Советская республика и капиталистический мир. Часть II. Гражданская война

Л. Троцкий. ПОЛОЖЕНИЕ НА ФРОНТАХ

(Речь на заседании Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета от 30 сентября 1918 г.)

Общее положение на наших фронтах может быть признано вполне удовлетворительным. Если же рассматривать его в некоторой исторической перспективе и предвидеть ближайшие два-три месяца, то это положение следует назвать даже более чем удовлетворительным.

Несомненно, что армия у нас создана. Армия у нас есть. И хорошая армия. Она не так еще многочисленна, чтобы соответствовать числу наших врагов, но она растет. У нас создались крепкие надежные кадры на всех фронтах. Эти кадры мы будем пополнять, и в самый короткий срок у нас будет хорошая, крепкая, сплоченная армия, которая покажет нашим врагам, что с Россией справиться не так легко.

Если мы обратимся к отдельным фронтам, то увидим, что на Северном фронте мы можем констатировать устойчивое положение, которое может стать угрожающим для наших врагов.

Мы потеряли Архангельск, но после первых успехов союзников дальнейших не последовало. Их десант должен был быть тем топором, из которого солдат варил щи, а англо-французские щи варятся гораздо медленнее, чем рассчитывали союзники. Наступает холодное время года. Белое море замерзнет, и если до начала зимы англо-французский десант не соединится с чехо-словаками, – а он с ними не соединится, – то положение этого десанта будет в высшей степени затруднительным, и нам останется только сбросить его на беломорский лед или под лед.[1]

На Восточном фронте положение вполне благоприятно. Инициатива целиком находится в руках наших войск. На Волге в руках врага остаются два важных пункта: Сызрань и Самара, против этих двух пунктов ведутся сейчас операции в широком масштабе. Я могу сказать, что они будут взяты в самое ближайшее время. Это значит, что мы очистим всю Волгу, что Волга станет тем, чем ей полагается быть, – честной советской рекой.

Вы знаете, что одновременно ведутся широкие операции на Урале, и что после очищения Волги эти операции пойдут, разумеется, с гораздо большим успехом, но трудно предсказать и измерить заранее темп развития этих операций. Можно сказать, однако, с уверенностью, что полоса, занимаемая теперь «учредиловцами», будет очищена, и скоро между областью советской диктатуры и черносотенцами не будет никаких межеумочных промежутков.

На Южном фронте бои развивались до последнего времени с переменным успехом. Есть основание думать, что и здесь мы находимся накануне решительного перелома в нашу пользу, что красновские успехи скоро придут к концу, и Северный Кавказ будет очищен для Советской России.

Я должен сказать, что наши успехи определяются тем быстрым закалом, который приобретает наша армия, и я не могу не назвать полка (носящего имя того учреждения, в котором я говорю), который развернулся в Тульской губ. под руководством тов. Панюшкина и своими действиями решил судьбу Казани. Оставление Казани было для наших врагов катастрофическим. Это видно из того, что они оставили в этом городе больше орудий, чем взяли у нас. Они также оставили нетронутыми интендантские склады; мы получили все, что было сдано им на хранение, а артиллерию даже с приростом.

В отношении командного состава мы также сделали успехи. Я говорил о том, что, с одной стороны, из числа солдат и офицеров выдвигаются способные командиры, а, с другой – мы имеем уже сейчас десятки работников, вышедших из рядов старого офицерства, которые связали свою судьбу с Красной Армией, не говоря уже о тов. Вацетисе, которому принадлежит честь успехов под Казанью.

Чехо-словаки сослужили нам превосходную службу в областях оккупации. Те волости, где они находились, встречают Красную Армию, как избавителей.

Наши успехи имеют и другой важный результат: они обостряют борьбу среди врагов. Мы сейчас счастливы сказать друг другу, что никогда не только наша партия, но и весь советский строй не был так единодушен, как теперь, в то время как наши враги трещат по всем швам.

Теперь и речи быть не может, чтобы в ближайшие недели на нас обрушилась какая-либо катастрофа. Взоры белогвардейцев обращены на Японию и Америку, откуда несомненно может грозить реальная опасность, но эта опасность отделяется от нас тысячами верст, и нам дается еще возможность всю зиму использовать для укрепления наших сил.

Сейчас между Японией и Соединенными Штатами состоялось какое-то соглашение; каков его объем, каково соотношение партий – мы не знаем.[2] Но мы в течение этой войны видели слишком много примеров того, что союзники превращались в заклятых врагов, и чем больше мы приближаемся к окончанию мировой бойни, чем острее становятся мировые противоречия, тем чаще вчерашние друзья будут становиться врагами.

Германия в качестве опасной для нас силы сейчас, на ближайший период, сходит со сцены.[3] Болгария выбывает из строя.[4] За Болгарией идут Турция, Румыния, Австро-Венгрия, и вряд ли у хозяев нынешней Германии окажутся материальная возможность и побудительные причины менять свою политику по отношению к Востоку.

Выход Болгарии из войны ослабляет Германию, сводит к минимуму политический террор против нас с ее стороны. Ответом на ослабление Германии явится восстание французского пролетариата.

Таковы перспективы. Два месяца тому назад наше положение было очень трудное. Но мы не опускали рук, и если мы продержались до сегодня, то никакая сила нас не свалит. Ближайшие месяцы мы должны использовать для укрепления и развития нашей армии.

Основываясь на авторитете ВЦИК и сочувствии рабочих и крестьянских масс, мы в короткое время превратим Россию не на словах, а на деле в военный лагерь[5] и сломим консерватизм провинциальных советских людей, которые не всегда отдают себе отчет в положении.

Во главе снабжения армии поставлен теперь тов. Красин. Он двинет это дело вперед, и тот учет, который он произвел за последние дни, показывает, что дело снабжения обстоит далеко не так плохо.

Новый набор молодых людей даст несколько первоклассных дивизий, которые создадут резервы для армии. Вы же поддержите своим авторитетом дело формирования армии. Мы должны убедить англичан и французов, что их предприятие является не только бесчестным преступлением, но и постыднейшей глупостью. Наше сопротивление на Восточном фронте даст могущественный толчок по ту сторону океана, и мы всем нашим врагам, с одной стороны, друзьям – с другой, покажем, что мы – сила, что мы хотим жить и жить будем.

«Как вооружалась революция», т. I.

Л. Троцкий. МЕЖДУНАРОДНАЯ ОБСТАНОВКА

(Речь на экстренном соединенном заседании ВЦИК, Московского и районных советов, представителей фабзавкомов и профсоюзов 3 октября 1918 г.)[6]

Юго-восточная оконечность Европы – Балканский полуостров – дает нам картину чудовищных экономических и национальных сплетений, антагонизмов, борьбы. Все те противоречия и столкновения, которые раздирают капиталистическую Европу, представлены в уменьшенных размерах на небольшом пространстве Балканского полуострова. И так как этот полуостров по своим экономическим отношениям является отсталой частью Европы и, стало быть, притягивает к себе аппетиты крупных хищников великих держав, то балканские интересы и антагонизмы осложняются, пересекаются и возрастают под давлением противоречий всей Европы. Балканский полуостров стал давно осиным гнездом европейской политики, кипящим котлом, откуда время от времени вырывались или грозили вырваться огненные языки европейского вулкана и мировой бойни.

В 1912 г. Балканский полуостров был ареной балканских войн между Турцией и Болгарией, Сербией, Грецией, Черногорией, которые тогда были союзницами. Уже тогда революционные социалисты предсказывали, что балканская кровавая потасовка есть только преддверие, предвестник великой мировой войны.

В 1914 г. эта великая война началась. Вышла она оттуда же, из этого же самого юго-восточного угла Европы, с Балканского полуострова. Конфликт между Австро-Венгрией и Сербией дал точку отправления для дальнейшего развития событий, и мы видим теперь, как новый поворот в европейской и мировой бойне, а вместе с тем начало нового поворота в мировой истории опять получает свою точку отправления на Балканском полуострове, где, повторяю, сосредоточены в уменьшенных размерах все язвы капиталистического мира.

В первый момент войны мы наблюдали в центре событий Сербию.

Чудовищное превосходство Германии и Австро-Венгрии, которые в своем союзе казались непобедимыми, сказалось прежде всего на разгроме Сербии. Казалось, что Болгария, наймит центральных империй, отныне становится господствующей страной на Балканском полуострове. Но теперь мы видим, что в отпадении Болгарии получил свое яркое выражение крутой поворот судеб империалистической бойни. В первую эпоху войны господство Германии возрастало непрерывно, и она приучила весь мир верить в незыблемость ее военного и империалистического господства. Ее превосходство определялось превосходством ее капиталистической техники. Создавая несравненные машины массового истребления, она уравнивала своей машиной милитаризма – больше, чем уравнивала! – численность и богатство своих врагов.

В другом лагере только Франция имела централизованную армию с военными традициями. Англия вынуждена была заниматься военной импровизацией, т.-е. создавать армию из ничего. Вот почему весь первый период войны протекал под знаком превосходства Германии. Ее военная промышленность, более кастовая организация германского дворянства, большая дисциплинированность, интеллигентность германского народа, – все это в соединении создавало такую машину войны, перед которой пасовали объединенные силы Франции, Италии, России и других более мелких союзников. Затем с большим запозданием выступили С.Ш. Америки, без большой армии, но с могущественной техникой.

К этому моменту чудовищная машина германского империализма уже изнашивалась, и прежде всего изнашивались рабочие силы и фабрики истребления; с другой стороны, экономическая и военная мощь Америки росла и развивалась за счет разрушения Европы, и в решительный момент Соединенные Штаты обратили свою военную мощь против Германии. Почему это случилось? Первые три года войны Америка стояла в стороне, американский Шейлок поставлял Европе орудия и средства истребления, и только когда германская подводная война поставила под угрозу американскую торговлю со странами Согласия, американский Шейлок потребовал создания внутреннего рынка для пушек, снарядов, винтовок, которые скоплялись на побережье Америки, так как вывоза в Европу не было. Вот где возник последний толчок, развитый американской дипломатией, бросившей Америку на путь новой авантюры, вот на основе чего Америка сыграла огромную роль в развитии европейской войны. Правда, в Германии было тупоумное юнкерство, которое по недомыслию приветствовало вступление Соединенных Штатов в войну. Мы покончим одним ударом со всеми врагами (т.-е. с мировыми конкурентами), – говорили они, но они просчитались. Чудовищная по своим силам американская машина была колоссальна и по своим запасам, и это поняли только те люди, которые отдавали себе отчет в характере совершающихся событий, сохранили ясный, трезвый, политический взгляд и оценивали события под углом зрения исторического материализма. Теперь, когда мы, марксисты, оглядываемся на пройденный путь и рассматриваем программы, которые развивали империалисты, их лакеи – демократы и лакеи их лакеев – шейдемановцы, реноделевцы, – мы видим, что эти 4 года усеяны не только трупами рабочих, погибших в этой борьбе, но и трупами разных программ, планов и теорий.

В мировом перекрестном огне выжила только одна программа – программа тех людей, которые не утратили своих пяти чувств. Можно сказать, что только мы, материалисты, видели природу событий и правильно предсказывали их исход. История идет, может быть, против нашего желания, но по той линии, которую мы начертали. И хотя на этом пути принесено много жертв, конец его будет тот, который был предвиден нами: крушение всех богов империализма и капитализма. История как будто задалась целью дать последний, наглядный урок человечеству. Трудящиеся были как будто слишком ленивы, неподвижны и нерешительны. Разумеется, мы не имели бы этой войны, если бы мировой рабочий класс нашел в себе в 1914 г. достаточно решимости, чтобы выступить против империалистов всех стран. Но этого не произошло – рабочий класс нуждался в дополнительном жестоком уроке истории. И вот она вывела на арену самую могущественную, самую организованную страну и дала ей подняться на небывалую высоту. Германия диктовала всему миру свою волю через жерла своих 42-сантиметровых орудий. Она поработила, казалось, на неопределенное время всю Европу, она отхватила огромное пространство от Франции, своими бесчисленными подводными лодками она подкапывалась под морское владычество Англии; казалось, что господство Германии упрочилось на целые поколения, если не навсегда. История, которая послала несравненное могущество капитализму Германии, как будто сказала рабочим Германии: вы – рабы, вы не осмеливаетесь поднять ваши головы, раскрепостить ваши шеи из-под гнета капитализма. Глядите, этот капитал, вооруженный продуктами вашего труда, он, который господствует над всем миром, завтра будет господствовать над всеми остальными планетами, и нет конца его могуществу. – А затем та же история, подняв германский империализм на головокружительную высоту и загипнотизировав сознание масс, свергает его с катастрофической быстротой в пропасть унижения и бессилия, как будто говоря: вы видите, как он разрушен, подчищайте же остатки его со всей Европы, со всего мира. – Вот что говорит история.

Мы пережили ужасную эпоху неограниченного господства германского империализма. Мне как-то довелось во ВЦИК вспомнить один мелкий эпизод, связанный с тем, как представитель всесильной Германии говорил с иронической, злорадной интонацией о «могущественной России». Тем, как он произнес эти слова «могущественная Россия», он прозрачно сказал следующее: «вот вы, почти 200 миллионов русских, когда-то считались могущественной державой, а теперь очутились под нашей пятой, и мы вам диктуем свою волю».

Между тем, несмотря на это, ни в ком из нас нет сейчас ни капли злорадства по поводу того, что Германия переживает колоссальную катастрофу.

Мы будем преисполнены радости в тот час, когда эта катастрофа станет уделом милитаризма и капитализма в целом, и когда приговор истории будет приводиться в исполнение не англо-французскими и американскими пушками, а пушками восставшего революционного пролетариата. Мы знаем, что сейчас, пока, дело идет о перемещении сил из одного лагеря в другой и, как сказано в письме Владимира Ильича,[7] катастрофическое ослабление Германии может и должно в ближайшие дни, недели, может быть, при худом ходе событий в ближайшие месяцы, привести к росту сил, наглости, хищничества англо-французского и японо-американского империализма. Один нам так же враждебен, как и другой, и сейчас, даже при радикальной перемене международной ситуации, мы так же далеки от союза с побеждающим англо-французским империализмом, как далеки были еще вчера от союза с германским. Мы остаемся независимыми на обоих флангах, как самостоятельная сила, как отряд грядущей пролетарской мировой революции. Мы говорим: пусть англо-французские и японо-американские вершители судеб не трудятся «расширять победу», как выражался фон-Кюльман в Брест-Литовске. История еще не сказала своего последнего слова: судьбу народов определяют не только договоры.

Если мы серьезно относимся к договорам и обязательствам, которые мы заключаем, то в то же время мы должны сказать, что судьбы народов как Германии, так и Украины, Польши, Балтики и Финляндии не могут зависеть от документа, написанного в известный момент политического развития.

Новые силы развиваются внутри самой Германии и за ее пределами, и мы не сомневаемся, что близок тот час, когда Брест-Литовский договор будет пересмотрен этими силами, стремящимися к власти.[8] Носителем этой силы в Германии является рабочий класс. Тот факт, что капитулировавший абсолютизм Германии обращается в народный парламентаризм – означает крах тех его продувных дельцов, которые были на вершине, и тех, которые им прислуживали. Если у нас полтора слишком года назад, в феврале 1917 г., появившимся у власти кадетам вместе с с.-р. и меньшевиками, совершенно свеженьким, только что сошедшим с баррикад, понадобилось всего-навсего 8 месяцев, чтобы израсходовать и износить до дыр свои силы, свою репутацию и освободить свое место, – то германским Церетели понадобится для этого не 8 месяцев, а 8 недель. Вот почему, когда нашу Советскую власть спрашивают, – а у нас имеют основание спрашивать, – как она оценивает те перспективы, которые открываются перед Германией, и что она думает о судьбе Брестского договора, то Советская власть отвечает, что само германское правительство заявляет о своей неспособности в нынешней обстановке – и мировой и внутренней – справиться с положением дел.

Какое придет ему на смену правительство: немецкого клерикального центра, консерваторов, национал-либералов или соглашателей? Но правое крыло уже руководило судьбами Германии через своих монархов, бюрократов и через свое юнкерство, а левое крыло нового грядущего правительства подтирало все следы грязи за правым крылом. Что же даст нового эта германская коалиция? Она раскроет глаза народным массам. Стало быть, мы в нашей международной политике не можем серьезно считаться с коалиционным правительством Германии, как с силой, которая в течение долгого периода времени сможет определять судьбы своей страны.

Какая же сила останется? По отношению к Германии идея единства фронта всей демократии еще более, чем по отношению к России, является жалкой, бессмысленной, ничтожной – простите, плюгавой утопией. Какая в Германии демократия? Там демократии почти нет. Там были жалкие остатки мелкой буржуазии, с жалкими остатками ее политического влияния. Беспощадная империалистическая война окончательно разорила и убила мелкую буржуазию и не оставила камня на камне от ее былого значения. Есть только два лагеря: один – сознательный, твердый лагерь империалистов, другой – лагерь пролетариата, над которым история произвела колоссальный жестокий опыт, которого провела через страшное испытание и теперь поставила в упор лицом к лицу со следующей задачей: либо ты справишься с судьбами своей страны и возьмешь в собственные руки власть, либо ты погибнешь вместе со всей страной и с культурой. Вот что сказала история германскому рабочему классу. И если мы сейчас глубоко уверены, что история работает за нас и с нами, а стало быть и вместе с германским рабочим классом, если мы не собираемся мешать ее спасительной работе, то зато мы не скрываем ни от кого, ни от себя, ни от германского рабочего класса, что мы ждем и приветствуем его грядущее шествие к власти. Вместе с тем мы признаем с глубокой уверенностью, что единственная сила в Германии, которая может ее спасти, отстоять ее для дальнейшего экономического и культурного развития – есть именно германский рабочий класс. Взятие им власти внесло бы радикальные и огромные изменения во всю мировую обстановку. Германия превратилась бы в мощный центр притяжения симпатий народов, угнетенных масс всего мира и прежде всего Франции. А без французских кадров, без французской территории, в качестве театра войны, английские и американские войска неспособны разгромить и раздробить Германию. Французский рабочий класс, обескровленный больше, чем какой бы то ни было другой, в своем революционном сердце только дожидается первого сигнала из Германии, чтобы подняться против своих владык – Клемансо и др. Не нужно быть пророком и фантастом, чтобы сказать, что на другой день после того, как станет ясным, что германский рабочий класс протянул руку к власти, – на улицах Парижа будут воздвигнуты пролетарские баррикады. История работает с нами и за нас, а стало быть и за германский, и за французский, и за международный рабочий класс.

Когда мы оглядываемся назад, мы можем с полным удовлетворением сказать, что мы недаром через величайшие трудности, которые многими оценивались, как унижение, дотянули Советскую власть до этого момента. Я считаю в этом авторитетном собрании долгом заявить, что в тот час, когда многие из нас, и я в том числе, сомневались, нужно ли, допустимо ли подписывать Брест-Литовский мир, не отразится ли это задерживающим образом на развитии мировой пролетарской революции, – только тов. Ленин, против многих из нас, с упорством и несравненной прозорливостью утверждал, что нам нужно через это пройти, чтобы дотащить, дотянуть до революции мировой пролетариат. И теперь, на фоне последних событий, мы должны признать, что правы были не мы.[9] (Продолжительные овации.) Каково бы ни было ближайшее положение европейских и мировых судеб, наше положение сейчас несравненно лучше. Мы укрепляемся все больше и больше, а наши враги кровоточат из всех ран, они слабы, и те, которые кажутся всемогущими, сегодня-завтра опишут ту же дугу, что описала Германия, но с еще большей быстротой, ибо повторения в истории происходят всегда более ускоренным темпом. И падение Франции, Америки и Японии, когда оно наступит, будет более катастрофическим, чем Австрии и Германии.

Разумеется, мы, при сложившейся благоприятно ситуации, не возьмем на себя инициативы тех или других азартных авантюристических шагов, не станем объявлять войну Германии в союзе с Англией и Францией, потому что этим мы оказали бы только помощь крайним представителям германского милитаризма, которые теперь собираются совершить кровопускание и, подобно осенней мухе, больно ужалить германский народ. Нет, мы теперь далеки от политических авантюр, больше чем когда бы то ни было, ибо история стоит за нас теперь так, как никогда.

Завтра германский милитаризм будет еще слабее, мы же завтра будем сильнее, поэтому нам нечего искусственно форсировать развитие истории, тем более рука об руку с Англией, имеющей стремление расчленить, уничтожить Германию.

При заключении Брест-Литовского мира нас обвиняли в том, что мы отдали Украину. Действительно, нам было очень тяжело подписывать договор, отдававший Украину под власть Германии и Австро-Венгрии. Сегодня получено известие от одного хорошо осведомленного товарища о настроении на Украине. Приведу несколько наиболее ярких сообщений: «Здесь все более и более создается революционное положение. Еще до последних событий в Болгарии и Германии, как только стало известно, что Германия уберет свои войска с Украины, уверенность, что Советская власть восторжествует здесь, и в кратчайшее время, стала всеобщей».

И дальше идут сообщения о том, как виднейшие представители покойной Рады говорят, что, разумеется, никакой другой власти, кроме Советской, на Украине ожидать нельзя. Затем сообщается о целом ряде проявлений революционного движения на Украине.

Кроме того, один товарищ, прекрасно осведомленный и имеющий хорошие связи, пишет о том, что делается в Болгарии. Он сообщает, что в Болгарии подпольные советы существовали давно, и что назначены на фронт два социалистических депутата, Луканский и Дмитриев, которые теперь приговорены к 5–6 годам заключения. Они принадлежали к партии, соответствующей партии русских коммунистов. Таковы наши сведения относительно положения Украины и Болгарии.

В свое время нам говорили, что мы потеряли Украину. Да, временно потеряли, чтобы снова найти ее и на этот раз окрепшею. Украинские рабочий и крестьянин прошли суровую школу, и если теперь они пришли к Советам, то они будут так крепки, что никакая сила не сможет сковырнуть их. В панические дни Бреста Советская Россия расчленилась. Но в ходе событий она развернула величайшее революционное притяжение. Мы не сомневаемся, что это притяжение выполнит великую работу. Когда германский рабочий класс станет у власти, он также развернет могущественную силу притяжения, а преступная рука англо-французского империализма будет разбита параличом и не сможет сопротивляться.