Холодною зимой метель нас закружила. 6-й заключитальный том цикла «Безжизненно стучат не любящих два сердца»

Вопрос обрушился на нас как гром среди ясного неба. Мы с Даниилом ошеломленно переглянулись, пожали плечами и неуверенно кивнули. Честно говоря, я увидела в этом какую-то спасительную соломинку, возможность вырваться из болота тоски, в котором мы все увязли. Очень надеялась, что смена обстановки, переезд на новое место помогут нам отвлечься от этих мрачных, гнетущих мыслей.

И, как ни странно, в хлопотах с чемоданами и поисках нового дома мы словно заново взглянули на свою жизнь, осознав, что всем нам необходимо двигаться дальше.

Москва! Сколько надежд я возлагала на тебя, на новую жизнь! И если у отца и брата дела постепенно налаживались, то я не видела перемен в своей судьбе. Поначалу ученики класса, в котором мне предстояло учиться, ничем не отличались от тех, с кем я провела восемь лет. Но это было лишь первое впечатление. Вскоре всё изменилось…

Я превратилась не просто в Мышь, а в фурию, в бешеного грызуна, и с того дня меня предпочитали обходить стороной. Элазар Дубинович, ничем не примечательный юноша из нашего класса, разве что ростом да богатырской статью, вздумал потешиться надо мной. Развязной походкой, источая презрение, он направился ко мне, не стесняясь в выражениях, с настойчивым «советом» убраться не только из класса, но и из школы. Свысока намереваясь толкнуть меня, он не подозревал, какую бурю выпустит на волю. Злоба, копившаяся годами, запеленала мой разум, затмила рассудок. Сколько раз я видела это выражение лица, эту смесь брезгливости и превосходства, обращенную ко мне… и не смогла сдержать вырвавшегося из глубин души змея мщения.

Схватив руку Элазара мертвой хваткой, я с силой перебросила его через бедро. Он рухнул на пол, словно подкошенный, а я, на мгновение застыв, продолжала сжимать его конечность. Резкий рывок. В ту же секунду аудиторию пронзил оглушительный вопль Дубиновича, расцвеченный сочным матом: «Сука! Руку сломала, гадина!»

Выпустив его руку, я с хищным прищуром окинула взглядом застывшие, напряженные лица одноклассников.

– Кто еще не горит желанием видеть меня в этом классе? – процедила я сквозь зубы. Ученики шарахнулись в стороны, словно от проказы. – Мне плевать на ваше мнение, – продолжила я. – Буду учиться там, где захочу. А если вы против…

Тут я посоветовала им отправиться прямиком туда, куда обычно посылают в подобных ситуациях. Подойдя к парте, я подхватила сумку с учебниками и направилась к выходу, предчувствуя, что за содеянное возмездие неминуемо. Нужно было собраться с духом.

Весь вечер я нервно перебирала вещи в шкафу, словно выбирая броню для грядущей битвы. Когда в дверь постучали, сердце замерло – я знала, это отец.

– Заходи, пап! – крикнула я, присаживаясь на кровать и стараясь казаться невозмутимой.

Он вошел, и его взгляд скользнул по хаосу в комнате и тяжело вздохнув, присел на стул.

– Что, не приняли в новом классе? – спросил он удрученно, ожидая объяснений.

– Да как сказать… – растерянно пробормотала я. Все заготовленные оправдания разом вылетели из головы. Но вдруг, словно вспышка, в памяти возник случай из детского сада, и на губах появилась слабая улыбка.

– Ты ведь сам когда-то говорил, что против лома нет приёма. Вот я и применила этот лом. Другого выхода у меня не оставалось. Понимаешь, пап… – я умолкла, вглядываясь в отца, ловя едва уловимые перемены в его лице: из глаз словно ушла многолетняя тоска, а на ее месте проступила уверенность, и еще что-то неуловимое, что я не могла сразу разгадать. – Он меня оскорбил, – бросила я, словно пытаясь отмахнуться от произошедшего, не желая посвящать отца в грязные детали своей ссоры с еврейчиком.

В отцовских глазах мелькнул озорной огонек, он поднялся, подошел ко мне и ласково провел рукой по волосам.

– Моя умница… Умеешь дать сдачи, – с гордостью произнес он и, направившись к двери, остановился на пороге. Не оборачиваясь, добавил: – Завтра меня вызывают к директору. Дубиновичи тоже приглашены…

Отец ждал меня у кабинета директора, и когда я вышла, его брови взметнулись вверх, а в уголках губ заиграла еле заметная улыбка. Еще бы! Сегодня я явилась в образе ожившей аниме-героини. Этот мультяшный облик был моей бронёй в дни, когда тревога сдавливала сердце тисками. Короткая юбочка в мелкую клетку, алый пиджак, белоснежные гольфы и туфельки на kitten heels, два жидких соломенных хвостика, стянутых пышными розовыми бантами, весело подпрыгивали в такт моим шагам.

Родители Дубиновича замерли, словно пораженные громом, когда я предстала перед ними. Еще бы! Стоит перед ними этакое хрупкое создание, девочка-одуванчик, наивно хлопающая своими блеклыми ресницами. Элазар, с рукой, закованной в гипс, тоже был в кабинете. При моем появлении он застыл, слегка приоткрыв рот, словно увидел меня впервые.

– А вот и наша воительница пожаловала, – не растерялся директор. – Диана Иванова, надеюсь, ты осознаешь причину своего вызова?

– Я…, – невинно захлопала я ресницами, исподволь наблюдая за одноклассником. Что-то такое он прочел в моих серых глазах, что его слова спутались в невнятное бормотание.

– Ну-у-у, – протянул он, явно затрудняясь представить произошедшее в выгодном для себя свете. – Я сам виноват. Споткнулся о парту, упал, а Диана… ну, неудачно схватила меня за руку.

– Элазар! – взвизгнула его мать. – Ты говорил нам совершенно другое!

– Эмилия, успокойся, – недовольно оборвал ее тучный мужчина, поразительно похожий на Элазара. – Я говорил, что дети сами во всём разберутся.

– Замолчи! – завизжала она, сорвавшись на фальцет. – Её ангельский вид – всего лишь маска! Посмотри на неё внимательнее – она настоящее исчадие ада! Она погубит нашего мальчика!

Я окинула взглядом возвышающегося надо мной на целую голову одноклассника, изобразила на лице милую улыбку и легонько махнула хвостиками.

Элазар, закатив глаза, с шумом выдохнул и, схватив меня за руку, потащил к выходу.

– Элазар! – возмущенно вскрикнула его мать. – Куда ты?!

– Нам на урок пора. Разбирайтесь без нас, – бросил он через плечо. Как только за нами захлопнулась дверь, его напускное недовольство мгновенно сменилось злорадной усмешкой. – Слушай, Иванова, то, что я тебя сейчас прикрыл, ничего не значит. Просто эти родаки достали хуже горькой редьки.

– Да я всё понимаю, – ответила я, отдергивая руку из его цепкой хватки. – Но лучше держи свой рот на замке. Целее будешь.

Развернувшись, я направилась на поиски нужного кабинета. Глухие удары по паркету и сердитый окрик заставили меня улыбнуться.

– Иванова… Эй, слышь, где ты так драться научилась?

– На занятиях. У меня черный пояс по каратэ, – небрежно бросила я, ускоряя шаг. Совершенно не хотелось сейчас ни с кем разговаривать.

Моя выходка так и не растопила лёд отчуждения, которым одноклассники отгородились от меня. Редкие реплики, брошенные вскользь, лишь подчеркивали ярлык «выскочки», приклеенный ко мне навечно. Единственным проблеском был Дубинович. Он, словно загнанный паровоз, пыхтел рядом со мной за обедом, когда мальчишки начинали свои колкие нападки. В драку он не лез, лишь обреченно закатывал глаза, всем своим видом выражая вселенскую усталость.

Школу я покинула без единой капли сожаления, скорее, с предвкушением новой жизни, где обязательно найдутся настоящие друзья. Я не волк-одиночка, мне необходимо внимание, тепло. Да и первая безответная любовь оставила в моем сердце болезненный рубец, и, увы, виной тому был отнюдь не Дубинович. Он, безусловно, был самым рассудительным в классе, но относился ко мне как к младшей сестренке, да и я, в принципе, отвечала ему тем же.

Похоронив детские мечты, я без особых усилий поступила в МФЮА, выбрав направление «экономист и бизнес-планирование». Профессия востребованная, да и для женщины всегда актуальная.

Наша группа пестрела юными лицами, двадцать девять студентов, и львиную долю составляли девушки. Никогда не думала, что экономика может пленять мужские сердца. Впрочем, какое мне дело? У каждого свои причуды, свой хоровод мыслей в голове.

Сбросив оковы скучной школьной формы, я с трепетом принялась создавать свой новый образ. Перед зеркалом, любуясь отражением, я не могла не отметить стройность ног, изящество талии. Фигура – загляденье, и округлости второго размера, на мой взгляд, – идеальный баланс. Но стоило взгляду подняться выше, я замирала, словно в оцепенении, рассматривая свое, казалось, бесцветное лицо. Маленькие, близко посаженные глаза, нос-картошка и бледные, тонкие губы. Вся эта «красота» – фамильная черта, доставшаяся от прабабушки по отцовской линии. Иногда доставала ее старую фотографию и ворчала: «Ну, нельзя было хоть немного постараться? А мне теперь расплачиваться за тебя по полной. В твое время с таким лицом еще можно было удачно выйти замуж, а сейчас – целая проблема. Придется к тридцати годам самой себе ребенка „нагулять“. Хотя, и это, скорее всего, будет непросто, Вынуждена буду к сорока годам прибегнуть к искусственному оплодотворению». Как же наивны были мои тогдашние грезы!

Кличка «Мышь» незаметно перекочевала из школы в университет. Я уже и свыклась с ней. Хорошо хоть не «моль», и на том спасибо. А на моё восемнадцатилетние отец приготовил нам с братом сюрприз»…

Неохотно вынырнув из омута воспоминаний, я судорожно сжала кулаки. Жар, охвативший тело, терзала ноющая боль в животе, а во рту разлился привкус горечи, словно отравленной полыни. Зная, что сжиматься нельзя, я жалобно заскулила, моля о помощи, и в тот же миг услышала звериный рык и почувствовала обжигающее дыхание на лице.

С трудом разомкнув веки, я столкнулась взглядом с двумя тлеющими углями, и в сознании вспыхнула леденящая мысль: глаза. Озноб ужаса пронзил всё тело. Первая догадка о загадочном существе оказалась жуткой правдой. Я в незнакомом мире, населенном чудовищами с горящими адским пламенем глазами. Тягучая волна боли вновь прокатилась по животу.

– Ма… ма, – прошептала я и мысленно обратилась к образу женщины родившей меня. По лицу скользнул шершавый язык, причиняя новую вспышку боли. «Прошу, не надо…» – взмолилась я в мыслях и тут же замерла, услышав в голове чужие слова.

«Странный детёныш… Плачет… Боится…»

Решив, что это бред, порожденный жаром, я вновь погрузилась в воспоминания, перевернувшие нашу жизнь. Тогда я ещё не знала, что события, развернувшиеся спустя четыре года, вдребезги разобьют все мои мечты о будущем. Я стану пленницей бесконечной, леденящей тьмы. Как ни странно, но и здесь она сдавила меня в своих объятиях со всех сторон. Только в моём мире я не чувствовала боли, а здесь, чтобы укрыться от её жара, терзающей плоть, я спасалась, погружаясь в зыбкие волны воспоминаний:

«Отец вывез нас за город и представил нашему взору великолепный трехэтажный особняк. Мы с братом, взвизгнули от восторга. Наша самарская дача, конечно, была неплоха, но этот красавец не шел с ней ни в какое сравнение. Мы радостно носились по этажам, заглядывая в комнаты, восхищаясь современными интерьерами, изящной мебелью и, конечно же, комнатами, созданными специально для нас. А бассейн и огромная зала для приёмов и вовсе покорили наши сердца.

Сияя от удовольствия, что угодил с подарком, наш глава семейства, укатил прочь, оставив нас наедине с собой. Но скучать нам было некогда: мы тотчас же погрузились в мерцающий мир компьютерных экранов. И словно вишенка на торте – появление в доме прислуги! Больше никаких мучительных подъемов ни свет, ни заря, никаких терзаний о том, чем бы накормить моих ненасытных мужчин. Уборка дома, эта вечная головная боль, тоже перешла в чужие, умелые руки, высвободив драгоценное время для грядущей учебы, до начала которой оставалось целых два месяца. Лето, свежий воздух, никаких забот… разве это не заветная мечта каждой девушки? Что ж, мне выпал счастливый билет.

Идиллия нашей с братом жизни длилась чуть меньше года. Однажды отец, словно гром среди ясного неба, объявил, что в субботу вечером устраивает торжественный прием в честь заключения выгодной сделки. Ожидается прибытие множества его деловых партнеров и не только. Я, поглощенная сессией, бросила рассеянное «Угу», не придав значения его словам, и вновь погрузилась в пучину зубрежки.

Раскинувшись на кровати, нога на ногу, в объятиях тишины, нарушаемой лишь громогласным роком «Радио Тапок», я растворилась в музыке. Ритм «Высоты 776» отбивался нетерпеливой дрожью стопы, когда реальность бесцеремонно вторглась в мой мир. Прикосновение. Резкий рывок наушников – и я, словно очнувшись от колдовского сна, уставилась на отца. Безупречный костюм, словно скроенный по его воле, подчеркивал атлетическую стать. В глубине голубых глаз – искры озорства. Что сказать, красавец он у нас.

– Диана… Прошу, спустись к гостям. Хочу тебя кое с кем познакомить.

Это сухое «кое с кем» царапнуло слух, и я проводила отца хмурым взглядом. Пружиной сорвавшись с кровати, ринулась к шкафу. Мелькнула вереница платьев, пока взгляд не зацепился за алый всполох. Платье-миди от «МОДНЫХ БУНТАРЕЙ». Дерзкое красное, плотная тафта, отливающая сатиновым блеском, расклешенная юбка, и вместе с тем – невесомая конструкция, словно созданная для моей фигуры. Высокий хвост, обуздавший непокорные тонкие, редкие пшеничные пряди, черные шпильки, добавляющие роста и уверенности, и лишь легкий намек на макияж – и вот мой образ готов.

Я медленно, словно тень, скользнула вниз по лестнице со второго этажа. В гостевом холле разливалась акварель лёгкой музыки, и гости, с бокалами в руках, подобно стайкам экзотических птиц, щебетали в небольших группах.

Заметив отца, стоящего в обществе высокой, безупречно красивой девушки, я почувствовала, как сердце предательски подпрыгнуло в груди, предчувствуя какой сюрприз нам приготовил глава семейства. Вновь кольнула обида – острая, как заноза. Казалось, отец предал не только маму, но и нас с братом.

Задержавшись на мгновение на ступеньке, я глубоко вдохнула и медленно выдохнула, пытаясь унять волнение. Я уже не ребенок, прекрасно понимаю природу отношений между мужчиной и женщиной. Что ж, отцу едва за сорок, он молод и, конечно, жаждет внимания и любви не только от детей, но и от прекрасной половины человечества. И эта самая половина сейчас цепко держала его под руку, одаривая приторно-сладкой улыбкой. «Выдра», – безжалостно констатировала я. И дело не в том, что она моложе мамы лет на десять, а меня старше примерно настолько же – бывает, что еще не знаешь человека, а уже нутром чуешь его гнилую сущность.

Натянув на лицо подобие улыбки, я, словно канатоходец, балансируя на грани, преодолела последние ступени и поплыла сквозь толпу к воркующей парочке.

Скользя взглядом по лицам гостей, я чувствовала, как обрываются обрывки фраз, а вслед мне тянутся взгляды, полные любопытства, словно я – экзотическая бабочка, залетевшая на чужой праздник.

Подойдя к отцу, я выдавила из себя слащавую улыбку, немым жестом требуя представить меня этой женщине.

– Диана… – начал он нерешительно, словно ступая на тонкий лед. – Позволь представить тебе мою… любимую женщину. Я сделал Маргарите предложение, и она согласилась стать моей женой.

Встретившись с его сияющим лицом, я с трудом прошептала: – Поздравляю.

Грохот аплодисментов и поздравлений обрушился на меня, словно каменная лавина, сдавливая грудь невыносимой болью и горечью. Внутри все кричало: «Предатель!», хотелось вцепиться в смоляные локоны будущей мачехи, втоптать её надменное лицо в пол, пока от него не останется лишь кровавое месиво. Держалась на грани.

– Рада за вас, – проронила я, чувствуя, как деревенеют ноги, и побрела в свою комнату.

Перед глазами плясали зловещие круги, в ушах стоял назойливый гул, сердце билось набатом, а разум, словно издеваясь, подбрасывал картинки счастливой молодой пары. Да любому идиоту ясно, что эта хищница подкатилась к отцу исключительно из-за его денег. Сколько историй я слышала и читала о таких аферистках, но никогда не представляла, что сама окажусь в эпицентре подобной драмы.

Ворвавшись в комнату, я медленно прикрыла дверь, пытаясь обуздать клокочущую ярость. Безуспешно… Со стола полетел ноутбук, стул с грохотом отлетел в сторону, и я, обезумев, набросилась на гардероб, вымещая злость на безмолвной одежде. Но когда в руки попала юбка плиссе, я замерла, и в голове, словно молния, сверкнул дерзкий план, но для его выполнения придётся подключить брата…

Медлительный вальс, доносившийся из гостевой залы, вдруг захлестнула волна гитарного рифа и мощного вокала «Белой лилии».

…Вглубь нашей Родины идёт нацистский марш

Враг обречён и вскоре гнев познает наш

Вместе плечом к плечу мы вступим в смертный бой

В битву с фашистами под Курскою дугой…

Под этот аккомпанемент я, оседлав перила лестницы, понеслась вниз. Гости застыли, тараща глаза на это феерическое явление – анимешную девчонку с розовыми бантами, чья юбка плиссе неприлично взметнулась, обнажая желтые шортики. В одной руке я сжимала магнитолу, позаимствованную у брата, в другой – ролики.

В тот же миг с другой лестницы, тоже по перилам, съехал Даниил, сжимая ролики в руках. Мы приземлились почти одновременно.

Схватив брата за руку, я потащила его к отцу и, остановившись напротив опешившей девушки, лучезарно улыбнулась: – Даниил… Знакомься, это наша будущая мачеха, Марго. Заметив, как тает улыбка на холеном лице этой хищной выдры, я перевела взгляд на отца. – Пап… Мы на площадку. Кататься на роликах. Не скучайте без нас.

Не давая Даниилу опомниться, я потащила его к выходу. Почувствовав на себе чей-то взгляд, обернулась и без труда выделила из толпы молодого мужчину лет тридцати, в чьих глазах плясали искорки смеха. Подмигнув ему, я выскочила за дверь, услышав в спину раскатистый, заразительный хохот. Что ж, ему смешно, а нам – хоть волком вой.

И никаких роликов, конечно, не было. Мы сели на скамейку, я прижала к себе всхлипывающего брата, ощущая в груди жгучую боль обиды и несправедливости. Я знала, время не залечит эту рану. Мы никогда не примем Марго. Отцу нужна молодая женщина, а нам… нам хотелось материнского тепла и заботы.

Отец пылал гневом, и большая часть этого пламени, казалось, была направлена на меня. Осознавая, что перегнула палку, я все же решилась на разговор.

– Пап, ну не сердись. Мог бы ты нас хоть немного подготовить. Я понимаю, ты влюблен, счастлив, но ведь мы не имеем к твоей избраннице никакого отношения. Она для нас чужой человек. Не станем же мы называть ее мамой. Да она и для Даниила в матери едва ли годится. Пойми, мы не против твоей женитьбы…

– Она будет жить в этом доме, – отрезал отец, обрывая меня на полуслове, – и на этом разговор окончен.

Отец ушел, оставив меня наедине с гулкой тишиной, которая сдавила со всех сторон. К горлу подступил болезненный комок, и я не смогла сдержать хлынувшие слезы. Рыдала до полуночи, тоскуя по маме, по нашей счастливой семье, и с горечью осознавала, что все это осталось в прошлом, а впереди – лишь туманная неизвестность.

***

Как-то раз мне попалась на глаза цитата одного мудреца: «Лишь только тех мы, женщины, избираем, которые нас избрали уже». Верить в то, что могу кому-то приглянуться, казалось немыслимым. И вот, однажды вечером, когда в дверь моей комнаты робко постучалась Анна, шепнув, что у ворот меня дожидается молодой человек, я была поражена до глубины души.

Отбросив в сторону плеер и наушники, как была в спортивном костюме, так и отправилась на встречу, не забывая обдумывать, кто бы это мог быть?

Выйдя за калитку, я увидела стоящий на обочине GENESIS цвета мокрого асфальта, а рядом с ним незнакомца с букетом цветов.

Нахмурившись, я в недоумении изучала статного красавца. Светло-голубые джинсы, как вторая кожа, облегали его стройные ноги, а белая футболка, казалось, вылеплена по контуру упругих бицепсов и кубиков пресса. Тёмно-русые волны волос, непокорные порывам летнего ветра, то и дело спадали на лоб, а голубые глаза, искрящиеся смехом, буравили меня взглядом.

– Сегодня ты выглядишь по другому… Образ анимешной девочки тебе очень шёл. Не хватило только рюкзака за плечами или меча в руке. Будь он при тебе, не повезло бы нам всем, уж больно у тебя был воинственный вид, – его задорный смех заставил меня непроизвольно улыбнуться и в памяти всплыл тот самый парень, которому я подмигнула на вечеринке. Спроси меня, что на меня нашло в тот момент, ни за что не отвечу. Сама не знаю. Будто вилами кто пихнул в мягкое место.

– Кстати… Это тебе, – сказал он, и подойдя ко мне протянул букет состоящий из разноцветных гербер. – Мне почему-то подумалось, что эти цветы тебе должны понравиться.

– Спасибо… Очень красивые, – прошептала я, невольно касаясь носом нежных лепестков. – Пахнут солнцем. В тот миг мне было бы все равно, из чего составлен букет. Даже скромные ромашки показались бы самыми чудесными, ведь впервые в жизни цветы мне дарил парень.

– Ну, комплимент отпустил, цветы вручил, – с шутливой сосредоточенностью перечислял он свои замыслы. – Ах да! Совсем забыл… Давай знакомиться. Я Дмитрий Сергов.

Я тихонько хихикнула, пряча лицо за букетом.

– Диана Иванова.

– У тебя редкое, необычное имя, – заметил Дмитрий, машинально откидывая со лба прядь волос. – Хотел пригласить тебя на свидание. Если, конечно, твой молодой человек не обидится, – он замер, и мне показалось, даже слегка напрягся.

– Нет, не обидится. У меня его нет, – поспешно ответила я, смутившись от собственной торопливости. – Только мне нужно переодеться, – указала я на свой спортивный костюм и кроссовки.

– Не стоит беспокоиться. Хочу прогуляться с тобой на берегу реки, – озвучил он своё предложение. Если конечно ты не против.

Я была только за, точнее, отчаянно цеплялась за эту возможность, ведь понятия не имела, как вести себя в компании молодого человека. В душе царила растерянность, словно я была выброшена в бескрайний, чернильно-синий океан и не знала в какую сторону держать путь к долгожданному берегу.

Моё первое свидание пролетело как сказка, возможно, потому что сердце уже было покорено Дмитрием. Он был воплощением галантности, его шутки искрились остроумием, а рассказы увлекали в мир невероятных историй. И при этом ни малейшего намека на фамильярность.

Ночью, у ворот моего коттеджа, мы уже строили планы на воскресенье в Москве.

– Прогуляемся по Арбату, заглянем в уютный ресторанчик, а потом, если будет желание, можно и в кино, – предложил он.

– Опять все расписал по минутам, – прыснула я от смеха, пряча зардевшееся лицо в букете. – Хорошо… Посмотрим, как все сложится. Я упорхнула за калитку, а внутри все пело и ликовало. Как бы я ни пыталась унять этот восторг, ничего не получалось. Сердце жило своей, счастливой жизнью.

С Дмитрием наши встречи были не так часты, как хотелось бы моему сердцу, но даже редкие свидания заставляли меня порхать, словно невесомую бабочку. С началом учебы мы с Даниилом переехали в московскую квартиру, оставив отца с Марго в уютном коттедже. Каждый был счастлив по-своему: отец – новой любовью, а мы с братом – обретенной свободой.

Мой первый поцелуй случился в середине сентября на набережной Москвы-реки. Вечер пробирал осенней свежестью, и я не сразу осознала, что поглаживаю плечи, пытаясь прогнать колкие мурашки.

– Замёрзла, – встревожено сказал Дмитрий. Он торопливо снял пиджак, набросил мне на плечи, подошёл ближе и, обняв, прижал к себе. Мы стояли, зачарованно глядя на бегущую темноту речных вод, наслаждаясь молчаливым единением. Не помню, о чем хотела спросить, но когда повернулась к Диме, он наклонился и невесомо коснулся моих губ. Я растерялась. Моя неопытность выдала себя с головой. Когда Сергов отстранился, я, ошарашено глядя на него, невольно коснулась губ, словно они горели невидимым огнём.

– Дим… – голос дрогнул, – скажи только честно, зачем я тебе?

Вопрос, словно заноза, терзал душу уже давно. Не верилось, чтобы в моей скромной персоне кто-то мог разглядеть искренний интерес. Даже Марго, высказала своё мнение на этот счёт: «Ты хоть в зеркало на себя посмотри. Неужели думаешь, что такому, как Сергов, ты можешь нравиться? Да ему явно что-то от тебя нужно, вот и вьется вокруг».

– Да пошла ты! – отмахивалась я, но ее слова, как ядовитые семена, прорастали в сердце, оставляя горький осадок обиды. И теперь, во что бы то ни стало, я должна была выяснить причину этого навязчивого внимания со стороны Дмитрия.

– Ты думаешь, я провожу с тобой время, тая за душой недоброе? – в его голосе прозвучало удивление, смешанное с недоумением, и он слегка прищурился.

– Нет… Дело не в этом. Просто я… я знаю, что не красавица. В школе меня и звали-то Мышью. А Марго… Она говорит, что такой успешный и красивый мужчина, как ты, не станет встречаться со мной просто так. У него должны быть какие-то скрытые мотивы.

Дмитрий выпустил меня из объятий. Он подошёл к парапету и, опёршись на него, замолчал, словно подбирая слова.

– Зря ты прислушиваешься к чужим шепоткам, – его голос смягчился, став почти бархатным. – Мне от тебя ничего не нужно, кроме тебя самой. Парадокс, правда? – Он замолчал на мгновение, словно подбирая слова, и усмехнулся. – Наши судьбы чем-то неуловимо похожи. Когда мне исполнилось десять, отец встретил свою новую любовь и оставил мать. Но меня ей не отдал, решил воспитывать сам. С мачехой, как и у тебя, отношения не получились, и тогда отец отправил меня учиться за границу. Звучит, возможно, странно, но я благодарен ему за это. Я получил блестящее юридическое образование, свободно говорю на трех иностранных языках. Сейчас отец вводит меня в курс дел компании. К вам в коттедж я попал по той же причине. Ты не представляешь, как я противился этой поездке, а потом решил взглянуть на этот высший бомонд. И ты… ты вспыхнула ярчайшей звездой среди однообразия скучающих лиц. А насчет того, что ты некрасива… это вздор. У тебя удивительные глаза. В них словно отражение тебя самой. Когда ты сердишься, они темнеют, словно наливаются тяжестью грозовых туч, готовых разразиться молниями. Когда ты печальна, кажется, что в твоих глазах стелется туман, окутывающий душу в свой саван, и тогда возникает лишь одно желание: прижать тебя к себе и никогда не отпускать. А когда ты улыбаешься… в серебре твоих глаз вспыхивают искры золотого света. И мне кажется, что в эти мгновения я вижу, как в них отражается твоя душа, чистая и светлая.