Третий элемент. Серия: Аз Фита Ижица. Часть III: Остров бродячих собак. Книга 8

Ира снова усмехнулась.

– Телевизор ДОЛЖЕН показывать программы телекомпаний. В этом его определённое предназначение. ХОЧУ – причина в смысле «почему?», в смысле «из-за чего?». НЕОБХОДИМО, ПРИШЛОСЬ, ДОЛЖЕН, ОБЯЗАН – причина в смысле «зачем?», в смысле «для чего?».

Ира задумалась, а противосложением к её мыслям неслись реплики Зива и Лоренца:

– Постоянно убеждая окружающих и себя в том, что делаешь нечто, потому что НЕОБХОДИМО, ПРИШЛОСЬ, ДОЛЖЕН, ОБЯЗАН, ты постепенно перестаёшь ХОТЕТЬ.

– И тем самым перестаёшь использовать свою волю.

– НЕОБХОДИМО, ПРИШЛОСЬ, ДОЛЖЕН, ОБЯЗАН – это дисциплина. А дисциплина – это умение заставлять себя делать то, что от тебя требуют иные влияния и иные воли. Собственная воля – это умение ХОТЕТЬ. А самодисциплина – это умение преодолевать любые влияния – в том числе и влияния собственного тела – и ДЕЛАТЬ ТО, ЧТО ХОЧЕШЬ.

Ира вынырнула из собственных мыслей и спросила:

– Выбор предназначения – это, в первую очередь, выбор между ХОЧУ и НЕОБХОДИМО, ПРИШЛОСЬ, ДОЛЖЕН, ОБЯЗАН?

– Да, – ответил Лоренц. – И, смею предположить, ты никогда не стояла перед этим выбором.

– То есть, – пропустив мимо ушей последнее замечание Лоренца, продолжила Ира сама с собой, – выбор предназначения – это, в первую очередь, выбор между причиной «почему?» и причиной «зачем?». Это, в первую очередь, выбор между целесообразностью технических устройств и невыразимым нечто произведений чистого искусства.

В человеческих же морально-нравственных правилах, то есть, в правилах социума, а следом в человеческих установках по умолчанию намертво закреплено:

Если ты делаешь то, что ДОЛЖЕН – ты молодец, а вот если ты делаешь то, что ХОЧЕШЬ – ты эгоист и аморальный тип.

То есть, ты – молодец, если ты подобен техническому устройству, и ты – аморальный тип, если ты подобен произведению искусства.

Лоренц, так что ты там говорил по поводу выбора, перед которым я никогда не стояла?

– Ты никогда не стояла перед выбором между причиной «почему?» и причиной «зачем?».

– Если ты имеешь в виду выбор предназначения, то ты, скорее всего, прав. А вот сейчас я, по большей части, задаюсь именно вопросами из цикла «зачем?», «какой смыл?».

– Ну! Вопрос «какой смысл?» имеет не один смысл! – весело гавкнул Зив. – «Какой смысл?» в смысле «для чего?», и «какой смысл?» в смысле «что это значит?». Не прошу прощенья за тавтологию, потому что в данном случае она имеет весьма значимый смысл.

Ира усмехнулась.

– Да-а-а-а, – протянула она. – С одной стороны, вроде бы всего лишь игра словами, но с другой…

– Вот именно, – глубокомысленно промурлыкал Лоренц.

– Ладно. Идёмте-ка дальше трудиться, – предложила Ира.

– Потому что это необходимо или потому что ты этого хочешь? – с хитрецой проурчал Зив.

– Полагаю, это был риторический вопрос, – в тон ему сказала Ира и направилась к лестнице.

«Аз Фита Ижица – личность предопределяет течение жизни.

Личность выбирает между ХОЧУ и НЕОБХОДИМО, ПРИШЛОСЬ, ДОЛЖЕН, ОБЯЗАН.

Я выбрала поддержать идею столь странного мира.

Я выбрала принять некоторое участие в его создании.

Я выбрала оставить здесь свои самые сокровенные чувства.

Я выбрала сюда вернуться.

Я выбрала воплотиться человеком на общих основаниях, то есть, самым обычным человеком.

Я выбрала с помощью самых обычных средств человеческого воплощения понять:

почему я выбрала поддержать идею столь странного мира;

почему приняла некоторое участие в его создании;

почему оставила здесь свои самые сокровенные чувства;

почему вернулась сюда.

Этот мир – моё отражение. Даже несмотря на то, что создавался он многими, а моё участие в его создании не такое уж значительное. И я не в восторге от того, что вижу. Мне не нравится моё отражение. То есть, если это моё отражение, я сама себе не нравлюсь. Но почему?

Я по-настоящему счастлива в этом мире. Я по-настоящему люблю. Чего мне не хватает? Почему, несмотря на то, что дал мне этот мир, мне он не нравится?

Мне не нравится боль. И физическая, и душевная. И то, что её испытывают, и то, что её причиняют.

Но ведь я сама в этой жизни не испытывала и не причиняла боли.

Мне не нравится то, что несметное количество других личностей, попадая сюда, испытывают и причиняют боль.

Стоп! Разве я никогда не испытывала боли?»

Первым вспомнилось, как Стас стегнул её ремнём, и как после его откровений ей на самом деле захотелось, чтобы он сделал это ещё раз.

Потом Ира вспомнила, как рожала Лёшу. Как в трепете восторга ждала каждую схватку, прекрасно зная, какие мучительные ощущения придётся терпеть. Какую немыслимую радость испытывала во время каждой схватки при этом корчась от невыносимой боли.

Она вспомнила, чего ей стоило последнее время супружеской жизни с алкоголиком, а затем кошмар первых нескольких лет, после того, как она от него сбежала.

Да. Это было ужасно больно психологически, но при этом она с радостью прошла через всё это. С радостью, что ей не слабо́ через всё это идти.

«Боль, безусловно, штука неприятная, но мне по-настоящему не нравится не она. Мне не нравятся страдания. Я испытывала боль, но я не страдала от неё.

Почему же в этом мире есть страдания?

Потому что есть ДОБРО и ЗЛО. Потому что это – двойственный мир, а не двоичный.

В таком случае, я сама – существо двойственное, а не двоичное.

Но ведь я сама действительно не страдала в этой жизни, что бы со мной ни происходило.

Так может быть двойственность, всё же, не моё отражение? Ведь этот мир создан не только, и не столько мною. Как Михина игра.

Нет. Такой подход не годится.

Счастье отражается в этом мире благополучием, а любовь – кучей друзей и поклонников.

Нужно найти в себе то, что отражается в этот мир двойственностью. Что отражается в этот мир страданиями».

Сквозь сознание пронёсся отрывок последнего разговора со Стасом, который состоялся накануне аврала:

«Любят не "ЗА…", а "НЕСМОТРЯ НА…". Я тонко намекаю тебе на принцип. И это – вовсе не принцип отношения к этому миру».

«Собственно, и счастье тоже – это то, что "вопреки", а не "благодаря". То есть, любят не за то, что проявляется во внешнем мире, а несмотря на то, что проявляется во внешнем мире. И счастливы не благодаря тому, что проявляется во внешнем мире, а вопреки тому, что проявляется во внешнем мире.

Притом НЕСМОТРЯ и ВОПРЕКИ в любом случае. То есть, независимо от того, нравятся тебе эти проявления или нет.

Потому что если эти проявления обворожительны, и ты из-за этого цепляешься за них, то есть, считаешь более реальным внешний мир, силы внутреннего мира, то есть, ЛЮБОВЬ и СЧАСТЬЕ, моментально переходят в непроявленное состояние. Это и есть искушение.

То есть, искушение – это восприятие внешнего мира более реальным, чем мир внутренний.

Если проявления внешнего мира обворожительны, не поддаваться этому искушению способны далеко не все.

Но если НЕСМОТРЯ на это искушение, если ВОПРЕКИ этому искушению для личности остаётся более реальным её внутренний мир, ЛЮБОВЬ и СЧАСТЬЕ процветают».

Некоторое время в сознании царила гробовая тишина.

«И всё же, из каких моих самых сокровенных чувств состоит мой СВЕТ? Какие свои внутренние силы, внутренние энергии я связала с этим миром?»

Ира отошла в сторону от мольберта и долго рассматривала свою ещё неоконченную работу.

«Стас сказал, что в своих картинах я отражаю другие миры, которые создала. Хоть я их и отражаю, я их не помню. И даже приблизительно не могу себе представить, какие они, даже глядя на их отражение, которое сама же и намалевала.

А вот сейчас, когда в моём распоряжении лишь самое обычное человеческое сознание, какой бы мир я хотела бы создать?

Мир СЧАСТЬЯ и ЛЮБВИ.

Невозможно создать внешний мир СЧАСТЬЯ и ЛЮБВИ, потому что это силы, которые могут быть только в мире внутреннем и которые есть далеко не у всех личностей.

В таком случае, я бы хотела создать такой мир, который бы провоцировал бы зарождение, пробуждение и процветание этих сил».

Ира вновь отошла в сторону и уставилась на холст, а потом поставила на подоконник готовую работу, которую Гена не успел ещё забрать, и пристально созерцала её.

«Если это реально отражение тех миров, которые я создала, я всегда стремилась создать мир СЧАСТЬЯ и ЛЮБВИ. Но…»

Ира закрыла глаза, вслушиваясь в едва уловимые ощущения.

«Красота. Гармония. Совершенство. Безупречность. Наслаждение.

Но без искушений, поскольку произведение искусства – это всегда иллюзия, которую ни при каких условиях не принимаешь реальностью. Это – поле для соприкосновения, для взаимного сопереживания внутренних миров.

Все, кто живёт в тех мирах, соприкасаются с моим внутренним миром, переживают мой внутренний мир, но…».

Ира усмехнулась.

«Там нет чудодейственных НЕСМОТРЯ и ВОПРЕКИ, которые рождают, пробуждают и наполняют феерической мощью СЧАСТЬЕ и ЛЮБОВЬ».

Ира расхохоталась. Её сердце бешено колотилось. Всё тело вибрировало крупной дрожью. Мастерская утонула в Золотистом Свете.

Ира стояла перед мольбертом. Сердцебиение постепенно стихало. Дыхание выравнивалось. Одежда была мокрой насквозь.

– Мой СВЕТ – СЧАСТЬЕ и ЛЮБОВЬ, – тихо проговорила Ира. – НЕСМОТРЯ и ВОПРЕКИ во мне самой пробуждают и наполняют феерической мощью эти силы. Прекрасно зная это, я была вне себя от восторга, когда Гена рассказывал о своём «дать шанс, лишив возможностей». А потом…

Потом получалось что угодно, кроме того, что хотелось. Потому я и отыскала его, что была уверена, что лишь он способен добавить чудодейственные НЕСМОТРЯ и ВОПРЕКИ. Точнее, то, что создаёт эти чудодейственные НЕСМОТРЯ и ВОПРЕКИ, как колдобины на дороге.

Все эти двойственности, целесообразности и прочие изыски этого мира – это отражение моего сокровенного знания, что лишь НЕСМОТРЯ и ВОПРЕКИ способны зародить, пробудить и наполнить феерической мощью СЧАСТЬЕ и ЛЮБОВЬ.

Ира хихикнула с озорными искорками в глазах.

«А ведь никто ни сном, ни духом, что я сделала. Точнее, никто, кроме Максима и Стаса.

Мы с Максимом не настолько разные, как он заявляет?

Как пить дать он, как и я, только тем и занимается, что пытается создать мир СЧАСТЬЯ и ЛЮБВИ.

Бредовая идея, с точки зрения Абсолюта. СЧАСТЬЕ и ЛЮБОВЬ – силы внутреннего мира, а потому невозможно создать из них мир внешний. Их нет и не может быть во внешнем мире. В любом внешнем мире. А в этом внешнем мире они как бы есть. Потому что я оставила здесь свой СВЕТ, состоящий из моего СЧАСТЬЯ и моей ЛЮБВИ.

Само собой, СЧАСТЬЕ и ЛЮБОВЬ в этом мире лишь КАК БЫ есть, то есть, на самом деле, как и в любом другом внешнем мире, в этом мире их нет. Но вот это КАК БЫ зудит и теребит каждого, кто здесь воплощается, и подвигает его искать СЧАСТЬЕ и ЛЮБОВЬ, стремиться к СЧАСТЬЮ и ЛЮБВИ.

Да! Обретают единицы из единиц. Но, как когда-то сказал Стас, главное – это стремление. Если есть стремление, оно, в конце концов, приводит к цели.

От того, что получилось здесь, Максим не в восторге. Да и я сама не в восторге, но…

Максим вынужден признать, что кое-что у меня всё же получилось. Да. Этот мир ну никак нельзя назвать миром СЧАСТЬЯ и ЛЮБВИ, но…

Ах, мои милые нестандартные стандарты! Оксана, Миха, Татьяна Николаевна, Наташа, Тамара…

Но всё же!»

Перед внутренним взором проносилась история человечества вместе с собственным опытом человеческой жизни. От ужасов войн и бесчинств армий в осаждённых городах, от изуверских пыток и казней, от интриг, предательств и заговоров в государственных масштабах до широчайшего диапазона издевательств всех мастей и оттенков в рамках отдельно взятой семьи, в рамках межличностных отношений ближайшего соседского окружения.

«В человеке запрограммирована прямо-таки неутолимая жажда заставить себе подобного страдать. Именно страдать. От боли, от горя, от страха, от зависти, от ревности, от несправедливости, от ненависти и кто знает от чего ещё, и даже от любви.

Если ты, испытывая боль, страх, горе и тому подобное, не страдаешь от всего этого, тебя объявляют безнравственным чудовищем, порочным исчадием ада.

Воин, изрубающий на куски таких же, как и он людей, затапливающий реками крови землю, сжигающий дотла сёла и города – герой!

Инквизитор, обрекающий свою жертву на изуверские пытки, а затем отправляющий её на костёр – благочестивый праведник.

А два человека дарящие друг другу наслаждение без санкции социума в виде брачных уз – грязные развратники.

К самым почётным человеческим занятиям всегда относились те, которые дают право и даже обязывают заставлять страдать. Политики, священники, воины, юристы, врачи, учителя…

А вот те, кто несёт наслаждение, всегда считались и продолжают считаться – несмотря на прославление и даже поклонение – людьми второго, если не третьего сорта. Художники, музыканты, актёры… То есть, все, кто занят чистым искусством. Богемная жизнь в общечеловеческом понимании по умолчанию значит разврат и порочность.

Дарить наслаждение – порок! А истязать, калечить и убивать – добродетель! Замечательно!

НЕСМОТРЯ и ВОПРЕКИ. Что-то всё-таки слишком круто даже для НЕСМОТРЯ и ВОПРЕКИ».

На плечи легли жёсткие и горячие ладони Стаса.

– Не сейчас, – твёрдым тихим голосом сказал он, перекрывая поток Ириных мыслей, а затем добавил тепло и мягко. – Ты вся мокрая.

– Да. Знаешь, я так злилась на тебя всё это время. На твои ни о чём не говорящие, но разжигающие зверское любопытство намёки и на категорические отказы прямо и ясно отвечать на конкретные вопросы.

А сейчас… Я так тебе благодарна за всё то же самое.

Стас, Я знаю, что есть такое мой СВЕТ. Я не догадалась. Я именно ЗНАЮ. Как ЗНАЮ, как дышать, как моргать, как слышать, как видеть. И даже… Даже гораздо более того.

Ира пустилась рассказывать обо всём, что пережила, что прочувствовала за прошедшие чуть больше полмесяца. Обо всём, что всё это время пыталась осознать. В завершении своей исповеди она усмехнулась.

– Внешний мир – отражение внутреннего. Пожалуй, в данном случае, если судить по моему внешнему образу жизни, который имел место всё это время, то, что творилось в моём внутреннем мире, на внешний никак не отражалось.

– Ну почему же? Отражалось. Ещё как! Только на мне. – Стас усмехнулся.

– Прости, больше не буду.

– Зачем же так? Если с такими же успехами, я с удовольствием перетерплю что угодно.

– Как там у вас? Схлынуло?

– Почти. Надеюсь, что завтра смогу присоединиться к тебе у «дяди Тома», хотя завтрашний день назвать свободным пока нельзя. Однако в понедельник должны уже точно со всем расквитаться. Давай-ка иди в горячий душ. По-моему, ты не только мокрая, но и основательно замёрзла.

– Да, кстати.

Ира резко почувствовала, что не просто замёрзла, а продрогла до костей.

Отогревшись в душе и спустившись в гостиную, Ира обнаружила Стаса в компании Александра и Оксаны.

– Вау! С возвращением! Как дела?

– Чёрт оказался не так страшен, как его намалевали, – с улыбкой пробурчала Оксана.

– Совсе-е-ем нестрашен! – с ядом воскликнул Александр. – Не! С формальностями разобрались быстро и без финансовых потерь, хотя я был не прочь раскошелиться. Однако не выношу, когда меня грузят всякой туфтой, с излишней самоуверенностью воображая, что я – лох. В общем, не без удовольствия пригрузил их в обратку действующими правовыми актами.

– Так ты у нас, оказывается, и в области образовательного законодательства подкован? – с усмешкой поинтересовался Стас.

– Станислав Андреевич, Вы же знаете, что подкованность – это знание принципов и где искать конкретику, которую нереально держать в голове по поводу всего на свете. А вот принципы я знаю великолепно.

Так что, я ничего не цитировал, и ни на что не ссылался, а всего лишь говорил, что открыть и что прочесть. Напугал до крайней степени побледнения и холодного пота.

Некоторые финансовые издержки пришлось понести в ходе решения вопросов с второстепенными дисциплинами, но в этом направлении психологическую атаку провёл Сергей Леонидович.

– Ну и что же тогда тебя напугало? – спросил Стас, сверля Александра весёлым, но тяжёлым взглядом.

– Что напугало? – Александр криво усмехнулся. – Оксана просидела на всех зачётах и экзаменах Сергея Леонидовича от звонка и до звонка. Притом, и на тех, что он принимал сам, и на тех, где он входил в состав экзаменационной комиссии. И Оксана там не просто сидела! Ей пришлось сдать всё и за всех!

Поскольку мне позволили присутствовать при сей экзекуции, у меня в мозгах не укладывается, как может укладываться в мозгах Оксаны всё, что она там вещала. Хотя я всегда считал, что мои собственные мозги недостатком объёма не страдают.

– Саша, – Оксана смущённо улыбнулась, – я всего лишь тоже хорошо знаю принципы. Поскольку это иные принципы, нежели те, которые знаешь ты, тебе и показалось, будто в моих мозгах помещается больше, чем может поместиться в твоих.

– Может быть, – Александр усмехнулся, но теперь не криво. – Но я всё равно в шоке. Ладно. У вас-то тут что?

Стас вкратце и без эмоций описал то, что на них тут свалилось сразу после новогодне-рождественских каникул.

Если бы Ира собственными глазами не видела, чего это стоило третьему этажу в купе с Тамарой и Гаянэ, на неё отчёт Стаса не произвёл бы впечатления, но Александр аж замер с приоткрытым ртом и тенью ужаса на лице.

– Станислав Андреевич, а чего Вы молчали?

– К чему тебя дёргать? Ты решал гораздо более важные вопросы.

– Да чего я там решал?! Я все формальности за два дня утряс. А потом лишь в качестве моральной поддержки ходил с Оксаной, куда ей надо было.

– Саш, прекрасно понимаешь, что хоть завалило всерьёз, ничего из ряда вон выходящего.

А вот у Оксаны сейчас происходит в жизни глобальная перемена. Если и сопоставимая с чем, так только разве что с переходом какой-нибудь планеты на другую орбиту. А потому…

Хотя здесь ты бы, очень мягко говоря, не помешал бы, было гораздо важнее, чтобы ты находился рядом с Оксаной.

Поверь, изменения в её жизни гораздо важнее, чем завал повседневных дел. Не будь тебя, я бы сам всё бросил и помогал бы Оксане. Уверен, что Оксана и сама справилась бы, но…

Когда в жизни происходят изменения такого уровня… А они происходят в жизни далеко не каждого. Так вот, когда происходят изменения такого уровня, надёжные тылы, крепкая почва под ногами – крайне необходимая штука.

Ира физически ощутила, как сквозь Александра и Оксану пробежала волна мистического трепета.

Стас усмехнулся.

– Ладно. Не будем больше о глобальностях. У меня есть предложение по поводу немного расслабиться. К джазу как относитесь?

– С энтузиазмом, – ответил Александр и посмотрел на Оксану.

– Наверное, нормально. Мне не приходилось бывать на джазовых концертах.

– Значит, придётся, – жёстко заявил ей Александр, вызвав приступ всеобщего смеха.

– В таком случае, завтра составите компанию Ирине Борисовне, – заключил Стас.

– А Вы? – Александр вопросительно посмотрел на Стаса.

– Скорее всего, присоединюсь. По крайней мере, очень на это рассчитываю. Но если и не присоединюсь, ничего страшного.

– А что так? – продолжил допрос Александр.

– Мне к понедельнику надо кое-какие документы подготовить.

– Станислав Андреевич, я в курсе, что, начав у Вас работать, я зарекомендовал себя далеко не с самой лучшей стороны, но, как мне кажется, я уже не раз доходчиво продемонстрировал, что та сторона не является во мне доминирующей.

– Саша, дело не в недоверии. Вам с Оксаной необходимо отдохнуть.

– Оксане – да. А мне-то с чего? Короче, давайте без реверансов. Что там за документы?

Стас сделал ещё одну попытку отказаться от помощи, но в итоге вынужден был притащить свой ноутбук и заняться введением Александра в курс дела. Ира и Оксана не стали им мешать и отправились к Зиву и Лоренцу, заглянув по дороге в Ирину мастерскую.

Оксана долго рассматривала неоконченную работу на мольберте, а потом ещё дольше готовую, которая так и стояла на подоконнике.

– Знаете, Ирина Борисовна, – наконец заговорила она, вернувшись к неоконченной работе на мольберте. – Мне всегда были интересны естественные и технические науки, но они никогда не были мне интересны как таковые.

Меня занимала их методология. А ещё больше – применение этой методологии в тех областях, в которых она считается неприменимой. Именно из-за этого у меня и произошёл тогда конфликт с преподавателем.

Я училась в институте ради того, чтобы знать, а не ради того, чтобы получить профессию, удостоверенную дипломом, а потому я без сожалений бросила институт.

Компьютерами я увлекаюсь давно, притом почти со столь же давних пор это увлечение является моей статьёй дохода. Так что…

Но я не о том.

Главная особенность естественных и технических наук, отличающая их от других способов познания мира, это попытка постигать мир в лабораторных условиях. То есть, изучать не реальные явления, а их идеализированные лабораторные аналоги.

– Оксана, меня как-то судьба свела с одной знахаркой. Она говорила, что и учёный, и гадалка, по сути, занимаются одним и тем же: попыткой прогнозирования.

Разница в том, что учёный задаётся вопросом: с какой скоростью будет падать абстрактное яблоко определённой массы, висящее на определённой высоте. А гадалка задаётся вопросом, что случится с конкретным яблоком после того, как оно оторвётся от ветки.

– Любопытное наблюдение. Я, как-то, об этом не задумывалась. Но знаете, что самое интересное?

И учёный, и гадалка задаются вопросом, что ПРОИЗОЙДЁТ с яблоком, то есть, с объектом внешнего мира. Но ни учёный, ни гадалка не задаются другим вопросом:

Что ПРОИСХОДИТ с ними самими в тот момент, когда яблоко отрывается от ветки?

Знаете, что думал Альберт Эйнштейна по поводу мотивации, заставляющей человека заниматься наукой?

По его мнению, одно из наиболее сильных побуждений, которое приводит человека к науке, это желание уйти от будничной жизни с её мучительной жестокостью и безутешной пустотой. Эта причина толкает людей с тонкими душевными струнами от личных переживаний в мир объективного видения и понимания. Человек стремится каким-то адекватным способом создать в себе простую и ясную картину мира для того чтобы оторваться от мира ощущений, чтобы в известной степени заменить этот мир созданной таким образом картиной.

Не уверена в абсолютной дословности, но это – цитата.

– То есть, человек пытается реальностью мира внешнего отгородиться от реальности своего внутреннего мира?

– Да. Человек ищет закономерности внешнего мира, причинно-следственные связи внешнего мира. А все закономерности внешнего мира, все причинно-следственные связи внешнего мира связаны с циклами времени. Помните, мы как-то говорили об этих циклах?

– Конечно, помню.

– Всё, что изучают все науки от физики до искусствоведения, это всё – мир внешний. Даже все науки, изучающие человека – от анатомии до психологии – изучают его в качестве объекта внешнего мира. А все закономерности, все причинно-следственные связи внешнего мира – так называемого объективного мира – напрямую связаны со временем.

То есть, все науки от физики до искусствоведения, от анатомии до психологии, по сути, изучают только одно явление:

Повторение в циклах времени.

Вплоть до того, что любой факт, который не повторяется и который невозможно повторить, не считается научным фактом и даже, как правило, не принимается фактом в самом принципе.

Как я уже говорила, меня всегда интересовала методология естественных и технических наук с точки зрения применения её там, где это считается невозможным.

С точки зрения методологии, меня более всего интересовал метод исследования идеализированного лабораторного аналога.

А с точки зрения области, где мне хотелось этот метод применить, мой собственный внутренний мир.

Однако внутренний мир по определению не является и не может являться объектом – и даже субъектом – научного исследования ни естественных, ни технических, ни гуманитарных, ни социальных наук, так как и те, и другие, и третьи, и четвёртые изучают исключительно внешний мир.

Если совсем честно, то институт я бросила не из-за конфликта с преподавателем.

Я потерпела полный провал своих идей применить методологию лабораторного исследования к своему внутреннему миру, и в какой-то момент наука перестала меня интересовать как таковая.

И вот, я бросила институт, перестроила свою жизнь и жила совершенно спокойно, пока…

Всё резко изменилось, когда Вы дали мне заполнить таблицу, составленную на основе Мишиных наблюдений.

Не сомневаюсь, что моё открытие не всколыхнёт научные умы и никогда не станет широко известным, но лично для меня – это открытие, что называется, всех времён и народов.