Кровь

Вместо этого приходится идти по сырой улице в окружении мрачных домов с глазницами алых окон. Под ногами хлюпает грязь, мокрые штанины прилипают к коже. И наши единственные спутники – чернильные тени, прячущиеся по углам, да полуголые деревья с раскидистыми кронами.

Я ощутил укол злости, от обескураженности голова немного закружилась.

Многоглазому Отцу наплевать на собственную паству. У него всё по-крупному: массовые убийства, жертвоприношения, землетрясения, войны с другими сущностями. Отдельный человек для него – ничто.

Хотя бог – особенно наш – обладает невероятной силой, способен совершать чудеса.

Но только тогда, когда ему это надо.

Я в своей практике видел детей, которые подвергались чудовищным страданиям с рождения: их кости крошились от малейшего движения, кровь не сворачивалась, слезала кожа.

Где был тогда Отец? Почему бросил их? Они чем-то провинились перед ним? Или недостаточно молились?

Я не понимаю, почему мы сейчас должны ловить колдуна. Ведь наша настоящая основная цель не спасти людей – это лишь полезное следствие, – а остановить влияние иного бога.

Только сейчас ко мне пришло осознание, насколько ненавижу Многоглазого Отца. Поселение его не выбирало; он сам много поколений назад явился на здешние земли и взял власть. Превратил людей в рабов.

Да, мы все рабы его воли.

За неподчинение – смерть.

За сомнения – смерть.

За желание жить по собственным правилам – смерть.

И кто-нибудь возразит: другие боги еще хуже, некоторые из них рвут саму ткань реальности, уничтожая любое существо.

Вот только тем самым, находя плюсы в тирании Отца, мы отказываемся от собственной воли.

Отрицаем себя.

Унижаем себя.

Позволяем высасывать по капельке душу. Да еще и приговариваем: «ох, как хорошо, как приятно, сегодня содрали кожу не с меня, а с моего соседа, как велик и доброжелателен мой бог!»

Капля 21

Борясь с собственными мыслями, я не заметил, как дорога вывела нас к дому учителя.

Из сумрака выплыло огромное трехэтажное здание. Деревянное, крепкое, надежное. Издалека понятно, кто здесь обитает – важный житель поселения. Покатая широкая крыша, обшивка из цельного дуба, массивные двустворчатые окна.

Входную дверь украшает мастерская резьба; на ней изображена битва между людьми и демонами под приглядом пяти звезд в небе.

Удивительно, почему колдуны других богов первым делом не лезут сюда. По крайней мере, так спросит любой из поселения, несведущий в колдовстве.

Хотя, если зажмуриться, но не до конца, ответ становится очевиден: рядом с домом парят призрачные охранные глефы.

Тут даже обычному человеку немного не по себе: беспричинная тревога, сжатое горло, холодок вдоль позвоночника.

На пороге нас встретил Нос – помощник моего учителя, такой же старый, как и он. Согнутый годами и осунувшийся, худой, точно палка, и бледнокожий. С паутиной темно-синих вен на морщинистом лице.

Чопорно оглядев меня с ног до головы, он впустил нас в дом.

Я было спросил его про здоровье и вообще изобразил интерес к его жизни, однако Нос в своей манере никак не отреагировал на меня.

Лишь бросил, что хозяин ждет в своем кабинете.

Впрочем, хотя бы не проклял.

В далеком детстве мы с сестрой доставили ему немало хлопот. Постоянно над ним подшучивали: то подкидывали дохлую крысу в кровать, то наливали слабительное в его кувшин с водой, то вставляли иголку в сидушку кресла…

Нос попросил Холодного следовать за ним в столовую; тот, бросив на меня самый выразительный взгляд – мол, поторапливайся, нас ждут дела, – направился пить горячий чай да есть пироги, пока мне предстоит не самый приятный диалог.

Я прошел по длинному коридору.

В нос ударил запах дерева, кожи и старых книг; перед мысленным взором пробежала вереница воспоминаний из детства.

Взгляд приметил небольшую царапину в уголке одной дубовой панели, которую я оставил после неудачного броска стального солдатика; на стене у основания до сих пор красуется отпечаток подушечки указательного пальца сестры – мы тогда перепачкались в реактивах; на полке шкафа до сих пор стоит сделанная мной глиняная фигурка химеры, покрытая блестящей глазурью.

Родной дом, пусть мне и приходится теперь здесь редко бывать. Под ногами скрипят деревянные половицы, но скрипят приятно и знакомо.

Я зашел в гостиную и замер на пороге.

В огромном камине пляшет пламя, потрескивают дрова, пахнет то ли березой, то ли осиной. С последнего моего визита шкафов вдоль стен прибавилось. Внимание привлекают сотни корешков книг – настоящая библиотека еще с прошлой эпохи.

Дух захватывает, сколько знаний хранится тут.

Сам учитель утопает в огромном кресле напротив огня. Такое ощущение, будто он уже родился старым – с годами его внешний вид не меняется.

Всё та же пышная седая грива волос, та же густая подстриженная борода, закрывающая шею, то же морщинистое лицо, те же длинные клыки, торчащие с верхней губы.

Как всегда, на нем безупречная шелковая рубаха, синеватый сюртук, того же цвета штаны и начищенные до блеска остроносые ботинки. Помню картинки льва из старой книги прошлой эпохи; учитель сильно его напоминает – величественный, гордый и мудрый.

Капля 22

– В поселении объявился колдун другого бога, – сказал он. Голос его, как всегда, бархатистый, низкий. И спокойный, преисполненный силой. – Мне стоит волноваться?

– Нет, Мел, – ответил я. – Слухи тут разлетаются с какой-то пугающей скоростью. Или ты его почувствовал?

– Нет, он закрыт для меня.

– Жаль, возможно, ты бы упростил мне задачу. Мы его сейчас ищем с Холодным.

– Может, настал тот самый момент, когда ты с сестрой переберешься ко мне? Тут безопасно.

– И это вместо приветствия? – попытался отшутиться я.

– Ох, молодость. Высокомерие вперемежку с гордыней.

– Прошу, давай не начинать с нотаций.

Учитель посмотрел на меня.

В его неестественно фиолетовых глазах блеснули ироничные нотки. На губах заиграла легкая улыбка. Пальцы правой руки скользнули вдоль кожаного подлокотника кресла.

– И все же я настаиваю, Шрам. Хотя бы попробуй переубедить Слезу. Скоро сложные времена.

– Я как раз пришел ради нее, – сказал. – Ты же в курсе?

– Чего?

– Дядя, умоляю, у меня нет времени на игры.

– В детстве ты любил играть. Постоянно что-то придумывал. Доставлял мелкие хлопоты. И веселил, конечно же.

– Если ты не заметил, я повзрослел.

– Чепуха, – отмахнулся он. – Я убежден, ребенок внутри нас никуда не девается. Мы его всегда носим с собой.

Я тяжело вздохнул и подошел ближе к учителю.

Садиться, впрочем, не стал – время поджимает. Если сейчас рухну в кресло, попросту засну.

Уже веки отяжелели от горячего камина, а голова налилась свинцом.

– Люди пропадают, – сказал я. – Начались подношения Отцу.

– И? Шрам, я не отношусь к Основателям.

– Но ты их знаешь.

– Слушай…

– Давай хоть раз обойдемся без игр, – перебил его я. – Я хлопочу не для себя, а ради Слезы. Если выберут меня – наплевать. Но только не она. Жертвой она больше не станет.

– Бог выбирает того, кого пожелает. Правила не меняются, иначе последует суровая кара. Ты предлагаешь пойти на клятвопреступление.

– Ой, оставь эти морализаторские сказочки детям!

Я вытащил из внутреннего кармана плаща мешочек, подвигал пальцами, зашуршали драгоценные камни.

Затем я положил мешочек на небольшой круглый стол возле книжного шкафа.

– Здесь всё, что у меня есть, – сказал. – Алмазы, гелиотропы, янтарь, застывшие кровавые слезы. Маленькое состояние. Надеюсь, этого хватит.

– Ты весь в грязи, – вдруг сменил тему учитель. Впрочем, спорить или отказываться от камней не стал – добрый знак. – Останься на немного, Нос пройдется щеткой и вычистит пятна. По крайней мере, попытается.

– Сестра, – настоял я. – Пожалуйста. Без нее моя жизнь потеряет смысл, сам знаешь.

– Поэтому и не спорю, Шрам, мой упертый мальчик. Ничего не обещаю конкретного, но подергаю за некоторые ниточки. Драгоценности уйдут на умасливание нужных людей, даже свои деньги сверху приложу. Мы все-таки семья, пусть вы и игнорируете старика. – Он взмахнул руками. – Только не спорь! Иначе палец о палец не ударю.

Я пожал плечами.

В районе лба поселилась пульсирующая острая боль. Видимо, усталость догнала меня.

– Родители бы гордились тобой, – сказал учитель.

– Они умерли. Давным-давно. И уже совершенно не важно, о чем они там думали или переживали.

– Не руби так с плеча. Ваши родители были хорошими людьми. Редкость в любые времена.

– Какое сейчас это имеет значение, Мел? По поселению шастает колдун, Многоглазый Отец жаждет новых приношений, Слезе скоро рожать, а мне предстоит еще уйма работы.

Он хохотнул.

– Осталось только дождаться конца света, мой уставший ученик. И тогда соберем все несчастья разом.

Его фиолетовые глаза блеснули. Уголки губ раздвинулись еще в большей улыбке, искренней и доброй, пусть и выпирающие клыки придают ему несколько зловещий вид.

– Я правда не хочу вспоминать папу и маму, – сказал я. – Не тогда, когда еще предстоит проторчать день на улице.

– А вот сейчас ты похож на своего отца. Такой же напористый и сильный. Тебе многое от него досталось. Смотрю – и не нарадуюсь. Все лучшие качества передались по наследству.

– Столько похвальбы – не к добру, Мел.

Снова его хрипловатый смешок.

– Я мог бы отыскать… – Учитель запнулся, стараясь подобрать правильное слово. – Того, кто надругался над Слезой. Я сотни раз предлагал свою помощь.

– Она не хочет по какой-то своей причине.

– Может быть, тогда мы вдвоем с тобой разберемся сами? – спросил он заговорщицким тоном.

– Я бы с радостью, Мел. Но она рано или поздно узнает. И прекратит всякое общение с нами.

– Я и говорю: вы, молодежь, слишком гордые и упрямые. Негодяй должен понести наказание.

– Тут ты прав. И все же она не желает даже возвращаться к этой теме. Душевные раны со временем затянутся, и мне удастся переубедить её.

– Ей скоро рожать, а мы до сих пор ничего не знаем о насильнике. Может, я или ты с ним каждый день здороваемся, считаем его приличным человеком…

– Прошу тебя: только не предпринимай ничего, – сказал я.

– Не буду. Даю слово. Пусть это и тяжело.

В камине треснуло; несколько искр стрельнули в сторону металлической заслонки. Скрипнули половицы под моими ногами.

– Я беспокоюсь за Слезу, – сказал.

– Она перестала приходить ко мне, поэтому я не отслеживаю её состояние, – заявил учитель.

– Она храбрится, пытается выглядеть сильнее. На самом деле она сломана. И боюсь, закончиться всё это может плохо.

– Попробую навестить вас на днях. – Он провел пальцами вдоль подлокотника. – Как думаешь, она меня впустит?

– Конечно! Спасибо тебе.

– Я дал слово вашим родителям, что буду помогать вам. Всегда. И от вас не отвернусь, Шрам. Вы для меня самая главная ценность в моей стариковской жизни.

– Только давай без объятий, – отшутился я. – Я не выдержу.

Он хохотнул в ответ.

– Проваливай из моего дома! – бросил учитель, смеясь. – Тебе еще предстоит поймать колдуна.

– Спасибо за помощь. Я это ценю. И, надеюсь, драгоценных камней хватит на откуп для Слезы.

– Я приложу все усилия, чтобы сберечь её. Возможно, ничего тратить и не придется, так как Многоглазый Отец вообще не выберет её.

Капля 23

Мы попрощались, и я направился к выходу.

Возле двери уже стоял Холодный, дожевывая пончик.

Встретил он меня добродушным взглядом – видимо, ему не меньше моего требовался короткий перерыв. Нас с ним роднили глубокие черные синяки под глазами и осунувшиеся лица.

Слуга учителя отворил дверь и спровадил на улицу, не потрудившись даже попрощаться с нами.

К тому моменту дождь закончился, а ветер стих.

Правда, холод стоит собачий, лицо и руки тут же начали покалывать невидимые иголочки, озноб прошел по телу, по спине забегали мурашки.

Мое внимание привлекло небо, очистившееся от туч. Пять звезд Отца пылают алым, источают яркий зловещий свет.

У меня не получилось отделаться от ощущения, будто они сейчас начнут бурно истекать кровью, заливая мир. Страх в груди сменился ужасом, когда по улице донесся перезвон колокольчиков.

Я опустил глаза, увидел, как по мощеной дороге покатилась карета.

Вестник смерти.

Запряженные в тройку лошади, черные, как абсолютная тьма, огромные, точно высеченные из куска гранита. Их блестящие темные гривы поблескивают от капель дождя; массивные мускулистые ноги красуются кисточками шерсти на копытах.

Сама карета напоминает передвижную башню, квадратную и высокую. Огромные металлические колеса под своим весом перемалывают камни мостовой. Окон нет, вместо них скорее решетчатые бойницы. На массивной дверце посверкивает стальной барельеф, изображающий звездное небо.

К крыше прикреплены десятки колокольчиков; при малейшем движении они звенят и отпугивают редких прохожих. Возницы нет, ремни тянутся от лошадей к пустым козлам.

Будто зловещее предзнаменование, карета проехала мимо нас и исчезла за углом.

Капля 24

– Теперь хотя бы официально объявили, – сказал Холодный.

– Будто от этого легче.

– Как думаешь, наш ублюдок мог бы скрыться в такой карете?

– Она переполнена старой магией. В ней даже обычный человек не высидит дольше десяти минут – голова лопнет, как перезревший томат.

– Да я шучу. Извини. – Он взъерошил ладонью ежик волос. – Столько всего навалилось сразу. Я будто ощущаю, как удавка все сильнее затягивается на горле.

– Не ты один, – сказал я. А потом повторил: – Не ты один.

– Ладно, чего уж хандрить. Справимся.

– Солидарен.

– Как будем действовать? – спросил Холодный, закрывая тему с каретой. – Я про колдуна. У тебя есть предположения, где его можно поймать?

Я все еще смотрю в ту сторону, где скрылась карета.

Во рту вяжет, в солнечном сплетении колет, пальцы дрожат от холода.

– Сначала проверим молельщицу, – сказал. Голос будто мне не принадлежит, сухой, хриплый и надтреснутый. – Сейчас она сидит напротив оружейной. Но в течении дня ходит то тут, то там, прося милостыню. Вот зуб готов отдать: она мельком, но видела нашего колдуна. Или знает того, кто видел. Те, кто живет и зарабатывает на улице, замечают любые новые детали. – Я поежился, хотя ветер стих. – Да и мне приходилось лечить молельщицу – я знаю её маленький секретик. Она улавливает колебания магии. Из нее самой получился бы неплохой колдун. Поэтому она точно ощутила ублюдка. И наверняка бы засунула нос в самые темные дела.

– Откуда такая уверенность? – спросил Холодный. – Может, она бы, наоборот, предпочла бы забиться в глубокую нору.

– Она слишком стара, чтобы бояться. В отличие от какого-нибудь шкета-беспризорника. Её притягивает всё мрачное, поверь. Говорю же: она наш главный свидетель.

– Тогда пойдем. Раз есть ниточка – дернем за неё.

Капля 25

Мы опоздали.

Неладное я почуял, когда до старухи оставалось шагов двадцать.

В воздухе повисло нечто тяжелое, отталкивающее, смрадное.

Холодный ничего не ощутил, даже не скривился, а вот меня едва не вырвало.

Желудок сжался в узел, к горлу подступил ком.

Стало понятно: здесь побывал наш колдун.

Молельщица лежит в грязи, в районе груди её безразмерный ватник перепачкан в крови, кисти перевернуты, пальцы скрючены.

Наш свидетель мертв.

Я склонился над телом и проверил пульс.

Ничего.

Впрочем, по синим губам, стеклянным глазам и неестественно бледному лицу я мог бы и догадаться.

От моего внимания не ускользнула одна немаловажная деталь: плечи старухи оказались посыпаны золотой пылью.

Мои пальцы дотронулись до неё, поднесли к носу. Ноздри затрепетали от бьющей по мозгам горечи магии.

Сами блестящие гранулы показались мне чрезмерно крупными и подозрительными.

Я осмотрел тело дальше: следов борьбы нет, колдун просто подошел к молельщице и заколол её то ли ножом, то ли штыком. Не стал применять свои силы, хотя, думаю, при желании мог бы заточить внутри её плоти демона-тульпу, как сделал с шег-стражем.

Торопился или слишком много потратил энергии?

Хотя без разницы; ублюдок оставил возле молельщицы явный след своей ауры, теперь вблизи я его вычислю без труда.

– Прекрасно, просто прекрасно, – зло бросил Холодный.

– Ты о чем? – спросил я, выныривая из мира собственных мыслей.

– Шрам, тебя не смущает труп на улице? У нас новый мертвяк! Прямо напротив оружейной. Надо, кстати, зайти к…

– Не надо, – перебил его я. – С ним всё в порядке. Наш колдун избавлялся, по всей видимости, от свидетелей. И ошибся.

– В чем же?

– Он оставил свой след ауры. Я его теперь почувствую в любой толпе. А это сильно сужает круг поисков.

– Мы слишком много времени потратили у твоего учителя, – раздраженно сказал Холодный. – Мы могли не допустить убийства, если бы чуточку поторопились…

– Обвиняешь меня?

– Констатирую факт.

Он тяжело выдохнул, склонился над молельщицей и принялся рассматривать её раны.

Я же, наоборот, встал – больше ничего нового не увижу.

– После убийства на площади я приказал команде Четвертака прошерстить ближайшие улицы, – сказал Холодный, стараясь говорить медленно, понятно и безэмоционально, как маленькому ребенку. – Наверняка они уже сейчас что-нибудь да нашли. Или нет – неважно. Мы в любом случае направимся к ним.

– Как скажешь.

– Заодно прикажу им убрать тело старухи в покойницкую. Пока какой-нибудь впечатлительный горожанин не наткнулся на нее.

– Ты здесь главный, – заметил я.

Он лишь фыркнул в ответ.

– Дерзишь.

– Не делай меня виноватым без повода, – сказал я спокойно. – Судя по загустевшей крови и остаткам ауры ублюдка, молельщица умерла примерно тогда, когда я начал проводить ритуал над убитым.

– Прости, – удивительно легко признал свою неправоту Холодный. – Не хотел тебя задеть. Работа, мать её. Миллион проблем – и меньше их не становится.

– После того, как поймаем колдуна, заскочим ко мне. Я дам тебе микстуру нот-шоггота. Она восстановит силы и даст хотя бы выспаться.

– Меня уговаривать не надо.

Капля 26

Бросив последний взгляд на молельщицу, Холодный повел меня к своим людям.

Мы двинулись по дороге мимо складов, старых и кривых.

После дождя их стены приобрели черно-синий оттенок, показались более приземистыми, чем есть на деле. Мой взгляд зацепился за высоченную кирпичную трубу, тянущуюся до самого неба.

Еще один осколок старой эпохи.

На его вершине блеснули желтые точки фонарей – несколько стражей бдят за простирающимися территориями.

Мы прошли около каменных развалин, шмыгнули в дыру в стене. В куче мусора – осколки кирпичей, галька, выброшенная одежда, стеклянная крошка – я приметил плюшевую куклу без рук и ног, непроизвольно вспомнил детство.

Но тут же запретил себе погружаться в мысли.

Точно не сейчас и ни к месту.

Шег-стражей приметили возле колодца. На фоне резной лебедки, гранитного основания и деревянной покосившейся крыши они выглядят еще более потрепанными жизнью, отчего они походят друг на друга, как братья.

Всклокоченные волосы, глубоко запавшие глаза, набухшие веки, осунувшиеся лица, скатавшиеся в сосульки бороды.

Признаться, я бы не отличил каждого по отдельности – они показались мне блеклыми, серыми и ничем не примечательными.

Отвернешься – и вот уже забыл, как они выглядят. Даже подшивки на их рукавах выцвели, из ярко-желтого приобрели пепельный оттенок. На пальто темнеют многочисленные дырки, не хватает нескольких пуговиц, кособокие воротники приподняты, прячут лица от ветра.

Холодный кивком поприветствовал их.

Те, соблюдая субординацию, поклонились ему, пусть и едва заметно.

– Обстановка, – только и сказал мой друг.

– Мы прошерстили все заброшенные дома, обнюхали вдоль и поперек ближайшие улицы, допросили горожан, – ответил ему страж с самой всклокоченной бородой. Заговорил он едва слышно, с некоторой ленцой. Будто смертельно устал. – Но никаких результатов.

– Вообще ничего? Ни улик, ни трупов, ни свидетелей?

Тот выдохнул сквозь сжатые губы, помотал головой.

– Так, – сказал Холодный, – дай отчет. До самых малозначительных деталей. Может, косвенно что-то выловим…

Они ударились в монотонные обсуждения кто прошел улицу Правды, кто ходил в район беспризорников, кто исследовал пустые дома, как встретились с другой группой шег-стражей возле Трубы, как даже в мусоре копались в надежде отыскать временное логово ублюдка.

От усталости меня сразу потянуло в сон, веки отяжелели, а мышцы налились свинцом.

Я начал слушать в пол уха, пропуская большинство подробностей.

Уверен, ничего полезного они не скажут – будь здесь хоть какой-то след колдуна, я бы учуял в воздухе малейшие эманации.

Капля 27

Парни закончили отчет.

– Не густо, – наконец вынес вердикт Холодный.

– Урод словно сквозь землю провалился, – сказал тот страж с самой всклокоченной бородой.

Один из них сплюнул под ноги, второй зло хмыкнул.

– Мы нашли еще труп, – заявил Холодный.

– Тоже с «сюрпризом», капитан?

– Нет. Старуху-молельщицу пришибли по ходу дела. По всей видимости, попала под горячую руку.

– Где?

– Возле магазина оружейника. Прямо напротив. Неплохо было бы убрать тело. На нем не осталось никаких следов магии, опасаться нечего.

– Сделаем, капитан. Сейчас сразу туда и направимся.

– Спасибо, парни. Понимаю, вам хочется, чтобы уже этот бесконечный день закончился, вы все устали, однако пока придется немного потерпеть.

– Не впервой, – так же лениво заметил всклокоченный, махнув рукой. – Управимся.

Он опустил взгляд, скривился, точно укусил кислый плод. Остальные тоже немного замялись.

– Что такое? – спросил Холодный.

– У нас есть проблема, несвязанная с колдуном. Мы хотели разобраться сами, но не успели.

– Ближе к сути.

– Трапперы вернулись с похода. И теперь устраивают пьяный дебош в таверне. Сильный. Настолько, что прибегала девка-служка от самого хозяина. И слезно умоляла их остановить, иначе они там всё разнесут.

Холодный переглянулся со мной.

Я лишь пожал плечами.

– У нас есть дела поважнее, – сказал он, обращаясь к своим людям.

– В противном случае скоро трапперы подожгут таверну, и начнется форменный хаос, – заметил я. – Они ведь несколько месяцев торчали за стенами. Одичали.

– Отправлю Четвертака или кого-нибудь другого.

– Авторитет у них ты, уж прости за прямоту. В конце концов, ты был одним из них. Как думаешь, они успокоятся, если к ним отправить обычного шег-стража? – Я посмотрел на всклокоченного. – Ничего личного.

– Мы и так потратили много времени впустую, – продолжил настаивать мой друг. – Колдун скроется.

– Решать тебе. Но я считаю так: не отреагируем сейчас, только умножим проблемы. Помимо бешеного мага, получим еще орду диких пьяниц, крушащих поселение. И на завтрашний день у нас тут будет лишь пепелище.

Он хмыкнул.

– Ты их знаешь лучше всех, – настоял я. – Они послушают только тебя.

– С такими темпами мы не поймаем ублюдка. И будут еще жертвы.

– После того, что он сделал с шег-стражем, он начнет терять контроль над своими силами. Время на нашей стороне. Я учую его.

– Ладно, – сказал Холодный. – Закроем таверну, разгоним трапперов по домам, пока они не напились до безумия, и обойдем центральную улицу. Может, учуешь чего.

– Колдун не скроется, – настоял я, хотя уверенности на самом деле нет.

Капля 28

Холодный отдал последние указания, и мы двинулись в сторону таверны.

Путь прошел мимо высокого, в четыре сажени, частокола поселения.

В одной из вышек нам на глаза попался страж с мушкетом; тот, приметив нас, приветственно вскинул руку, я ему кивнул, мой друг лениво коснулся левым кулаком правого плеча.

От моего внимания не ускользнула выставленная рядом с постом конструкция из веток, звериных костей, защитных амулетов да шелковых лент. Она фонит энергией – тут даже воздух дрожит, как над костром.

Видимо, её под завязку начинили магией на случай, если наш ублюдок решится сбежать из поселения.

Я подумал о трапперах, принялся мысленно перебирать все известные факты о них.

Работа у них тяжелая – одна из самых неблагодарных в поселении; раз в месяц они большой группой выходят за ворота и растворяются в местных лесах, где добывают шкуры и мясо диких зверей – волков, оленей, бобров, лосей, скальподёров и шепчущих.

Многоглазый Отец за пределами частокола, где не обитает его паства, порой перекраивает реальность по своему желанию. Создает порождений, вид которых у неподготовленного вызовет смертельный ужас.