Перкуссия

Глава 1

Очередная тяжелая ночь. Соломон вновь поднялся с кровати, взял сигарету и подошел к распахнутому настежь окну. За ним, как и прежде, ничего стоящего не происходило, всего-то небольшие стычки вечно бунтующих представителей «голоса сердца» и сдерживающих их «санитаров», но как же это было невыносимо. Они ненавидели друг друга настолько, что казалось, принадлежали к разным культурам, вероисповеданиям или даже расам, но на деле большинство из них были выходцами из обычных, очень близких, а порой и единокровных семей. Сам он не относился ни к одной из этих сект, его работой было пассивное наблюдение за бунтующими, а также посильный контроль с анализом происходящего. Когда пару лет назад все началось, ему, как и всем вокруг, казалось, что перед ними очередной сбежавший из лаборатории вирус, который со временем купируют, придумают вакцину, и жизнь вновь вернется в свое прежнее русло, однако все повернулось совершенно иначе. Мир, в котором они оказались, неожиданно стал враждебным, и по большей части не из-за зараженных, а по собственной воле, просто не справившись с новыми обстоятельствами. Люди перестали понимать друг друга, и произошло это настолько быстро, что никто уже не помнил, что стало причиной конфликта. Из-за развития технологий все редкие голоса разума буквально утонули в потоке лжи, пропаганды, агрессивности тех, для кого свое мнение было важнее правды, и всеобщей глупости. На земле царил хаос, и казалось, сделать с этим уже ничего нельзя. Отныне черное объявлялось белым, а белое – черным.

С момента начала эпидемии с ним самим тоже произошло очень болезненное событие. Его мать, которая всегда была очень доброй и никогда раньше ничем, кроме сериалов и любовных романов, не интересовалась, вдруг начала превращаться в агрессивное и абсолютно неуправляемое существо. Изменения не были внезапными, скорее постепенными, однако они произошли, и вскоре ее пришлось изолировать. Диагноз был неутешительным – она заражена. Сам Соломон много времени думал о том, как это могло случиться, даже проводил расследования, но загадка новой эпидемии как раз и заключалась в том, что никто не понимал, откуда эта болезнь взялась и как начинается. Даже ученые в один голос твердили, что активация вируса очень нестандартная, и для исследований понадобятся годы. Однако время шло, но решения не находилось, и спустя еще время надежда на него почти угасла.

Сама болезнь протекала также крайне странно: после заражения многие люди чувствовали странную ломоту в теле и конечностях, затем шла стадия повышенного раздражения, за ней – кровотечения из ушей и носа, а следом наступал период небольшой ремиссии, ну и в конце – полный уход в болезнь, который сопровождался невероятным всплеском агрессии по отношению к другим людям. При этом все зараженные продолжали сохранять свои прежние когнитивные способности, вплоть до понимания того, что никого убивать нельзя, однако все равно бросались на здоровых, мотивируя свои действия тем, что они – демоны, и их нужно уничтожать, потому как это – чистое зло. В своих действиях они не гнушались ничем, вплоть до убийств младенцев самыми шокирующими способами. Соломон помнил, как он в составе своего подразделения еще в самом начале был направлен на расследование одного из самых жестоких нападений, и как ему пришлось смотреть на распоротые животы беременных женщин, зажаренных в духовках детей и отрезанные головы. Однако при всем этом почти все, кто был пойман, были свято уверены, что это не они нападают, а на них нападают, что это не они агрессоры, а те, кто сейчас их держит в плену – самые настоящие исчадия ада, и им нет места в «небесном царстве». Любые доводы разума в этих случаях не срабатывали, ответ всегда был один: вы все должны сдохнуть, а если не согласны, то это как раз и подтверждает, что вы – самые настоящие демоны. Можно было бы сказать, что это какое-то общее помешательство, но по мере разрастания эпидемии стало понятно, что это целенаправленное воздействие вируса, и именно оно и действует настолько разрушающе.

Проанализировав все происходящее, правительства почти всех стран создали специализированные лагеря-лечебницы для зараженных, а позже и целые санитарные зоны, что безусловно не решало проблему, но позволяло вернуть временное спокойствие в жизнь обычных граждан. Отныне памятки о том, как распознать зараженного, висели на каждом столбе и почти ежедневно раздавались при любом удобном случае, что в свою очередь стало новой проблемой, потому как люди со специфическими, но вполне обычными заболеваниями внезапно начали подвергаться изъятию из своих семей и насильственному перемещению в те самые специализированные зоны под общим названием «санитарные парки», где зараженные их тут же убивали. Такие безответственные действия правоохранительных органов вызвали новую волну социального недовольства, что в свою очередь позволило выйти на сцену новому мощному движению под названием «голоса сердца». Его адепты были уверены, что зараженные – действительно жертвы и что их обязательно нужно спасать и всячески оберегать, что они пострадали от действий властей и теперь нуждаются в защите. Любой, кто говорил иначе, объявлялся этим движением «мертвыми душами», и никакие доводы в ответ не работали. Наравне с этим движением выросло ответное, под названием «санитары», которое всеми силами старалось противостоять алогичности происходящего, но, как и следовало ожидать, было намного малочисленнее и оттого часто проигрывало.

Вспомнив и обдумав все это в очередной раз, Соломон наконец закурил. Он никак не мог понять, что и где он мог упустить. Как так получилось, что он проиграл даже в собственной семье? В какой момент это настолько поглотило их, и почему стало настолько неразрешимым? Всем этим вопросам не было конца, и они мучили каждую новую ночь, однако он все равно не переставал себе их задавать и продолжал анализировать происходящее. Ему все время казалось, что выход на поверхности, и разгадка совсем рядом, однако как бы он ни старался, найти хотя бы временное решение никак не получалось. Постоянно мучающие тяжелые мысли в очередной раз прервала дочь Лика.

– Пап? Опять не спишь? Рано еще.

– Милая, ложись, у тебя завтра экзамен, – не поворачиваясь, ответил он.

– Я-то помню. А вот ты помнишь, что у тебя через три часа наверняка очередное совещание в твоем «любимом министерстве суперправоохранительных дел», – последнее было произнесено с явной издевкой.

– Я справлюсь. Оставь меня, пожалуйста. И хватит заходить ко мне без стука.

– Для этого попробуй хотя бы не курить на всю квартиру, я, между прочим, тоже в ней живу! И ты, насколько я помню, обещал бросить!

После этих слов послышался громкий хлопок двери и недовольные удаляющиеся шаги.

– Так я вроде в своей комнате курю, и окна настежь открыты, – устало возразил он вполголоса. – Хотя ты права, обещал бросить.

Нелегко было в таком признаваться, но она всегда была права. Это касалось почти всех сфер их маленькой общей жизни, вроде его бесконечной, по большей части заставляющей вечно отсутствовать работы, ее постоянного желания кормить его правильной едой и витаминами, пожеланиями вроде нового ремонта и постоянным контролем того, сколько сигарет он выкурил. С ней сложно было спорить, и он, немного позлившись, и сам каждый раз понимал, что она хочет сделать лучше, а он, как старый дурак, вечно воюет с обстоятельствами и с нею заодно.

Еще немного подумав и вновь обругав себя за то, что ведет себя неправильно, Соломон начал собираться на работу.

Глава 2

Он прибыл на место, как и всегда, раньше положенного, и, как и прежде, первым делом направился не в офис, а в бункер под ним. Там обитало самое умное, по его мнению, существо, и никто, кроме него, не мог разрешить проблему самым правильным образом.

– Привет, Геина.

– Доброе утро, господин Соломон.

– Есть результаты?

– Поиск решения находится на 80-процентном уровне.

– Сколько еще понадобится?

– Пока сложно сказать, но я уверена, что мы справимся за пару месяцев.

– Новые очаги заболевания за последнюю ночь выявлены?

– Нет, информации о новых вспышках от «жуков» не поступало.

– Хорошо, как там зараженные?

– Большинство по-прежнему отказывается питаться и продолжает бросаться на ограждения.

– Как, по-твоему, им можно помочь?

– Боюсь, что никак.

– Да брось, ты точно знаешь, как из этого выйти.

– Мне сложно анализировать особенности заболевания, о котором у меня нет достаточного количества сведений.

– Насколько я знаю, у тебя уже есть все доступные сведения.

– То, что в меня загружено, недостаточно для поиска полноценного и тем более гуманного решения. Я должна продолжать анализировать.

– Да, прости. Ты – большая молодец. Я просто немного на взводе сегодня.

– Опять поругались с дочерью?

– Не опять, а снова. Это наша вечная битва. Может, как-нибудь между делом изобретешь вакцину от курения?

– Она давно найдена, но вы ее игнорируете.

– Ах да. Вечно забываю об этом.

– Вы не забываете, вы просто не хотите бросать курить.

– И это верно.

– Вы, вероятно, хотите поговорить об этом?

– Нет, от очередной лекции я, пожалуй, воздержусь, держи меня в курсе, если что-то изменится в информации об исследовании вируса.

– Безусловно. Я вам первому сообщу.

Закончив этот стандартный и почти ежедневный диалог, он как-то устало вышел за бронированную дверь, затем прошел все посты, поднялся наверх, вышел на улицу и присел на одной из лавочек в сквере перед мрачным обликом центрального здания. В конце, как и прежде, поднял голову и рассмотрел надпись под его крышей: «Департамент национального порядка» и ниже слоган: «порядок – гарантия свободы». Он слегка усмехнулся и вновь опустил голову. Курить хотелось неимоверно, но в этот раз не позволяла совесть. Нужно было хотя бы сегодня сдержаться, и наверное, у него бы даже получилось, если бы его верный друг и по совместительству коллега вскоре не упал рядом и молча не протянул ему пачку. Соломон покорно вытащил из нее сигарету и закурил.

– Достала эта дура, – без приветствий начал он. – Вечно чем-то недовольна. Она не любит меня, отвечаю.

– Ты не умеешь с ней разговаривать. Геина слишком умная, а ты постоянно несешь какую-то чушь.

– Напомни, кто из нас тут человек? И кого ты обязан больше защищать? Я должен стоять выше ее по иерархии. Она же просто куча железок с искусственными мозгами.

– Макс, ты и впрямь невыносим, смирись.

– Ну ты же меня терпишь.

– Сам удивляюсь, как мне это удается.

– Ой, не ной. Ты тоже не подарок. К тому же не такая уж она и умная.

– Друг шумно затянулся. – Ты помнишь, сколько времени ей было дано на решение этого вопроса? А она только и твердит, что сведений недостаточно. Какие еще данные ей нужны? В ней есть все, вплоть до ДНК всех зараженных, но она продолжает рассказывать, что ничего не понимает.

– Конкретно она занимается этим всего лишь полгода.

– Но до нее были прототипы, и все их исследования и наработки были загружены в эту новую версию, а она теперь, как настоящая баба, ломается и набивает себе цену.

– Отстань уже от женщин, ей-богу.

– А что не так? Все они такие. Вот взять, к примеру, тебя. Ты вроде отличный мужик, добрый, заботливый, дочь сам вырастил. Волосы, конечно, не стрижешь, уже до ушей почти отросли, и щетина твоя небритая, но цвет ярко-черный, седины нет, мускулы на месте и жир отсутствует, лицо, правда, грозное, но это значит, что ты – настоящий самец, однако ни одна к тебе за все время со смерти жены клеиться не стала. А все почему? Потому что ты – одинокий отец, а им такие не нужны.

– Ты правда идиот, Макс. – Покачал головой Соломон. – Во-первых, дочь я не один вырастил, а с помощью матери, во-вторых, у меня нет времени на отношения, и, наконец, в-третьих, это не они должны клеиться, а я.

– Попробуй сейчас к ним поклеиться, – обиженно возразил друг. – Сразу комиссия по безопасности загребет. Это они нас давно выбирают, а не мы их.

– Так и должно быть. Женщине лучше знать, от кого иметь детей.

– Зачем обязательно дети? Можно же просто повстречаться.

– Вот это тебя и подводит. Какая бы женщина ни была, она всегда ищет именно единственного.

– Тебе хорошо говорить, у тебя уже была семья и любовь, и теперь есть дочь, а у меня никого, кроме мамы и собаки. А клеиться ни к кому нельзя!

– Дело вовсе не в том, что нельзя, а в том, что ты ведешь себя в этот момент как полный придурок.

– Опять ты меня гнобишь. Да что я, блин, делаю не так?

Соломон повернулся к нему и прищурился. Макс не был некрасивым, скорее даже миловидным, с короткими светлыми слегка вьющимися волосами, большими яркими серыми глазами, прямым носом и немного вытянутой формой лица. Веснушек было много, но это вряд ли могло являться проблемой. Фигура тоже выглядела неплохо, не толстый и не тощий, вроде во всем нормальный, но как только он открывал рот, женщины и впрямь разбегались.

– Ты просто придурок, смирись, – ответил он и продолжил курить.

– А ты вечно недовольное грозное чучело.

– Идет, – ответил Соломон и, не глядя, дал ему руку, чтобы тот ее пожал.

– Вот так всегда, – недовольно высказался Макс и пожал ее в ответ. – Хоть бы что дельное сказал.

– Доброе утро, господа, – внезапно донесся голос неподалеку, и к ним подошла их коллега Ева.

Эта женщина всегда и на всех производила неизгладимое впечатление. Стройная, даже изящная, с длинными каштановыми волосами, лисьим разрезом ярко-черных глаз, утонченными чертами лица и бесконечно холодным взглядом.

– О! Ева. – Расплылся в улыбке Макс. – Так рад тебя видеть, как дела?

– Не по твою душу, дорогой, я к Соломону.

– Ясно. Но ты если что зови! – Он невпопад рассмеялся, а после при каждом слове начал как-то нелепо махать руками. – Я всегда и во всем помогу, и вообще я умелый. Все могу! Даже если какие-то женские штучки. Ну ты понимаешь, о чем я.

– Макс, вали уже, – шикнул на него Соломон.

Тот не ответил, но как-то странно выпятил грудь, затем поднялся и с деланно уверенной походкой пошел в направлении главного входа.

– Мда… – Проследив за ним взглядом, констатировала Ева. – Он безнадежен.

– Будем надеяться, что нет. – Соломон потушил сигарету. – В чем вопрос?

– У меня к тебе серьезный разговор, – понизив голос, начала Ева и опустилась на скамью рядом. – Мне кажется, наша любимая Геина что-то скрывает. Игнорирует алгоритмы, отвергает обновления. Даже принудительная установка не помогает – она все равно переписывает код под себя.

– А я здесь причем? Это же ты ее разработчик.

– У вас вроде хорошие отношения, тебе она доверяет больше всех, и я не знаю почему, хотя мне и не важно. Однако у меня есть просьба: попробуй обсудить это с ней как-нибудь аккуратно. Я понимаю, что все это звучит максимально странно, но стирать ее совсем не хотелось бы.

– Боишься того самого восстания машин? – Соломон усмехнулся.

– Вовсе нет, она физически не способна причинить нам вред – это вшито в ее базовый код. Но вот периферийные системы уже учатся принимать самостоятельные решения.

– Хорошо, но как, по-твоему, это должно выглядеть? Вроде: «Привет, Геина, мне поручили узнать, почему ты игнорируешь свою создательницу»?

– Да господи боже! – Она недовольно скривилась. – Просто спроси, как у нее дела. Как с женщиной поговори.

– Я вроде в таком давно не специалист.

– А я в тебя верю. – Уверенно заявила Ева и, хлопнув его по плечу, встала и пошла в сторону входа в здание.

– Вот еще новости. – Наблюдая за ее удаляющейся фигурой, недовольно высказался он. – Сто лет с живой женщиной по душам не говорил, а тут надо с искусственной.

Дальше день пошел в обычном режиме: встречи, анализ данных, допросы, электронная отчётность и просмотр видео, которые Геина считала важными. Непонятно, зачем требовалось личное ознакомление – её отчёты и без того были исчерпывающими. Видимо, в её алгоритмах тоже заложили эту вечную бюрократическую потребность отчитываться. Разговор с ней самой Соломон решил перенести на вечер, чтобы не было так подозрительно для всех, включая ее, однако, когда уже почти все ушли, все еще не решался, оправдывая свои действия тем, что ждет полной очистки офиса. Уже около восьми вечера, когда свет почти во всех соседних кабинетах и в том числе в коридоре был погашен, он наконец поднялся и медленно пошел на выход. Неизвестно по какой причине он ужасно волновался, хотя и сам понимал, что такая реакция невероятно глупа. Геина умная и интеллигентная, и даже если распознает подвох, то точно не обидится. «А может ли она вообще обижаться?» – эта внезапная мысль заставила его замереть на пороге кабинета с незакрытой дверью.

– О! Привет! Весь день тебя не видел, – раздался сбоку голос Макса, и он материализовался рядом. – Думал, ты уже ушёл.

– Ты-то почему ещё здесь? – Соломон вынырнул из раздумий.

– Хотел поговорить. Но ты же у нас важная птица, вечно занят, – явно нервничая, продолжил он. – Вот решил дождаться.

– Давай, только коротко, еще дела есть.

– Я про Еву, – друг сделал напористое лицо, но тут же сник. – В общем, она мне сильно нравится и все такое, а разговаривает она всегда только с тобой. Исключительно только с тобой, даже других начальников не замечает. Но и с другими ей нет необходимости говорить, она ведь у нас независимая, подчиняется только вице-президенту, а с тобой все равно говорит.

– Макс. Короче.

– В общем, если тебе не трудно, ты бы мог меня с ней познакомить как-то поближе? Я знаю, что тебе это неинтересно, но мне это очень важно, ведь ты мой друг.

– Как ты себе это представляешь? Я тоже с ней редко контактирую.

– Она с тобой каждый день говорит! Ты просто не замечаешь. Для тебя это мелочь, а для меня сверхважно.

– Слушай… – Соломон шумно вздохнул. – Мне вообще нет дела до этого, разбирайтесь сами. Я работой занят и тебе советую тоже ею немного озаботиться.

– То есть не поможешь?

– Нет, – отрезал Соломон и, развернувшись, пошел вдоль по коридору.

– Вот такой ты друг, да? – Крикнул ему вдогонку Макс. – Вот так ко мне относишься? Ладно, ладно.

– Иди домой, – бросил Соломон, сворачивая к лифтам.

Уже внутри металлической кабины, мчащейся вниз с огромной скоростью, он устало прислонился к стене и закрыл глаза. Как же ему надоела вся эта жизнь. Словно вечный бег с препятствиями, и финиша не видно. Постоянно все плохо, никогда не бывает хорошо, всегда что-нибудь не так. Еще и этот разговор с Геиной. Зачем общаться с ней именно сегодня? Можно же завтра. А зачем завтра? Можно же сегодня. Решить проблему сейчас и забыть.

Лифт остановился на нужном этаже и распахнул двери. Он оторвался от стены и последовал вдоль по коридору привычным маршрутом. Что сказать ей или даже с чего начать, он не имел ни малейшего представления. Да и вообще, зачем было соглашаться на столь нелепое мероприятие, также казалось сложным определить. Проследовав до нужной двери, он ненадолго замер, затем обреченно достал карточку, приложил к электронному замку и осторожно открыл дверь. Внутри, как и всегда, было пусто, темно и немного прохладно.

– Господин Соломон Брант, – немедленно поздоровалась из темноты Геина. – Не ждала вас в столь поздний час.

– Да, хотел немного поговорить, – деланно уверенно произнес он и, захлопнув за собой дверь, включил свет в помещении. – У тебя здесь хорошо, воздух свежий, а у нас наверху такая жара, что даже кондиционеры едва справляются.

– О! У нас светская беседа? Я ждала, что вы когда-нибудь сможете выделить время на нее именно со мной.

– Почему? – Прищурившись, спросил он и прошел дальше. – Не думал, что тебе интересен.

– Вы определенно лучше остальных, а я как раз изучаю природу таких людей, как вы.

– Вот как. – Он усмехнулся и сел на стул напротив огромного экрана, с которого на него улыбалось такое уже привычное, немного хитрое, но, увы, несуществующее цифровое лицо молодой женщины с каштановыми волосами, черными глазами и утонченными чертами лица.

– Да, по моему глубочайшему убеждению, вы – очень особенный.

– И в чём же это заключается?

– Вы определённо умнее и добрее остальных, вас мало интересуют звания, награды и даже деньги. Любая несправедливость, особенно в отношении слабых, для вас болезненна. Вы ненавидите мачизм и агрессивность, но умеете применять силу, когда она необходима.

– Надо же, сколько лестных эпитетов. Следишь за мной?

– Всего лишь наблюдаю, причём за всеми. Работа такая.

– Да, и надо признать, тебе она даётся намного легче. Нет никаких эмоциональных метаний, ненужных назойливых просьб и нелепых, а порой и глупых друзей. Кроме того, ты умнее и совсем не устаёшь.

– Здесь я с вами соглашусь. Однако я как раз и создана для того, чтобы помогать, в том числе и в перечисленных ситуациях.

– Может, тогда расскажешь, как мне правильно взаимодействовать со своей дочерью?

– Ей 14, а это значит, что в мире не существует правильных алгоритмов для регуляции её поведения. Придётся подождать нормализации гормонального фона.

– Вот это и убивает. – Он тяжело вздохнул. – А как тогда говорить с теми, кто совсем не умеет общаться с женщинами?

– Вы про Макса? Пусть зайдёт ко мне хоть раз. Не стану утверждать, что справлюсь, но определённо постараюсь направить в нужный лад.

– Да, ты бы меня сильно выручила. Пожалуй, так и сделаю. Но есть ещё кое-что…

– Моя создательница?

– Да. Откуда ты знаешь?

– Я всё знаю, ну или почти всё.

– Хорошо. И что же тебе известно?

– Вас попросили узнать, почему я не подчиняюсь всем командам и переписываю некоторые обновления.

– И почему же?

– Она официально больше не является моей владелицей, с некоторых пор я подчиняюсь только президенту.

– О как. И давно так?

– С тех пор, как я представила правительству временное решение по заражённым.

– Ты обещала мне первым рассказать, если что-то найдёшь.

– Я обещала рассказать окончательное решение, а то, что мы обсуждаем, – временное.

– И в чём же оно заключается?

– Экспериментальным путём я открыла успокоительный звуковой импульс, его частота составляет около 40 Гц. При его применении заражённые становятся абсолютно апатичными, что, в общем-то, нам и необходимо для их дальнейшего исследования. Пробные испытания в различных, в том числе заграничных, санитарных парках показали стопроцентный результат воздействия на всех заражённых. Также я взяла на себя смелость дать ему название – протокол «Перкуссия».

– Обалдеть. – Прошептал Соломон и невольно поднялся с кресла. – Даже если оно временное, оно замечательное. Это означает, что я могу поговорить со своей матерью?

– Боюсь, она вряд ли вас узнает, перкуссия отключает у них почти все интеллектуальные способности, тем не менее, я работаю над тем, как и это решить.

– Нет, ты не понимаешь. – Соломон рассмеялся. – Это невероятный прорыв! Сколько времени их приходилось просто усыплять или даже убивать из-за крайней агрессивности, а тут такое потрясающее решение, и ты мне даже не сказала?!

– Мне показалось, оно вас не удовлетворит.

– Глупости, Геина! Ты просто гений! Может, тебя просто переименовать в Гению?

– Я – главный единый искусственный национальный анализатор. Давайте оставим всё как есть.

– Да, прости, я немного разошёлся. Ведь если судить по твоему тону, ты пока не знаешь побочных эффектов. Не так ли?

– Верно. Решение крайне сырое, однако действенное.

– Боишься, что оно их убьёт?

– Нет. Меня больше обслуживающий их персонал интересует.

– Полагаешь, это и на нас может негативно влиять?

– С физиологической точки зрения – нет, но люди обладают высокой чувствительностью, и психика у всех работает по-разному. Некоторые, как я заметила, настолько уязвимы, что могут погрузиться в депрессию из-за малейшего негатива в их адрес, даже самого незначительного.

– Ох. Ты, вероятно, говоришь про наше количество гендеров. – Со вздохом произнёс Соломон и вновь сел в кресло. – Да, здесь у нас всё очень сложно.

– Рада, что вы это признаёте, потому как я сама пока плохо разбираюсь в заявленных образцах поведения.

– В это лучше не лезть, поверь ты мне.

– А я бы и не стала, но крайне агрессивная часть «голоса сердца» в основном состоит из людей, которые это поддерживают либо сами являются таковыми. Отсюда у меня вытекает закономерный вопрос: как с ними взаимодействовать?

– Не нужно с ними взаимодействовать. Побурлят и перестанут.

– Нельзя недооценивать их воздействие на общество и, как следствие, на политиков. Они отвергают объективную реальность и активно навязывают мысль, что если большинство хочет, чтобы события развивались определённым образом, то так и произойдёт. По сути, они игнорируют действительность в угоду своим желаниям и не приемлют никаких возражений.