Воля Божья?

© Юрий Токарь, 2019

ISBN 978-5-4490-1624-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Роман Юрия Токаря «Воля Божья?» о том, что любовь, дружба, доброта и элементарная человеческая порядочность выше политики, грязи и меркантильности. Описываемые события начинаются в Украине в период Майданного захвата власти. Но потом действие происходит и в Крыму, и в Днепропетровске, и под Киевом, где судьбы человеческие оказываются расколотыми войной. Роман и о том как сложно, независимо от возраста, отличить настоящую любовь от простого увлечения и игры, а надежду от обмана.

Глава 1

Сумрачным утром поздней осени 2013 года сорокасемилетний преподаватель Супрунов Игорь Ярославович успел запрыгнуть в последний вагон электрички, являющейся палочкой-выручалочкой для жителей не только пригорода Киева, но и достаточно отдаленных от столицы районов. Мегаполис давал возможность зарабатывать деньги. Ведь за его пределами найти хорошо оплачиваемую работу не являлось легкой задачей. Супрунов, правда, направлялся из Тетерева не в Киев, а в Ирпень, где в

экономическом колледже преподавал предмет с загадочным названием: «компьютерная логика». Более двадцати лет Игорь учил детей, а не студентов математике и физике. А семь лет даже руководил школой. Но всегда у него тяжело складывались отношения с начальством. Будучи директором, сам взяток не брал и не возил дань в районный отдел образования, а потому, в конце концов, руководящую должность пришлось оставить. Да и потом, несмотря на быстро складывающиеся добрые его отношения с учениками, поддержку их родителей, найти общий язык с начальством получалось далеко не всегда. Вот жизнь и забросила Игоря преподавать специфическую дисциплину в экономическом колледже. Он понимал, что эта работа временная, поскольку занимал место ушедшей в декрет его коллеги. По удивительной иронии вышло так, что уже пятый раз подряд Супрунов устраивался преподавать на место декретчицы. Только раньше делал это в школах, а теперь в колледже.

Сам же он семьи не имел. Не сложилось как-то. Конечно, случайные женщины на жизненном пути Игоря, старающегося поддерживать себя в хорошей спортивной форме, встречались, но слишком уж случайные. Возможно, одной из причин отсутствия у него жены и собственных детей являлся неожиданный факт, – несмотря на свой возраст, более чем скромную, заурядную внешность, отмеченную и рано появившейся лысиной, и проблемами со зрением, заставляющими носить очки, Игорь, все-же, верил в любовь.

Вероятно, у некоторых читателей такое откровение может вызвать улыбку, но всякое случается. Однако мимолетные встречи после вечеринок, в чужих

квартирах или на природе, к светлому и возвышенному чувству отношения не имели. Правда, настоящая вспышка, именно вспышка, а не примитивные блестки чувства, мутновато отражающие свет стремления к любви, все-таки в жизни Супрунова случилась. Осветилась вся подлинная сущность Игоря, а может душа его, как вспышкой, неожиданной летней встречей с Викой, удивительной девушкой невесть как оказавшейся на планете Земля, да еще, надо ж такому произойти, именно в то время, когда на этой же планете пребывал и Игорь. Учитель, которому далеко за сорок и возвышенно летящая по своей нежности, чарующая не просто своей красотой, а хрустальной чистотой помыслов девушка Вика. Что могло быть между ними общего? Случилась вспышка эта летом 2012 года, когда согреваемое черноморским солнцем пространство совместилось причудливым образом со временем. Но невероятная сказка, как показалось тогда Игорю, не может быть долгой. А потому с грустью но без особого удивления Супрунов воспринял то, что жизнь развела его и умную красавицу (и такое бывает) сначала по разным городам, а затем и странам. Ведь позже Вика уехала из Украины в Польшу. Тающим свечением от вспышки той явилась последующая переписка в «Одноклассниках», снизошедшая или почти снизошедшая со временем на нет. Кто-то взламал «страничку» Вики, а дни бежали, выстраиваясь в длинную, растворяющуюся в своей однообразности очередь. И все тяжелее Супрунову ставало питать надежду на то, что любовь, настоящая любовь- не только красивый вымысел поэтов, отрезвляющий через некоторое время своей иллюзорной пустышностью, ведя к похмелью, а реальность, иногда, хоть и по всей видимости очень редко, но все-же внезапно рождающаяся на захламленной грехами планете. Жил Супрунов один, в однокомнаоной квартире, которую получил еще работая директором школы. Военный городок, затерянный в лесу, на границе Киевской и Житомирской области, в котором и обитал учитель, нравился Игорю, выросшему в крупном областном центре, в Днепропетровске. Лес, всегда пахнущий хвоей, и озерцо, дарующее в жаркие, летние дни прохладный блеск воды, и иллюзия умиротворенности, рожденная некоторой оторванностью от цивилизации, все это придавало городку оттенок очарования. Бывший ядерный объект, изменивший свое предназначения после распада Советского Союза, все же существовал. Но напряженка с работой в далеком гарнизоне заставляла многих его жителей искать места заработка за пределами уютного городка. Вот и приходилось Игорю каждое утро сначала автобусом, а затем электричкой добираться до Ирпенского колледжа. Втянулся. Даже с юмором относился к своему образу жизни. Услышал же когда-то от учеников забавную шутку: " Мой котенок сначала боялся пылесоса, а потом ничего, втянулся…". А с детьми учитель работал не только в школе. Каждое лето Супрунов, имея долгий отпуск, устраивался работать воспитателем в приморском оздоровительном лагере. А еще ж имелись домашние ученики, те, которых поттягивал по математике. Так жизнь его и протекала или, точнее, пробегала под стук колес электричек. Политикой он не интересовался, телевизор не смотрел вообще, хватало Интернета. Радио, правда, слушал. Напряженный рабочий ритм не то чтобы нравился Игорю, он просто жил в нем, а как иначе может быть, даже не представлял или не хотел представлять. Мол несёт жизнь куда-то, и пускай несет. Вроде ж направление правильное. Конечно, семью он создать мог. И не раз представлялась такая возможность, но не решался учитель на такой шаг. Считал, что основой семьи должна быть любовь, а если её нет…

«Главное не проехать Ирпень», – мелькнула мысль в голове у дремающего у вагонного окна преподавателя. Но проехать ему не пришлось, как и доспать, хотя бы полчаса. В Бородянке на соседних сидениях устроилась шумная компания.

«Майдан», – равнодушно отметил для себя Супрунов. Именно так он обозначал людей, пытающихся заработать на модном тренде. Проще говоря, участвующих в Киевских митингах за деньги. Расставаясь с надеждой на дрему, Игорь потянулся грустно улыбнувшись. Вспомнил как вчера, возвращаясь вечером домой, перед электричкой зашел в недорогую забегаловку-разливайку. Решил ста граммами водки заглушить ноющую боль в зубе (кстати, помогло, правда не надолго), и там услышал как продавщица обратилась к забредшему на

огонек, бессмысленно стоящему перед Супруновым, прямо у стойки, с перемноженными на ноль карманами, бомжу: «шел бы на Майдан деньги зарабатывать, а не шатался здесь!»

Супрунов же на Майдан не ездил, но с «майдановцами» встречался регулярно. Каждое утро по дороге на работу он видел, как на крупных станциях

вагон электрички набивался организованными группами «митингующих» и их поводырей, уточняющих списки «протестующих против Януковича» и выдающих деньги прямо в электричке.

Вот и на этот раз до сознания Игоря, не спеша доходил смысл, негромко произнесенных утренним «поводырем» слов, явно обращенных к «завербованным» парням: «…так это ж пока только по двести гривен, а на Майдане, после обеда еще по две сотни будет…»

«Хм…400 гривен в день. Цены растут. Раньше всего по двести платили», —

подумалось Игорю. И сразу вспомнился еще случайно услышанный вечером, пару дней назад, в Киевском метро разговор двух подростков лет пятнадцати. Один спросил другого: «ты завтра в школу идешь?», – «та нет, пойду с утра ментов бить на Майдан».

В минувшее воскресенье Игорь, чувствуя душой недобрую ауру вокруг майданных событий, ездил в Голосеевский Монастырь, чтобы поклониться Мощам Святой Матушки Алипии. Именно там записал стих, который родился неожиданно:

Я вместо Майдана ходил в Монастырь,

Там Церковь и чистые души.

Ведь именно их Божий Свет освятил,

Они меж водою и сушей.

И музыке не было места в тиши,

А только шептались о чем-то,

Ушедшие друг мой и ученики,

И мама являлась, но коротко.

Она и при жизни казалась всегда

Устало-cпокойной и тихой,

И Вася, когда приключилась беда,

Ушёл без надсадного крика.

За эту мою Православную Русь

Единую и неделимую,

Хоть грешный но все-же крещусь и молюсь,

Спасти, чтоб от непоправимого.

Когда Майдан только начинался, в самый первый его день Супрунов, как обычно, добирался на домашние занятия математикой с учениками, а по дороге слушал музыку, записанную в его видавшем виды, купленном в комиссионном магазине смартфоне. Любил песни Владимира Высоцкого, Булата Окуджавы, Татьяны и Сергея Никитиных. Но тем утром решил послушать не записи, а «Русское радио», однако ища его в насыщенном Киевском эфире случайно наткнулся на «Хит ФМ». Продолжил бы искать желаемую радиостанцию, но остановился на «Хит ФМ», вслушиваясь в завораживающий своей искренней взволнованностью голос диктора. Взволнованностью, не свойственной радио вообще, а уж тем более музыкальному, а не информационному каналу. Ведущий освещал ситуацию он-лайн, связываясь с журналистами радиостанции, находившимися на Майдане. Их сообщения и звонки радиослушателей, описывающих простыми словами для эфира происходившее, прямо с места событий, перемежались с музыкальными хитами.

Через некоторое время Игорь решил послушать сообщения о кажущихся стихийными митингах на именно информационном канале «Эра ФМ», но, странно, там звучала только музыка, чего никогда ранее Супрунов за этой радиостанцией не замечал. Долго выжидал, не будет ли все-же каких-то комментариев политологов в эфире «Эры», но безрезультатно.

А что же» Хит-ФМ»? Основной идеей, озвученной динамиком, а точнее наушниками учителя, была личная просьба радиоведущих к Киевлянам: не участвовать в массовых собраниях и не создавать толпу в целях безопасности. Ведь поведение любой толпы непредсказуемо и может привести к непоправимым последствиям. В те часы, задолго до попыток героизации переворота, дикторы особое внимание слушателей обращали на детей. Просили держать их подальше от мест скопления людей. Супрунов, будучи педагогом, эту позицию радиоканала понимал и поддерживал. Рассказывали на» Хит ФМ» и о подогнанном невесть откуда к администрации Президента тракторе, и о неудавшейся попытке ее штурма, о разбитых стеклах и металлических прутах в руках митингующих. Супрунов узнавал в тот день новости по дороге от одного домашнего ученика к другому. Включенный на смартфоне радиоприемник через наушник настойчиво врывался в привычно-размеренную, хоть и спешащую, жизнь учителя.

Супрунов вглядывался в лица «майдановцев», шумно играющих в карты в утреннем вагоне электрички, рассказывающих анекдоты и обговаривающих суммы заработков на Майдане.

«Их руками делается политика», -подумалось ему- " а им-то самим политика безралична абсолютно. Только бы деньги платили.»

Значительно позже уже, от своих бывших учеников, которых

иногда встречал в электричке, Супрунов узнал, что некоторые молодые люди до обеда зарабатывали деньги на митингах против Януковича, а после обеда на митингах антимайдановцев, проходящих неподалёку, в поддержку Президента Януковича. Понимал учитель, конечно и то, что на массовые собрания приходили и искренне верящие в возможность что-то изменить на

Украине в лучшую сторону с помощью Майдана. Но поскольку, по большому счету, Супрунов политикой действительно не интересовался, то соотнести количество «зарабатывателей» с числом «искренниих» он не мог. А кроме того следует отметить, что массовость на Майдане создавалась, в том числе, и за счет случайно попавших туда граждан, пришедших бесплатно послушать эстрадных исполнителей, «потусоваться» (на студенческом сленге, знакомом преподавателю), да еще и перекусить бесплатно. Бутербродами и кофе Майдоновцы обделены не были.

Не проехав Ирпень и добравшись таки до колледжа, Игорь Ярославович успел сварить себе кофе в кабинете для преподавателей, куда всегда приходил первым. Нет, кофеварки там не было, но учитель давно научился заваривать кофе кипятильником в обычной керамической чашке. Покупал в основном или российский, молотый «Черная карта», или финский «Президент»,

относительно не дорогой. В кофе никогда не добавлял сахар.

Едва Игорь Ярославович допил дежурный свой, утренний, горячий

напиток, как зазвонила мобилка. Секретарь сообшила о желании директора колледжа пообщаться с Супруновым. Преподаватель удивился, что начальство заинтересовалось его персоной в такую рань.

Директор, очень крупный, властный и волевой шестидесятилетний обладатель живописных, густых усов восседал в черном кожаном кресле за письсенным столом. В большом но уютном кабинете, устланом пушистым до неестественности светло-серым ковром, несмотря на соответствующие атрибуты и солидный вид Кабардина Владимира Андреевича, руководителя Супрунова, подавляюшей подчиненных атсосферы не ощущалось.

– Игорь Ярославович, повод для нашей беседы не очень приятный. Но что поделать, раз так вышло. Ваша коллега, на чьем месте вы сейчас работаете, планирует с понедельника выйти из декретного отпуска.

Супрунов соображал быстро, да и что тут было соображать. Ему предстояло искать другую работу. По большому счету не сильно расстроила учителя такая утренняя новость. Ведь чувствовал он, что не вписывается со своими педагогическими чаяниями в систему профессиональной подготовки специалистов для экономики сельского хозяйства. Не его это. Привык же работать с детьми, а не со студентами.

После разговора с директором Игорь Ярославович направился прямо в небольшую аудиторию, где его уже ожидали студенты. Их, правда, оказалось мало. Меньше половины группы.

– А где же остальные? – удивился преподавтель.

С задних парт послышались не выразительные смешки и чей-то комментарий:

– Да на Майдане они. Деньги зарабатывают.

«И действительно,» -подумал Супрунов, -" а что же это я сам не догадался?».

Ведь только вчера Игорь спорил с Павлом Бухтием, давним своим другом, или теперь уже не другом после давешнего телефонного разговора.

Доказывал ему, что по рассказам бывших своих учеников, частенько встречаемых, многие отмечались на Майдане, только чтобы получить деньги. Рассказал он тогда Павлу и о своем понимании слова «наемник».

Речь вел не о солдатах, согласных служить в любой армии мира, лишь бы деньги платили. То есть не о воинах-наемниках, умеющих убивать, но считать которых уголовниками не принято, потому что они, в отличие от преступников, носят военную форму, а значит готовы сражаться как-бы за идею, правда, за не «как-бы», а вполне реальные, хрустящие доллары или евро. Хотя, по большому счету, грань между киллерами, одевающимися в дорогих бутиках и их коллегами, что получили новенькие армейские камуфляжи на военных складах, весьма относительна.

Так вот Супрунов рассказал другу не о них. Говорил с ним искренне, долго и от души, иногда повышая голос в трубку:

– Слово «наемник» возникло в моей голове в один из холодных дней, недавно. Я зашел в уютную, по-домашнему теплую и по-хозяйски аккуратную библиотеку Ирпеня, желая посмотреть свою электронную почту. А мобилки с интернетом в кармане не имел. В читальном зале, за стеклянной перегородкой работники библиотеки давно установили несколько компьютеров, подключенных к интернету, иначе говоря, к всемирной паутине. Уж точно к паутине, затягивающе- цепкой. Несмотря на изначальную цель, -лишь посмотреть, не пришло ли ожидаемое мною письмо, сделав это, решил ознакомиться с прогнозом погоды и новостями, потом взглянуть на свою страничку в «одноклассниках», ну и так далее. Скользя по паутине я сначала, вообще, не обратил внимание на одиноко сидящего рядом со мной, в по-утреннему пустынному, компьютерно-библиотечном уголке, лысоватого мужчину лет сорока, в джинсах, свитере и коричневой куртке из кожезаменителя или, как когда-то говорил мой знакомый: « из натурального дермантина». Но внезапно у моего случайного соседа по компьютеру зазвонила мобилка. Вот тогда я и бросил на мужчину осуждающий взгляд. В таких же случаях принято сразу выходить в коридор, а не нарушать читательскую или компьютерную тишину. Но незнакомец не вышел. Впрочем, начал говорить по телефону он совсем негромко, стараясь, очевидно, никому не мешать, посмотрев при этом на меня извиняющимся взглядом. Я лишь пожал плечами, однако, отключить свой слух не мог, а потому слышал все, что говорил компьютерный сосед. И сейчас дословно, или почти дословно помню произносимые тогда им слова. Разговаривал мужчина, вероятно, со своим другом: «Да… конечно узнал, Вася… Так, ничего хорошего… Ну как почему? Жена давно потеряла работу, а нашу ж Киевскую фирму больше месяца назад закрыли, как Майдан начался. А Вика, ну, дочка моя. Ей десять уже. Помнишь?.. Да, так вот, она заболела… Серьезно ли? Сам не знаю. Две недели непонятные симптомы. Температура высокая, головная боль, рвота. Потом все проходит, а через несколько часов начинается опять. Тут, в Ирпене, никто из врачей толком сказать ничего не может… Да брали анализы… И кровь тоже, но ничего не ясно… Конечно, надо в Киев, но ты понимаешь, нужны деньги… Да пробовал на Майдан, раз две сотни заработал, а второй раз «кинули», не заплатили обещанное… Да мне все-равно, пошел бы и на антимайдан… Ну да, за Януковича… А какая разница, лишь бы рассчитывались честно… Да, если у тебя действительно будет возможность, ты узнай, но только чтобы это не кидалово было. Надо же где-то деньги брать для Вики… Нет, точно, абсолютно все-равно на майдан или антимайдан… Да… Договорились, позвонишь… Ну давай, пока…» Окончив разговор, мужчина посидел за компьютером еще несколько минут, а затем закрыл все «окна» и рассчитавшись с администратором, вышел из читального зала. Именно тогда из глубин подсознания моего и всплыло слово: «наемник», но в ушах еще стояло: " …Надо ж где-то деньги брать для Вики…", а потому сразу пришло и понимание того, что никак к мужчине, покинувшему только-что библиотеку, не подходит слово «наемник», уверенно вызывающее злые ассоциации. Ему ведь деньги необходимы были для доброго дела. А то, что на столичные «майдан» и «антимайдан» значительная часть митингующих выходила не безвозмездно, мне было известно и раньше.»

Бухтий, выслушав обстоятельный рассказ друга, только хмыкнул в трубку, не прокомментировав услышанное.

Как не прокомментировал Павел и сюжет из жизни, которым три года назад поделился с ним, тогда еще друг, Игорь Супрунов, только вернувшийся из детского санатория, расположенного в Карпатах, где он работал с группой Ворзельских учеников. В то время, до Майдана их вывозили на оздоровление бесплатно, как пострадавших от аварии на Чернобыльской АЭС. Учитель рассказал, что гуляя с детьми по укрытой осенней листвой лесо-парковой полосе, протянувшейся от корпусов детской здравницы, поведал детям

историю времен Великой Отечественной войны, о летчике Мересьеве, научившемся управлять истребителем с ампутированными ногами. А окончив рассказ, сделал вывод, что любая война страшна, потому что не только ломает людские судьбы но у многих забирает жизнь. Комментарий шестиклассника Саши, коротко подстриженного и умного, как казалось учителю мальчика, шагающего рядом с Супруновым, поразил цинизмом. Школьник, внимательно слушающий учителя, спокойно, или даже мимоходом как-то, бросил фразу: «Так, а что же страшного в том, что люди гибнут на войне. Люди ж рождаются потом». Супрунов просто опешил и уже язык его повернулся, чтобы ответить ученику: «А если ты погибнешь на войне, а потом другие люди родятся, тебе легче будет?», но все-же одернул себя, не стал так отвечать Саше.

Но преподавателя крайне поразил факт, что такая дикая мысль, в принципе,

могла возникнуть в голове его ученика.

После отработанных в колледже часов Игорь Ярославович направился к домашним своим ученикам, размышляя по дороге о том, что неплохо бы уехать в Днепропетровск, к другу. Хоть на пару недель. И могилу матери проведать, и побродить по улицам родного города. Очень хотелось уехать из Майданно-Киевского региона, вдохнуть свежий воздух Юго-Востока. И вечером, уже отзанимавшись с семиклассницей Ирой и девятиклассником Антоном, Супрунов принял решение, что получив расчетные в колледже, уедет на следующий же день в родной свой город, для начала на недельку, а там видно будет.

Глава 2

В Днепропетровск Супрунов смог попасть только 19 февраля 2014 года.

Расссчетные долго не выдавали. Да и выдали то сумму намного меньшую чем та, на которую Игорь надеялся. Несмотря на свою профессию, в бухгалтерских рассчетах учитель математики разбирался слабо и почему-то никогда не старался в них вникать. А потому несколько недель Игорь Ярославович официально трудоустроен не был, а лишь занимался математикой

с домашними учениками.

Поезд из Киева прибыл в родной город Супрунова в 5.20 утра. Как

родилось у Игоря решение искать работу по специальности в Днепропетровске? Кто знает. Но когда, выйдя из теплого вагона, по скользкому от примерзшего с утра, выпавшего еще минувшим вечером мокрого снега, учитель шел к скромному, по Киевским меркам, зданию вокзала, он знал, что приехав к другу, прямо с утра, начнёт обзванивать районные отделы образования в поисках школы, в которой мог бы преподавать до конца учебного года. Ведь на календаре было 19 февраля и до «последнего звонка» оставалось фактически всего чуть больше трех месяцев.

Несмотря на предрассветную настороженность Днепропетровска, встречающего Супрунова, как ему показалось, несколько недоверчиво, по случайно перехваченным взглядам полудремающих в зале ожидания пассажиров, неестественно громкому для раннего утра смеху вокзальной буфетчицы, неспешной размеренности прохаживающихся по привокзальной площади таксистов и даже по наивности кофейного автомата, в котором отсутствовала функция: «без сахара», в отличие от привычных Игорю столичных аппаратов, ощущалась величавая какая-то оторванность Днепропетровска от напряженно-болезненной суетливости Киева. И дело было даже не в том, что в главном украинском городе Супрунов чудом успел на поезд, метро ведь 18 февраля не работало, а скорее в отсутствии горячечной возбужденности в глазах земляков Игоря, так свойственной в те дни многим Киевлянам. Такая провинциальность родного города нравилась Супрунову больше столичного ритма.

В квартиру Андрея Малкова, своего друга еще со школьных времен, Игорь позвонил около семи утра. Конечно, когда поздоровались и обменялись дежурными, по-утреннему плоскими шутками, достал сразу же из спортивной своей сумки бутылку ужгородского коньяка, но пить не хотелось, да и Андрей объяснил, что ночью ему позвонил напарник, которого он должен был сменить вечером и попросил сделать это в 9.00 из-за обострения своей язвы. Ира, жена друга Супрунова, вторая жена, уже убежала на работу. Ей приходилось мотаться в течение дня по всему городу. Занималась уборкой в квартирах достаточно обеспеченных людей, позволяющих себе нанимать домработницу. Сам же Андрей, будучи на пять лет младше Игоря, окончивший в свое время горный институт, учившийся потом в аспирантуре и проработавший в том же ВУЗе семь лет преподавателем, но так и не защитивший диссертацию, решил, что больший доход будет иметь, занявшись ремонтом автомобилей и перепродажей БУшных запчастей к ним. Так и стал заниматься бизнесом. А еще подрабатывал консъержем в подъезде высотки, расположенной прямо напротив его старинного, еще дореволюционной постройки трехэтажного дома. Пятикомнатная квартира в этом доме принадлежала Андрею, кстати, в

отличие от друга, обладателю густой, каштановой шевелюры на голове, и семидесятилетней его маме, сухощавой и очень живенькой Екатерине Евгеньевне, которая хорошо знала маму Супрунова, тоже Екатерину, только Екатерину Степановну, умершую 22 года назад. Несмотря на свой возраст Екатерина Евгеньевна старалась поддерживать себя в тонусе, ведь приходилось еще работать заведующей лабораторией в химико-технологическом институте, имея звание кандидата наук. И тем утром Екатерина Евгеньевна, худощавая и в меру ярко крашенная брюнетка, услышав шум в прихожей и увидев Супрунова, широко и открыто ему улыбнувшись, раскинув руки для объятий, сразу заговорила не терпящим возражений тоном:

– Игорь! Хорошо, что приехал. Нечего там под Киевом сейчас делать. Что-то непонятное творится. Заходи, будем кофе пить. Потом я сразу убегаю на работу, Андрей тоже, а ты одтдыхай. Ключи от квартиры тебе оставлю.