Узоры тьмы

Сердце у нее учащенно забилось. Она принялась расхаживать туда-сюда по своей комнате, пока не споткнулась о коробку – все ее вещи до сих пор так и стояли нераспакованными. Она и сама не знала почему. Ей нравилась ее комната – верхний этаж, белые крашеные стены и деревянный пол, окна, выходящие на разномастные крыши Восточного Лондона. Она просто до сих пор не свыклась с тем, что теперь это ее дом.

Анна в очередной раз взглянула на себя в зеркало. На ней был новый наряд из тех, что Селена накупила ей за лето, – черный джемпер, заправленный в замшевую юбку. Волосы она при помощи золотого гребешка Селены уложила гладкими волнами. Несмотря на то что она воздерживалась от магии, волосы ее горели ярко, как никогда, цветом напоминая пылающее золото. Она подняла подбородок и попыталась изобразить на лице улыбку. Ей не хотелось выглядеть так, как будто она все время их отсутствия только и делала, что хандрила.

Она еще несколько раз прошлась по комнате, потом остановилась перед дверью, отдавая себе отчет в том, что рано или поздно ей придется спуститься. Ну или выбираться через окно. Заманчивая перспектива…

Она тряхнула головой, сделала глубокий вдох и отправилась на кухню. Снизу неожиданно донесся смех Эффи.

Этот смех Анна не спутала бы ни с чем – негромкий, дерзкий, презрительный. Непостоянный и загадочный, этот смех одновременно завлекал и держал тебя в заложниках, заставляя гадать, то ли смеются с тобой, то ли смеются над тобой.

– …Ну и в общем, я послала их к чертовой матери! – Эффи увлеченно что-то рассказывала. – Они уехали, а мы с Аттисом остались торчать на этой горе на краю географии. Все проезжают мимо, потом Аттис наконец пускает в ход магнетическое заклятие и тормозит огромный грузовик. Водитель не может сообразить, что происходит. Я стучу ему в окошко, и тогда…

Анна вошла в кухню, и Эффи умолкла на полуслове. Они собрались там все втроем: Эффи сидела на столешнице, водрузив ноги в массивных черных ботинках на табуретку; Селена, покачивая бокал с вином, который держала в пальцах, внимательно ее слушала; Аттис, скрестив руки на груди, небрежно прислонился к плите. Атмосфера в кухне была неожиданно и пугающе дружеской.

– Привет.

Анна помахала им рукой. Жест вышел на редкость неловким. Взгляд ее скользнул по Аттису, не задерживаясь на нем, и остановился на Эффи. На несколько напряженных секунд глаза их встретились. Подруга. Врагиня. Сестра. Мое проклятие. Анна ощутила, как ее стены начинают рушиться, но не понимала, что и как чувствовать перед лицом всего того, что на нее свалилось. Она напомнила себе обо всем, что сделала Эффи, и ее захлестнуло волной гнева: заманила ее в ковен и устроила из этого мстительное развлечение; переспала с парнем, который пригласил Анну на школьный бал, просто забавы ради и оставила ее разгребать последствия в одиночестве…

Прежде чем Анна успела что-то произнести, Эффи подошла к ней и неожиданно стиснула в объятиях – крепко, но ненадолго.

– Моя дорогая сестрица, – пропела она, и Анна поняла, что смеются точно не вместе с ней. Эффи улыбнулась своей загадочной полуулыбкой, которая все это время преследовала Анну в ее снах. Последовавшие за улыбкой слова, впрочем, оказались куда более ранящими. – Ты за время нашего отсутствия вообще хоть раз была на солнце? Ты такая бледная!

Анна еще не успела отойти от шока, в который повергло ее неожиданное объятие:

– Я всегда бледная.

– И то правда, – фыркнула Эффи.

Сама она, напротив, выглядела отдохнувшей и посвежевшей, но в то же самое время внешность ее стала брутальнее. Она обесцветила волосы, и резкая граница между этой пергидрольной белизной и темными корнями бросалась в глаза. В носу появилось колечко-пирсинг, а глаза блестели, как зеркала, не пропуская свет внутрь и отражая все наружу, как будто намерены были видеть мир исключительно так, как им хотелось.

– Не все из нас уезжали на каникулы, – добавила Анна скорее с горечью, нежели с ядом в голосе. – С возвращением!

Она попыталась произнести эти слова жизнерадостным тоном.

– О да, что может быть лучше!

Ямочки на щеках Эффи буквально источали сарказм.

Селена подняла свой бокал:

– Наконец-то мы все снова вместе. – На Аттиса она даже не посмотрела. – Не могу передать, как я счастлива, – и к дню рождения Анны…

– Вообще-то, это и мой день рождения тоже. – Эффи кивнула в сторону Селены. – Разве не так?

Вид у Селены сделался смущенный.

– Ну… я подумала, что ты не захочешь отмечать свой день рождения в другой день…

– Но сегодня же мой настоящий день рождения, нет? День, в который моя мать родила меня на свет, а не тот, который ты от балды назначила днем моего рождения?

Все напряглись.

– Да. – Селена подняла обе руки над головой. – Что ж, тогда устроим двойной праздник! Я подумала, можно посидеть на крыше, как в старые добрые времена.

– Клевая идея.

Эффи пугающе широко улыбнулась.

Аттис оттолкнулся от столешницы:

– Кому принести выпить?

Звук его голоса, низкий и мелодичный, неожиданно перенес Анну в ее сны, в которых присутствовал и он тоже, и это застало ее врасплох. Да еще этот его выговор, какой-то нездешний, трудноуловимый, точно карта, на которую нанесено слишком много дорог.

– Наверху есть шампанское, – сказала Селена. – Но ты можешь принести газировку. Идем, девочки!

Одной рукой подхватив под локоть Анну, а другой Эффи, она потащила их наверх, на крышу, как будто они втроем были лучшими подружками. «Так вот, значит, как это будет, – подумала Анна. – Притворство и сказки». Как будто вечеринка с шампанским может залатать трещины.

Селена, впрочем, превзошла самое себя. Крыша выглядела потрясающе – стены представляли собой каскады мерцающих огоньков, в воздухе плавали светильники-луны, в креслах ждали подушки и пледы, а на столе в центре громоздилась груда пирожных и угощений из «Гензеля» и нарядные пакеты с логотипами магазинов. На заднем плане, точно и он тоже был частью праздничного декора, переливался огнями вечерний Лондон. Единственное, что было неподвластно Селене, что не в ее силах было сделать впечатляющим, – это небо: низкое и затянутое сизыми облаками, оно плавно перетекало в чернильную ночную синь.

– В Уэльсе ночное небо совершенно потрясающее, – произнесла Эффи, гладя пальцами столешницу.

– Зачем нам звезды, когда у нас есть игристое шампанское! – Селена щелкнула пальцами, и к ним по воздуху подплыли три бокала и пузатая бутылка. Шампанское полилось в бокалы, в буквальном смысле играя и искрясь. – За семью! – провозгласила Селена, и они чокнулись, льдисто звякнув бокалами.

– За семью, – эхом отозвалась Эффи и, залпом проглотив свой напиток, отрывисто улыбнулась Анне.

Та вдруг поняла, что слишком крепко сжимает в пальцах свой бокал.

– За семью, – выдавила она.

Эффи плюхнулась в одно из садовых кресел:

– Богиня, до чего же я устала. У меня такое чувство, как будто я не спала с самого отъезда.

– Ну уж нет, не вздумай уснуть сейчас! – прощебетала Селена. – У нас тут пирожные, подарки, да и наговориться нужно за все лето.

Селена принялась раздавать пирожные, и тут появился Аттис с напитками.

– Тебе чего-нибудь налить? – учтиво спросил он у Анны.

– Спасибо, не… не нужно… у меня есть…

Она подняла бокал с шампанским, устремив взгляд на него, лишь бы не смотреть на Аттиса, и не понимая, почему она вдруг двух слов связать не в состоянии.

– И разумеется, наш вечер не был бы полон без…

Селена хлопнула в ладоши, и свечи, расставленные вдоль края крыши, вспыхнули, но звезд на небе по-прежнему не было. Облака упрямо оставались на своем месте. Аттис начертил в воздухе какой-то символ, и в жаровне ярко запылал огонь.

– Как же хорошо снова оказаться вместе! – продолжала упорствовать в своем энтузиазме Селена. – Ну, разве это не чудесно? Как прошла ваша поездка?

– Клево. – Эффи повела изогнутой бровью в сторону Аттиса и впилась зубами в клубничину. – С ночной жизнью там, конечно, совсем швах, но зато весь пляж был в полном нашем распоряжении.

Анна почувствовала, как пузырьки шампанского у нее в желудке начинают превращаться в острые иголки, и попыталась запретить себе представлять этих двоих в одиночестве на пляже, загорелых и глянцевых…

– Мы подружились там с одними ребятами, у которых была лодка.

– Эффи ее украла, – сообщил Аттис, опускаясь в кресло по соседству с той.

– Подумаешь, всего-то одолжила на денек. Ну или на два.

– Пока я не заставил тебя ее вернуть.

– Для этого я тебя и держу. Ты не даешь мне делать всякие глупости, например воровать у людей лодки. – Она подтолкнула его локтем. Это был совсем крошечный жест, в сущности пустяк – и тем не менее его непринужденность говорила сама за себя. Они снова стали теми, кем были раньше, единым целым, общаясь друг с другом на своем личном языке из понятных лишь им двоим шуточек и таких вот маленьких интимных жестов.

– А вы тут без нас чем занимались? – поинтересовался Аттис.

– О, мы прекрасно проводили время, – отозвалась Селена. – Гуляли по Лондону, устраивали роскошные ужины…

Анне внезапно надоело все это притворство.

– На тетиных похоронах тоже было клево.

Все умолкли.

Аттис повернулся к Анне.

– Мне жаль, что мы на них не присутствовали… – мягким тоном произнес он.

– Ну а мне ничуть. – Эффи скрестила руки на груди. – Туда ей и дорога.

– Эффи! – одернула ее Селена.

– Что? Она была чудовищем. И пыталась убить нас всех. Я рада, что она сыграла в ящик.

– И тем не менее она была Анниной тетей… и твоей тоже, и…

Анна подняла бокал:

– За ящик.

Они с Эффи вновь впились друг в друга взглядами поверх бокалов, и в воздухе между ними внезапно возникло отчетливо уловимое напряжение. Анна была зла на себя за то, что ощущает его – воздействие Эффи, притяжение, которое всегда существовало между ними, желание перестать быть для нее пустым местом, стать частью ее спектакля. Она так и слышала, как тетя неодобрительно цокает языком, и представляла, как та осуждающе взирает на все происходящее, стиснув костлявые пальцы и бросая в их сторону недовольные взгляды. Вся эта вызывающая роскошь тетю возмутила бы – потворство собственным прихотям – это разновидность страха, Анна, попытка заполнить пустоту в своей душе.

– А теперь подарки! – все с тем же преувеличенным воодушевлением объявила Селена.

Теперь, когда Эффи потребовала, чтобы они устроили празднование и ее дня рождения тоже, Селена разделила приготовленные для Анны подарки на двоих. Впрочем, их там была целая куча. Одежда. Обувь. Сумки. Духи. Украшения. На Эффи все это изобилие, казалось, не произвело особого впечатления; Анна же не получала столько подарков никогда в жизни. Испытывая неловкость за свою недавнюю вспышку, она старательно изображала восторг и по очереди хвалила все подарки. Они перепробовали все десерты – и пропитанные сиропом пирожные, от которых у Анны склеились зубы, и макаруны со странными названиями, которые тем не менее на удивление соответствовали их вкусу: затерянные в море, танец с феями, сладкая месть, полуночные тени. Анна отрезала себе ломтик радужного торта, из которого выпорхнула стайка разноцветных засахаренных бабочек и принялась кружить у нее над головой.

Селена поймала одну на лету и отправила в рот. С каждой минутой она пьянела все больше и больше. Не давая молчанию воцариться ни на минуту, она рассказывала им истории о том времени, когда их с Мари арестовали в день семнадцатилетия последней за то, что они проникли в местный бассейн после закрытия.

– Мы просто хотели поплавать без посторонних – хотя, пожалуй, пытаться надеть наручники на полицейских не стоило…

Эффи засмеялась, Анна же отвлеклась на Аттиса, который нагнулся подкинуть дров в огонь. До сих пор ей не удавалось посмотреть на него, сейчас же ее внимание привлекли его руки, то, как они двигались – плавно, как песня, но в то же самое время четко и выверенно, маня языки пламени то в одну сторону, то в другую длинными сильными пальцами. В снах Анны эти руки играли музыку на ее коже.

– А теперь гвоздь программы!

Селена повела руками в направлении главного украшения стола – вулканического торта в исполнении Донни. Она начала подниматься, но Эффи сорвалась с места первой.

– Я поухаживаю за всеми, – бросила она и, подойдя к столу, взяла в руки нож.

А потом вдруг без предупреждения бросилась к Аттису и приставила лезвие к его горлу.

Ошеломленная, Анна вскочила на ноги:

– Что ты делаешь?

Эффи расхохоталась, и ее смех блеснул, точно острие ножа в ее руках.

– Я-то? Приступаю к новой части празднования под названием «А теперь давайте повеселимся по-настоящему».

Аттис, который все это время стоял неподвижно, несмотря на впивающееся в кожу лезвие, между тем не проявлял ровным счетом никаких признаков беспокойства. Анна замерла в напряженной позе, пытаясь понять, что происходит.

Эффи снова расхохоталась и опустила нож:

– Ты что, в самом деле думала, что я его убью?

– Эффи, – произнесла Селена строгим тоном, – что это за выходки?

Та обернулась к Селене:

– А что, разве ты не порадовалась бы, если бы я убила его? Довершила начатое тобой?

Селена посмотрела на нее. Бокал в ее пальцах покачивался туда-сюда, но ни капли шампанского не пролилось.

– Дорогая, не надо, не порти вечер…

– А, вечер. – Эффи саркастически взмахнула рукой в воздухе. – Я и рада бы не портить вечер, только как быть с тем, что ты испортила нам всем жизнь? – Селена вздрогнула, как от удара, и Анна осознала, что притворная вежливость Эффи была уловкой, прелюдией к спектаклю. Эффи вновь повернулась к Аттису. – Я просто пытаюсь определить, насколько Аттис незаменим для каждой из нас. Думаю, неплохо было бы это выяснить, прежде чем приступать к обсуждению проклятия, как считаешь?

Селена громко ахнула. Ну вот. Весь вечер они старательно пытались избегать этой темы, обходя на цыпочках трещины, игнорировать которые было невозможно, – а Эффи взяла и одним махом взорвала почву у них под ногами.

– Эффи… – начала было Селена.

– Ой нет, простите, пожалуйста, и давайте продолжим дальше есть торт, жечь свечи и любоваться бабочками, а все дурное забудем. Или лучше мне перерезать горло Анне и покончить с этим? Так это работает, да? Я имею в виду наше проклятие.

– Эффи! – В голосе Селены прорезались жесткие нотки. – Ты нарываешься. Вовсе не обязательно затевать этот разговор прямо сейчас.

– Ты говорила то же самое в начале лета, а сейчас оно уже практически на исходе. Нет, разумеется, можно еще подождать, вдруг все само как-нибудь рассосется. – Эффи повертела нож в руке. – Но у мамы с тетей ничего не рассосалось, так ведь? Проклятие начало действовать. Мы должны с ним разобраться.

Анна внезапно осознала, как сильно все это время скучала по Эффи.

– А у меня право голоса в этом вопросе имеется? – вклинился в разговор Аттис. – Потому что я сам оценил бы собственную незаменимость примерно в два балла из десяти. Если с большой натяжкой, то в три.

Эффи ткнула ножом в его направлении:

– Нет, тебе слова не давали.

Он покачал головой и продолжил есть торт:

– Ну да, пожалуй.

Селена со вздохом взяла бутылку шампанского.

– Какой вообще во всем этом смысл?

– А смысл во всем этом такой, что у нас есть план. Аттис согласился не приносить себя в жертву, пока мы будем искать другой способ снять проклятие. Да, Аттис?

Она ткнула его локтем.

– Я взял отпуск. – Он поднял тарелку с тортом в шутливом салюте. – Больше никаких жертв. По крайней мере, пока, – добавил он тоном, который совсем Анне не понравился.

Селена бросила на них сердитый взгляд:

– Это не смешно.

– А никто и не смеется, – отрезала Эффи с улыбкой, в которой теперь не было ни намека на теплоту.

Селена всплеснула руками, и бутылка шампанского повисла в воздухе.

– Это же проклятие! Оно ждать не станет!

– А, так, значит, нам все-таки стоит поспешить?

– Я никогда не говорила, что не нужно разбираться с проклятием, я просто думала, что самый первый вечер после вашего возвращения домой – не самый подходящий для этого момент! – огрызнулась Селена.

– Пока что все идет неплохо. Во всяком случае, мы с Анной за вечер ни разу не попытались друг друга прирезать, – заметила Эффи небрежным тоном. – И меня даже не особенно тянет. А тебя, Анна?

Пауза, которую сделала Анна, была не настолько долгой, чтобы кто-то успел ее заметить, но этот вопрос занозой сидел у нее в голове все лето, не давая покоя, – разница между той, кем она себя считала, и той, кем боялась оказаться на самом деле. Я убила тетю. Да, может, довела дело до конца не она, а миссис Уизеринг, но начала-то она. А Эффи я тоже смогла бы убить? Это казалось немыслимым, но Анна видела, что проклятие делает с людьми, и слишком многое в ней теперь отсутствовало, чтобы она могла себе доверять.

– Нет, – произнесла она, молясь про себя, чтобы это было правдой.

– Ну вот, пожалуйста. – Эффи указала на нее рукой. – Проклятие под контролем.

– Под контролем! – рассмеялась Селена. Нечасто смех ее казался таким пустым. – Проклятия – не обычные заклинания, их невозможно контролировать. Они не подчиняются ничьим планам. У них нет срока действия. Это не контракт, который можно подписать и убрать в папочку. Это проклятие! Оно превращает любой контракт в пепел! Оно выворачивает наизнанку твои обещания и не оставляет от твоих слов камня на камне. Оно стремится исполнить свое предназначение – и сделает все, чтобы его исполнить. Тебе может казаться, что у тебя все под контролем, но это потому, что проклятие хочет, чтобы ты так считал, в то время как оно сооружает лабиринт и заманивает тебя в его сердце. – Она перевела дух; губы у нее дрожали. Анна вцепилась в кресло, чувствуя, как слова Селены резонируют с хаосом в ее душе. Селена бросила взгляд на Аттиса, потом произнесла негромко: – Он – единственное наше оружие… И если мы не воспользуемся им, он станет причиной гибели вас обеих.

Аттис поморщился – его бравада дала трещину.

– Ну разумеется, в нашем соглашении имеется дополнительный пункт, – произнесла Эффи невозмутимо, как заправский юрист. – Пока мы будем искать другой способ положить конец проклятию, ни я, ни Анна не можем быть с Аттисом. А если ни одна из нас не может с ним быть, у нас не будет повода поссориться из-за него, и мы не сможем… – Она изобразила удар ножом. – Поубивать друг друга из-за любви.

Темный купол неба внезапно стал казаться крышкой гроба. Любовь. Эффи произнесла это слово с таким выражением, как будто это было что-то незначительное, Анна же почувствовала себя погребенной заживо под его весом. Всю жизнь ее учили относиться к любви со страхом и презрением, но это отношение переменилось: Анна развязала все узлы и выпустила ее на волю – и теперь была над ней не властна. Ей нельзя его любить. Она не станет его любить. С чего они взяли, что она вообще захочет с ним быть? Страх в ее душе мешался с унижением и гневом. Они что, обсуждали ее в таком ключе? Как будто ее любовь к нему – это данность? Это нечестно. Он обманом заманил ее в ловушку. Поцелуй в обмен на проклятие.

Анна наконец-то заставила себя взглянуть на него. Он с отсутствующим видом смотрел куда-то вдаль, абсолютно реальный и настолько же иллюзорный, как Аттис из ее снов.

Перед глазами у нее вновь встала картина, пронзившая насквозь все ее существо: Аттис, всаживающий нож себе в сердце.

Живое заклинание. Жертва. Их проклятие и одновременно способ покончить с ним; яд и противоядие.

Как он может считать себя всего лишь жертвой и ничем более? Анна не понимала этого, она не понимала его. Существует ли вообще тот парень, которого она знает? Знает ли она его вообще?

Силуэт Аттиса выделялся на фоне ночной темноты, подсвеченный огоньками, но она и так помнила каждую его черточку: глубоко посаженные глаза, прямой нос, плавный изгиб губ. За лето волосы у него отросли и выгорели на солнце, и огонь вызолачивал их, а отблески пламени плясали у него на лице, так что Анна не могла понять, хмурится он или улыбается. Аттис повернулся к ней, и у нее свело живот. Их глаза встретились: у него они были застывшие, но с пляшущими в них искорками; молодые, но бесконечно старые; реальные, но нереальные; и не такие, и не другие; серые и зыбкие, как дым…

Ей вспомнился их поцелуй, и ее вновь, как тогда, словно ударило молнией. В ту ночь, после бала.

Твое предательство… – вкрадчиво прошелестел у нее в голове тетин голос.

Это была правда. Может, Эффи и предала ее, но ведь и она тоже предала Эффи. Поступила бы я так снова?

– Ну так что? – произнесла Эффи, и Анна не сразу нашла в себе мужество встретиться с ней взглядом. – Мы все пришли к соглашению?

– Если что, – объявил Аттис, – у меня тут имеется нож, и я не испугаюсь пустить его в ход. Вилка, наверное, тоже справится с задачей, но будет больнее.

Анна бросила на него сердитый взгляд.

– Анна? – нетерпеливо подстегнула ее Эффи.

– Нет! – вырвалось у той.

– Что?!

Щеки у Анны покраснели еще сильнее. Она пожалела, что не обдумала ответ заранее.

– То есть да. Да, я согласна не… что мы не можем быть с Аттисом. Ни одна из нас. И тем не менее. – Она произнесла эти слова твердым тоном. – Я считаю, что мы в принципе не должны рассматривать смерть Аттиса как возможный вариант. Получится, что одну жизнь просто обменяли на другую.

– Возможно. – Он пожал плечами. – Или на две другие. Проклятие вполне может в конечном счете погубить вас обеих. И потом, моя жизнь на самом деле не жизнь, поскольку я, строго говоря, не человек. Я всего лишь живое заклинание.

– Это чушь собачья, – не выдержала Анна. – Если ты появился на свет при помощи магии, это еще не значит, что ты не настоящий. Я видела, как ты истекал кровью, – выглядело это вполне по-настоящему.

Аттис был явно ошарашен.

– Ну, надо полагать, никому не хочется, чтобы Аттис умер, – нетерпеливо произнесла Эффи. – И мне в первую очередь. Поэтому мы и должны найти другой способ.

– Он – единственный способ! – воскликнула Селена срывающимся голосом. Анну выводило из себя то, что она даже не смотрела на него, что она говорила о нем так, как будто он был не более чем орудием. – Он ради этого и был создан…

Эффи медленно повернулась к Селене:

– Вот только тебе на самом деле неизвестно, так это или нет, правда, Селена?

Та съежилась под безжалостным взглядом Эффи.

– Судя по тому, что мне удалось вытянуть из Аттиса, – произнесла Эффи тоном, в котором недвусмысленно читалось обвинение, – мы знаем только половину истории. Ты никогда не видела заклинания, которое нашла Мари и при помощи которого он появился на свет. Мари сказала тебе только, что понадобится его кровь, а все прочее – это уже твои интерпретации…

Селена устремила взгляд на горизонт, словно пыталась найти там выход. Когда его там ожидаемо не обнаружилось, она заговорила:

– Я умоляла Мари уйти от Доминика, но было уже слишком поздно. К тому времени они уже по уши влюбились друг в друга, а потом она забеременела. Ваша тетя уже попала в лапы наузников, жаждущих катарсиса, отмщения… Мари была полна решимости разрушить проклятие – прямо как вы двое. Решительная, упрямая, наивная… – Селена поднесла пальцы к губам, и Анна заметила, как сильно они трясутся. – Я свела ее с одним моим другом – гадателем, – и он помог ей найти в их с Вивьен семейном древе поколение, с которого все началось. Всех подробностей я не знаю, мы говорили по телефону, и Мари сходила с ума от страха, что наузники напали на ее след, поэтому почти ничего не рассказала. Я в то время была в отъезде – хотя мне следовало бы находиться рядом с ней. – Селена сделала глоток шампанского. – Следующий наш разговор состоялся, когда она пришла ко мне, чтобы рассказать, что ей удалось найти текст одного заклинания, – оно было создано одновременно с проклятием. В нем был подробно описан процесс создания живого противоядия, обладающего способностью уничтожить проклятие. Ты права… Я не видела текста заклятия, но Мари рассказала мне, что в нем говорится о камне, который, как она считала, был частью старого ожерелья, фамильной ценности, передававшейся из поколения в поколение, хотя Мари не знала о его существовании до того, как начала искать способ справиться с проклятием. Она нашла его в вещах своей матери, когда поехала навестить ее. После того как у миссис Эверделл обнаружили болезнь Альцгеймера, Вивьен упекла ее в дом престарелых. Мари хотела сама ухаживать за матерью, но тогда невозможно было бы скрывать от Вивьен ее местонахождение. Мы точно не знаем, не… не приложила ли Вивьен руку к внезапной болезни вашей бабушки. – Селена перевела печальный взгляд с одной девочки на другую. – Она, скорее всего, каким-то образом узнала, что Мари ищет ответов, и хотела затруднить ей поиски, отсечь все семейные контакты. Сперва внезапно умер ваш дед, а потом у вашей бабушки ни с того ни с сего вдруг обнаружился Альцгеймер в продвинутой стадии. Причем она тогда была совсем еще не старой. Слишком уж удобное совпадение.