, солнце не печет, а перегреться ты умудрилась.

– Ну, знаешь! Нашел время для шуток, – взвилась я, сбрасывая с себя его руки. Холодный рассудок проиграл чувствам.

– Хоть что-то нашел, – мрачно подметил друг. Остыв, я осознала, что если желаю спасти Полю, то кого-то посвятить в происходящее просто необходимо. «Регикану» доверять нельзя. Как назло, Луиза настоятельно просила прийти раньше, но Поля важней. Отель никуда не денется.

– Мне нужно тебе кое-что рассказать. Пойдем в наше кафе?

В глубине души я боялась, что Лешка откажется со мной куда-либо идти. К чему лишние проблемы? К счастью, буквально через мгновение выяснилось, что напрасно я так плохо о нем думала, поскольку он едва ли не перебил меня:

– Естественно! Надо, заодно проветрим головы. Тут же недалеко: всего около трех километров. Пройдемся.

Лешка уже направился в нужную сторону, не ожидая от меня сопротивления.

– Для бешеной собаки сто верст не крюк, – пробурчала я, но послушно направилась за ним.

– А опытный игрок лишние метры не бегает, да? – хмыкнул друг. Неожиданно для себя самой я рассмеялась. Спустя мгновение мы хохотали оба, вызывая у случайных прохожих недоуменные взгляды. Когда рядом близкие, даже дышать становится легче. У меня появилось чувство, что Полю мы отыщем. Во что бы то ни стало.

Глава 5. Пламя Парижа

За бортом ночь вступила в свои права, а я читала при неярком свете фонарика приборной панели, горевшего над моей головой. Отложив сборник стихов Бродского на столик, повернулась к окну. Безлунная чернота, словно холодная бездна, вглядывалась в ответ, стремясь заманить меня в свою ловушку. Если долго вглядываться во тьму…

Самолет вознес нас высоко над спящим городом, паря над мягким одеялом облаков. Луиза заняла соседнее кресло с кожаной отделкой и сосредоточенно печатала сообщения в телефоне, иногда переключаясь на ноутбук. Одетая в шелковый топ и узкую кожаную юбку, она ерзала, стремясь сесть поудобней, из-за чего ткань юбки забавно скрипела о сидение. Луиза делала вид, что не замечает моих смешков, как и молчаливого протеста. А бунтовать я начала еще до полета, едва вернулась домой из кафе.

Восстание разгорелось, как только часовая и минутная стрелки наручных часов слились на полудне. Двенадцать. Роковая цифра напомнила о той поре, когда мы еще собирались все вместе, и наша компания занимала самый последний столик в углу кафе, с плюшевыми диванами. Обычно мы просили подлить в чайник кипяток, а сами засиживались до полуночи. Улыбчивые официанты нас хорошо знали. Сквозь года их отношение к нам не изменилось. Они были вежливыми и в моменты нашего общего безденежья, чем грешит юный возраст, и в настоящие безбедные дни. Жаль, последнее относилось только к суммам на банковских картах, а прочих бед хватало. Калейдоскоп образов и мыслей крутился у меня в голове. Разум ликовал от осознания, что Лешка воспринял полуправду, рассказанную мной, без присущей ему иронии и скептицизма. Сердце рвалось на куски от нахлынувших чувств, кричащих об обидах на друзей, что так и не выросли, гнева на мать, которая и слышать не желает мои мольбы о необходимом мне воздухе. Оковы ее опеки нерушимы. Придется поступить как с отъездом в Штаты: просто собрать вещи и улететь. Тихо, без скандала.

Едва я переступила порог квартиры, ураган переживаний сменила усталость от постепенно превращавшихся в обыденность ссор. Мама гремела посудой на кухне, а я, раздевшись, стояла в коридоре, не зная, стоит ли начинать с ней разговор. Поколебавшись, после мытья рук к маме заглядывать не стала. Написала Луизе небольшое сообщение о готовности вылететь в ближайшее время и добавила просьбу переночевать сегодня в отеле. Ответ последовал незамедлительно: «Ок. Паспорт!». В этом вся Луиза. К чему тратить лишнее время? Ее скоропалительность поражала: казалось бы, все время мира перед ней, и, возможно, она еще сама этого не осознавала. Проживи Луиза столетия, как Фавий, спешить бы не стала. Упоминание о владельце «Регикана», хоть и не сказанное вслух, заставило волоски на теле приподняться. Как встает шерсть дыбом у животного, почуявшего опасность… Или от неясных страстей, которые зарождал во мне Фавий. Душа трепетала от странной надежды. Правда, понять, на что я надеялась, пока получалось с трудом. То ли на встречу с отцом, на откровение о собственной судьбе; то ли на любовь, какой бы она ни была. Возможно, я перечитала романов. Порой склонность воспринимать реальность в розовых тонах несколько отравляла мне жизнь, послевкусие яда ощущалась на языке после очередного испытанного разочарования.

Сборы отняли у меня около полутора часов, и, когда я выкатила небольшой чемодан в коридор, наткнулась взглядом на мать, подпирающую спиной входную дверь. Ее руки были скрещены на пышной груди, брови свелись к переносице. Весь вид мамы свидетельствовал о готовности к очередному сражению. Новому бою за обладание моей душой.

– И куда ты собралась, позволь спросить? – она оттолкнулась от двери и сделала шаг ко мне. Отступать я не собиралась: только не сегодня. Поправив длинные рукава платья из черного бархата, которое надела для побега из дома, спокойным тоном ответила неслыханную для ушей матери дерзость:

– Позволяю. На работу, а потом лечу в Париж.

Мама смотрела на меня округлившимися глазами, раскрыв от изумления рот. «Какая наглость!» – бегущей строкой читалось на ее застывшем в удивленной гримасе лице.

– Что?.. Какой еще Париж?

Тряхнув волосами, я выдавила улыбку, пропитанную ядом, и припечатала:

– Обычный. С Эйфелевой башней еще такой, представляешь?

На секунду мне привиделось, что побледневшая мама схватилась за сердце.

– Зачем?..

Раздраженное фырканье сорвалось с моих губ.

– Командировка, – отрезала я, натягивая пальто и одновременно с этим пытаясь попасть ногой в ботинок. Мама тяжело выдохнула, будто собираясь мне сказать нечто не слишком приятное.

– Ни в какую командировку ты не поедешь, – строго заявила она. Успешно справившись с ботинками, я уже застегивала пальто.

– Боюсь, перед тобой уже не ребенок. Мое решение обсуждению не подлежит.

Мать распростерла руки в стороны, загораживая собой выход к долгожданной свободе.

– Не пущу! Тебя я не потеряю, – точно раненый зверь взревела мама, вновь прижимаясь к двери в отчаянии. Ни один мускул не дрогнул на моем лице. Искусное лицедейство матери более надо мной не властно. По телу разлилось легкое покалывание; по венам пробежала разгоряченная кровь, электрические импульсы теплом ощущались в кончиках пальцев. Неуловимо для взора, непостижимо для разума полутьму коридора загнал в углы мой свет. Золотые искры, пламенеющие лучи озарили небольшое пространство.

– Юленька… нет, что же ты творишь? Сгорим… Все мы сгорим, как твой отец… – прохрипела мама, трижды перекрестившись. Последний раз ей не удалось сделать это правильно.

– Отец не сгорел, а от Юли ты просто избавилась, как от неудобной вещи. Ты думаешь, я не знаю про психиатрические больницы, про Техас, когда ты бездушно отдала родную дочь в чужую семью, лишив ее дома, выбора, детства. Она сожгла саму себя, спасая других, и это целиком твоя вина.

Занеся меч правосудия над головой матери, я без колебаний рассекла воздух и вонзила его в плаху. По маминому лицу текли слезы, она их даже не заметила. В родных глазах мелькнуло осознание, кто перед ней, и мама отошла в сторону, безвольно прошептав:

– Ее отец сгорел. Он обратился в пепел, а я вышла замуж еще раз и вновь ошиблась.

Ответом маме послужил звук захлопнувшейся за мной двери, разделивший нас словно река берега.

Асфальт затемнил пролившийся с неба дождь, тяжелые капли хлестали меня по спине, стекали с мгновенно намокших волос. Луиза прислала за мной водителя, и я сразу устремилась к черному «Майбаху». Знакомый мне водитель с недовольным лицом забрал чемодан и распахнул передо мной дверь автомобиля. В салоне на заднем сидении ждала Луиза.

– А ты что здесь делаешь? – от неожиданности выпалила я. Серые глаза закатились, мелькнули склеры, как у провидицы.

– Думала, тебе нужна будет поддержка, а ты у нас вон какая самостоятельная, – саркастично протянула она, щелкнув пальцами водителю, едва успевшему вернуться за руль.

С неодобрением проследив за ее жестом, я съязвила:

– Царские замашки? Кровь голубая взыграла?

Уголки губ Луизы чуть приподнялись, намекнув на улыбку.

– Савва не обижается, верно? – изогнула она бровь, посмотрев в зеркало заднего вида. В отражении мелькнули ореховые глаза. После короткого «угу» Саввы мы тронулись с места и направились в «Регикан».

– Паспорт! – Луиза требовательно выставила раскрытую ладонь.

– До отеля не подождет? – пробурчала я, но все же извлекла из сумочки документ и вложила его в руку Луизы. Цепкие пальцы раскрыли паспорт, холодные глаза пробежались по страницам. Затем наставница спрятала добычу в карман своего кремового пиджака.

– Да у тебя и виза открыта, ты облегчила нам задачу, – она издала короткий победный смешок, блеснув зубами.

– Так уж вышло, – пробормотала я себе под нос, всем видом показывая, что помогать им в мои планы не входило.

– Фавий будет доволен, – кивнула Луиза, – можем вылетать завтра.

– Он полетит с нами? – поинтересовалась я, сама не зная, на какой ответ надеялась. Платиновая голова качнулась.

– Нет, но его самолет в нашем полном распоряжении, – тихонько проговорила Луиза, блаженно откидываясь на сидении. А я почувствовала горькое разочарование, понимая, что мне хотелось бы, чтобы Фавий отправился с нами.

«Регикан» встретил нас тишиной и спокойствием. Роман расслабленно облокачивался о стойку, не удосужившись выпрямиться, когда мы вошли в холл. В лифте я по привычке потянулась к уже ставшей родной кнопке «7». Но Луиза меня опередила, ткнув острым ногтем в цифру четыре.

– Тебе нужно сначала заселиться. Поживешь в смежной комнате со мной, сейчас нет свободных номеров, – пояснила она. Нахмурившись, я с недоверием поглядела на Луизу.