ДАО ДЭ цзин ЛАО-цзы. Растолкования Великого Пекинеса. Сутра Сердца Праджняпарамиты

老子

道德經

Л А О – Ц З Ы

ДАО ДЭ ЦЗИН

ВЕЛИКИЙ ПЕКИНЕС

Т О Л К О В А Н И Я

ДЛЯ

ДОМОХОЗЯЕК

Благие повизгивания антинаучного содержания

КНИЖКА ТРЕТЬЯ

(ГЛАВЫ 29, 33, 38 – 48, 51, 67, 71, 79, 81)

Посвящается

Великим Пекинесам Ян Чжу-цзы и Чун Чун-цзы,

истинным друзьям и наставникам.

Записано со слов Великого Пекинеса Ян Чжу-цзы с безразлично-молчаливого благословения Великого Пекинеса Чун Чун-цзы в год плодовитой свиньи – 2007 от рождения Иисуса Христа

(16. 02. 2007 – ……… )

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Схимники-огородники:

ЯН ЧЖУ-цзы,

Великий Пекинес, живое воплощение льва Бодхисаттвы Манджушри. Древнекитайцы вывели эту бесстрашную собачку, скрестив маленькую обезьянку с могучим «царем зверей». Великий Будда, созерцая сей смелый эксперимент, несомненно, возрадовался его результату. Прикоснувшись ко лбу новорожденного «львенка», Победитель Смерти оставил на нем темное пятнышко (палец Будды), из века в век украшающее всех его мудропушистых потомков.

КОСТЯ,

вольнопасущийся мудрокот, хитрый, но белоснежный, Рыцарь сонного царства, Мастер Дхьяны.

ПИ-ПУ,

вислоухий кролик, мудронаивный, но беспредельно отважный, Рыцарь морковки и капустного листа, Мастер Дхьяны.

НЕРАЗУМНЫЙ,

слуга Великого Пекинеса, его послушный ученик и благоговейный почитатель.

Соседские КУРЫ,

террористически мыслящие птицы, дерзко и сквозь дырку в заборе совершающие набеги на суверенные грядки схимников-огородников.

Вальяжные УТКИ с другого конца деревни.

ДОМОХОЗЯЙКИ всех мастей, конфессий и кулинарных склонностей.

Место действия: огород схимников.

ЦЕЛИ и ЗАДАЧИ

Благороднейшей целью настоящего повествования Великий Пекинес полагает ее полное отсутствие. Наиглавнейшей же задачей Мудропушистый считает выражение глубочайшего уважения всем, кто стучался в Небесные Двери, а особенно тем, кому они с радостью приоткрылись.

ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ

Вдумчивым домохозяйкам уж точно известно, что фундаментальную Реальность нельзя зафиксировать ни мыслью, ни словом, ни печатью в паспорте. Знание о Дао в любом случае иллюзия. И хотя знание об этом есть иллюзия еще большая, потомкам Адама и Евы, в чьих сердцах пылает божественное пламя Истины, не остается ничего иного, как снова и опять идти в этом знании до его обманчивого предела. Вот и Лао-цзы, беззаботно нарушая собственную заповедь (Кто понимает это, не говорит об этом (гл.56)), оставляет хранителю пограничного перевала книгу в пять тысяч иероглифов про безымянное Дао. Вот и Будда Шакьямуни щедро одаривает человечество тремя корзинами текстов, посвященных недуальной Дхарме, которую никакое знание отразить, в принципе, не способно. Очевидно, вопрос всех вопросов не в том, что Дао нельзя «ухватить» условными представлениями, а в том, как близко можно «подобраться» к нему с их помощью. Ведь эго-мышление вполне в состоянии вплотную подойти к своим собственным границам, а при избытке в сердце-уме отваги и искренности, перешагнуть их, пустившись в плавание по бескрайнему океану Великой Пустоты. Обретя в этом странствии опыт отсутствия опыта, сие «отсутствие» всегда найдет способ собственного выражения, и тот, кто сподобился «претерпеть» в своем организме столь восхитительную трансформацию, имеет полное право оставить свои «пять тысяч иероглифов» на пограничном перевале между жизнью и смертью.

Философствовать о Дао – занятие благородное, но прямое Видение (с большой буквы) Дао-реальности в сравнении с любой философией, что свежая осетрина по отношению ко всем остальным ее несъедобным состояниям. Козьма Прутков, весело заявив, что «никто не обнимет необъятного», был совершенно прав – двойственному сознанию осмыслить Дао-тождество, что шоколадному зайцу вырастить на своей пушистой голове ветвистые оленьи рога (Сутра Помоста). Тем не менее, нерушимый принцип божественной Неопределенности никогда не затворяет Небесную Дверь в «райские кущи». Спонтанный фазовый переход сознания двуногих зверюшек от эгоистической обособленности к светоносному Дао-единству возможен в любую погоду. Будда Шакьямуни, Лао-цзы, Иисус Христос, Бодхидхарма и тысячи других неизвестных, но не менее самоотверженных искателей Истины на собственном примере убедительно продемонстрировали реализацию этой восхитительной возможности.

Впервые иероглиф «дао» встречается в «Шу цзин» – «Каноне документов», посвященном событиям третьего-второго тысячелетия до нашей эры, где с его помощью повествуется о направлении реки в нужное русло при строительстве канала. Также считается, что изначально этот иероглиф использовался древними астрономами и астрологами для описания движения звезд в небесных сферах. Однако звезды никуда не ходят. Их путь по просторам космоса – воображаемая траектория, существующая лишь в фантазиях замечтавшегося наблюдателя. Поэтому от греха подальше лучше оставить иероглиф «дао» без перевода. Пусть те, кто найдут в себе силы дочитать все до конца, наполнят его собственным пониманием, а самые отважные – поскорее это «понимание» утратят.

29.

(1) [Кто] возжелает взять в жены [все, что] под Небесами

и на это воздействовать,

(將 цзян 欲 юй 取 цюй 天 тянь下 ся 而 эр 為 вэй 之 чжи)

(2) Вижу я, не преуспеет.

(吾 у 見 цзянь 其 ци 不 бу 得 дэ 已 и)

(3) [Все, что] под Небесами – сосуд божественного Духа.

(天 тянь 下 ся 神 шэнь 器 ци 也 е)

(4) На него никто не может воздействовать.

(非 фэй 可 кэ 為 вэй 者 чжэ 也 е)

(5) Кто на него воздействует, разрушит его.

(為 вэй 之 чжи 者 чжэ 敗 бай 之 чжи)

(6) Кто удерживает его, утратит его.

(執 чжи 之 чжи 者 чжэ 失 ши 之 чжи)

(7) Вещи либо вперед идут, либо следуют,

(物 у 或 хо 行 син 或 хо 隨 суй)

(8) Или сопят, или дуют,

(或 хо 歔 сюй 或 хо 吹 чуй)

(9) Одни сильны, а другие слабые,

(或 хо 強 цян 或 хо 羸 лэй)

(10) Одни разрушают, другие [же] разрушаются.

(或 хо 挫 цо 或 хо 隳 hui)

(11) Поэтому Мудрый оставляет [все] лишнее,

избегает крайностей [и всего] великого.

(是 ши 以и 聖 шэн 人 жэнь 去 цюй 甚 шэнь 去 цюй 奢 шэ 去 цюй 泰 тай)

«Я скажу тебе с последней прямотой:

Всё лишь бредни, шерри-бренди, ангел мой»

Мандельштам Осип Эмильевич

«If you don’t live on the edge, you are taking up too much space»

Древняя англосаксонская прибаутка

(1) – (6). В мавантуйском тексте «В» от первой строки осталось лишь три иероглифа. На годянском бамбуке главы нет, а в стандартном, мавантуйском «А», копиях Хэшан-гуна и Фу И она записана почти одинаково: «將цзян 欲юй 取цюй 天тянь 下ся 而эр 為вэй 之чжи», где «將цзян 欲юй» – это «собираться желать» или без лишнего косноязычия просто «собираться» или просто «желать»; «取цюй 天тянь 下ся» – владеть, управлять и даже жениться на всем, что под Небесами. Замыкает все это удовольствие «而эр 為вэй 之чжи» – и действовать на это.

Иероглиф «為вэй» олицетворяет собой умышленно-целенаправленные действия активного эго-субъекта в направлении окружающих его вялопассивных объектов. Поскольку в первой строке объектом является «天тянь 下ся», то возникает вопрос, что под этим выражением тут понимать. Обычно, «тянь ся» – это «весь белый свет» или «все, что под Небесами». Рихард Вильгельм: «Conquering and handling the world: I have experienced that this fails» (Завоевать и управлять миром: я испытал, что это не удастся). Роберт Хенрикс: «For those who would like to take control of the world and act on it – I see that with this they simply will not succeed» (Те, кто желали бы взять под контроль весь мир и воздействовать на него – я вижу, что в этом они просто не преуспеют). Также «тянь ся» может означать любое поднебесное царство, например, империю Цинь во всем ее беспощадном великолепии. Lau Din-cheuk: «Whoever takes the empire and wishes to do anything to it» (Кто бы ни взял империю и желал что-нибудь с нею сделать). Ян Хин-шун: «Если кто-нибудь силой пытается овладеть страной, то, вижу я, он не достигнет своей цели». Известно, что первая китайская империя сформировалась к 221 году до н. э. вокруг царства Цинь. Мавантуйский свиток «А» датируется тем же периодом, а годянская находка старше его лет на сто. Соответственно, корни «пяти тысяч иероглифов» уходят глубоко глубже даты возникновения в Китае «имперских амбиций», и мы, с Великим Пекинесом, вынуждены сознаться, что «тянь ся» во всех вышеперечисленных качествах вызывает у нас лишь сострадательные пофыркивания.

Лао-цзы не был кухонным обывателем, и для него не являлся военным секретом тот незатейливый факт, что любая держава управляется преднамеренными вэй-действиями, какую бы утонченную философию ее президент при этом ни исповедовал. Поэтому в отличие от Конфуция, он и не спешил возложить на себя «бремя государственных дел» за ради внедрения прямого Видения Дао-реальности в лицемерные недра бюрократической машины (гл.28). Глава 3 строго и доходчиво определяет общие принципы управления слоями и массами непослушных членов населения. Во-первых, дабы у гордых граждан не закипал их разум возмущенный, желательно кормить их пожирней и погуще не папуасским пальмовым маслом, сдобренным ароматизированными химикалиями, а продуктами натуральными и дружественными их нежному пищеварению. В режиме усиленного экобиопитания бурлящая кровь неминуемо отхлынет от их пламенных сердец к переполненным желудкам, а мятежные устремления к братской свободе и поголовному равенству утихнут самостоятельно. Во-вторых, чем царство меньше, тем меньше нужды на что-либо воздействовать. Поэтому Дао-республике во имя сохранения полноты изначального счастья в сердцах ее честных граждан, предписывалось быть небольшой и малонаселенной (гл.80). Редким же ее обитателям надлежало безвылазно сидеть дома (гл.47), восторженно внимая невооруженным ухом пению задиристых петухов и веселому визгу мудропушистых собачек, доносящимся из сопредельных миницарств (гл.80). Что до особой роли личности внутри таких исторических процессов, то мы уж докладывали вслед за Сыма Цянем, что во времена, благоприятные великим свершениям, мудрокитаец выезжал на деревню в колеснице под звон серебряных бубенчиков и аплодисменты восторженных домохозяек. Если же холодный ветер дул ему прямо в лицо, то мудрец седлал и его, без печали и сожалений уносясь вдаль от многолюдных мест вместе со своим любимым, но очень черным буйволом. К чему мы все это? Да к тому, что вопреки прогнозам строк (3), (4), (5) и (6), незаметно, чтобы древнекитайские султанаты стремительно разрушались от какого-либо на них воздействия. Как правило, они видоизменялись, принимая новые, а порой и причудливые формы. Снова обратим пламенный взор на империю Цинь: ее возникновению предшествовали самые что ни на есть активные вэй-действия ее жестоковыйного президента Ин Чжэня (Цинь Шихуанди). Не тратясь на проведение лживых референдумов, он предпочел сразу действовать хорошо заточенным холодным оружием. В итоге, все соседние королевства кровопролитно «воссоединились» в огромную империю. И что чего лучше?

Собственно, нет нужды бегать в древний Китай по любому поводу. Если ослушавшись Лао-цзы, украдкой выглянуть в окно (гл.47), то можно без труда насладиться созерцанием отечественных процессов дегенеративной мутации под общим названием «рыба тухнет с головы». Невзирая на ярко выраженную криминально-маразматическую окраску вэй-действий вечно любимого главаря и всех тех, кто кормится у его трона, сие дурнопахнущее мероприятие протекает хоть и вяло, но разнонаправлено. Вот что тут делает сосуд божественного Духа (神шэнь 器ци), которому любой «вэй» обязан наносить непоправимый ущерб в автоматическом режиме. Ай? Честно взвизгнуть, толкование «тянь ся» как гособразований, содержимое которых испытывал на прочность гиперактивный администратор, начисто лишает эти строки всякого пищеварительного смысла. Тогда, что же у ветхозаветных китайцев разрушалось и утрачивалось при малейшем к нему прикосновении неумытыми лапами? Мы, с Мудропушистым, не обнаружили в их аграрно-индустриальной и общественно-политической сферах жизни ничего, что бы в ощутимой степени повиновалось гипотетическим императивам строк (5) и (6). Соседские куры, наблюдая наши философские страдания сквозь дырку в заборе, присоветовали перенести изыскания из грубой материально-хозяйственной плоскости в мистические глубины древнекитайской задушевности. Причем, строки (5) и (6) присутствуют еще и в главе 64, где мудрый «жэнь» не действует (無у 為вэй) и ничего не удерживает (無у 執чжи), тем самым избегая разрушений (無у 敗бай) и потерь (無у 失ши) в окружающей его среде обитания. Вот только там его пассивная активность носит исключительно приватный характер, никак не распространяясь на все, что под Небесами.

Для бодрых домохозяек вряд ли является внезапной неожиданностью та прописная истина, что всякое вэй-действие в силу своей обусловленной целеустремленности раскалывает Дао-единство на десять тысяч дискретных вещей и явлений. Упорные старания с помощью того же «вэй» склеить обратно все эти фрагментарные осколки, закономерно обречены на отсутствие успеха. Поэтому в главе 48 Лао-цзы сразу предупреждает, что взять в жены все, что под Небесами (取цюй 天тянь 下ся) возможно только в одном, но восхитительном случае – «постоянно не имея дел» (常чан 以и 無у 事ши). Пуркуа? Да любое дело – это порождающий карму причинно-следственный «вэй», и потому Дао-философ, уклоняясь от сансарической активности, действует на просторах «Дао Дэ цзин» «Не Действием» или в спонтанно освежающем стиле «У-вэй» (гл.2,3). Как это выглядело на свежем воздухе изложено в главах 1, 2 и 10: «шэн жэнь» (мудрокитаец) на зависть окружающим ничего не желал, ничем не обладал и никуда как баран не усердствовал. Его Дао-ум не опирался на пять скандх двойственного восприятия Реальности и, соответственно, не испытывал ни к чему никакой привязанности. Столь самозабвенные манеры не только сохраняли его нервную систему вдали от сансарических треволнений, но и позволяли гармонично вписываться в течение беспокойных феноменов по «границе» Дао-реальности (гл.1) на благо и во спасение всей здравомыслящей фауны. Возможно и даже вероятно, что сочетание «цюй тянь ся» в те ветхозаветные времена выступало поэтическим синонимом знакомства древнекитайца с Великим Дао, однако и в этом расчудесном случае остается широко невдомек, что же там у них разрушалось и утрачивалось. Ведь Дао не ломается даже в деструктивных обстоятельствах, а обронить его уж и вовсе некуда: Дао на удивление постоянно и абсолютно неуязвимо.

На наш крестьянский нюх, только сосредоточенный эго-субъект, медитативно блуждающий вокруг да около Дао, мог пожаловаться на то, что его рафинированное мировосприятие выскальзывает у него из передних лап всякий раз при встрече с нерафинированными соседями. Обычно, прознав про Дао на базаре, но, не ощущая его божественных флюидов на своей любимой кухне, уставшая от забот домохозяйка испытывает своеобразное духовное жжение. Дабы унять сей жар она, по совету друзей, принимается упражнять себя всеми доступными ей религиозными способами, которые вполне могут закончиться высокодуховной экзальтацией ее психодушевных сил. Поскольку в кухонном быту такие восторги не встречаются и совершенно не похожи на единение с природой у пионерского костра, счастливая особь, отхлебнув этого пьянящего нектара, «теряет» свою пушистую голову. Она оказывается в эдемском саду без предупреждения, а белокрылые ангелы поют ей серенады в оба уха, не позволяя оставаться беспристрастной к своему сладкому пению. Весь этот «экстаз святой Терезы» как раз и является для «опьяненной» домохозяйки «божественным сосудом», за который она будет цепляться всеми фибрами своей медитативной души, боясь расплескать его эфемерное содержимое. Это духовная наркозависимость, и на «другой берег» с таким головокружением не переплыть. В этой ситуации, как говорит «Книга Перемен» (И цзин), благоприятно свидание с Великим Человеком, не благоприятно переправляться через Великую Речку.

Пока Неразумный напевал эту главу соседским курам, мудрокролик Пи-Пу энергично изучал, чем сочная морковка отличается от сочной капусты. Неожиданно упоминание о «божественном сосуде» вызвало всплеск протестных настроений в яйценесущем мудросообществе. «Ко-ко-ко! Ко-ко-ко! Что летать нам далеко!» – кудахтали возмущенные пеструшки. – «Мы, куры свободного племени, являя собой вершину эволюции, клюем все, что попадается нам под Небесами. Даже наш жидкий помет божественен в самой высшей божественной степени. Что еще за «сосуд» выдумали эти коварные двуногие?» Благородный кролик, заслышав птичий гам, выронил морковку и тихо всхлипнул: «О любимый двуногий, дозволены ли курам столь недозволенные речи?» «О любезнейший Пи-Пу, – ответствовал Неразумный, сострадательно опираясь на палку-копалку, – курам, с их точки зрения, можно все. И хотя их вседозволенность почти всегда заканчивается куриным бульоном, они отчасти правы. «Божественный сосуд», способный разрушаться, да утрачиваться, ничего божественного в себе не содержит. Святой Дух не имеет фиксированной формы, и определить, где он в целости и сохранности, а где разлетелся на измельченные дребезги, не под силу даже Великому Пекинесу. Недуальная Дхарма «проживает» вне медитативных состояний эго-сознания – «It is wholly beyond» (Алмазная Сутра)».

Следует упомянуть, что в обоих мавантуйских вариантах «Лао-цзы» строка (4) записана как «非фэй 可кэ 為вэй 者чжэ 也е», что может означать «нет того, кто мог бы на это воздействовать». В стандартном тексте просто «不бу 可кэ 為вэй 也 е» – воздействовать нельзя и даже невозможно.

(7). Строка «物у 或хо 行син 或хо 隨суй», за исключением первого иероглифа, во всех рассматриваемых текстах выглядит одинаково. У Хэшан-гуна и в стандартном варианте в начале строки стоит знак «故гу» (поэтому, по причине), а в тексте Фу И – «凡фань» (в итоге, всегда, всякий раз). Что в этом замечательного? Эти безобидные иероглифы прямо указывают на логическую связь всего того, что случилось до и после их употребления. Вот только, рассматривая вторую часть главы как продолжение первой, выходит, что на все, что под Небесами, невозможно воздействовать по тривиальной причине того, что одни вещи такие, а другие сякие. Мы, с Великим Пекинесом, не усматриваем ничего общего между этими событиями. Да и не мы одни. Мавантуйские тексты полностью с нами солидарны. Каким образом? Да, нет в них ни «гу», ни «фань». Строка начинается просто «вещи ля-ля-ля…», причем в обоих вариантах текста. Шелковые свитки, хоть и были обнаружены в одном захоронении и оба начинаются с части «Дэ», скопированы с разных источников и в разное время. Тяжело допустить отсутствие в них этих знаков в силу каких-либо закономерных случайностей. Короче, все вышеизложенное позволяет нам взирать на две части этой главы, как на совершенно независимые друг от друга явления древнекитайской народной лирики.

(8). В стандартном тексте строка выглядит как «或хо 歔сюй 或хо 吹чуй», где «хо» – или-или, либо-либо; «сюй» – дышать носом, всхлипывать и жалобно сопеть; «чуй» – дышать, дуть, раздуть, надуть. В мавантуйском варианте «А» сохранились три иероглифа «或хо 炅гуй 或хо», где «гуй» – тепло, жар, в том числе и душевный. В тексте «В» другая картина – «或хо 熱жэ 或хо 挫цо», где «жэ» – это горячий, жаркий; «цо» – разрушать, унижать, сломить (дух), to push down, to deflate, defeat. Причем, если в тексте «А» есть пустое место для следующей строки, то в версии «В» древний писарь строку (9) пропустил, заодно попутав последовательность перечисляемых крайностей. В результате обнюхивания всего этого «винегрета» мы обнаружили следующую аэродинамическую картину: одни существа сопят и всхлипывают, производя эти плаксивые процедуры, закрыв рот и строго носом, а другие, важно раздувая щеки, выпускают воздух через рот. Или максимально близко к тексту: «одни сопят, а другие дуют». Маслов А.А. решается прояснить эти дыхательные упражнения: «Одни выдыхают через нос, другие дуют ртом». Семененко И.И. полагает, что тут все дело в скорости выдыхания: «Одни выдыхают медленно, а другие – быстро». Перевод Лукъянова А.Е. нервным домохозяйкам лучше не читать: «Одни фыркают, другие трубят». Ух! Мы, с Великим Пекинесом, как истинные ценители всех оттенков художественного фырканья, с мрачной серьезностью во взгляде заявляем, что фыркать можно как носом, так и ртом. For example, вздорные слоны на берегу реки Лимпопо способны оглушительно трубить, беззастенчиво используя свой длинный хобот. Фырканье сквозь хобот является частным случаем дыхания через нос. Частные же случаи в «Дао Дэ цзин» не рассматриваются.

В тексте Фу И строка записана как «或хо 噤цзинь 或хо 吹чуй», где «цзинь» – закрыть рот, помалкивать и дрожать от холода. Смешав все тексты в общую кучу, можно получить следующее: «Одни пышут жаром, другие источают холод» (Малявин В.В.) или «Some breathe to warm themselves while others breathe to cool themselves down» («Одни дышат, чтобы себя согреть, другие дышат, чтобы себя охладить», Роджер Эймс и Дэвид Холл).

(9). (10). Строка (9) в стандартном исполнении – «或хо 強цян 或хо 羸лэй». Иероглиф «цян» – сильный, крепкий и здоровый; «лэй» – слабый, тощий и усталый. На мавантуйских шелковых свитках строки (9) нет, а строка (10) в вариантах Ван Би и Хэшан-гуна прописана как «或хо 挫цо 或хо 隳hui». Первый мавантуйский текст – «或хо 坏хвай 或хо 隳hui». Иероглиф «цо» уже встречался в строке (8). Знак «hui» – уничтожать-разрушать; «хвай» – ломать-разрушать. Второй мавантуйский текст – «或хо 陪пэй 或хо 墮до», где «陪пэй» означает «помогать, сопровождать, вознаграждать», а знак «до» – падать и ронять. В тексте Фу И все то же, но знак «培пэй» выглядит чуть иначе и означает «растить, насыпать курган или холм, подсыпать». Соответственно, мало-мальски ощутимые противоположности заметны лишь у Фу И и во втором мавантуйском тексте, если учитывать фонетическую схожесть иероглифов «пэй»: нечто растущее вверх против того, что падает вниз. Роберт Хенрикс: «Some rise up while others fall down» (Одни возвышаются, другие падают вниз). В остальных текстах в строке (10) наблюдается сплошь унылая разруха. Шутка! Просто одна разруха активна, а другая пассивна, как в переводе Lau Din-cheuk, которому мы дружным хором и подпеваем: «Some destroy and some are destroyed». Впрочем, никому не запрещается пропеть строку невразумительно, но дословно: «Some may break and some may fall» («Одни могут сломаться, а другие могут упасть», Wing-tsit Chan).

(11). В этой строке (是ши 以и 聖шэн 人жэнь 去цюй 甚шэнь 去цюй 奢шэ 去цюй 泰тай) первые семь иероглифов везде одинаковы. «Ши и шэн жэнь» означает «поэтому мудрый человек». Знак «цюй» – отказаться, уходить, to go away, to depart, to get rid of, to avoid. «Шэнь» – больше, лучше, в высшей степени, very, extremely, too much. Далее на восьмой позиции в стандартном тексте, а также у Хэшан-гуна и Фу И стоит «奢шэ» – чрезмерный, расточительный, роскошный, extravagant, wasteful. В мавантуйских копиях вместо «шэ» заметен знак «大да» – большой, великий, главный, great, big. Затем везде снова «цюй». Последний знак у Ван Би, Фу И и Хэшан-гуна – «泰тай» (великий, огромный, процветающий, чрезмерный, роскошный). В мавантуйском тексте «А» вместо «тай» стоит странный иероглиф «楮чу» (бумага), а в варианте «В» знак «諸чжу» (много, все).

Короче, мудрый Жэнь (шэн жэнь) был не рад всему тому, чего было слишком много, и Рихард Вильгельм зафиксировал в своем переводе именно такие его минималистские настроения: «Therefore the Man of Calling avoids what is too intense, too much, too big». Роберт Хенрикс слышит строку в мавантуйском исполнении так: «Therefore the Sage: Rejects the extreme, the excessive, and the extravagant» (Поэтому Мудрый отвергает крайности, излишества и расточительность). Малявин В.В.: «Вот почему премудрый человек отвергает крайности, отвергает излишества, отвергает роскошь». Ян Хин-шун: «Поэтому совершенномудрый отказывается от излишеств, устраняет роскошь и расточительность». Иероглифы «шэнь» и «шэ» говорят о крайностях и всем что ни есть излишне расточительном. Поэтому принимать последний знак «泰тай» за очередную чрезмерность и экстравагантную роскошь, лично у нас хвост не поворачивается. Соответственно, мы и упорствуем в том, что мудрорыцарь избегал как любые крайности, так и все супер великое. Иероглиф «тай» встречается в «Дао Дэ цзин» очень редко. Хотя он и может вещать про что-нибудь чрезмерно роскошное, в основном обозначает нечто великое и огромное. Все «великое» в тексте, обычно, выражается знаком «大да», и не будь его в мавантуйских копиях, мы бы тоже были вынуждены спеть популярный речитатив про устранение мудрокитайцем излишней роскоши из своих древнекитайских апартаментов. В главе 25 Лао-цзы называет Великим только Дао. И хотя в строчках (13-15) объявляются великими еще и Небо, Земля и ван-государь, мы склонны принимать этот фрагмент главы 25 за инородное вкрапление или аграрно-хозяйственный фольклор, вклееный в текст на основании наличия иероглифа «да» как в строчках (9-10), так и (13-15). Не секрет, что древнекитайские домохозяйки таяли и млели от столь монотонного благозвучия. Так в главе 63 мудрый мудрец никогда не стремится к великим подвигам, победам и свершениям, и именно поэтому способен их совершить. Что до излишеств и чрезмерностей в повседневной жизни Дао-философа, то, конечно, он их избегал, причем, вовсе не от желания следовать каким-либо религиозным предписаниям. Святой Дух не терпит ничего лишнего, и, поселившись в твоем сердце, Он без промедления выветрит из него все, что не соответствует Его божественным преференциям. Как говорили древние и не очень древние англосаксы, «If you don’t live on the edge, you are taking up too much space». Ух!

33.

(1) Кто знает других, умен.

(知 чжи 人 жэнь 者 чжэ 知 чжи 也 е)

(2) Кто знает себя, видит Ясно.

(自 цзы 知 чжи 者 чжэ 明 мин 也 е)

(3) Кто побеждает других, обладает силой.

(勝 шэн 人 жэнь 者 чжэ 有 ю 力 ли 也 е)

(4) Кто побеждает себя, могуч.

(自 цзы 勝 шэн 者 чжэ 強 цян 也 е)

(5) Кто знает достаток, богат.

(知 чжи 足 цзу 者 чжэ 富 фу 也 е)

(6) Кто применяет силу, устремлен к цели,

(強 цян 行 син 者 чжэ 有 ю 志 чжи 也 е)

(7) [Но] долговечно [лишь] то, что на своем месте.

(不 бу 失 ши 亓 ци 所 со 者 чжэ 久 цзю 也 е)

(8) Умер, но не забыт – [вот это] долгая жизнь.

(死 сы 而 эр 不 бу 亡 ван 者 чжэ 壽 шоу 也 е)

«I can’t as yet «know myself», as the inscription at Delphi enjoins,

and so long as that ignorance remains it seems to me ridiculous to inquire into extraneous matters»

Plato, Phaedrus

Эта глава так же, как и глава 28 являет собой восхитительный экспонат древнекитайского философского фольклора. Почему? Да в науке о Дао нет, и никогда не было, такой кухонной дисциплины, как углубленное познание всего себя, любимого, вплоть до полной над самим собой праздничной победы. «Сам, себя, собой» – это набор обусловленных со всех сторон ментально-эмоциональных конструкций, накрепко засевших в пушистой голове вздорного эго-субъекта, всерьез полагающего себя за центр мироздания. Какую секретную информацию промеж сих скучных умопостроений, в принципе, возможно обнаружить и твердо разузнать? Специфические преференции? Ужимки и прыжки, как индивидуальные реакции организма на внешние раздражители? А побеждать самого себя – это как? Преодолевать одни мыслеобразования с помощью других, кажущихся по тем или иным причинам в данный момент более предпочтительными? Или тупо закаляться как сталь во имя процветания очередной лицемерной идеи всеобщего благополучия? Уй? Даже террористически мыслящие соседские куры и те нипочем не станут участвовать в этой неприличной борьбе нанайских мальчиков. Кроме того, монументальная глава 22 информирует любознательных домохозяек, что Дао-философ не видит себя, поэтому ясный или Видит Ясно (不бу 自цзы 見цзянь 故гу 明мин). Здесь же мы читаем, что «自цзы 知чжи 者чжэ 明мин 也е» или Ясным Видением («明мин» – ясный, светлый, мудрый, зоркий, отчетливо видеть) обладает тот, кто сам себя знает. В результате несложных арифметических действий получается, что «不бу 自цзы 見цзянь» (Нет; Себя; Видеть) равно «自цзы 知чжи» (Себя; Знать). Если все это насочинял один мудрофилософ, то для него не было разницы между тем, кто страдал мучительным самопознанием и тем, кто не видел себя в просветленном самозабвении. Мы, с Великим Пекинесом, не захотим уверовать в такую «геометрию». «Бу цзы цзянь» и «цзы чжи» – развлечения диаметрально противоположные. Ведь дабы собрать о самом себе полезную информацию, надо тщательно себя разглядывать сквозь мутные очки двойственного мировосприятия: тот, кто «делает» знание, прибавляет день ото дня (гл.48). «Не видеть себя» – это бесстрашно все очки снять и перестать мельтешить перед собственным носом: тот, кто «делает» Дао, теряет день ото дня. Ох-ох. Похоже, Дин Лау был на двести процентов прав: вопреки общенародному китайскому поверью «Дао Дэ цзин» – это «an anthology, compiled by more than one hand» (Lao Tzu: Tao Te Ching, D.Lau, 1963).

Знак «мин» частенько переводится как «просветление». Малявин В. В.: «Не имеет «своего взгляда» и потому просветлен». Рихард Вильгельм: «He does not want to shine, therefore will he be enlightened» (Он не желает сиять, поэтому быть ему просветленным). Поскольку Лао-цзы не был знаком с Учением Будды Шакьямуни, мы из-под буддийской терминологии предпочитаем выскальзывать, переводя «мин» как Ясное Видение, а не Праджня или Бодхи. Конечно, принципиальной разницы нет, но «Ясное Видение» представляется нам более мощным детерминантом для описания рассматриваемых процессов, нежели расплывчатое со всех сторон «просветление» (Что, собственно, становится светлее и пушистее?) Вот товарищ Ян Хин-шун тоже за «ясное видение», правда, с красногвардейской позиции доминирования здорового коллектива над чахлым индивидуумом: «Совершенномудрый исходит не только из того, что сам видит, поэтому может видеть ясно».

На наш самурайский нюх, в этом пламенном стихотворении противопоставляются два стандартных направления, вдоль которых способно растекаться внимание двуногой зверюшки. Или наружу, «от себя» – знать и побеждать других, применять силу и устремляться к цели, потакая своему желанию исполнять свои желания, или «внутрь» – узнавать о себе все больше пикантных подробностей и в угоду этому знанию дрессировать себя строго и без устали. Признаться, знание, что про себя, что про других – это в любом случае зыбкие и насквозь обусловленые умофантазии; они ни гроша не стоят на фоне прямого Видения Дао-реальности. Лао-цзы в главе 27 так и говорит: «Знание – это великое заблуждение» (雖суй 知чжи 乎ху 大да 迷ми). Собственно, кроме трех заключительных строчек разжевывать в этой главе особо и нечего.

(6). (7). На годянском бамбуке глава отсутствует, а в остальных текстах рассматриваемые строки записаны почти одинаково («強цян 行син 者чжэ 有ю 志чжи» и «不бу 失ши 亓ци 所со 者чжэ 久цзю»). Основное отличие мавантуйских копий и текста Фу И – это частица «也е» в конце каждой строки, придающая им ярко выраженный характер определения. Роберт Хенрикс отмечает следующее: «The grammatical «yeh» at the end of each line in the Ma-wang-tui texts, signaling the equative sentence pattern (X, Y yeh = X isY), adds strength to the interpretation of this lines as definitions, but reading the lines as «the one who» sentences (e.g., «The one who understands others is knowledgeable») is still possible». То есть, «цян син чжэ» («цян» – сильный, могучий, насильничать, упорствовать; сочетание «цян син» – принуждать, заставлять) равно «ю чжи» («ю» – обладать, обретать; «чжи» – желание, воля, устремление; бином «ю чжи» – быть амбициозным, to have aspirations) или, по-простому, тот, кто действует силой, полон решимости в достижении своих целей. Соответственно, «不бу 失ши 亓ци 所со 者чжэ» – то, что не теряет своего места, равно «久цзю» – тому, что длительно и очень продолжительно. Lau Din-cheuk ощущает создавшуюся ситуацию так: «He who perseveres is a man of purpose; He who does not lose his station will endure» (Тот, кто упорствует, человек целеустремленный, а тот, кто не теряет своего положения, тот надолго). Роджер Эймс и Дэвид Холл: «To act resolutely is to hаve purpose. To stay one’s ground is to be enduring». Роберт Хенрикс: «To go forward with strength is to have ambition. To not lose your place is to last long». Ян Хин-шун: «Кто действует с упорством, обладает волей. Кто не теряет свою природу, долговечен». Или вот Малявин В.В.: «Кто действует решительно, имеет волю. Кто не теряет того, что имеет, долговечен». В примечаниях профессор тоскливо сетует, что «в строке 7 не указано, чего именно не теряет мудрый». Ох-ох. Ну, коли не указано, то с каких же кислых щей объявлять доверчивым домохозяйкам, что кто-то не растерял свою природу или то, что имеет? Любая трезвая хомоособь, не страдающая буйными подергиваниями задних лапок, действуя вокруг себя силовыми методами, применяет их умышленно и целеустремленно. Кроме того, в строке (7) очень даже все указано: «бу ши ци со чжэ» дословно звучит, как «Тот, кто (чжэ); Нет (бу); Терять (ши); Свое (ци); Место, положение (со)». Не терять своего места значит элементарно на своем месте и быть. Все же, что не на своем месте – это «не Дао», которое по завету главы 30 всегда заканчивается скоропостижно и безрадостно (不бу 道дао 蚤цзао 已и). Артур Уэйли: «He that works through violence may get his way; But only what stays in its place сan endure» (Тот, кто применяет насилие, может добиться своего, но только то, что на своем месте может быть долго). Мы, с Великим Пекинесом, распушив хвостик, следуем за ним в наивной убежденности, что именно под таким углом обнюхивания строка приобретает свою максимальную смысловую насыщенность.