ГЛАВА 1
В которой кафе только открылось, а смерть уже попросила меню.
На заднем дворе бывшего детского садика – теперь павильона «Лимон и Мята» – пахло скошенной травой, выгоревшим деревом и мятой, которую я с утра резала ножом, не слишком острым, но вполне подходящим, чтобы избавиться от обиды. Не на кого-то конкретно. Просто на жизнь, которая снова завернулась не так.
К десяти утра солнце поднялось достаточно высоко, чтобы нагреть крышу навеса, но не настолько, чтобы растопить вишнёвый сироп. Он стоял в стеклянной банке на прилавке, будто выставленный на витрину драгоценный камень. Всё должно было быть идеально. Баночки с лимонами. Меню, написанное от руки – чуть кривовато, но с душой. Чистые столы, бело-зелёные скатерти, дешёвые, но старательно отглаженные. Даже музыка из колонки – нежный джаз, в котором не было ни драмы, ни политики. Только покачивание плечами и лёгкий привкус апельсина.
Я стояла за стойкой в зелёной косынке – не столько для образа, сколько потому, что волосы с утра категорически не хотели подчиняться расчёске. Соседка Люся сидела в тени с чашкой кофе и листом бумаги, на котором значился тревожный список: «Сиропы: вишня, базилик, мята, лимон. Столы: 4. Стулья: 10. Количество дней без катастроф: 0.»
– Рит, ты уверена, что этот лимонад с базиликом не вызовет у кого-нибудь галлюцинации? – спросила она, не поднимая головы.
– Только если он его выпьет литра три. Сразу. А так – это свежесть.
– Это трава.
– Это лето в стакане.
– Это повод вызвать гастроэнтеролога.
Я усмехнулась. Люся была как маленький гром в солнечном небе – всегда немного раздражённая, но никогда не злая.
Первый клиент появился в 10:14. Пожилой мужчина с тростью и женщиной в панамке, которая, судя по взгляду, не доверяла ни лимонаду, ни погоде. Они выбрали лимон с мятой, сделали пару глотков и, к моему облегчению, остались живы. Потом пришли девочки с татуировками и жвачкой, потом – молодая мама с коляской и явно натянутым терпением. Всё шло медленно, но ровно. Я начала верить, что всё получится. Что это не провал. Что «Лимон и Мята» станет не шуткой, а точкой отсчёта.
А потом пришёл Воронов.
Я знала, что он появится. Александр Петрович Воронов. Сосед. Капитан полиции. Человек, который когда-то чинно кивал мне в подъезде, когда я шла на работу с сумкой, полной методичек и умирающих иллюзий. Теперь он пришёл в форме, с той самой хмуростью, которую не снимали даже выходные, и с тем взглядом, от которого глохнут чайники.
Он заказал вишнёвый лимонад. Без сахара. Сделал глоток, поморщился.
– Интересно, – сказал он. – Это точно не спиртное?
– Только если вишня с кем-то переспала в процессе.
Он хмыкнул и уселся за стол у бассейна.
Да, у нас был бассейн. Маленький, круглый, пластиковый, с двумя надувными утками и идеей, что в жару кто-то из клиентов захочет опустить ноги в воду. Он не должен был играть никакой роли. Он должен был быть просто фоном.
Но именно в него через двадцать минут упало тело.
Я услышала всплеск, потом – глухой, почти водяной удар, и чьё-то громкое: «Ой!»
Повернулась. И увидела, как между утками, лицом вниз, в воде, лежит мужчина в белом костюме.
Он не шевелился.
Воронов подскочил. Люся выронила чашку. Я, кажется, перестала дышать. Кто-то завизжал. А потом – началась суета.
Именно в тот момент, когда я подумала, что открытие павильона нельзя испортить больше, жизнь посмотрела на меня, сделала большой глоток моего лимонада – и утопила кого-то в бассейне.
***
В павильоне пахло кофе. Не тем ароматом из рекламы, где вьётся пар над белоснежной чашкой, и обязательно играет итальянская скрипка. Нет. Это был запах настоящего кофе: с примесью утренней паники, пыльного бойлера и капель мятного сиропа, пролитых в спешке. Запах того кофе, который варят не ради удовольствия, а чтобы не заснуть в момент, когда в твоём бассейне нашли тело.
Рита сидела за стойкой, держа в руках кружку, которую обычно выдавала только самым капризным клиентам. На ней было написано: "Я не спорю, я просто не согласна." Она смотрела на мужчину напротив – всё того же капитана Воронова, – и пыталась понять, допрашивает ли он её по долгу службы или просто не нашёл другого способа остаться на кофе с лимонадом.
– Ещё раз, – сказал он, и пальцем лениво отметил в блокноте нечто похожее на галочку. – Ты не знаешь, кто он?
– В смысле – мужчина в бассейне?
– Да.
– Я не знаю. Он не заказывал.
– Это важно.
– Ну, если бы он заказывал, я бы точно запомнила. Белый костюм, взгляд, как у налогового инспектора, и упал красиво – у нас в меню таких клиентов пока не было.
Он не улыбнулся. Но угол его рта чуть дрогнул. Возможно, у него просто свело мышцу. Возможно – он всё-таки человек.
– Никто из клиентов его не знал?
– По крайней мере, никто не начал кричать: «Владимир, ты ли это?!»
– А он что-нибудь сказал, пока был жив?
– Он прошёл мимо. Посмотрел на витрину. Присел на скамейку. Подумал. Ушёл за павильон.
– Зачем?
– У меня есть две теории: либо он ждал кого-то, либо… у нас там мусорные баки.
– Романтика.
В этот момент с улицы влетела Люся, как обычно – без стука, но с комментариями. В руках она держала планшет, на экране которого мерцала карта неба.
– Я посмотрела по натальной карте. Тело упало в 10:48. В этот момент Луна была в Рыбах. Это значит, что смерть – случайная, но с подтекстом.
– Что? – Воронов поднял глаза, словно пытался вспомнить, в каком именно учебнике по криминалистике была глава «астрологический анализ улик».
– Это значит, что вы всё делаете неправильно, – гордо сказала Люся. – Вы копаете в логику, а надо – в символы. Я уверена, это был знак. Кто-то хотел, чтобы именно мы это увидели.
– Кто «мы»?
– Мы – женщины с интуицией.
– Боюсь, в протоколе таких пока не предусмотрено.
Рита тяжело вздохнула. Она чувствовала, как напряжение медленно уходит – не потому что стало легче, а потому что мозг начал отключать раздел «паника» и переключился в режим «ну, началось».
– Послушай, – сказала она Воронову, – если ты хочешь ещё лимонад, просто скажи. У нас нет тарифа «за показания», но я сделаю скидку.
Он хмыкнул и отложил блокнот.
– Ты не против, если я тут немного побуду? Оформят – я уйду. Но пока…
– Пока ты хочешь кофе, сидеть и делать вид, что это не твоя проблема?
– Что-то вроде того.
– Тогда ты идеально подходишь для работы в нашем павильоне. Только фартук осталось найти.
На заднем дворе увозили тело. Полиция что-то обсуждала. Люся строила теорию, что мужчина был духом мятного прошлого. А Рита смотрела на своё кафе и думала: ну и ладно. Зато теперь точно запомнят.
ГЛАВА 2
В которой коробка с лимонами оказывается куда информативнее, чем участковый, а Люся выходит на тропу великого спиритуального сыска.
Утро следующего дня началось с шипения. Это был не змея и не шепот за спиной – просто сработала крышка на банке с апельсиновым сиропом. Она слегка подбухнула от жары и теперь тихо возмущалась, как пожилая тётя в очереди: «Я тут стою, и меня игнорируют?»
Рита, всё ещё не до конца проснувшаяся, наливала воду в кофемашину и пыталась вспомнить, сколько чашек кофе можно выпить, прежде чем желудок начнёт стучать в дверь мозга с криком: «Ты вообще нормальная?» На улице пахло жарой, сиренью и началом очередного абсурдного дня.
Полиция уже уехала. Бассейн, как ни странно, остался. Лежал себе, полный воды, как ни в чём не бывало, с надувной уткой, которую теперь почему-то никто не хотел трогать. Психология – великая штука: вчера все плескались, сегодня – шарахаются, как будто там дьявол на дне поселился.
Люся пришла в 8:15 – слишком бодрая, как для человека, который вчера видел мёртвого мужчину в белом костюме.
– Я ночью просматривала фотографии из павильона, – сообщила она с видом следователя ФБР, – и ты не поверишь.
– Я вообще редко верю до кофе.
– Он был тут раньше. Утром. Я его заметила на одной из фоток – стоит у лимонной стойки, смотрит. Прямо в камеру.
– И?
– И… я решила, что это знак.
– Знак чего?
– Что дух мужчины хочет, чтобы мы завершили его незавершённые дела.
– Люсь, хватит смотреть Netflix под полусухое вино.
– Я не смотрела Netflix! Я пересматривала «Пуаро». В оригинале!
Пока Люся строила духовную теорию, Рита занялась ящиками с поставкой. Привезли новые лимоны, мяту, сиропы, и как обычно – коробка, обмотанная скотчем, которую доставщик уронил у калитки со словами:
– Простите, чуть не снес ногу. Он странный какой-то. Звенит изнутри.
Коробка звенела. Рита занесла её внутрь, поставила на стул, открыла… и замерла.
Внутри – лимоны. Настоящие. Желтые, тугие. И… конверт. Завёрнутый в плёнку. Без маркировки. С единственным словом на бумаге: «ПРОЧИТАЙ. Только ты.»
Никакого адреса. Никакой подписи. Просто аккуратный почерк, знакомый и незнакомый одновременно. И тонкий запах… Не лимонный. Бумажный. Старый.
– Люся, иди сюда.
– Что? Нашла следы потустороннего?
– Почти. Нашла конверт. Без обратного. В коробке с фруктами.
– Это однозначно подклад. Мы в деле. Он с нами говорит.
Рита покачала головой и поднесла конверт к свету. Внутри – не фото, не деньги, не проклятие (что уже приятно). Просто лист, исписанный от руки:
«Если ты читаешь это – значит, всё пошло не по плану. Я должен был всё передать лично. Но не успел. Не спрашивай, кто я. Лучше спроси, что ты увидишь, если посмотришь на фото, где мы оба были, но ты не заметила. Найди его. Пока не поздно.»
– Это… – начала Люся.
– Это странно, – закончила Рита.
Пока на улице зевали фонари, а в воздухе собирался дневной зной, в павильоне "Лимон и Мята" начиналась история, к которой Рита точно не была готова. Ни по образованию, ни по меню. Но зато у неё были лимоны, косынка и подруга, уверенная, что умерший вот-вот даст сигнал через огуречный рассол. А может, этого и было достаточно.
Хотя, если быть честной – подруга была испытанием посерьёзнее, чем любые духи. Рита поймала себя на мысли, что уже третий раз за день не спрашивает: "А где Люся?" – и это её слегка пугало. Когда Люся не в поле зрения – это значит, что она где-то уже творит. А это почти всегда оборачивается бедой. Для Риты.
Как, например, в прошлую субботу.
– У нас будет ночь сакрального освобождения, – заявила Люся, выдернув Риту с дивана, где та мирно листала каталог сиропов. – Я записала нас на ритуал сброса телесных блоков.
– Я уже сбросила. В ванну.
– Не шути. Это важно. Там будут настоящие практики. Гвозди. Песок. Свечи.
– Ты сейчас описала или пытки, или подпольную фотостудию.
Но, конечно, Рита пошла. Она всегда идёт – сначала неохотно, потом с тоской, а потом – с отчётом в отделение полиции. На этот раз их встречала женщина по имени Яна. В комбинезоне. Без обуви. С глазами, которые смотрели куда-то внутрь себя или в маркетинговый план.
– Сегодня мы освободим свои тела от боли предков. Солью, хороводом и дыханием.
– Мы будем дышать? – спросила Рита с тревогой.
– Активно. Через кожу.
– Я даже не буду спрашивать, как.
И всё бы ничего – если бы мероприятие не проходило в конференц-зале муниципального центра занятости. Там был проектор, слайд «РАСКРОЙ СВОЮ ЭНЕРГИЮ», и… ведро с солью. Участникам предложили встать в круг, взять друг друга за мизинцы и представить, как родовые обиды покидают пупок.
Рита держалась. До момента, пока Яна не включила музыкальный трек под названием «Звук горлового хмеля» – и не начала выкрикивать имена славянских богинь.
– Здравствуй, Мара!
– Прости, Мара!
– Выйди, Мара!
– А кто такая Мара? – прошептала Рита.
– По ощущениям – уборщица, – ответила Люся, – у нас во дворе тоже кричали, когда она в подвале сидела.
Дальше был обряд «освобождения от боли через песок». Участникам выдали по банке песка и предложили «высказать ему всё».
Рита решила быть вежливой и сказала просто:
– Я не уверена, что ты виноват.
Но мужчина напротив, видимо, сильно пострадал от строительных материалов – он кричал на песок громко и с матом. После этого их с Люсей попросили покинуть зал.
– Так что, мы всё? – спросила Рита, стоя на парковке под фонарём.
– Практика закончена.
– С катарсисом?
– С угрозой подать на нас в суд.
– Нормально.
– Но, Рит… мне кажется, у меня ушла одна обида.
– Какая?
– Что ты всегда права.
И теперь, сидя в «Лимоне и Мяте», глядя на конверт с надписью «ПРОЧИТАЙ. Только ты.», Рита подумала: если бы всё это придумала Люся, она бы оставила след из кунжута и шаманский колокольчик. Но тут было всё иначе.
Спокойно. Жёстко. Тихо. И в этой тишине, где маятники молчали, а песок не получал угроз, Рита впервые почувствовала: это – не ритуал. Это – дело. И в этот раз в зал её попросят не за шум, а потому что кому-то слишком не понравится, что она начала вспоминать.