Узоры тьмы

– Так что брать-то будете? – вывел Анну из задумчивости густой бас Донни.

Она принялась рассматривать пирожные, не зная, на каком остановить выбор. Их было так много, и все выглядели исключительно аппетитно: обсыпанные сахарной пудрой пончики, истекающие начинкой; песочные корзиночки с яркой желейной сердцевиной, в которой дрожали кусочки фруктов; крошечные пирожки с такими затейливыми украшениями, что невозможно было представить, что все они были сделаны огромными ручищами хозяина; стеклянные банки с воздушным безе или печеньями в снежном вихре посыпок; торты, утопающие в облаках взбитого разноцветного крема или громоздящиеся грудами пышных коржей, – а в самом центре высился впечатляющий бисквитный вулкан, из жерла которого извергался растопленный шоколад.

Донни выбрал капкейк, облитый глянцевитой оранжевой глазурью, и поставил его перед Анной. Потом взял с одной из полок за спиной свечку и воткнул в центр. Она сама собой вспыхнула. Огонек горел ярко, потрескивая и искрясь.

– Капкейк на желание.

Он кивнул.

Селена захлопала в ладоши:

– Давай скорее! Наведи желание.

Наведи. Анна отпрянула. За все лето она практически ни разу не творила магию. Когда у нее возникало такое желание… Ей начинало казаться, что магии у нее внутри не осталось больше ни капли – лишь пустота, отзывавшаяся на прикосновение ноющей болью, глухой, непроходящей, изматывающей, но скрытой слишком глубоко, чтобы можно было до нее дотянуться, как глубокий темный колодец, дна которого она не могла видеть. Не хотела видеть. Как она могла довериться своей магии настолько, чтобы загадать желание? Даже самые мелкие желания способны вырваться из-под контроля и обернуться неудержимой лавиной. К тому же то, чего она желала, было невозможно – чтобы между ними с Эффи и Аттисом все стало опять как тогда, когда они были просто друзьями, а не сестрами, врагами… И кем Аттис с Анной были друг другу теперь. Разве может желание совладать с проклятием?

Селена ободряюще кивнула. Анна наклонилась и задула свечку, и на ум ей пришло одно-единственное слово… Свобода… я хочу быть свободной…

Огонек взмыл в воздух, покружил у них над головой и куда-то улетел. Но внимание Анны привлек дым – плотный, чернильно-черный, он вился в воздухе, образовывая силуэты и узоры, которые расползались во все стороны, точно тьма из ее снов…

Голос Селены вывел ее из транса:

– Ну и где мой капучино с брауни?

Донни, покачав головой, поставил перед ней тарелку с брауни и налил капучино. На пенке красовалось сердечко, которое еще немного увеличилось в размерах, после чего его пронзила стрела.

– Для такого большого мальчика ты слишком сентиментален, – фыркнула Селена.

– Понятия не имею, о чем ты.

Здоровяк скрылся за дверью, и по залу поплыли ароматы свежей выпечки.

– Попробуй-ка подними эту тарелку.

Селена указала на стоящий перед ней брауни.

Анна озадаченно покосилась на нее, но протянула руку к тарелке и с удивлением обнаружила, что с трудом может оторвать ее от столешницы. Брауни оказался весом с хороший кирпич.

– Донни печет самые плотные и самые неприлично вкусные брауни во всем Лондоне. За них душу можно продать.

Селена не без усилия выдернула из пирожного вилку и, откусив кусочек, сладострастно замычала и запрокинула голову.

На них начали оглядываться. Анна фыркнула и воткнула вилку в свой капкейк. Пожалуй, она и впрямь не ела в своей жизни такого бисквита: вкус был насыщенным, но при этом легким; сладким, но не приторным, и в желудке у нее зародилось необычное щекочущее ощущение, наполнившее ее странной надеждой.

Селена улыбнулась:

– Видишь, моя дорогая? Что бы ни происходило в реальном мире, магический мир никуда не денется. С ним нельзя ничего сделать.

Анна отправила в рот еще кусочек капкейка, страстно желая поверить в слова Селены, мечтая перенестись обратно в тот мир, который та когда-то для нее создала. Но у нее не получалось.

– Я просто думаю, что нельзя игнорировать все то, что происходит, – произнесла она ровным тоном, стараясь не выказывать страха, от которого внутри у нее все сжималось и переворачивалось, страха, которым тетя кормила ее столько лет. – В Интернете постоянно пишут о новых и новых подозрениях в магии. Вот только вчера…

– Поэтому-то я и не хожу в Интернет, моя дорогая, – взмахнула вилкой Селена. – Это как вечеринка, на которую приглашено слишком много народу: повсюду дикие толпы, все непременно желают высказать свое мнение, которое совершенно тебя не интересует, у кого-то обязательно случается истерика, – и у тебя просто не остается другого выхода, кроме как напиться, чтобы как-то все это пережить.

Анна не знала, то ли смеяться, то ли биться головой о столешницу. Селена легкомысленно отмахивалась каждый раз, когда она заводила разговор о том, что в обычном, или, как называли его ведьмы, коунском, мире все чаще подозревают о существовании мира магического. Тетя предупреждала ее о слухах, говорила, что они обострятся и приведут к ним, таким как она сама и Селена. Тетя обожала быть правой. А вдруг она и впрямь была права?

– В этих слухах фигурирует наша школа, Селена.

Воспоминание заставило Анну вздрогнуть. Она и ее ковен – ее подруги – сломали чужие жизни и привели слухи о магии прямо к своему порогу…

– В том, что случилось в прошлом году, нет твоей вины. – Селена сделала попытку заглянуть девочке в глаза. – Ситуация вышла из-под контроля.

Концепции вины и угрызений совести были Селене совершенно чужды. Они скатывались с нее как с гуся вода. Но Анне менее чем через неделю предстояло вернуться в школу и разгребать последствия. Какие – она пока не представляла.

– Я знаю, в последнее время все идет кувырком, но, честное слово, когда Семерка окончательно вернется и восстановит Равновесие, все снова возвратится к состоянию нормальности, ну или к чудесной ненормальности, что для магического мира предпочтительней.

Селена сверкнула зубами в улыбке, но Анна не купилась на нее; в уголках ее губ таилось напряжение. Селена предпочитала отвлечение внимания обсуждению.

– Ну и где же они?

На сей раз Анна не стала избегать взгляда Селены.

Семерка ведьм, самая могущественная из всех существующих рощ, была убита год тому назад во время проведения ежегодного ритуала в Биг-Бене, призванного создать магическую защиту для страны. Шесть были на следующее утро найдены повешенными в окнах Биг-Бена, еще одна бесследно исчезла. Свидетелями этого происшествия стали все – как магический мир, так и мир простых смертных. Оно породило вал слухов и толков… Коуны были озадачены необъяснимой загадкой гибели безликих, как пресса окрестила этих женщин на том основании, что у всех шести было одно и то же странное лицо. Усугубило положение еще и то обстоятельство, что некая организация, не так давно переименовавшаяся в Бюро профилактики и предотвращения колдовских практик, инициировала собственное расследование и объявила этих женщин ведьмами.

– Они… – Улыбка застыла на лице Селены. – Объявятся. Всему свое время.

Ответ ее был по обыкновению уклончивым. Утверждалось, что Семерку невозможно убить по-настоящему и что она уже возродилась, но Селена так ни разу и не смогла ответить Анне, почему они до сих пор не объявились.

– Наузники все еще находятся среди нас, – напомнила Анна Селене, глядя на поток людей за окном и представляя среди них лицо миссис Уизеринг, с ее вечно кривящимися в презрительной улыбке губами, похожими на двух розовых червяков.

Она так до самого конца и не догадывалась, кто был подлинной главой тетиного ковена наузников – тетя или миссис Уизеринг. Потом-то это стало понятно. Анна обратила против тети голема, но, когда решимость на миг покинула ее, в бой вступила миссис Уизеринг. Анна до сих пор не могла забыть слова, с которыми она прикончила тетю.

Грядет война, нельзя оставлять никого из вас в живых…

Наузники тогда едва не убили их с Эффи. Они и сейчас сделали бы это. Для них это было как чашку чая выпить.

Селена яростно воткнула в брауни вилку.

– Этот вопрос решается, ты же знаешь.

Анне сказали, что команда из травников и стражей – членов рощи, специализирующейся на магической защите, – занята выслеживанием каждого наузника из тетиного кружка с целью взять их под контроль, недвусмысленно дать понять, что за ними наблюдают и что об их деяниях непременно будет сообщено Семерке. Анна не была уверена, что этого будет достаточно:

– Они так просто не сдадутся.

– Наузников больше не осталось, Анна, – твердо произнесла Селена. – С ними покончено. Тебе не о чем волноваться. Все позади. Ты юна и свободна…

Свободна. Анну разобрал смех.

– Проклятие никуда не делось, – прошептала она.

Кондитерская исчезла. Теплая тяжесть капкейка в животе улетучилась. Мир Анны скукожился, задушенный тьмой. Все заслонил собой он – страх в центре всех страхов, обволакивающий ее своими липкими щупальцами, лишающий воли. Селена напряглась. Все лето они старательно избегали любых упоминаний о проклятии, но больше обходить его молчанием было невозможно – уже вечером оно вернется обратно, темной тенью проникнет в дом следом за Эффи с Аттисом.

– Им нельзя возвращаться, – пробормотала Анна, разглядывая раскрошенный капкейк. – Снять проклятие невозможно. Его может нейтрализовать только тот, кто его наложил, – а этот человек давным-давно мертв – или же заклинание более могущественное, а Аттис и есть это заклинание, и я не позволю ему снова принести себя в жертву.

Выхода нет.

Селена рядом с ней тяжело вздохнула – должно быть, в поисках ответа, которого у нее не было. Она не смогла спасти ни мать Анны, ни тетю.

– Вы с Эффи сестры, – произнесла она наконец. – Вы должны присутствовать в жизни друг друга.

– А должны ли? – отозвалась Анна.

Они с младенчества росли порознь. У них не было совместных воспоминаний и дорогих сердцу моментов, за которые они могли бы держаться. Их нити были разделены с самого начала. И то обстоятельство, что они оказались сестрами, вовсе не отменяло того, что сделала Эффи.

– Моя дорогая. – Голос Селены дрогнул от внезапных эмоций. – Я не могу видеть тебя такой. Я уже забыла, как выглядит твоя улыбка.

– Я улыбаюсь, – сказала Анна, но вышло не очень.

– Называть это улыбкой все равно что пытаться выдать газировку за шампанское. Твой огонек загасили, моя спичечка.

Анна отвернулась, стыдясь своей боли.

– Рано или поздно тебе станет легче, вот увидишь. Я знаю, что сейчас тебе очень плохо. Я знаю, тебе кажется, что твое сердце разбито, но…

Анна положила вилку на стол, чувствуя, как ее грудь словно опоясал железный обруч.

– Мое сердце не разбито.

Брови Селены изогнулись.

– Разбитое сердце может принимать множество форм, моя спичечка, – любовь, утрата, иногда потеря себя…

Анна пыталась отгородиться от ее слов, не слышать их. Железный обруч теперь стягивал грудь так туго, что было больно, слишком многое рвалось наружу.

– Моя мама всегда говорила, что для того, чтобы впустить в сердце свет, оно должно быть разбито, хотя я сама не слишком-то хорошо справлялась с разбитым сердцем… Но у тебя, думаю, получится лучше. Ведь ты унаследовала сердце своей матери. Знаешь, пирожное – не главный подарок к твоему дню рождения. Я привела тебя сюда потому, что это было любимое кафе твоей матери.

Анна замерла. С тех пор как девочке стала известна правда о смерти матери, Мари стала для нее реальной как никогда прежде, и от этого думать о ней было еще больнее. Она посмотрела на Селену:

– Правда?

– Это я показала Мари это место. Она тогда училась в Лондоне, а я спала с рок-звездой – он, разумеется, жил в Ноттинг-Хилле. Я случайно наткнулась на эту кафешку и сразу подумала, что Мари здесь понравится. Так оно и вышло. Знаешь, что она взяла?

– Что?

– Капучино и брауни. – Селена криво улыбнулась. В уголках ее губ таилась грусть. – Вот почему я всегда их заказываю. Мари тогда по уши перемазалась в шоколаде и с глупым видом мне улыбнулась. Мы не виделись несколько месяцев и проболтали несколько часов кряду, смеясь и одно за другим поедая пирожные. – Селена фыркнула, что-то вспомнив. – Она, разумеется, отправилась домой с коробкой капкейков, которые ей вручили в подарок. И такое случалось с ней повсюду, куда бы она ни пошла. Не знаю, было ли причиной тому ее очарование, или ее магия, или все вместе, но ей достаточно было улыбнуться, и все сразу падали к ее ногам.

– Прямо как ты.

– Нет-нет. Я очаровываю, я обольщаю. – Селена приподняла безупречную бровь и повела глазами, цвет которых был воплощением очарования. – А Мари… она завладевала сердцами. И ты станешь такой же.

– Сомневаюсь.

– Ну а я нет! А я знаю все! – Она с торжествующим видом отправила в рот последний кусок брауни и глупо улыбнулась Анне перемазанными в шоколаде губами.

Анна против воли прыснула, а когда Селена принялась облизывать коричневые от шоколада губы, рассмеялась в голос.

– Вот видишь! Стоило тащить тебя сюда, чтобы услышать твой смех!

– Для меня еще есть надежда.

Селена покачала головой. Глаза у нее сияли.

– Надежда – недостаточно громкое слово для того мира, который тебя ожидает, моя спичечка. Может, сейчас тебе и кажется, что повсюду вокруг тьма, но я по-прежнему вижу твой свет… – Из подсобки вернулся Донни, и Селена немедленно приняла свой обычный легкомысленный вид, словно и не было этой минуты искренности. – Так, погоди! Ты же еще не пробовала фирменный чизкейк Донни. Это такая вкуснятина, что ты забудешь, как тебя зовут!

– Не волнуйся, минут через пять ты снова это вспомнишь, – совершенно серьезно отозвался Донни.

Он принялся накладывать им в коробку пирожные. Анна улыбалась, слушая их с Селеной шутливые препирательства.

– Вот тех, пожалуйста, еще парочку! И этого кусочек побольше!

Донни взмахнул в воздухе щипцами:

– Почему бы тебе не заняться этим самостоятельно?

Наконец он водрузил коробку на стойку перед ними:

– Она вместительнее, чем кажется с виду. – Донни кивнул Анне, пока Селена оплачивала счет. – И я там положил для тебя еще коробочку капкейков – в подарок.

– Ой, – произнесла Анна изумленно. – Спасибо большое.

– Не за что. С днем рождения!

Селена многозначительно подмигнула Анне, и они, помахав Донни на прощание, вышли на улицу. Анна оглянулась, представляя свою мать посреди этого кондитерского рая, и неожиданно поняла, что ей не хочется уходить.

– Спасибо тебе, Селена, за то, что привела меня сюда.

Селена широко улыбнулась:

– Мари сама привела бы тебя, если бы могла.

Анна отвела взгляд. Внутри у нее снова что-то готово было лопнуть, в горле начинал смерзаться тугой протестующий ком.

– Идем. Давай прогуляемся до центральной улицы, а там поймаем такси. Мне нужно купить эрогенные свечи, их продают тут в одном киоске.

Это отвлекло Анну.

– Что-что тебе нужно купить?

– Свечи. Их зажигают, когда нужен огонь в определенных частях тела… ну, ты понимаешь. У моих клиентов они пользуются большим спросом.

Анна обвела лотки взглядом:

– Здесь продают магические свечи?

– Дорогая, для того, кто знает, куда смотреть, магия повсюду. На Портобелло маленькие секретики на каждом шагу. Видишь вон тот магазинчик? – Селена указала на витрину за лотками, в которой искрился и переливался изящный хрусталь. – У них там есть целый магический отдел, битком набитый прекрасными вещами – заклинаниями, застывшими в хрустале, люстрами, загорающимися от лунного света… Как-то я купила там изумительную вазу – она меняет форму и цвет в зависимости от того, какие цветы в нее ставишь. Поразительная вещь. Еще у них там есть потрясающий отдел магического винтажа. Сходи загляни туда. Встретимся на центральной улице в пять.

Анна проводила Селену взглядом. Ее белое платье в последний раз мелькнуло и исчезло в толпе. Анне хотелось броситься за ней, попросить Селену вновь наполнить все ее существо ощущением чуда, сделать ее той девочкой, какой она когда-то была. Разве не этого Анна всегда хотела? Разве не мечтала жить с Селеной? Быть свободной? Но она не была больше той девочкой, да и Селена оказалась совсем не такой, какой считала ее Анна, какой рисовала ее в своем воображении. Ибо Селена всегда была для нее образом – ярким мимолетным видением, время от времени мелькающим на ее небосклоне, сулящим ответы… спасение. Но она все это время скрывала от Анны правду об Аттисе с Эффи и о проклятии. Спасения не существовало, а Селена осталась все таким же мимолетным видением. Большую часть лета она постоянно где-то пропадала – встречалась с друзьями, не показываясь дома по нескольку дней, появляясь в жизни Анны и вновь исчезая из нее, подобно солнечному зайчику, который невозможно поймать, сколько ни старайся, – вот он вспыхнул на стене, и вот уже нет его…

Анна медленно пошла по улице. Мысль о том, что здесь на каждом шагу незримо присутствует магия, давила на нее, – казалось, все видят ее насквозь. Мир вокруг погружался во тьму. Слишком людно, слишком шумно. Со всех сторон ее плотной толпой окружали люди, они задевали и толкали ее. В многоголосом шуме Анне то и дело чудился тетин смех. Ей хотелось домой, обратно в холодный кокон ее страхов.

Огонь никогда не гаснет; остерегайся дыма на ветру…

Наверное, она все-таки сходит с ума. Медленно, но верно превращается в тетю, становится параноидальной истеричкой. Наверное, проклятие уже начало просачиваться в ее мысли, выплескивая тьму ее души в окружающий мир, делая все вокруг извращенным и зловещим…

– Э-э-эй!..

Голос доносился непонятно откуда.

– Э-э-эй!..

И снова этот голос. Анна проигнорировала его. Он никак не мог обращаться к ней.

– Э-э-эй! Не хотите на что-нибудь взглянуть?

Она повернула голову и поняла, что голос принадлежит владельцу лотка сбоку от нее. Это был коротышка, который переминался с пятки на носок и пылко ей улыбался.

– Мм… нет, спасибо, мне ничего не нужно.

Кивнув, Анна двинулась дальше, но через несколько шагов ее вновь догнал его оклик.

– Э-э-эй!.. – Пронзительный настойчивый голос больше всего напоминал свист сдувающегося воздушного шара. – Вы точно-точно в этом уверены?

Анна снова повернула голову. Он по-прежнему стоял за своим лотком, что было совершенно невозможно… если только… если только его лоток каким-то образом не… не следовал за ней. Она ускорила шаг, миновав еще несколько лотков, и тут – ее снова догнал его голос…

– Я могу предложить вам большой выбор новых средств для мытья пола, которые наверняка очень вас заинтересуют…

Анна остановилась и обернулась к нему, испытывая тревогу и раздражение.

– Ага! – Он торжествующе поднял палец. – Что, мне все-таки удалось привлечь ваше внимание? – Продавец поднял бутылку. – Что скажете о моем новом изгоняющем средстве для мытья пола? Оно сделает ваш пол чистым и одновременно избавит ваше жилище от всей негативной энергии! Или искореняющее споры средство для мытья пола? Незаменимая вещь в перебранке!

Анна знала, что ей следовало бы уйти, попытаться оторваться от назойливого коротышки, однако же сделала шаг в направлении его лотка, разглядывая ассортимент. Он, похоже, торговал самыми разнообразными хозяйственными товарами. С виду в лотке не было ничего особенно магического… до тех пор, пока нож сам по себе не застучал по разделочной доске. Анна опасливо оглянулась по сторонам, но все вокруг, похоже, преспокойно шли себе по своим делам, ничего не замечая.

– Или вот средство для мытья, изменяющее цвет вашего пола…

– Меня совершенно не интересуют никакие средства для мытья полов, – процедила Анна сквозь стиснутые зубы. – Кто вы такой?

Коротышка улыбнулся, и улыбка его вызвала у Анны мысль о чем-то скользком, тонущем в трясине.

– Я Джерри Тинкер, торговец магическими хозяйственными товарами, – представился он, приложив руку к груди. Его квадратная голова была гладкой и безволосой, а плоский нос и широкие влажные губы напомнили Анне жабу. – А тебя как зовут, моя маленькая Золушка?

– Анна, – ответила девочка неохотно.

– Анна. – Коротышка даже причмокнул, перекатывая ее имя на языке, отчего ей стало не по себе еще сильнее. – Посмотрим, посмотрим. Ага! Что скажешь насчет нового набора кухонных ножей? – Он жестом фокусника извлек их откуда-то и водрузил на прилавок. – Точатся сами во время резки – тебе никогда больше не придется иметь дело с тупым ножом! Или возьми форму-самопечку! Ставишь ее в печь пустой, а вынимаешь идеальную буханку! В доме мир и согласие, и муж счастлив и доволен!

Анна состроила гримаску:

– Нет у меня никакого мужа!

– Ну, тогда тебе совершенно необходим этот утюг, чтобы в личной жизни все было гладко! Или возьми этот фартук – он, где надо, убавит тебе дюймов, а где надо – прибавит…

Внезапно на прилавок перед Анной откуда ни возьмись плюхнулся тостер, и из него вылетели два письма. Она даже отшатнулась от неожиданности.

– Тостер для твоей корреспонденции? – протараторил коротышка.

– Мне ничего не нужно, спасибо большое, – отрезала Анна и попыталась уйти, но палатка принялась расширяться в такт ее шагам, на прилавке возникали все новые и новые вещи: кастрюли и сковородки, чайники и чашки, тряпки и полотенца, иглы, наперстки и катушки ниток…

Внимание Анны привлекла одна блестящая катушка, но девочка не стала останавливаться.

– Так ты у нас рукодельница, да? – послышался пронзительный голос. – У меня есть самовдевающиеся нитки, поющие катушки, бездонные наперстки… – Коротышка взял маленький серебряный наперсток и, вытащив из него розу, протянул Анне.

Ее взгляд неодолимо притягивала та катушка, блестевшая ярче других. Она горела ярче солнца, свет был совершенно иного качества – он казался мягче, приглушеннее, как будто не имел никакого отношения к краскам дня. Анна подошла к прилавку и протянула руку, чтобы ее потрогать, но пальцы Джерри сомкнулись на ее запястье.

– Руками ничего не трогать! А я посмотрю, у нашей маленькой Золушки губа-то не дура.

Анна убрала руку, и коротышка взял катушку и отмотал небольшой кусок нитки.

– Лунная нить! – провозгласил он. В его загрубевших пальцах она замерцала. – Никогда не заканчивается! Никогда не путается! Никогда не рвется! – Он резко дернул за кончик, и нитка слегка натянулась, но не лопнула. – Она всегда будет светить ярче яркого, какой бы мрак ни творился вокруг… Двадцатку я, так уж и быть, готов тебе скинуть, так что три сотни – и она твоя!

– Триста фунтов!

Анна едва не расхохоталась.

Улыбка Джерри скисла, позеленела по краям, но он удержал ее на месте.

– Да, но так ведь и товар не самый заурядный…

– Спасибо, мне не нужно, – произнесла Анна, усилием воли отводя от катушки взгляд.

– Конечно, я мог бы отдать ее тебе бесплатно… а ты мне за это кое-что другое.

Теперь настал черед Анны сузить глаза.

– Что?

– Секрет.

– Секрет…

– О, я торгую и секретами тоже. Хорошими, сочными секретами. – Джерри вновь сладострастно причмокнул. – А я думаю, у тебя как раз такой имеется, маленькая Золушка… – Ноздри его раздулись и затрепетали, как будто он пытался ее обнюхать. – И не волнуйся – я умею держать язык за зубами. У меня твой секрет будет в полной безопасности.

Анна попятилась, внезапно охваченная страхом. Этот коротышка вызывал у нее отвращение – он и то, что он в ней разглядел.

– Мне ничего от вас не надо.

Он принялся приплясывать на месте, напевая:

– Выдавай-ка, не таи все секретики свои! Предлагаю только раз, не прощелкай этот шанс, будь ты мне хоть друг, хоть враг, не то будешь сам дурак!

– Прекратите! – рявкнула Анна, вспомнив, что они находятся на улице посреди Лондона.

Джерри прекратил свою джигу:

– Я всего лишь пытаюсь помочь, Золушка. Вот, держи, на тот случай, если вдруг передумаешь. – Он достал из кармана визитку и протянул ей. На ней было напечатано: «Джерри Тинкер. Магические хозяйственные товары для ведьм, на которых свалилось слишком много всего сразу!»

Анна взяла визитку, надеясь, что надоедливый коротышка наконец от нее отвяжется.

– Если ты, конечно, не…

– Нет! – отрезала она, не дав ему даже договорить.

Улыбка сползла с лица Тинкера и вновь скрылась в зловонной трясине.

– Сама себя наказала, – пожал он плечами.

Анна поспешно зашагала прочь, но в ушах у нее эхом звучало:

Ты пропала. Ты пропала. Ты пропала.

Когда она оглянулась, его лотка среди остальных больше не было.

Тени

Главное – не то, из какого ты теста, а из какого теста твои тени.

Гарвен Макиннес, ведьма Хада и дух-хранитель. 1636–1691–1704

Аттис был внизу. До Анны доносился приглушенный рокот его голоса. Они с Эффи вернулись.