Шаги по времени Книга вторая

А Софи была продана высокому человеку в форме. Это оказалась сержант.

– Держи, тебе нужны деньги, чтобы убраться отсюда, как можно скорее, – сказала сержант.

– Н-но, вы зачем выкупили меня? – Софи не поняла, зачем было тратить столько денег, чтобы потом освободить рабыню, она уже достаточно столкнулась с военной и людской реальностью, чтобы не верить в якобы бескорыстные поступки.

– Падкая я на красоту, поэтому тебе стоит сохранить ее, – отвечала сержант, уже разворачиваясь, чтобы уйти, но Софи ее остановила.

– Постойте, я-я не могу так уехать, я ищу одного человека, Логан Сорхейгер, он должен был быть в шестнадцатом подразделении, он невысокий, светлые длинные волосы, серые глаза, он проглатывает гласные и у него нет мочки на правом ухе, – Софи с надеждой смотрела в глаза сержанта.

– Я его не встречала, но если встречу, то передам, что ты его искала. Уплывай отсюда, здесь не место для таких, как ты. – больше сержант ничего не сказала и ушла.

– И, знаете, господин ревизор, ведь я тогда уплыла, сама не знаю почему, но это было правильное решение. Через несколько дней началось восстание, которое теперь зовется резней в Бекорене, останься я там, то погибла бы. И Логана, как оказалось позднее, там никогда и не было. А спустя несколько лет я встретила Тору здесь в этом городе.

Двери купе плавно открылись и внутрь зашел высокий человек в черном пальто и черной широкой шляпе. Он сел напротив ревизора, снял шляпу и глазам ревизора предстала полностью седая голова с длинными волосами. У человека были пронзительные голубые глаза, которыми он внимательно смотрел на ревизора.

– Добрый день, – поздоровался этот человек.

– Здравствуйте, – ответил ревизор.

Наступила тишина. Ревизор возвратился к своим записям, но фотокарточка, которая лежала между листками, выпала и упала на пол. Человек в черном наклонился, взял ее в руки и стал рассматривать.

– Спасибо, что подняли фотографию, а теперь верните ее, – ревизору совершенно не понравилось то, как быстро этот человек взял фото, а также ему совершенно не понравилось, что в движениях этого человека, он увидел те самые, невидимые глазу, движения сержанта.

– Вы направляетесь не туда. Там только прах, – тихо проговорил человек в черном, и тут поезд заехал в тоннель, свет замигал и погас. Выехав из тоннеля, пассажир, одетый во все черное, сидящий напротив ревизора в купе первого класса, исчез.

Ревизор подскочил, стал осматривать купе, затем открыл дверь и выскочил в коридор, пройдя целый вагон, он не нашел никого. Вернувшись в купе, ревизор стал думать, что это было. Может быть, это было видение? Посмотрев еще раз на фотографию, на него смотрел всего лишь один глаз сержанта, левый глаз был выжжен.

– Да, что за чертовщина, – пробормотал ревизор.

Но ревизор решил, что все теперь стало не таким, как раньше. И что, если уж к нему подсаживается странный человек, и говорит, что он едет не туда, а потом исчезает, то лучше сделать так, как говорит интуиция. А интуиция говорила, что тот человек не врал.

На следующей станции ревизор сошел, купил билет на другой поезд и стал ждать его прибытия.

***

Проснувшись, я испытала тягучую боль. Ныло все тело. Особенно левая рука.

Я хотела встать, но смогла только простонать.

Открыв глаза, я стала оглядываться. Это была комната с низким потолком, на полу валялись циновки, в углу стоял старый, обшкрябанный стол, рядом с ним на стене висела доска, на которую были прикреплены всякие вырезки, плакаты, какие-то лозунги.

Голова раскалывалась. Где я? Возник вопрос в голове. Жутко болел левый глаз, я хотела дотронуться до него, но, когда попыталась, поняла, что с моей левой рукой что-то не так. Подняв правую руку, я дотронулась до глаза. Точнее до какой-то повязки. Я стала подниматься. Пыталась опереться на обе руки, но поняла, что у меня есть только правая рука. Левая отсутствовала. Я сидела на койке, опустив свои ноги на пол с циновкой, я пыталась сообразить, что это за место, и где мой отец. И почему мне так плохо.

Меня затошнило, но поблизости я не увидела никакой емкости, чтобы можно было ее использовать, и мне пришлось подняться, чтобы выйти наружу. Потолок был слишком низким, нагнувшись я очень медленно пошла в сторону двери. Дверь была не заперта, открыв ее, я увидела какие-то невысокие домики, разбросанные по всей округе, во дворе все было каким-то убогим и нищим. Ветер играл с тощими колючими кустами, все здесь пропахло упадком и потерями. Где я? Что это за место? Как я тут очутилась? На воздухе мне стало легче, но высота, с которой обычно я взирала на этот мир, изменилась. Я стала выше? Наконец, я посмотрела на свои руки. Моя единственная рука – правая, была вся в шрамах, рука была грубой, в узловатых венах, кожа смуглая, высохшая. А левая рука полностью отсутствовала, все было перебинтовано и из марли то тут, то там виднелись пятна крови.

Где Ло? Где Лора?

Что со мной случилось?

Тут вдалеке стали появляться какие-то фигуры. Одна из этих фигур отсоединилась от общей массы и пошла в мою сторону.

Это оказался старик, древний, как мумия, он был скрюченный и, явно был свидетелем зарождения жизни на земле.

– Проснулась, наконец-то, – сказал старик, улыбаясь и показывая свои два оставшихся зуба.

– Вы кто? И где я? – спросила я.

– Я старик Оззо, и ты на острове Логок. Тебя выбросило на берег где-то с месяц назад, и вот ты, наконец, очнулась, – отвечал дружелюбно он.

Остров Логок? Это где-то у черта на рогах. По географии мы в школе проходили, что этот остров находится в самой южной точке от материка, и туда корабли почти что не ходят, и остров живет на самообеспечении.

И каким образом я тут оказалась? Это же вообще невозможно, как я могла из дома очутиться тут? А что с моим телом? Голова у меня плохо соображала. Но сложить свой внешний вид и огромную отдаленность от дома, я смогла прийти к выводу, что я пропустила что-то очень важное.

Я стала оседать, старик всполошился и хотел мне помочь зайти в дом, но я сказала, что хочу остаться на улице.

Сидя на сухой земле, я смотрела на свою правую руку. Огромная ладонь, длинные пальцы, шрамы. Рука, как у отца. Отцу было сорок, а мне шестнадцать. Разве рука шестнадцатилетнего подростка может так выглядеть? Скорее уже, шестидесятилетнего старика.

Я помню только, что вчера возвращалась со своей ночной смены в сторону дома, дома меня ждала моя кровать, которую я доделала. На следующий день я должна была встретиться с Ло, мы собирались пойти плавать. А теперь я здесь, на краю света, без руки и что-то мне подсказывало, что мой глаз тоже сильно пострадал.

Пока я думала об этом, то не заметила, как вышел старик, и протянул мне чашку с чем-то очень пахучим и горячим. Я взяла, поблагодарила и стала пить. Это оказался суп из каких-то незнакомых мне трав. Было вкусно.

– Какой сейчас год?

– Пошел восьмой год эпохи Рекона, – ответил старик.

Я ничего не знала про эту эпоху.

– А когда был семнадцатый год эпохи Эмурса?

– Хм, это было где-то лет пятнадцать назад, до Рекона, до него у нас еще был Сольбер, но недолго, где-то три года. – отвечал мне старик.

Я молча пила суп и тяжелая реальность стала проникать в мое сознание.

То есть прошло пятнадцать лет, и мне сейчас получается около тридцати. И я совершенно не помню, что было на протяжении этих лет. И, судя по моим ранам, вряд ли это было что-то приятное и легкое.

– Старик, а тут есть библиотека? Где я могу почитать информацию о Реконе и Сольбере?

– Хм, библиотека, говоришь? Ну что-то типа библиотеки у нас есть. – хмыкнул старик.

Через три дня, когда я уже окончательно признала, что потеряла память, я пошла в сторону библиотеки по карте, которую мне нарисовал старик.

По пути мне встречались в основном только дети, женщины и старики. Мужчин на острове почти не было.

Я решила не гадать и не придумывать теорий, а проверить все по фактам.

Библиотекой оказалась пристройка рядом с церковью. И как хорошо, что там был высокий потолок. Пройдя внутрь, меня остановил тихий голос:

– Вы что-то конкретное ищите? – это была молодая женщина, уставшего вида, она совершенно не удивилась, увидя меня.

– Да, мне нужны исторические хроники за последние пятнадцать лет.

– Пройдемте сюда, – позвала она меня к столу, рядом с окном.

Остановившись у стола, она отодвинула стул, внизу в полу была дверь.

– Старые хроники мы храним в архиве.

Мы стали спускаться.

– Осторожно, тут низкий потолок, – предупредила она.

– Библиотека закрывается через десять минут, – послышался голос сверху.

Я даже не заметила, как долго проторчала в этой пыльной, сырой части библиотеки, пролистывая те пятнадцать лет, что стерлись из летописи моей памяти.

Выходя из библиотеки, я поинтересовалась, где можно помыться.

К счастью, на этом острове была общественная баня.

Пока я шла в сторону бани, я думала о том, что читала, сидя в том подвале.

Война, что длилась больше десяти лет, бесконечные конфликты в Бекорене и Альфансе, огромное количество пропавших без вести, информация о дезертирстве, списки умерших на войне – все это взирало на меня из старых выпусков газет.

Оказалось, что моя страна была поглощена, и в итоге распалась. Но информацию о моем городе я не нашла.

А кем я выступала в этом мире? Глядя на то, что представляло мое тело, я не хотела верить в то, что как-то была причастна к этим событиям.

Постепенно опускались сумерки, туман стал более плотным и дорога, что должна была привести меня к бане, почти утонула в серой дымке.

Я остановилась и взглянула вдаль. Бескрайний океан омывал этот одинокий остров. Постояв так еще минут десять, я двинулась с места и пошла смывать с себя всю грязь, что накопилась за это время.

Баня оказалась небольшим зданием, с отсутствующей входной дверью, висела только порванная занавеска. Отодвинув ее, я зашла. Маленький коридор заканчивался метра через два, пройдя его, я попала в более расширенную версию этого коридора, но уже с двумя проемами. На одном косяке было нарисовано белой краской две палочки, а на другом – одна.

Хм, тут, видимо, свои обозначения мужского и женского.

Спросить было не у кого, и я решила пойти в проем, на котором было нарисовано две палочки.

Зайдя туда, я увидела небольшую раздевалку, и старик, такой же древний, как старик Оззо, посмотрел в мою сторону.

– Заходи, заходи, как раз я выхожу, там никого нет, – просипел старик.

Так, значит, это мужская часть. Я развернулась и пошла в проем с одной палочкой.

Там было все то же самое: небольшая раздевалка, дальше открытый душ и уже в самом конце, горячий источник под открытым небом.

В доме старика не было зеркала, а тут в раздевалке было очень даже неплохое: широкое и высокое, с потертостями и небольшими сколами, но себя я в нем смогла очень хорошо увидеть.

Я стала разбинтовывать свое плечо, при каждом круге, я очень сильно ощущала свою руку, руку, которой не было. Хотелось плакать, но слез не было. Разбинтовав наконец ее до конца, я уставилась в зеркало. Обрубок торчал, кое-как сшитые остатки ткани грубо торчали, но кость все равно немного была видна. Кровь уже не шла, но болело плечо сильно. Затем я стала разбинтовывать свой глаз. Повязка была очень тугой и, когда я стала ее развязывать, струйка крови потекла из моего глаза.

Покончив и с этим, я убедилась в том, о чем думала после того, как очнулась. Глаза не было.

На меня смотрела пустая глазница.

Я замерла. И так стояла, пока не услышала чужие шаги, подхватив все свои бинты и одежду, я быстро зашла в душ, струя воды больно ударила по моему плечу, заставив заскрипеть зубы.

Кое-как справившись с душем, я пошла в дальний самый угол, и зашла в воду.

Я не стала погружаться полностью, боясь, что мои раны откроются и я тут все затоплю своей кровью.

Зашли две женщины, но они пошли в другую часть источника. Еще немного слышны были их голоса, но я уже полностью погрузилась в свои мысли.

Я стала немного походить на старого бармена, – ухмыляясь самой себе, сказала я.

Что же, я стала калекой. А, может, я уже ей и была, раз смогла довести свою жизнь до такого, что на мое тело без содрогания не посмотреть. В зеркале я не стала себя разглядывать. Мне было тяжело и невыносимо видеть результат той Торы, которая жила все эти пятнадцать лет.

Как человек мог дойти до такого? И, если я была на войне, то почему я не ушла с нее? Неужели все так сложно? Неужели мне это нравилось?

Но война кончилась. И что мне теперь делать? Не буду же я тут жить вечно, мне нужно вернуться туда, где я себя помню.

Рука ныла, так не хотелось смотреть на нее. Неаккуратно отрезанные концы так ужасно сшиты. И кто та швея, что меня латала?

Я ждала, когда уйдут те женщины, чтобы спокойно перебинтоваться и уйти.

Ближе к двенадцати я очутилась в доме старика. Он еще не спал.

– Оззо, скажи мне, что стало с моей рукой?

– Ах, это, рука твоя. Когда тебя прибило на берег, я как раз спускался к лодке, и тут я заметил тебя. Сначала я подумал, что это русалка, но потом стало ясно, что человек. Твоя рука была очень повреждена, ее морские жители поели немного и у тебя стало образовываться гангрена, мы с местной поварихой тебе отрезали остатки руки и зашили. Ты уж извини, что так заштопали. – говорил старик, сидя на стуле и делая какие-то пометки.

Значит это просто мной кто-то пообедал. Плата за жизнь? И почему же я не умерла?

– Как отсюда можно уплыть?

– Хм, уехать, значит хочешь. Можно, можно, раз в месяц сюда прибывает корабль почтовый, на нем как раз и можно будет уплыть.

– А когда этот один раз случится?

– Он как раз точно в день, когда ты очнулась был, так что теперь месяц ждать надо.

Мне хотелось спросить у старика, почему он мне помог, но я промолчала.

Через неделю на остров прибыл корабль с людьми. Это были местные жители, которые когда-то ушли на войну и вот спустя столько лет, вернулись.

Я хотела уплыть на этом корабле, но по приезде этих людей, на острове был объявлен праздник, и никто не собирался пока уплывать обратно.

Праздник. Шумное мероприятие, которое вызывало во мне одно только раздражение. У меня сильно болела голова, там, где теперь не было глаза, плечо было заново перебинтовано, и мысли о том, что теперь у меня нет моей левой руки, выворачивали меня наизнанку.

Я была левшой. Писала левой, рисовала левой, левая была ведущей, а теперь я почувствовала себя вдвойне никчемной. Безглазая, безрукая, без памяти. Может быть, я хотела все забыть? Пока я шла, полностью погруженная в свои мысли, я даже не заметила, как впереди образовалась шумная компания из мужчин и женщин.

Я хотела уже свернуть, как подбежали две девушки и стали звать меня к ним присоединиться, я отмахивалась, но они потащили, задев мою чертову эфемерную руку, принеся тупую боль в мое осознание, что отныне я с одной рукой.

Остановившись перед этой компанией, я стала смотреть на мужчин. Каждый нёс в себе следы прожитого, кто-то нес легче, на ком-то этот отпечаток оставил след, говорящий, что война – это место, где душа разлагается, а тело превращается в кусок изувеченной плоти.

А мне всего лишь шестнадцать, хотелось мне крикнуть. Я не хочу этого видеть. Оставьте меня в покое.

– Она к нам попала месяц назад, мы сначала думали, что это русалка, а потом стало ясно, что это человек. Может, вы даже с ней и встречались. Ее зовут Тора Ихлкей, – девушка тараторила очень быстро, несомненно, желая произвести впечатление на слушателей своей осведомленностью.

Мужчины смотрели на меня, но никто не выказывал такого же энтузиазма, как эта девушка. Все видели того, кого война так же искалечила, как и их.

Тишина стала все более и более гнетущей, я не собиралась ничего говорить, да и мужчины тоже совершенно не горели энтузиазмом как-то разрядить эту неприятную плотность молчания, пока не раздался голос парня, который стоял в самом далеке.

– Ты! Это точно ты! – вдруг заорал он, выходя вперед и идя в мою сторону.

Я? И кто же я? Неужели этот человек меня знает? И судя по его реакции наше знакомство было не самым приятным.

– Ты тогда в Бекорене, в тот адский день, это же ты, чертов палач! – казалось, что этого парня сейчас хватит удар, так сильно он орал. Все вокруг расступились, мужчины смотрели молча, а женщины выглядели испуганно, а те две девушки, что притащили меня сюда, очевидно уже пожалели об этом.

Я смотрела на него, и видела, что его глаза полны ненависти. Я не помнила в своей жизни моментов, чтобы чья-то ненависть была направлена на меня. Но вот сейчас я стою на этом острове, и тут стоит именно такой человек, которому я когда-то что-то сделала, что совершенно не помнила, и теперь он ненавидит меня настолько, что готов убить.

Убить.

Я же убивала. Эта мысль пронеслась в моей голове в тот момент, когда этот человек достал пистолет и направил его в мою сторону. Мои движения были очень легкими, словно я парила. Той тяжести, которую я ощущала секунду назад в своем теле, словно и не было. Отсутствие руки и глаза совершенно не повлияло на качество моего видения и передвижения.

Еще одно мгновение и пистолет выброшен куда-то в кусты, а человек, что смотрел на меня с ненавистью, лежит без чувств на земле.

Девушки вскрикнули, мужчины стали доставать оружие.

Их было семь, а девушек шесть.

Совершенно просто их убрать. Всего пару движений и не будет тут больше людей, которые меня так сильно ненавидят.

Такие мысли мелким бризом орошали закоулки моей разбитой головы.

Но я не хочу никого трогать.

– С ним все в порядке, он просто без чувств, скоро придет в себя. Я покину этот остров с первым кораблем, и мы с вами больше не встретимся, – тихо говорила я, смотря на этих, готовых умереть за своего островитянина, людей.

Я стала медленно отходить, продолжая наблюдать за ними.

Они не сдвинулись с места, пока я полностью не потеряла их из виду.