- -
- 100%
- +
– Я подумаю, – Ольга с силой дёрнула руку, и освободившись, бросилась со всех ног в свою комнату. Детский мозг требовал покоя, чтобы осмыслить, и разложить по полочкам все что произошло. Убегая, Оля, не смогла удержаться, и оглянулась на Инессу Николаевну. То, что она увидела, заставило её вздрогнуть – Инесса Николаевна смотрела ей вслед, побелевшими от злости и досады, ледяными глазами. Её взгляд излучал такую ненависть, что Ольга припустила бежать со скоростью, какой позавидовал бы даже олимпийский бегун.
Вбежав в комнату, Оля шлёпнулась на ближайший стул, и обхватила ладошками голову. Она даже не заметила, что в комнате находится Кира, которая с её шумным появлением оторвалась от своей книжки, и теперь встревожено смотрела на подругу.
– Оля, что случилось? За тобой что, вампиры гнались? Кто тебя так напугал?
Немного отдышавшись, Оля смогла ответить.
– Кира, меня хотят удочерить. Она говорит, что она великая певица, и я буду ездить с ней по всему миру, и все у меня будет на блюдечке, а глаза у неё злющие-презлющие, и я не могу понять, что ей на самом деле от меня нужно, – путано от волнения стала объяснять Оля.
– Да, странная история… – задумчиво ответила Кира. – Не помню, чтобы что-то подобное у нас было. – Кира задумалась. Она вообще была, по общему мнению, самой вдумчивой и рассудительной девочкой.
– А что теперь делать-то? – спросила Оля.
– Знаешь, Оля, ты пока не спеши с выводами, и не отказывайся, но и согласия не давай. Присмотрись к ней повнимательней, может быть она не такая уж злющая, как тебе показалось.
– А может всё-таки сразу отказаться? – неуверенно спросила Оля.
– Нет, ты не торопись, с этим успеется. А вдруг она и вправду даст тебе такую интересную жизнь? Может она немного капризная, и не привыкла, чтобы ей хоть в чем-то отказывали, вот она и разозлилась на тебя за то, что ты сразу не согласилась. Она певица, наверно, избалована вниманием, обожанием, ну и всем, что у них, этих великих певиц бывает.
– Так выходит, если я соглашусь, то мне потом всю жизнь перед ней на цыпочках ходить, и рабски исполнять все её желания? А мне это совсем не нравится! Она ищет себе живую куклу для развлечений, но я этой куклой быть не хочу! – возмутилась Оля.
– И правильно, что не хочешь! Вот ты ей и объясни все. Если она поймёт, и все равно захочет тебя удочерить, значит, ты ей очень нравишься, и она будет к тебе относиться, как к человеку, а не как к красивой игрушке.
– Ты думаешь, это возможно? – засомневалась Оля.
– В умных книгах часто встречается фраза «В жизни все возможно». И я в это верю, убеждённо сказала Кира.
– Да, наверно, это правда… А вдруг она больше не придёт?
– Ну, если не придёт, то значит, не очень-то она хотела тебя удочерить. Пришла в голову очередная блажь, не получилось и ладно, чем-нибудь другим потешится. А ты выбрось все из головы, и лучше уроками займись, а то скоро ужин, а ты за них ещё и не садилась.
Оля согласно кивнула и, преодолевая своё нежелание, села за стол. Час мучительной «битвы за знание» ничего хорошего не принёс. Голова упорно ничего не хотела решать и запоминать. Сделав все кое как, и не выучив заданного стихотворения, Оля собрала учебники и тетрадки в портфель, и с твёрдой уверенностью, что завтра по всем предметам получит по двойке, уныло побрела в столовую.
**************************************
В яранге весело горел огонь, и было даже жарко не смотря на то, что там, за шкурами оленей, которыми была укутана яранга, стоял ужасный мороз. Казалось что мороз звенит, трещит замёрзшим воздухом. Что даже слова могут замерзать, едва покинув губы говорившего. Холод и темнота властвовали над всем безраздельно. Но только не в яранге Великого Шамана. Старик, со смуглым лицом, изборождённым глубокими морщинами, узкими, цепкими глазами, и седыми до голубоватого отлива волосами, которые жиденькими ручейками струились по его меховой одежде, сидел у огня, и отражения от языков пламени делали глаза Шамана красноватыми и пугающими. Но человек сидевший напротив него не испытывал страха. Только нетерпение.
– Зачем ты пришёл ко мне, Полярный Волк? Так, кажется, тебя называют? – нарушил молчание Шаман, – С чего ты решил, что я смогу помочь тебе?
– Ты Великий Шаман. И я надеялся, что сможешь помочь…
– Ты тоже шаман. – усмехнулся старик, – У вас это называется колдун, но сути это не меняет. Ты сильнее меня, я чувствую это. Так почему ты решил, что я что-то смогу, если сам ты не смог?
– Я всё испробовал. И, наверно, нет уже магических мест и колдунов, к которым я бы уже не обратился. Никто не может обойти багровый туман. Никто ничего не видит через него…
– И думаешь, что я увижу? Ты переоцениваешь мои возможности.– Шаман вздохнул и подбросил несколько небольших поленьев в огонь. – Если никто не смог, то и я не смогу… Хотя, очень хочу тебе помочь!
– Хоть попытайся! – в голосе Полярного Волка звучало отчаяние, – А вдруг получится?!
– Нет смысла, поверь мне. Я ничего не смогу разглядеть через багровый туман. Как не смог и ты… Но, возможно, я помогу тебе чем-то другим. – Шаман встал, и начал что-то искать под шкурками песцов, горкой сложенными подальше от огня. И продолжал говорить. – А почему тебя называют Полярным Волком, ты же не из здешних мест?
– Я белый волк. А белые, только полярные волки. Так меня назвали другие, не сам я… И я, действительно, не из этих мест. Я тут впервые.
– Нашёл! – наконец обрадованно сказал старик Шаман, и протянул на тёмной своей ладони какой-то красный, маленький комочек. – Это семечко особого растения! Из него вырастет северный волшебный цветок. Его аромат погрузит тебя в особенное состояние, которое даёт возможность видеть и слышать растения, и, возможно, сам цветок тебе покажет путь к спасению тех, кого ты любишь. Может быть, этого будет недостаточно, чтобы узнать ответы на все твои вопросы, но ничем другим я помочь тебе не могу. Однако, ты должен знать, что этот цветок потребует жертвы. Я объясню. Посадить его можно прямо в снег, и он вырастет, и расцветёт прямо на глазах! Но ему нужно дать хоть каплю твоей крови, и самое главное – Солнце! А у нас, как ты знаешь, сейчас полярная ночь, и Солнца нет вообще. Тебе надо добраться до того места, где над горизонтом всходит Солнце, и под его лучами посадить это семечко. Но! Ты не можешь мгновенно переместится с помощью колдовства – это и есть жертва! Тебе придётся обернутся белым волком, и бежать что есть сил! Волком ты добежишь гораздо быстрее. А путь туда неблизкий. И надо успеть, ибо там тоже на очень короткий срок поднимается Солнышко над горизонтом. Семечко это надо держать в тепле до того, как ты его посадишь. Положи его ближе к сердцу, и смотри, не заморозь! Не потеряй!
– Спасибо тебе, Великий Шаман! – горячо поблагодарил старика Полярный Волк. Взял с ладони Шамана семечко, и положил возле своего сердца. – Так я поспешу. И буду бежать как можно быстрее. Прощай!
– Прощай, Полярный Волк! Пусть тебе сопутствует удача!
– Да, удача мне не помешает. И тебе удачи, и долгих лет жизни!
И вот уже не человек, а белый волк стоит перед Шаманом. Волк склонил голову в поклоне, и быстро выскочил из яранги. Шаман сел на своё место у огня, и стал в него подбрасывать поленья. Задумался. Закрыл глаза и тихо сказал:
– Зло стоит на твоём пути, Полярный Волк, но надеюсь, что ты справишься с ним…
*****************************************
На следующее утро у Оли неожиданно поднялась температура, и она осталась в кровати до прихода доктора. Ничего страшного с ней не случилось. Небольшое покраснение горла, слабость и головная боль, как установил доктор, были следствиями лёгкой простуды, и небольшого переутомления. Ей был прописан трёхдневный постельный режим, микстура, фрукты и молоко с мёдом. От домашних заданий её пока освободили, чтобы дать организму как следует отдохнуть. Выспавшись вволю, и навалявшись в кровати, Оля решила, что вполне уже отдохнула и, поскольку делать было нечего, взялась учить роль. Как ни странно, но роль запоминалась довольно быстро по сравнению с предыдущим днём. Выучив почти половину, Ольга, отложив пьесу, стала расхаживать по пустой комнате, и вслух повторять слова роли, стараясь придать им ту интонацию, какая требовалась по сюжету. Так, шагая туда-сюда, она подошла к окну и, не особо всматриваясь в пейзаж за окном, продолжала заучивать реплики. Но что-то вдруг привлекло её внимание – во дворе Оля увидела Инессу Николаевну!
Она стояла замёрзшая, с красным от мороза носом и, переступая с ноги на ногу, чтобы согреться, напряжённо всматривалась в окна. Ольга отпрянула от окна. «Она пришла!» – радостно вспыхнуло в сознании девочки. «Значит, я ей действительно нужна!» От этих мыслей стало вдруг так тепло на сердце, так хорошо и светло, что и роль Снегурочки, и болезнь, и усталость как бы перестали существовать. Оля подошла к окну. Инесса Николаевна все ещё стояла на том самом месте посреди двора, и все так же смотрела на окна. Вдруг взгляды их встретились, и обе они замерли в ожидании. Инесса Николаевна постаралась улыбнуться, но оттого, что щеки и все лицо её были очень замёрзшими, улыбка получилась жалкая и кривая. И Оле неожиданно стало жалко эту женщину, так долго стоявшую на морозе, и такую теперь несчастную, что она тоже в ответ заулыбалась, и даже помахала ей рукой. Инесса Николаевна обрадовалась этому, замахала в ответ двумя руками, видимо совсем забыв, что в одной руке была сумка. От резкого взмаха сумка вылетела из руки, упала на снег, и из неё высыпались дорогие шоколадные конфеты, апельсины, яркие плюшевые зверята, и разноцветные коробочки, перевязанные ленточками. Гулявшие во дворе дети бросились помогать складывать обратно в сумку рассыпавшееся богатство, и Оля заметила, что Инесса Николаевна каждому из них дала несколько конфет, и по апельсину. Все остальное было собрано в сумку, и сумка внесена в дом. Инесса Николаевна, счастливо улыбаясь, помахала Оле на прощанье рукой, и пошла к воротам, за которыми стоял ярко-красный легковой автомобиль. Женщина быстро села в машину, и уже через минуту роскошный, сияющий лаком автомобиль, тронулся с места, и скрылся из виду. И тут же в дверь постучали и, не дожидаясь ответа, ввалились два краснощёких младшеклассника: Витька и Севка из второго «Б», и радостно сообщили Оле, что они принесли ей посылку от красивой тётеньки, и теперь им за это полагается вознаграждение. В руках у мальчишек была та самая сумка, которая выпала у Инессы Николаевны во дворе. Оля не была удивлена. Ещё когда детвора во дворе собирала конфеты и игрушки, Оля поняла, что все это принесли ей. А то, что Инесса Николаевна так щедро раздавала детям гостинцы, нисколько её не обидело, а наоборот, заставило посмотреть другими глазами на эту женщину, и этот новый взгляд был полон симпатии к ней.
– От кого это? – разыгрывая полную неосведомлённость, с наигранным удивлением спросила Оля.
– От одной доброй тёти. Ей сказали, что ты заболела, и она принесла тебе гостинцев, – ответил более смелый Севка.
– Она просила передать мне что-нибудь на словах? – спросила Оля.
– Говорит – пусть выздоравливает, и мы встретимся, – вступил в разговор Витька. – То есть, конечно, не мы, а вы… Ты и она, понятно?
– Понятно, – улыбнулась Ольга. – Вот вам за труды по апельсину и по три конфеты. Большое спасибо вам, мальчики!
Оля раздала вознаграждение мальчишкам, и те довольные, побежали снова на улицу продолжать свои игры. А Оля с волнением и любопытством стала доставать из большой полотняной сумки то, что там ещё осталось. Апельсинов осталось только три, конфет ещё довольно много, четыре маленьких плюшевых игрушки, умещающихся на ладони – красный медвежонок, голубой зайчик, оранжевая белочка и очаровательный дымчато-сиреневый енот. Но самым любопытным были блестящие коробочки, их было три, две совсем маленькие, а одна очень большая и самая загадочная. В двух маленьких лежали: ажурное зеркальце, и детский браслетик из цветного стекла. А в самой большой была потрясающая фарфоровая кукла! И она была так похожа на саму Олю, что казалось, эту куклу делали на заказ с Олиной фотографии. Только Оля была ещё маленькой девочкой, а кукла была похожа на девушку лет семнадцати. На ней было красивое вечернее платье из синего бархата с изящной золотой вышивкой. Низ платья и рукава были обшиты воздушными белоснежными воланами, на груди у куклы сверкало ожерелье, а в уложенных золотисто-каштановых волосах переливалась всеми цветами радуги дивной красоты диадема. Самым же удивительным было её лицо – оно было как живое. Тёмно-синие глаза казалось, излучают какую-то непонятную энергию, как будто кукла хочет что-то сказать, и никак не решится.
От нахлынувшего восторга у Оли закружилась голова, и она даже присела на кровать. Такого подарка ей никто никогда не делал, и ничего подобного Оля не ждала. Она осторожно вынула куклу из коробки и стала рассматривать её подробно, со все больше возрастающим восхищением. Даже в самых дорогих магазинах, и на витринах, такой роскошной куклы Оле видеть не приходилось. Это было чудо! И теперь это чудо принадлежало ей! Сразу забыв и про роль, и про все на свете, Оля занялась этой куклой – надо было подумать, куда её посадить или лучше спрятать от посторонних глаз, а то вдруг кто-нибудь без разрешения возьмёт её поиграть и сломает. Одна мысль о такой возможности очень испугала Олю, даже, прежде неведомая ей, жадность и подозрительность, вдруг, откуда-то появились в мыслях. И поискав глазами, куда можно прятать куклу, и не найдя такого места, Оля решила не расставаться с этой куклой ни на минуту, и крепко прижала её к груди.
*****************************
А далеко, за полярным кругом солнце ещё и не думало подниматься над горизонтом. Полярная, зимняя ночь царила на всех бескрайних просторах тундры. Тёмно-синяя, густая, до фиолетового оттенка небесная высь, соприкасаясь с белым снегом, отражалась в нём как в зеркале, и непонятно было где заканчивается небо, и начинается тундра покрытая ровными снегами. И в этой густой синеве без звёзд, бежал по снегу, почти его не касаясь, огромный белый полярный волк. Он как будто летел! Не зная усталости, не чувствуя ужасного холода, и не ощущая под ногами корки от обледенелого снега, и льдинок, которые ранят животным лапы, когда они забиваются им между подушечек лап. Лапы волка уже были изранены, и оставляли кровавые следы на снегу. А левая лапа особенно сильно кровоточила, как будто ножом резанули по ней. Из раны струилась кровь, стекала на белую шерсть волка, отчего левая лапа уже была красной. И едва кровь его касалась снежного покрова, тут же застывала красной кляксой на безупречно – белом, сверкающем снегу. Волк не обращал на раны ни малейшего внимания. Он бежал всё быстрее и быстрее по одному ему известному пути, к никому кроме него неведомой цели. Не останавливаясь, не давая себе ни минуты передышки. Бежал, бежал…
*****************************************
Размышления Оли по поводу подаренной Инессой Николаевной куклы, и как обезопасить её от чужих рук, прервали вернувшиеся из школы девочки.
– Смотрите, какая у меня кукла! – бросилась к ним Оля.
Девчонки обступили её и, перебивая друг друга, стали расспрашивать.
– Откуда у тебя она?
– Кто тебе дал?
– Наверно очень дорогая. Какая красивая!
– Мне её подарила Инесса Николаевна – радостно стала рассказывать Оля. – И ещё вот зеркальце, браслет. Тут есть апельсины и конфеты, угощайтесь! Да и ещё вот игрушки… – радостно тараторила Оля.
– Вот видишь, она пришла, значит, она серьёзно о тебе думает, – разглядывая подарки, сказала Кира. – Просто так из жалости такие дорогие подарки не дарят.
– Это точно. Она на самом деле хочет тебя удочерить, – серьёзно сказала Таня. Эта Инесса не то, что та Анна Ростиславовна, ходила, ходила, потом пропала. И чего ей, спрашивается, было нужно?
– Какая Анна Ростиславовна? – с недоумением спросила Оля.
– Ну, как какая? Та, что осенью к тебе приходила, фрукты носила, – удивилась короткой памяти подруги Таня. – Ты что, правда забыла?
– Может, ты чего путаешь, Танюха? Не помню я никакой такой женщины.
– Оль, ты нас не пугай, пожалуйста, – вступила в разговор Марина. – Мы знаем, что ты заболела и переутомилась, но не до такой же степени, чтобы совсем не помнить, что было несколько месяцев назад.
– Но я не помню! – Искренне ответила Оля. – Не помню, правда! Какая она? Опишите.
– Она пожилая, лет за шестьдесят, в тёмной просторной одежде, седые волосы выбивались из-под платка. Лицо хорошее, доброе… Ну что ещё? Небольшого роста, – стала вспоминать Марина.
– Нет, такой я не помню, – твердо сказала Оля. – Может случайная прохожая. Пожалела сиротку, дала фруктов, осенью они дешёвые.
Марина с Таней недоуменно переглянулись, и остались в полной растерянности от таких слов. Кира тоже опешила, но быстро пришла в себя.
– Ладно, не помнишь, так не помнишь. Я читала в одной взрослой книге, что у людей так иногда бывает, если им о чем-то тяжело или неприятно вспоминать, то память может заблокировать это воспоминание, и снова все вспомнить можно лишь под воздействием гипноза.
– Может тебе надо гипноз пройти? – предложила Таня. – А то странно как-то…
– Не нужен мне никакой гипноз. Теперь у меня есть Инесса Николаевна, она меня удочерит, и зачем, спрашивается, мне помнить какую-то старуху, – почему-то разозлилась Оля. – Мне теперь вообще никто не нужен кроме моей будущей мамы. И не приставайте ко мне со всякими вашими глупостями.
– Ну и пожалуйста. Очень надо! – обиделась Таня. – Может ты и роль теперь учить не будешь? Или ты зазналась от счастья?
– Я не зазналась. И роль мне ваша совсем не нужна. Новый год я буду встречать со своей семьёй, и мы поедем в Финляндию! Вот так! А вы смотрите на меня, как злобные кошки потому что мне завидуете! Потому что у вас ничего такого не будет! – с этими словами Оля сгребла все свои подарки со стола и, прижав к себе, завалилась на кровать лицом к стене. Девочки никогда не видели Олю такой, они её просто не узнавали. Молча переглядывались, не зная, как на все это реагировать, и с чего это вдруг произошла такая перемена с их всегда доброй и весёлой подругой? Неужели Олина болезнь так повлияла на её сознание? Или было что-то другое, чего они не знали и о чем даже не догадывались? А сама Оля между тем спокойно уснула, крепко прижав к себе подаренную куклу.
Именно в этой кукле и был ответ на все вопросы. Непростую, очень непростую куклу подарила Оле Инесса Николаевна. Но разглядеть это, и все понять мог только человек, наделённый особым даром, которого у Олиных подруг, конечно же, не было. Так и остались они в полном недоумении, обиженные, рассерженные, и даже немного напуганные. С твёрдым решением больше к Оле не приставать ни с чем, не разговаривать и вообще стараться её не замечать, то есть ей объявили бойкот. И напрасно. Оля была уже околдована злыми чарами волшебной куклы. Олина душа и сердце как будто уснули, а злое колдовство вступило в полную власть над ней.
***************************************
В чертоге Серебряных драконов продолжался разговор Чернолика с Фротом. Даже не разговор, а что-то вроде пытки, и выбивания признания. Чернолик крепко держал в своей сильной руке испуганного Фрота, и не обращая внимания на его визги, медленно, с ухмылкой палача, делал попытки корни пня – Фрота сломать. Первый корень издал сухой треск. Фрот завизжал всё отчаянней. Но Чернолик, кажется упивался его мучениями.
– Когда ты говорил, что подслушал драконов, я поверил тебе только наполовину. Да, ты что-то слышал, это было правдой, но всё остальное было для меня неясно. Однако, в сумрачном лесу кроме нас и драконов никого не было, и я не мог догадаться, что был кто-то ещё. Тот, чей голос сейчас прозвучал- кто это? Это он тебе рассказал как попасть в чертог?
– Я не знаю! Не знаю! Клянусь тебе! Я не видел, и он не назвался. Отпусти! Мне очень больно! Я всё расскажу тебе без утайки!
– Конечно расскажешь! – зло ухмыльнулся Чернолик, – Деваться тебе некуда. Я отпущу, но на время. На то время, пока ты говоришь правду!
– Я буду говорить только правду! – со слезами в голосе запричитал Фрот.
– Говори! Я слушаю. И не вздумай молчать! Твоё молчание будет для тебя ещё мучительнее, чем ложь!
– Да, мне сказал, что надо сделать голос. Вот этот самый голос, что говорил сейчас! И я очень обрадовался! Я так долго был пнём… Раскисшим, вонючим пнём на болоте! А ведь я когда-то был очень красивым! Самым красивым! Так все говорили! – Фрот зарыдал, и продолжил еле сдерживая рыдания в голосе, – И я полюбил самую красивую в мире девушку. И она полюбила меня. Мы были так счастливы вместе. И так глубоко несчастны, когда нам приходилось разлучаться. И я захотел навсегда стать человеком, отказаться от всего – ради неё! Ради нашей любви! Но наше Священное, родовое дерево не отпускало меня, и я решился – я срубил его! Что было потом, ты знаешь… И вот, внезапно, я слышу голос, который говорит, что всё возможно вернуть! И мою внешность, и молодость, и возможность жить как человек! Но самое удивительное, это снова встретить мою любовь!
– Это невозможно! Её давно уже нет в живых!
– Её нет… Но её праправнучка, она одно лицо с ней! В ней течёт кровь моей любимой! У неё такой же голос, и такой же добрый, лучистый свет в голубых как весеннее небо глазах! И она пока не в кого не влюблена… Она ждёт меня.
– Ну, с этим всё понятно. Хотя нет, тебе что, показали её? Как ты её увидел?
– Мне сказали просто закрыть глаза… И я увидел. В другом доме, там всё вокруг было другое, и одежда и еда, вообще всё! Только Она была моей, прежней!
– А не морок ли это – засомневался Чернолик, – Ты уверен, что тебя не обманывают?
– Уверен, что всё правда. Я чувствую это. И был миг, когда она, цветочек мой, что-то почувствовала, повернулась, и посмотрела мне прямо в глаза. И так улыбнулась, как улыбалась мне моя Любушка! Это такое неописуемое счастье! Можно умереть, не пережив восторга!
– Прекрати! Я не намерен выслушивать твои влюблённые трели! Ближе к делу! И не надейся, что ты меня разжалобишь своим нытьём о неземной любви!
– Я и не надеялся, – грустно отозвался Фрот, – У тебя каменное сердце…
– Хуже! У меня сердца вообще нет! И так, я должен был бы открыть сосуд, в котором хранится твоя суть и магическая сила. Но как?
– Если наденешь орден Серебряных Драконов. Ненадолго, на несколько минут к тебе силы колдуна вернутся. Этого хватит, чтобы распечатать мой сосуд. А потом этот орден рассыплется искрами и исчезнет.
– Но у меня нет ордена Серебряных Драконов! А может, он есть у тебя? Не зря же ты всё перерыл на нижнем этаже замка. Ты нашёл его, верно?
– Да, нашёл. Хотя он был очень хорошо спрятан. Я долго искал…
– Ближе к делу! Предположим, я всё сделаю. И что потом? Ты получишь всё, о чём мечтал, а я? Превращусь в некую дымку, и займу место в сосуде? Ведь он же не может оставаться пустым! И ты запечатаешь его. Так?!
– Да, так! – в отчаянии заорал Фрот, – Так! Но у меня нет другого выхода! Я пошёл на страшное преступление против своего рода срубив Священное дерево! Они все прокляли меня! Они все лишились колдовской силы, а жить как живут обычные люди не хотели, и не умели… Я погубил и их, и себя! С собой я поступил особенно жестоко, обрёк на омерзительное существование! Так почему я должен жалеть тебя?!
– Не должен. И я не должен, и не хочу жалеть тебя. Отдай мне орден драконов! Я распоряжусь отпущенными колдовскими минутами по своему усмотрению.
– Не отдам! – взвизгнул Фрот, – Ни за что не отдам! У меня не останется шанса…
– У тебя его нет и сейчас! – взревел Чернолик. Схватил Фрота, и начал так его трясти, что самые тонкие отростки от корней, отломились и полетели в разные стороны. Но орден не выпал. Сколько бы Чернолик ни сжимал, ни бил, и ни тряс Фрота, почти оглохнув от его воплей и визга, орден вытрясти так и не смог.
– Где он?! – тяжело дыша, рявкнул Чернолик.
Но Фрот молчал. Его глаза закатились, толстые, мокрые губы безвольно обвисли, и по всему пню пошли трещины. Местами даже начали отваливаться кусочки коры. Корни пня вдруг стали сухими и ломкими. Всё тело Фрота ссыхалось на глазах, издавая резкое потрескивание. Чернолик испугался, и отбросил Фрота от себя. Пень ударился о мраморный пол, и развалился как трухлявый, весь сгнивший изнутри чурбачок. Только один его кусок остался целым, там где были рот и глаза, теперь закатившиеся под верхние почерневшие веки. Чернолик смотрел, и не верил своим глазам.
– Этого не может быть! – шептали его губы, – Мы бессмертны…
– Не бессмертны! – раздался уже знакомый шипящий голос, – Нет никого, и ничего бессмертного! Но вам, колдунам, отмеряно в семь раз больше жизни простого смертного человека.
– Да, пусть так, но Фрот не прожил и половины своего срока! – оглядываясь по сторонам, ища откуда доносится голос, резко ответил Чернолик. – Я что, убил его?