Эрлик-19

Глава 1

Никто не знал, когда началась эта война. Учебники истории регулярно переписывали, а свидетели ее начала были давно мертвы. Уверенно можно было сказать лишь одно – шла она очень долго и в своей кровожадности никогда не останавливалась. Калман и его сверстники были убеждены, что случилась она около века назад, его родители твердили, что уже точно больше, а редкие живые бабушки или дедушки были уверены, что точно не меньше пары столетий. Каждый день его жизни, почти на всех уроках в школе или на собраниях на работе им торжественно сообщали, что победа невероятно близка, враг почти повержен, но этого всё не происходило. И так было всегда. Уже много поколений подряд они жили в непрерывном противостоянии, причем вечно с сокрушительными победами, неоспоримыми доказательствами зверств противника, новыми призывами и новыми жертвами. Это повторялось, вероятно, уже много лет подряд, и никто не мог сказать точно сколько, возможно, и правда века, а может, и тысячелетия…

После положенного по уставу обеда, продолжительностью целых 20 минут, Калман вышел на небольшой, обшарпанный временем балкон, с неприятным видом на такую же необустроенную площадь перед заводом и закурил. Отравляться сигаретным дымом по нынешним временам считалось невероятной привилегией, за это полагался солидный штраф с и без того мизерной заработной платы, а также всяческое порицание за ежедневное, пусть и единичное, отлынивание от необходимого и такого важного для жизни страны и фронта труда, но он не был готов от этого отказаться. В тот момент Калман делал то, что большинству вокруг очень сильно не нравилось, и отчего-то, именно по этой причине, чувствовал себя по-настоящему свободным, с наслаждением затянувшись в очередной раз.

Немногочисленные, абсолютно квадратные и во многом разрушенные временем многоэтажки выглядели отвратительно, словно что-то чужеродное выросло на этой многострадальной земле и никак не могло вернуться обратно. Возле их подножия, почти по колено в грязи, копошились люди. Некоторые что-то сажали, иные вешали белье, а оставшиеся просто пили, отмечая очередное окончание смены. Над всем этим висел вечный непроглядный смог, не позволяющий разглядеть очертания даже солнца. Исходил он от заводов по производству оружия, коих в его небольшом городе было несколько, но жаловаться было не на что, такая картина царила по всей стране, даже в столице. Сам Калман, конечно, никогда не был там – покидать место прописки, жителям периферии, категорически запрещалось, однако те, кто по разным причинам в тех местах бывал, украдкой рассказывали, что даже там, особенно в центре города, из-за невероятно плотного смога, почти никто не живет.

Калман еще раз затянулся, уже до фильтра, и закрыл глаза. В эту же секунду сзади, над дверью загорелась старая красная лампа, и раздался противный воющий звук – это был сигнал для немногочисленных курильщиков о том, что необходимо вернуться к работе. Он устало потушил остатки сигареты о давно нечищеную пепельницу и открыл дверь. Цех привычно гудел и скрежетал разнообразными звуками. Как и все в его районе, Калман работал с 14-ти лет на производстве бомб, но к своим 20-ти годам уже достиг должности главного специалиста. Его отец в свое время трудился там же и старался делать свою работу качественно, а когда приходил домой, продолжал пичкать сына самыми важными моментами, и делал это чуть ли не с его пеленок. Калман не перечил, просто внимал и еще до смерти отца успел порадовать родителя успехами в карьере. Реализовать это было не сложно – необходимое количество компонентов, на определенной основе, и устройство старых механических конвейеров мог бы изучить и идиот, но почему-то для многих такое простое знание казалось выше их возможностей.

– Хэй, Мрак! – окликнул его начальник – старый лысый и тощий дядька лет 55-ти. – Сколько можно прохлаждаться? Целых пять минут!

– Уже иду, видишь? – огрызнулся Калман и спустился в цех.

Кличка «Мрак» приклеилась к нему невероятно давно, еще со школьной скамьи, и никак не хотела оставить. И Калмана назвали так потому, что он предпочитал не разделять общих веселий и впоследствии ежедневных празднований по случаю окончания смены.

– Когда ты уже привыкнешь, что курить нужно быстро? – спросила у него давняя подруга и верный заместитель Алма.

– Сам разберусь. Что там у нас с исходниками?

– Пока не подвезли. Ждем, третий день.

– Они в который раз поставки задерживают. Если так пойдет дальше, план до конца месяца точно не выполним.

– Не дрейфь! – усмехнулась Алма и подмигнула. – В первый раз что ли?

Калман улыбнулся в ответ. Она была, как всегда, права. Сколько раз они чуть ли не самостоятельно вставали за конвейер, чтобы сдать всё вовремя. А уж сколько ночевали в грязной подсобке, воняющей плесенью и крысами, так и не счесть. И всегда каким-то чудом, чуть ли не в последний момент им всё удавалось. Калман невольно окинул подругу взглядом и пошел на обход цеха, точнее того, что от него осталось. Это некогда величественное строение, размером в несколько акров земли, уже давно выглядело словно решето. Чинить прохудившуюся в некоторых местах крышу или разбитые окна было некому и не на что. Пространство под конвейерами еще как-то старались защищать, латая дыры в потолке своими силами, но на остальное во многом было наплевать, в том числе и на рабочих, большинство из которых трудилось здесь и день, и ночь и в дождь, и в снег. Калман прошел почти до конца и очень скоро, осторожно осмотрел тот самый конвейер, который волновал его сильнее всего. Из-за чрезмерной близости к сырости и отсутствию нормальной смазки, он уже давно работал не совсем исправно, ну а в последнее время, почти на издыхании.

– Всё плохо, начальник, – сказал ему сзади один из его рабочих – приземистый сухой старик, с потухшими глазами. – Боюсь, что без запчастей и неделю не протянет.

– Вижу, – бросил Калман.

– Нам бы добыть их, начальник, – вступил второй рабочий – высокий и седой мужчина с одутловатым лицом. – Если встанем, потом оштрафуют.

– Да знаю я всё! Идите, работайте!

Калман вновь осмотрел то место, которое его так сильно беспокоило. Своими силами он с Алмой уже чинил его много раз, но теперь это было почти невозможно. Некоторые важные детали серьезно проржавели и поизносились, а новые поступали очень редко, порой их приходилось ждать годами.

– Хэй, Мрак! – окликнул его знакомый голос. Это был его друг Ган. Он служил в должности такого же главного специалиста, только в соседнем цеху. – Еле тебя нашел, – продолжил Ган и привычным движением заправил за уши выбившиеся из резинки длинные пряди волос. – Что у вас с исходниками? Мы третий день ждем.

– Такая же ситуация.

– И что делать будем? Накажут-то нас, а не начальство.

– Не знаю, – ответит Калман и покашлял.

– Бросить курить не пробовал? Некоторым помогает, – с усмешкой поддел его Ган.

– Не твое дело. Иди уже к себе и не маячь здесь, а то накажут не за исходники, а за долгое отсутствие.

Друг фыркнул и поплелся назад. Калман посмотрел ему вслед. Ган всегда был красивым, высоким блондином с тонкими чертами лица и выразительными глазами, его любили все женщины, а значит, ему вряд ли что-то могло грозить за простой, его начальница была просто без ума от него. Невольно словив свое отражение в грязном и полуразбитом стекле окна цеха, Калман замер. Оттуда на него смотрела угрюмая небритая физиономия недовольного жизнью человека средних лет. Давно потухшие глаза, большой нос, черные, как проволока, волосы, и несуразное телосложение. Его подруга детства Алма во многом походила на него, и возможно, именно поэтому их часто принимали за брата с сестрой, хоть это было и не так. Она также носила короткую стрижку, мужскую одежду, была несколько угловатее других девушек и никакими отношениями вовсе не интересовалась.

– Ну и что ему было нужно? – недовольно спросила она же сзади.

– Говорил про исходники, – Ответил Калман и вновь осмотрел конвейер. – Что будем делать, когда он встанет?

– Чинить, что еще?

– Это уже невозможно. Только глянь на него.

– Что-нибудь придумаем, – ответила Алма и, похлопав его по плечу, пошла в обход противоположной стороны производственной линии.

В конце смены Калман вновь направился к начальнику и в очередной раз постарался максимально ясно донести до него назревающую проблему, однако, как и в сто раз до этого, получил короткий ответ: «Я всё понимаю, но сделать ничего не могу». Пришлось плестись домой и надеяться, что уже там сам собой составится план, как действовать дальше.

Так называемый дом обозначить этим словом было сложно, ему больше подходило «старое дощатое строение с трещинами по всему внешнему и внутреннему периметру», где Калман по какой-то причине жил. Однако, несмотря на всю убогость, ветхость и дыры в стенах толщиной в палец, это место он искреннее любил, потому как вырос в нем и там жила мама. Она же и встретила его на пороге.

– Милый! – мать привычно улыбнулась грустной улыбкой и поправила фартук. – Совсем поздно сегодня, да? А у нас опять воду отключили, и электричества не было полдня. Но я всё равно смогла испечь тебе пирожков, правда, не из белой муки, на нее денег не хватило, и сахара тоже достать не удалось, но я смогла раздобыть ведро относительно хорошей картошки, она почти не червивая. Вместо дрожжей, как всегда, пиво. А еще, представляешь? У меня получилось купить тех куриных потрохов, про которые я недавно рассказывала, а потом нарвать щавеля тут неподалёку и наварить супа.

– Ты у меня большая молодец, – с улыбкой ответил Калман.

Его всегда удивляло, как у его матери получается делать лучшее из ничего. Поцеловав ее в макушку, Калман пошел умываться. Вода была, как всегда, только та, что мама заранее набрала в габаритные емкости, и потому вся процедура прошла очень быстро. Закончив, он осмотрел себя в пожелтевшем зеркале и усмехнулся. Его внешность с недавних пор отлично вписывалась в эти выкрашенные в непонятный цвет прямо по бетону обшарпанные стены ванны, полуразбитый кафель на полу и металлическую раковину. Уже как год он был со всем этим вполне гармоничен.

– Родной? – окликнула его из-за двери мама. – Покушаешь сначала пирожков, ладно? Плитка плохо разогревается, напряжения, видимо, нет.

– Конечно, мам! – ответил Калман и начал одеваться.

Закончив, вышел в коридор и прошел на кухню. Уже там уселся за стол и взял почти холодный пирожок из обложенного фольгой пакета. Мама всегда упаковывала их таким образом, видимо, стараясь сохранить тепло, но на деле выходило неважно.

– Сейчас я тебе чаю сделаю, – заботливо сообщила она, продолжая шаркать дырявыми тапками по выцветшему линолеуму. – Я сегодня, кстати, у соседа небольшую самодельную керосинку приобрела.

– Мам, – одернул ее Калман и скривился, – нельзя покупать керосинки, за это ведь положен штраф.

– А кто узнает, милый? Я вот только тебе кружку чая накипячу и сразу всё уберу. И кстати, почему ты опять так легко одет? Хватит ходить по квартире без теплых вещей, лето давно закончилось.

– Мам, я сам разберусь.

– Смотри, заболеешь, а потом, не дай бог, уволят. Сам знаешь, как у нас всё.

– Ладно, – Отмахнулся он и продолжил жевать пирожок.

В их мире нельзя было уже практически ничего. Любая болезнь провозглашалась чуть ли не преступлением, потому как считалось, что ты сам ее допустил. Покупать керосинки также было запрещено, ведь от них случались пожары. Есть много тоже ни в коем случае не разрешалось, так как это безумно вредно, и потому обычная еда раздавалась по спискам и стоила немалых денег, а хорошая выдавалась по еще более сокращенным спискам, и ее стоимости Калман уже не знал. Таких правил были сотни, всех и не упомнишь, они касались абсолютно каждой сферы жизни. Единственное, что всем и всегда разрешалось, – это пить, но разумеется не в ущерб работе, и именно этим основная часть населения и развлекалась.

– Знаешь, родной, на следующей неделе я все-таки попробую сходить с соседями в лес, – немного посуетившись вокруг, заявила вдруг мама и села напротив него с металлической кружкой, где дымился горячий чай. – Говорят, там есть место, которое не контролируют.

– Ты с ума сошла? А если поймают? Грибы и ягоды тоже ведь принадлежат государству.

– У нас всё ему принадлежит, но жить-то как-то надо.

– Ох, мам, – Калман покачал головой и пододвинул кружку к себе. – Ты ведь понимаешь, что если тебя заберут за вредительство, то и меня уволят? На что тогда мы будем жить?

– Я хочу сделать это, потому что всего лишь пытаюсь позаботиться о нас обоих. В те времена, когда работал твой отец, нам хотя бы иногда что-то из овощей и фруктов перепадало, хоть раз в неделю. А сейчас мы вообще ничего не можем себе позволить, кроме потрохов, капусты и картошки. На этом жить нельзя.

– Все так живут, некоторые даже намного хуже.

– Мне наплевать на остальных, я думаю только о нашей семье.

– Я не смогу тебя переубедить, да?

– Ты можешь попытаться, но вряд ли получится.

– Ну хорошо, иди, только будь осторожна, – нехотя согласился Калман. – Убежать ты точно не сможешь, так что старайся следить за обстановкой.

– Ой, ерунда! – отмахнулась мама, после чего встала и прошла в прихожую.

– Ты куда? – нахмурено спросил Калман.

– Мне кажется, твоя подруга, как обычно, скребется в дверь.

И действительно, вскоре на кухню вошла его Алма и тут же гордо поставила на стол двухлитровую пластиковую бутылку пива.

– Алмочка, – мама шаркала следом за ней с довольным видом, – давай садись, покушай тоже.

– Нет, тетя Ирма, спасибо. Я вам тут подарок принесла, – она запустила руку в безразмерную куртку и достала оттуда завёрнутый в бумагу увесистый кусок мяса. – Вот держите, оно свежее, родственники из деревни прислали.

– Ты ж моя девочка, – мама растроганно приняла сверток в руки и украдкой смахнула благодарные слезы.

– Что-то я не помню у тебя таких родственников, – нахмуренно произнес Калман.

– Не твое дело, какие и где у меня родственники. Лучше пойдем к тебе, разговор есть.

– Как скажешь, – лениво согласился он и, поднявшись из-за стола, поплелся в коридор.

На пороге своей комнаты еще раз на секунду остановился, поежился и только потом вошёл внутрь. Там всегда было холоднее, чем в остальной квартире. Когда-то она принадлежала его родителям, но после смерти отца маму пришлось переселить поближе к кухне, потому что там было намного теплее.

– Ну что у тебя? – спросил Калман и, усевшись на старый протертый стул возле такого же ветхого стола, достал сигарету.

– Погоди, – тихо сказала Алма, и прикрыв за собой много раз крашеную, чем попало, тяжелую дверь, отчего та почти не закрывалась до конца, вдруг сделала хитрое лицо. – Есть вариант добывать мясо, – заговорщицким шепотом заявила она и плюхнулась на его кровать.

– Так и знал, что ты именно об этом скажешь, – недовольно произнес Калман. – Я уже думал об этом. У матери анемия, ей без него вообще сложно жить, и я знаю, о чем ты. Лес?

– Конечно! Но мы же не можем пойти туда сами, у нас с тобой нет должного опыта. Однако есть люди, которые об этом знают.

– Откуда то мясо, что ты передала матери, и чье оно?

– Не кошка и не собака, не переживай, это лось. Его Ган принес, своим я оставила такой же кусок.

– А у него оно откуда?

– В том-то и дело, что у него имеются друзья, которые ходят окольными тропами, ловят их в ямы и там режут. Наши начальники, кстати, в доле.

– Не удивительно, им всегда и всего мало.

– Всем всегда и всего мало, так что давай лучше поразмыслим, как нам самим его добывать? Я думаю, что для начала нужно какое-то время походить с ними, научиться, и потом уже делать это самостоятельно.

– Неплохое решение, но мне кажется, что прежде важно понять, что мы будем делать, если нас с тобой поймают? Напомню, что у меня больная мама, и твоя не лучше, но на твоей шее еще и два маленьких брата.

– Опять включился Мрак! – недовольно ответила Алма. – Хорошо. Твои предложения?

– Да нет у меня уже вообще никаких предложений. В последнее время у меня только одно желание: попасть на «Эрлик» и уехать на войну.

– О! Ну в этом случае с твоей матерью, конечно, всё будет в порядке! – издевательским тоном процедила она.

– У нее будет небольшое довольствие к пенсии, и как бы страшно это не звучало, так будет лучше, чем есть сейчас. Я ем значительно больше, а моей зарплаты хватает лишь на самое необходимое. Я устал видеть, как она выбивается из сил.

– Какой молодец! А для меня место в твоем дальновидном плане нашлось? Что по-твоему будет со мной?

– Встанешь на мою должность, затем, возможно, наконец, выйдешь замуж за Гана. Тебе всего-то нужно улыбнуться ему, и он будет счастлив. Потом детишек нарожаете, и всё будет хорошо.

– Мне тебя ударить что ли? Кому как не тебе знать, что мужчины меня вообще не интересуют! Думаешь, это смешно? Так нравится издеваться над этим? Ну тогда сходи в ближайший пункт контроля и сообщи им, какая я на самом деле! Меня за это навечно посадят, а ты до конца жизни будешь горд собой!

– Прекрати, я совсем не это имел ввиду, – тут же повинился Калман. – Просто не подумал о тебе в момент принятия этого решения. Прости меня.

– Так бы сразу и сказал!

На минуту повисла тишина.

– А вообще, ты знаешь, всё это невероятно странно, – высказался в итоге Калман и наконец прикурил. – За ним ведь бегают практически все женщины, которых я знаю, но ему почему-то нравится та, которая вообще никаким образом никогда ему не достанется. Судьба не лишена иронии.

– Я говорила с ним много раз, если ты об этом. Конечно, не напрямую, но… – она вздохнула. – Короче, только идиот бы не понял, но он, видимо, из них.

– Он не идиот, просто немного слеп.

– Ладно, давай оставим это, – недовольно произнесла Алма и вновь вздохнула. – Лучше скажи, ты на счет «Эрлика» серьезно?

– А похоже, что я шучу?

– Сам знаешь, что попасть на этот поезд почти невозможно, это особая привилегия. На него забирают только самых сильных и здоровых, а ты не можешь похвастаться ни тем, не этим.

– У нас из соседнего подъезда одного парня туда призвали. Уезжает в ближайший понедельник. Я говорил с ним недавно, он всего-то предварительно оставил заявку на пункте контроля.

– Ты про того огромного увальня, сына главного специалиста соседнего завода, которого отовсюду уволили? Так это не удивительно, куда ему еще идти, если ни на что другое мозгов не хватает?

– Он не настолько туп, как тебе кажется, ему действительно видится, что именно он сможет покончить с этой войной.

– Какая буйная фантазия!

– Тем не менее, когда-то же война должна закончиться?

– Ее точно закончат не ты и не он. Вы – просто люди, а там – инопланетяне. Им наплевать на всех нас, им важно нас уничтожить!

– Тогда почему же они не нападают на соседние страны? Почему именно наша?

– Ты про Мааравию или Мизрахские и Даромские царства? Так там нечего брать, у них нет настолько богатых ресурсов, как в нашей Цафонии.

– А что насчет той, что за океаном, Рахокии?

– Они же в сговоре с ними! Предлагаешь мне тебе элементарные вещи объяснять?

– Хватит пересказывать мне то, о чем вам всем рассказывают по вещателю. Я уже давно его не смотрю и не слушаю.

– И зря, может быть, мозги бы на место встали, и всякую ерунду из головы бы выбросил.

– Или отупел окончательно.

– Причем здесь тупость, Мрак? Я, например, думаю, что ты просто засиделся на одном месте, в твоей жизни ничего не меняется, стало скучно, и именно поэтому тебя посещают такие странные мысли.

– Да, уж скучно. У нас с тобой со дня на день один из станков накроется, и виноваты в этом будем именно мы.

– Ну такое теперь время, в которое решать все возникающие проблемы нужно нам самим.

– Это время настало не теперь. Оно всегда было. Зачем нам это государство, если все проблемы, много лет, мы решаем сами?

– Не смей так говорить! Государство решает нашу главную проблему. Оно заботится о нас в силу возможностей. Считаешь, в Мааравии или в Рахокии сейчас всё хорошо? Люди-же там от голода умирают.

– Да, но только пересечь границу мечтают люди с нашей стороны, а не с их.

– Ну вот опять началось! – пробормотала Алма и закатила глаза. – Все, кто пытается сбежать – предатели! Они ненавидят нашу страну.

– Ненавидят, потому что не желают жить в таких условиях и не хотят участвовать в бессмысленной войне?

– Так всё, хватит! Мы уже тысячу раз об этом говорили, и поверь, меня твои доводы не впечатляют, – остановила его Алма и с недовольным видом поднялась на ноги. – Лучше скажи, ты пойдешь добывать мясо в лес или нет?

– Вот об этом я и говорю, – со вздохом посетовал Калман.

– Ясно. Значит, не пойдёшь, – бросила она и гордо прошла к выходу, но уже возле двери добавила. – Я, конечно, подожду еще пару дней, а ты пока подумай хотя бы о матери, ей это намного важнее, чем тебе.

Когда она ушла, Калман осмотрел догоревшую в руках сигарету и закрыл глаза. Этот спор между ними продолжался уже несколько лет. Всякий раз ему казалось, что он задает довольно примитивные вопросы, на которые должны быть такие же вполне элементарные ответы, но в итоге всегда слышал, что-то вроде «так надо», «это важно», «они предатели», «ты не понимаешь». Тем не менее, говорить с кем-либо еще, кроме Алмы, об этом было сложно или вовсе нельзя. Его второй друг Ган вообще ничем, кроме женщин и работы, не интересовался, а мама, казалось, всё понимала, но как будто нарочно гнала все плохие мысли прочь, видимо, стараясь уберечь и себя, и его.

Следующим утром Калман привычно проснулся раньше будильника и устало поплелся в ванную. В кране вновь не было воды, и потому вся процедура заняла всего несколько минут. Покинув это вечно самое холодное место в квартире, он прошел на кухню и подошел к окну. В соседней многоэтажке уже тоже местами горел свет, люди собирались на работу.

– Ой, милый, ты, как всегда, встал уже? – радостно спросила мать и, шаркая по полу, прошла за ним. – По тебе можно часы сверять. А я вот вчера решила не ложиться рано и приготовила много вкусного из того, что нам Алма принесла.

Она тут же выложила на стол несколько видов блюд, в основном из капусты, картошки и теста, но каждое с добавлением небольшого количества мяса. Калман осмотрел всё это, улыбнулся и, наконец, сел за стол. Его мама никогда не была расточительной, тем более с настолько ценными продуктами. Перекусив холодной едой, он запил всё таким же холодным кофейным напитком и ушел одеваться. Мама, конечно, пошаркала следом.

– Сынуля, сегодня ночью батареи стали немного теплее, так что думаю, и газ скоро дадут.

– Мам, ты хоть помнишь, когда его давали в последний раз?

– Месяца два назад, один раз днем было. Я всегда за этим смотрю, особенно когда готовлю. Электричества ведь почти нет, плитка еле дышит, вот и проверяю.

– Ладно, хорошо, если дадут, – не желая больше спорить, согласился с ней Калман и спешно покинул квартиру.

Сегодняшний день должен был стать очень тяжелым. Калману предстояло, каким-то образом решить проблему с неисправным станком и заодно поговорить с Алмой, желающей участвовать в заранее провальном, по его мнению, мероприятии. На самом деле, он не знал с чего начать, ни в том ни в этом, но так как сам ремонт станка предполагал под собой наличие рядом и Алмы, то законно полагал, что разберется в процессе. Однако к его удивлению в середине дня два вполне реальных, пусть и временных варианта ремонта станка все-таки обнаружились, их выдали те рабочие, которые ежедневно сдавали на нем дневную норму, а вот в отношении Алмы мысли так и не пришли. Ситуацию осложняло еще и то, что она весь день, будто намеренно, избегала встреч со своим прямым начальником, видимо, понимая, в какую сторону может повернуться разговор. Когда прозвучал гудок, означающий конец смены, Калман еще раз окинул беглым взглядом цех и поплелся на выход. Сегодня на площадке перед заводом должны были начать раздавать сертификаты питания на следующий квартальный период, и он, как и все, не мог этого пропустить. По правде говоря, такое и нельзя было пропускать, иначе возникал риск остаться без самых необходимых продуктов и жить впроголодь.

Преодолев незначительное расстояние до выхода из завода, Калман вдруг с негодованием осознал, что пришел одним из последних, потому как там были уже все.

– Кира! – кричал, стоя на импровизированном постаменте в виде небольшого деревянного стола, их лысый начальник. – Подойди, получи, распишись!

Калман осмотрел толпу. В ней, как и следовало ожидать, были все, включая тех, кто в силу кровного родства с высоким начальством редко появлялся на занимаемых должностях. Он еще раз присмотрелся уже более внимательно, его Алма стояла далеко впереди.