- -
- 100%
- +
Не знаю с чего бы, но мой обычно молчаливый брат решил принять участие в разговоре.
– Отлично вас понимаю, ребята, у меня, видите, своя сестра. Она не такая нежная и даже может постоять за себя… Но все равно я часто за нее волнуюсь.
Нет, уже ни в какие ворота не лезло. Чтобы братец делился своими эмоциями с незнакомыми людьми на пустой трассе, на краю света?.. Странно.
Я вышла из машины и подняла правую руку, останавливая ненужный треп. Военные смотрели на меня настороженно. «Сестренка», в отличие от них, совсем не волновалась и доверчиво улыбалась. Я задала конкретно-ясный вопрос:
– Сколько заплатите?
– А вы, собственно, куда едете? – в словах загорелого мужчины появился живой интерес.
– В Осташков.
Мужчины переглянулись.
– Это где же? До Урала или позже?
– Это на озере Селигер, Тверская область. Триста километров от Москвы, три тысячи отсюда. Подходит?
Второй парень, кашлянув, уточнил:
– Вы на машине до конца или на поезд пересядете?
– На машине, до конца. – Я улыбнулась. – Устраивает?
Молодой мужчина откровенно обрадовался.
– Ха! Вот это да! Вот это повезло! А за проезд сколько возьмете? Только не до Осташкова, а до Москвы. У сестрицы там родственники, а вам все равно по дороге.
Пришлось задуматься. В машине мирно лежал груз тысяч на сто евро, и лишний свидетель вроде бы ни к чему, но голубой голос ласково напомнил, что, как показывает жизненный опыт, чем больше в машине женщин, тем короче разговор с гаишниками. Моя команда продолжала смотреть на меня, ожидая решения.
Я знала: что бы я ни выбрала, мне через день это поставят в упрек. А плачу за все я. Ладно, назову сумму, поторгуемся.
– До Москвы тысяча евро, – сказала я навскидку.
Удивились все. И я тоже.
Мужчины и девушка обменялись взглядами. Показали бы эти взгляды в космическом боевике, зритель бы не сомневался, что идет телепатический сеанс. Старший в их компании отодвинул полу пиджака, и под ним стала видна светлая кобура с темнеющим пистолетом. Толя и Кирилл даже не шелохнулись, доверяя взрослому парню. А тот достал довольно плотную пачку денег из кармана светлых брюк и отсчитал от нее двадцать купюр по пятьдесят евро.
– Вот. Ровно штука.
В эту минуту я почти с любовью посмотрела на Анну. Оранжевый голос победно пульсировал: «Вот она, наша бесплатная цистерна с бензином! И четыре литра лучшего масла для двигателя!»
Понимая, как все напряжены, мужчина стоял на месте, ни к кому не подходя.
– Толик, возьми деньги. – Я повернулась к девушке. – Анна, идите сюда.
Девушка послушно подошла. Ну до чего же она чистенькая, молоденькая, красивенькая, интеллигентненькая… Я на ее фоне выглядела дояркой перед барыней. Не люблю таких!.. Завидую.
Обойдя машину, я открыла багажник и расстегнула «молнии» на сумках с вещами.
– Тебе, Аня, придется переодеться, не надо выделяться на нашем фоне. Кирилл, дашь ей свои шорты, в моих она утонет, а футболку возьмет мою. Но волосы… Волосы, Аня, лучше переплести в одну косу и вот так вот, – я показала на себе, – завернуть на затылке.
Военный быстро сбегал к машине и вернулся с дорожной сумкой, которую поставил перед Анной. Какой взгляд он кинул снизу вверх на нее! Ничего похабного, только искренняя обеспокоенность за судьбу и… еще что-то очень, очень хорошее.
Болотный голос вяло зевнул и подытожил: «А на тебя так никто никогда не смотрел, блин».
Толик не считая взял у военного деньги и вернулся к машине.
Анна послушно стянула с себя платье, отдала его загорелому мужчине и стояла в трусиках и бюстгальтере девственного фасончика восьмидесятых годов прошлого века. Кирилл подал ей одежду.
Через пять минут Анна стояла, переодетая в зеленые шорты и розовую майку, завязывала сзади переплетенную косу. Красота ее не исчезла, но поблекла. Обаяние осталось.
Двое мужчин со стороны Анны и двое с моей молча глядели друг на друга.
– Пора ехать, – оборвала я их взаимный гипноз. – В Москве мы должны быть через трое суток, делая по тысяче километров в день. Сутки оставляю на форс-мажорные обстоятельства.
Анна благодарно поцеловала мужчин.
– Пока, Геночка, пока, Сашка.
Старший, которого Анна назвала Геночкой, осторожно взял меня за локоть.
– Я… Мы тебе все будем по гроб жизни обязаны… за…
– Поняла, не объясняй.
Саша протянул руку.
– Спасибо.
Я пожала протянутую руку. Блин, я, кажется, сделала хорошее дело. Особенно радостно, что за деньги.
* * *Черный «Мерседес» отъехал, и двое мужчин, стоя под солнцем на дороге, долго смотрели вслед автомобилю. Геннадий надел темные очки.
– С богом. Пойдем, Саня.
Мужчины вошли в пролесок. Спокойно шумевшие деревья неожиданно низко согнулись от резкого ветра и, разогнувшись, сбросили серпантин разноцветных листьев, на пружинящий под ногами мох.
Военный «газик» стоял на полянке, под колесами выступила черная вода. Саша сел на место водителя, Геннадий рядом.
– Интересная у этих ребят атаманша. Я почему-то ей поверил.
– Главное, что ей поверила Анна. – Саша облегченно вздохнул.
Чтобы обеспечить побег Анны, он позавчера отправлял в Город своего заместителя за продуктами и медикаментами. Проработав неделю без выходных, практически не видя жену, он от радости предстоящего сегодня свидания, а также побега Анны, забыл проконтролировать перенос продуктов из вездехода.
В военном поселке Топь отношения между старшим и младшим офицерским составом смело можно было называть демократичными, а часто и дружескими. Оторванность от крупных населенных пунктов и специфика рода войск создавали особую атмосферу в коллективе. Взять из «ничейной» коробки бутылку или батон колбасы преступлением не считалось, просто нужно было предупредить хозяина и при случае отдать «занятое».
– Что случилось? – Гена закурил. – Говори быстрее, не томи.
– Не хотел тебя расстраивать, но в заготовленных продуктах я не досчитался трех бутылок водки и двух батонов колбасы. Наше алиби может выглядеть не так убедительно, как мы рассчитывали.
Гена оставался спокойным, курил в открытое окно.
– А медикаменты?
– С медикаментами полный ажур. Вошел домой и сразу протянул пакет жене, поручил сохранить, и Аринай их положила… в наш холодильник. Понимаешь, она меня неделю не видела, ну и… накинулась. О продуктах я в тот момент напрочь забыл.
Геннадий понимающе улыбнулся.
– И где ты их оставил на ночь?
– В вездеходе.
– Тогда понятно, подумали, что продукты для столовой, и они расплатятся.
Александр смущенно кашлянул.
– Я понимаю, Гена, продукты нужно возобновить в прежнем составе. Давай не в Город, давай в поселок нефтяников заедем. Там водка всегда есть.
Геннадий достал из кармана портмоне из кожи анаконды, пальцем провел по ряду купюр.
– Там колбаса хреновая, а до Города далековато.
Александр завел машину и стал аккуратно выруливать между низкорослых деревьев.
– Сегодня удачный день, и колбаса даже там должна быть приличная. Мы же все утро, с восьми до двенадцати, на дороге простояли, ждали чуда. И, заметь, дождались. Везуха, по теории вероятностей, держится сутки, то есть в нашем случае продлится часов до одиннадцати вечера, а там – отбой.
Геннадий снял темные очки.
– Ладно, поехали в поселок. За час обернемся.
В Зоне Топь стоял кипиш. Сержанты бегали, офицеры «делали суету» и смотрели друг на друга ошалевшими глазами.
У въехавшей на территорию поселка машины Гены и Александра возник Эдик Сурков, нервничая, он докладывал.
– Вы представляете, она пошла мыться в общий душ. У нас же котельную реконструируют, и ей в доме воду выключили. Анна заперлась, мля, одна в помывочном блоке. Через два часа дежурный заглянул в душ, а там – ёперный театр! – никого. Когда генералу доложили, он чуть ли приказ о моем разжаловании не отдал. А Галина-то, Галина, орала больше всех.
Начальник хозяйственного отдела, Яков Котелевич, издалека наблюдал за друзьями. Александр, успокаивая, показал ему большой палец – «отличный результат проведенной операции».
Гена, стараясь не улыбаться слишком откровенно и счастливо, отправился на разборку к генерал-лейтенанту, которого в Зоне за глаза звали по имени – Аристархом.
Семидесятилетний Аристарх в полевом комбинезоне, надетом на солдатскую майку, сидел за рабочим столом. Настроение мрачное. Идеальный канцелярский порядок нарушало блюдо с нарезанными фруктами и три серебряные стопки около бутылки французского коньяка.
За рядом стоящим совещательным столом разбирал бумаги излишне идеальный, как компьютерный герой, Лёнчик.
Войдя в кабинет, Геннадий подошел к столу. На Лёнчика старался не смотреть, чтобы не портить себе настроение. Ведь именно он, полковник медицины, Геннадий Лебедев, стал тем самым профессором Преображенским, который сделал из дворового приличного пса Шарика потенциального «смершевца» Шарикова.
Лёнчик, помимо тяжелого характера, мании величия и равнодушной жестокости, обладал еще двумя качествами, усиливающими его темные стороны, – прекрасными внешними данными и уникальным здоровьем. Его кровь со временем стала лечебной, и генерал Аристарх нуждался в ней.
Генерал разлил коньяк, приглашающим жестом показал на стопки. Первым подскочил Лёнчик, опрокинул в себя коньяк, поблагодарил.
Гена, смакуя, сделал первый глоток ароматного напитка тридцатилетней выдержки.
Аристарх выпил коньяк как вкусный сок, выдохнул.
– Ну что, просрали Аньку?
– Никуда не денется, найдем, или сама прибежит, – со злостью выпалил Лёнчик.
– Мое мнение вы знаете, мы не имели права ее здесь задерживать. – Гена допил коньяк. – С ЧП меня ознакомили. Лично я сделать ничего не смогу, я медик, а не охранник. Пойду купленные утром медикаменты разбирать.
Аристарх стукнул пустой стопкой по столу.
– Слушай, доктор, а не ты ли, случаем, помог Анне сбежать из поселка?
Гена, уже у дверей кабинета, обернулся на генерала. Они оба питали друг к другу сильные искренние чувства профессионального уважения и человеческой ненависти. Но оба были настолько привязаны личностными, денежными, медицинскими и многими другими факторами к пространству земли, официально называемому «Зона Топь», что оставалось только мириться с присутствием друг друга.
Геннадий улыбнулся генералу.
– Ане? Смог бы – помог бы. Не сомневайтесь.
Как только за Геннадием закрылась дверь, Лёнчик разложил перед генералом листы.
– Я тут для своей командировки наметил план передвижения по населенным пунктам, которые вы мне перечислили. Подсчеты произвел, тактику поисков и доставки изложил.
Генерал без интереса посмотрел на схемы.
– Да подожди ты со своей Белоруссией, никуда она пока не денется, надеюсь. А вот если побег Анны из Топи организовал Гена, мы ее долго не увидим.
– Господин генерал. – Лёнчик начал злиться. Он всегда злился при упоминании имени Анны. Чем она лучше его? Но Анну все любили, а его – нет. – Сбежала так сбежала, и пес с ней. Вы же, Аристарх Кириллович, придумали гениальный план для добывания нового лекарства. Через две недели я привезу вам новый биоматериал, и забудем про Аньку, с ней больше проблем, чем пользы.
Даже умудренный и бездушный Аристарх воспринимал похвалы с удовольствием, тем более заслуженные.
– Хорошо, – генерал отщипнул виноградину. – Действуй, Лёнчик, и помни, о чем мы договорились. Детдома – это хорошо, но если почувствуешь нужные нам качества в ребенке даже при родителях, все равно вези сюда, не размазывай сопли. Только местным бабам не говори, бунт поднимут.
Лицо Лёнчика изменилось, стало самоуверенно-неприятным.
– Я вот одного не понимаю. Зачем родителям урод или умственно неполноценный человек? Мы всем делаем хорошо, а нас осуждают. Моя мать меня, когда я еще был идиотом, терпеть не могла. Стыдилась, унижала.
Аристарх отпил коньяк, и его взгляд задержался на артритных пальцах с распухшими суставами.
– По-разному бывает.
– В девяноста случаях, – Лёнчик вспомнил несчастливое детство, психдиспансеры, детей с таким же, как у него, диагнозом, – родителям такой ребенок не нужен, поэтому ими и переполнены детские дома.
Генерал рассматривал слоящийся ноготь на пальце, банальные рассуждения Лёнчика его мало интересовали.
– Не тебе судить. Я старею.
Положив бумаги в папку, Лёнчик сел напротив генерала, взял придвинутую рюмку.
– Все стареют, это естественный процесс.
– Не зли меня, я слишком быстро старею. Вылетаешь завтра.
– Аристарх, – Лёнчик сложил руки поверх папки, и генерал с завистью посмотрел на его идеальные руки и блестящие ногти. – Вы учтите, что ваш организм изношен возрастом и природными особенностями нашей Зоны. Тело может не выдержать. Сейчас вы получали материал от Ани и меня, и разница составляла сорок лет. С детьми разница подойдет к шестидесяти, и неизвестно, будет ли совместимость.
Генерал побледнел, руки его дрожали.
– Ты… ты, неуч подзаборная, ты кого учишь? Меня? У меня звание академика, я хозяин спецзоны, а ты…
– А я, – Лёнчик встал, аккуратно придвинул стул на место. – Я ваше средство выживания. И если бы не моя и не Анькина кровь, вы бы загнулись еще три года назад.
Лёнчик вышел из кабинета, тихо закрыв за собой дверь.
Взгляд Аристарха опять задержался на ногте указательного пальца. Он дотронулся до него, и ноготь отпал, оголив язву.
– Я жить хочу, Лёнчик. А на всех остальных мне… – Аристарх плюнул на язву.
Он резко встал. Достал из кармана военной куртки плоскую металлическую фляжку, из ящика стола воронку, входящую в комплект фляжки, и перелил из бутылки немного коньяка.
Пройдя по длинным коридорам, генерал дошел до отсека с надписью на дверях «Медицинский блок». Дежурный охранник открыл перед ним дверь. Аристарх пересек приемный покой, заглянул в кабинет главврача.
Кабинету Геннадия и лаборатории в Зоне, отделяемым от коридора пуленепробиваемым стеклом, мог позавидовать любой исследовательский центр. И в России, и в других странах таких пока больше не было.
Установка на исследование крови по тридцати параметрам. Сканеры всего тела и мозга. Компьютеры последнего поколения, операционные столы в окружении фантастического оборудования – от скальпеля до лазера и с мониторами видеокамер. Видеокамеры были и общего наблюдения, и специальные, дающие не только изображение, но и показывающие температуру органа размером до двух миллиметров; особые капельницы, автоклавы различного назначения и еще много-много медицинского оборудования и инструментария.
У Аристарха лежал длинный список необходимого нового оборудования. Как всегда, миллионов на двадцать.
Геннадий, переодетый в белый халат, смотрел на монитор компьютера, на колонку данных анализа крови сотрудников Зоны. Аристарх запросто зашел в кабинет, на него были настроены все коды дверей Зоны.
– Давно хотел тебя спросить, Гена, как ты относишься к идее перевода сюда нескольких детей?
Геннадий ввел в компьютер новые данные, и на мониторе появилась новая колонка анализов крови.
– Если они ничейные, то нормально. Как я понимаю, их доставка дело решенное. Дети с нужными нам медицинскими данными будут, скорее всего, с тяжелым диагнозом, и переезд сюда – их единственный шанс на нормальную жизнь. У меня по графику обработка данных анализов новых заключенных, есть интересные экземпляры. Вы меня отвлекаете.
– Работай.
У прозрачной двери Аристарх сделал глоток из фляжки.
Академик никогда не напивался, но и абсолютно трезвым после двух часов дня тоже не был. Игнорируя заключения врачей по поводу алкоголя, он провел свои собственные исследования. Алкоголь алкоголю рознь. Лично ему триста граммов в день отличного коньяка вреда не приносили, только поднимали тонус.
Аристарх вышел из кабинета, прошел дальше по коридору и открыл двери с табличкой «Лаборатория». Помещение, особенно после кабинета Геннадия, больше походило на кладовку. У противоположной стены «кладовой» блистал железными дверцами лифт. Генерал спустился на нем на два этажа ниже.
От лифта вглубь вел длинный коридор. Справа глухая стена, слева, за небьющимся стеклом – палаты-камеры.
Появление генерала вызвало вой и матерную ругань. Аристарх шел мимо стеклянной стены, присматриваясь к пациентам, улыбался.
Некоторые совсем не реагировали, лежали на специальных кроватях неподвижными тушами.
В пяти последних, индивидуальных камерах содержались мужчины разного возраста, которых объединяло нечто общее – на их лицах читалось если не безумие, то явная патология. Вели они себя по-звериному, ожесточенно плевались. Один, дождавшись появления генерала, выдал желтую струю мочи на оргстекло. Аристарх задержался на минуту, досмотрел зрелище и осуждающе погрозил пальцем.
– Деградируешь, нехорошо. – Он пошел дальше. – Эх вы, кролики вы мои уродливые, совсем плохими стали. Но скоро у вас будет пополнение. Новая, молодая кровь.
* * *В городок нефтяников мы заехали на два часа – заправиться бензином, запастись продуктами и обменять крупные деньги на пятидесятирублевки для взяток гаишникам.
Еще год назад я пыталась ничего не платить, с пеной у рта доказывая свою правоту. И чаще всего, после ругани минут на сорок, мне удавалось спасти любимый кошелек от болезненного для меня открывания. Но Толик как-то вечером потратил два часа на расчеты и доказал мне, что экономически выгоднее откупиться и не задерживать движение, чем жаться на стольник. Я, несмотря на вечный счетчик в мозгах, реальные доводы понимаю, и согласилась включить в статью расходов графу – заплати и езжай дальше.
Анна сидела у левого окна на заднем сиденье, молча улыбалась, наблюдая за нами. Кирилл вжался в правое окно, чувствуя себя стесненно. Я попросила Толю остановить машину и предложила Анне поменяться местами, и она послушно согласилась. Даже за то, что у меня появился повод легально сидеть рядом с Кириллом, можно было взять с собою Анну бесплатно. Кирилл сел свободнее.
– Маш, с твоей стороны журналы лежат, дай один.
Я достала из бокового отделения дверцы журнал и передала Кириллу, нечаянно дотронувшись до его пальцев. Это было первое прикосновение к Кириллу… Через пальцы в меня ударила молния. Это было мое личное ощущение, Кирилл не должен был ничего испытывать, но он отдернул руку.
– Черт, электричеством ударило. А ты энергетическая девушка, Маняша.
Я отвернулась к окну и сцепила руки, которые тянулись к Кириллу, а болотный голос нашептывал: «Поцелуй его, дура толстая. А то он еще испугается и выкинется из машины, или он крепче, чем кажется, и не упадет в обморок от шокирующего сексуального домогательства». В дверце бликовали обложки ярких журналов. Я достала один и сделала вид, что читаю.
Толик, несмотря на то что уже знал трассу, не стал доводить меня до приступа бешенства сумасшедшей скоростью и держался где-то около ста сорока километров в час. Бесконечная лента дороги, плавно извивающаяся по холмам с низкими пролесками, навела дремоту, и я, отложив журнал, заснула.
Проснулась от мягкого торможения. Справа по ходу дороги красовалась заправочная станция. Рядом сверкали широкими окнами кафе и мотель. На минуту мне показалось, что я уже в Подмосковье, настолько современными были постройки. Но, выйдя из машины, поняла, насколько ошибалась.
В ста метрах от новомодной заправки, в ярких красках и переливающихся огнями вывесках, начиналась деревенька, отличающаяся особо неприглядным видом. Полтора десятка бревенчатых домов из почерневшего от времени и морозов дерева. Большинство крыш крыты серой дранкой, только на двух сверкает еще светлая жесть.
Но чуть дальше красовались два новых желтых сруба, скелетные каркасы стропил радовали глаз своей основательностью. Понятное дело – у теплого местечка, мимо которого проедет редкий водитель, обязательно должны появляться новые дома. Владельцы автозаправки устроили коммерческий оазис среди сотен километров лесотундры, где немногочисленные местные жители начали забывать, как выглядят наличные деньги, и на первое место взаиморасчетов вышел натуральный обмен.
Философские размышления о судьбе России никого, кроме меня, не волновали. Толя и Кирилл махали руками и приседали, разминаясь после многочасового сидения. Анна стояла в сторонке, с интересом разглядывая новенькую автозаправку. У меня сложилось впечатление, что это типовое чудо дизайна она видела впервые. На заставленной дальнобойными фурами стоянке некоторые машины ее явно удивили.
Толик потянулся и зевнул.
– Восемьсот пятьдесят за шесть часов. Неплохо для местного бездорожья.
Я согласно угукнула.
– Очень хочется кушать, – сообщил Кирилл и пошел в сторону кафе.
Я оглянулась на джип. На провинциальных городских улицах моя автомобильная «табуретка» – «Мерседес» пятилетнего возраста – казалась небольшим автобусом внеземного происхождения, а сейчас, встав между двумя грузовиками с двойными прицепами, он больше походил на уснувшего на солнце жучка среди кирпичей.
В придорожном кафе был аншлаг. Я лично не заметила ни одного свободного места. Дальнобойщики, народ широкий, обедали шумно и основательно.
Длинный Кирилл встал на цыпочки, перейдя двухметровый рубеж своего роста, присмотрелся к дальнему углу и скомандовал: «За мной».
У пустого, с грязной посудой от предыдущих посетителей, стола обнаружилось только два стула. Еще один, пустующий, был занят одиноким пакетом, но забирать его у нетрезвых шоферов, объединившихся для проведения совместного вечернего досуга, было стремно. Во всяком случае, пока никто не решился побеспокоить водителей и пакет.
Двое вновь вошедших посетителей предпочли съесть свой борщ за барной стойкой, сидя на неудобных коктейльных сиденьях, но не трогать изрядно поддавших дальнобойщиков.
Толик, похоже, оценивал вариант возможного конфликта с компанией из пятерых здоровенных мужиков, которым явно было «тепло», но скучно. Я в его размышления не влезала, а махнула пожилой уборщице в грязном фартуке, ходящей между столами. На лице женщины стойко отпечатались выражения неприязненности к посетителям и скука. Я щелкнула пальцами, привлекая к себе внимание.
– Любезная! Подойдите, пожалуйста, сюда!
Тетка замерла, переваривая непривычные слова, и, переглянувшись с удивленной официанткой, не спеша направилась к нам. Я постучала пальцем по грязному столу, уборщица смотрела на меня с сочувствием, ничего не предпринимая.
– Не успеваю убирать. К вечеру жруть не переставая. – Она встала передо мной, держа в красной от работы ладони серую тряпку, пахнущую тем специфическим запахом, которого умеют добиваться в общественных столовых.
Только я хотела сделать замечание, как сама уборщица, смущенно улыбнувшись, извинилась: «Пойду тряпочку сменяю, а то запахлась».
Интересно, с чего бы у тетки проклюнулась сознательность? Неужели она почувствовала, что мое терпение заканчивается и я сейчас закачу скандал, который они долго не забудут? Но тетка смотрела не на меня. Я оглянулась. Оказывается, уборщица отреагировала на легкое подрагивание крыльев носа скромно вставшей у стеночки Анны.
Перед нами, не дожидаясь, пока мы рассядемся, встала официантка и протянула ближе к ней стоящему Кириллу три засаленные страницы «меню». «Девушке» было лет под сорок, но она знала, что до ближайших автозаправок – по сто километров в обе стороны и что она здесь местный неоспоримый секс-символ. Хотя и сильно располневший.
– Чо будем того?.. – не утруждая себя лишним бесперспективным для нее разговором, спросила она.
Уборщица загребла грязную посуду и попятилась в кухню. Мы с Анной сели.
Толик сглотнул голодную слюну.
– Мы, наверное, в машине поедим…
Его тут же перебила официантка:
– Да кто же тебе посуду навынос даст? Значит так, молодые люди, или заказываем, или своим девушкам глазки строим. У меня тут очередь из желающих… – Официантка опять не закончила двусмысленную фразу.
Ребята листали над нашими головами «меню», настраиваясь пообедать стоя, наклонившись над краешком стола. Но тут опять удивила Анна. Она встала, обошла официантку, с ходу улыбнулась бармену:
– Есть свободный стул?
– Только один, мой личный, – доброжелательно ответил официант. – Он ваш.
Анна, как бы не ожидая иного ответа, повернулась и подошла к шумной компании шоферов, обсуждающих проблемы российского спорта за очередной бутылкой водки. На собственном стуле отдыхал полупустой пакет.
– Я у вас стул хочу забрать. – Она взяла пакет в руки. – Куда его положить?
Мужчины разглядывали Анну секунд тридцать. Мои парни напряглись, представляя, как будут делать вид, что не заметят матерных высказываний в адрес девушки, которая приехала с ними. Но я была уверена… И точно! Широкое лицо подвыпившего шофера изменила доброжелательная улыбка.
– Да кинь ты его под стол, голуба. Чего ты этот пакет в руках держишь? Иди кушай, подкрепляйся.