Дарованная судьбой

Глава 1

Ричард Ховард любил всех своих детей, за исключением Терезы. Поскольку – сознательно или невольно – считал девочку причиной гибели ее матери. Мэри Ховард умерла при родах в тот момент, когда Тереза увидела свет.

Мэри была душой большого дома, она растила детей и ухаживала за цветами в саду с такой самоотверженностью, на которую никогда не был способен ее муж. После женитьбы Ричард Ховард жил в поместье, унаследованном от отца. С юности не любил он ни учиться, ни работать и отметал все доброжелательные советы попытать счастья в колониях или вступить в армию. Он всегда держал лошадей больше, чем мог позволить себе, и от души наслаждался преимуществами сельского бытия в Девоншире: охотой, бегами и карточной игрой с соседями. Раз в году он проводил какое-то время в Лондоне, чтобы – как любил говаривать – показать горожанам, что они и в подметки не годятся сельским жителям.

После смерти жены он доверил воспитание детей гувернерам. Гарри, старший, поступил на флот. Томас, книжный червь с юных лет, прервал многообещающую учебу в Оксфорде, чтобы посвятить себя служению Богу. А Вильям, младший, пошел, казалось, по стопам отца. Он не хотел ни идти в армию, ни учиться, и его можно было увидеть в конюшнях чаще, чем в библиотеке. Он слыл необузданным всадником и превосходным стрелком, неутомимым охотником на лис, а о его диких выходках толковала вся округа.

Элизабет, годом моложе Вильяма, считалась у мистера Ховарда идеалом дочери. Еще ребенком с длинными белокурыми волосами она являла собой образец учтивости и послушания. Никогда не возникало необходимости строго наказывать ее. Братья всегда отправляли сестренку к отцу, если надо было вымолить прощение. Они даже подкупали ее, чтобы она взяла на себя вину за проступки, которых не совершала. Элизабет владела удивительным даром по команде вызывать у себя слезы, а когда Ховард видел дочурку плачущей, у него моментально пропадало всякое желание ее наказывать. Она прикладывала все усилия, чтобы стать любимицей отца, но это было явно излишним. Иногда он даже называл ее своей «маленькой коварной кошечкой», не ведая, что по сути она и была вероломной и расчетливой. Безумная тетушка Ховарда Кассандра часто сухо замечала, что взаимное обожание отца и дочери вызвано исключительно нежеланием обращать внимание на изъяны в характерах друг друга.

Ховард не допускал даже мысли расстаться с Элизабет. Было так приятно видеть ее рядом с собой, всегда прелестную, элегантную, жизнерадостную. Кроме того, отец привык, что, после смерти матери, она взяла на себя заботы по ведению хозяйства. Но приближался девятнадцатый год рождения Элизабет, пора было отправить ее в Лондон и ввести в общество. Однако при этом возникала опасность, что очень скоро найдется молодой человек, который отним навсегда. И хотя Элизабет не была красива в класси ческом понимании этого слова, она знала, как себя вести, – внимательно прислушивалась к собеседнику, доброжелательно улыбалась. Одним словом, это был тот тип девушки, который легко вызывает восхищение у мужчин. Помимо личных достоинств, Элизабет обладала еще и порядочным приданым, ибо в случае замужества получала не только свою долю наследства, но и долю сестры. Так распорядился Ховард, который не верил в то, что приданое, каким бы большим оно ни было, побудило бы какого-нибудь холостяка жениться на Терезе.

Вздыхая, он часто сетовал на то, что ему уготована печальная участь в старческом возрасте остаться с Терезой, в то время, как другие дети, близкие ему, уже покинут дом. Он и сам не знал, что ему не нравится в Терезе: не могла же эту неприязнь вызвать смерть жены, последовавшая семнадцать лет назад… Он не отдавал себе отчета в том, что его собственное поведение, недостаток любви, а порой и несправедливость сделали из дочери робкое и упрямое создание, предпочитавшее уединенность полей и лесов семейному общению. Она никогда не лгала и не держала тактично свое мнение при себе, а ее неподкупную искренность отец расценивал как дерзость и наглость. Если в подобных случаях он велел Терезе замолчать, она сердила Ховарда еще больше тем, что смотрела на него, не отрываясь, своими огромными золотистыми глазами, взгляд которых не выдавал ее мыслей. Зачастую он с трудом сдерживался, чтобы не ударить дочь по лицу, и хотя никогда не позволял себе зайти так далеко, считал ее виновной во вспышках своего гнева.

В конце концов, наступил такой момент, когда Тереза по возможности начала избегать присутствия отца. Перестала она общаться и с Элизабет, поскольку не заблуждалась в отношении истинного характера своей всеми обожаемой сестры. Со старшими братьями она почти не виделась, а Вильям был слишком похож на отца тем, что неласково обращался с ней, кроме тех случаев, когда давал поручения, которые она молча выполняла – не сетуя, но и без услужливости.

Так росла она, словно заброшенный мальчишка, который с удовольствием носится по полям, лазает по деревьям, прыгает со стогов сена, обчищает фруктовые сады и плещется в пруду. В отличие от Элизабет, на одежде которой никогда не появлялось ни пятнышка, Тереза часто возвращалась домой исцарапанной и грязной, за что ее наказывала строгая воспитательница, оставляя без ужина.

Но и сейчас, когда она уже почти выросла, отец с неодобрением относился к ее, как он выражался, «эскападам». «Будь я проклят, – возмущался он, – если знаю, тупа эта дерзкая девчонка или просто невоспитанна». Вильям также упрекал ее в поведении, не достойном девушки из хорошего дома, и предполагал, что она еще навлечет позор на семью: друзья, жаловался он, уже насмехаются над странностями его сестры.

А теперь еще и Томас прислал письмо, где высказывался о ней в подобном же тоне. С тех пор как Элизабет сунула под нос Терезе эту бумагу, лежавшую на письменном столе отца, она не выходила у нее из головы.

Терезу больше ничто не задерживало в доме. Отец и Вильям отправились на охоту, а Элизабет уединилась с портнихой. Сама мысль найти в Лондоне жениха подталкивала Элизабет к активным действиям.

Тереза в старом пальто и удобных растоптанных башмаках выскользнула за порог и направилась в садик при кухне. Здесь, под раскидистыми деревьями, каждую веточку, каждый листик которых так хорошо знала, она чувствовала себя действительно дома. Не было видно никого из младших садовников, и только старый глухой Дэвис копал что-то в отдаленном уголке. Тереза подбежала к кирпичной стене, опоясывавшей сад, и уселась на мох под большим сливовым деревом. Здесь, под тенистой кроной, она чувствовала себя защищенной от враждебного мира, здесь, в тиши, она могла спокойно обдумать то, о чем ее брат Том написал отцу.

«… Я весьма обеспокоен тем, что ты сообщил мне о Терезе…» Что же могли Томасу сообщить о ней? Она вздрогнула и плотнее запахнула пальто. «Боюсь, ей не избавиться от своих эксцентричных выходок, поскольку она уже не ребенок и вряд ли с возрастом изменится в лучшую сторону. К сожалению, я не могу не вспомнить тетушку Кассандру, о которой рассказывали, что в детстве она тоже была чудаковатым угрюмым ребенком…»

Тетушка Кассандра! Тереза хорошо ее помнила. Несколько лет та жила в семье Ховардов, становясь все страннее, пока однажды не исчезла. Никто не хотел говорить Терезе, что с ней произошло, и только Элизабет нашептала, что неожиданно появились двое мужчин и увезли тетушку в закрытом экипаже.

Тогда, будучи еще маленьким ребенком, Тереза решила, что наступил конец земным страданиям тетушки Касси и ее усыпили – судьба, постигшая столь многих животных, которых она любила: Султана, жеребца, у которого стали очень длинными зубы, Джаспера и Топаза, спаниелей, которые из-за ушных болей превратились в злобных кусающихся созданий, и Джинджер, хромоногую кошку, не признававшую никого, кроме Терезы.

По-видимому, с тетушкой поступили так же. Нельзя сказать, что она очень любила пожилую даму, но жалела, что ее нет рядом. Старуха и маленькая девочка, обе нелюбимые в семье, часто обедали вдвоем, и в этих трапезах было что-то фантастическое, поскольку тетушка была убеждена, что блюда отравлены, а за окнами пляшут чертенята. Нет, Тереза точно не любила тетушку, однако из-за ее исчезновения стала кричать по ночам, нарушая сон впечатлительной Элизабет.

В конце концов добросердечный викарий пожалел девочку и освободил ее от ночных кошмаров, сообщив, что тетя Касси совсем не умерла, а находится в сумасшедшем доме, где ей обеспечен надлежащий уход. И все-таки Тереза не успокоилась. Брат одного из садовников служил санитаром в подобном заведении, вот от него Тереза и узнала, как обстоит все на самом деле. Поэтому известие, что тетушка на другую зиму после отъезда подхватила воспаление легких и тихо угасла, прозвучало в ее ушах почти как радостная новость. И еще долго потом гнала она воспоминания о тетушке, пока страшное сравнение Тома не пробудило их вновь.

Тереза ни на мгновение не верила, что она действительно больна, но какое это имело значение – ведь и тетя Касси убеждала, что вполне здорова. Брату Тому, избегавшему одиночества и даже молившемуся в присутствии других людей, ее стремление к уединению должно было казаться странным. Но если он считал свою сестру не совсем нормальной, не было ли с его стороны безответственным предлагать следующее: «… Думаю, лучшее – это выдать ее замуж, пока она еще не потеряла очарования молодости. Хлопоты по хозяйству, а то и уход за детьми могут оказать на нее благотворное влияние. Мне известна твоя точка зрения, что трудно найти ей подходящего жениха, однако даже мало-мальски достойный брак лучше никакого. И в связи с этим у меня есть предложение – некий мистер Джозеф Спрул, с которым я знаком по колледжу. Он сын одного обувного фабриканта, разбогатевшего на военных поставках. Мистер Д. Спрул с удовольствием бы вступил в брак, но, не имея достаточно привлекательной внешности и не в состоянии избавиться, несмотря на все усилия, от запаха, присущего его мастерским, он потерял всякую надежду обрести желательную спутницу жизни. В финансовом отношении он независим, что, безусловно, покажется тебе заманчивым. К тому же у него почти раболепное преклонение перед людьми с положением, что определенно делает Терезу в его глазах желанной. Как ты смотришь на то, чтобы пригласить его на предстоящие каникулы? У него совсем недурные манеры и…»

Она не смогла дочитать письмо, поскольку Элизабет, заявившая, что слышит шаги отца, выхватила его из рук Терезы и убежала. Теперь Терезе стало понятно, почему отец бросал на нее за завтраком изучающие взгляды. Она представила себе, как, вернувшись с охоты, он сразу напишет Томасу о своем согласии и начнутся приготовления к встрече гостя на Пасху.

Сидя под большим сливовым деревом, Тереза закрыла глаза и попыталась представить себе мистера Спрула. Уродливое лицо, хриплый голос; преувеличенно вежливый, по-лакейски угодливый, но исполненный чувства превосходства – как же, ведь это он должен избавить семью Ховардов от присутствия Терезы. Ей стало почти жаль его, и, наверное, она должна быть ему благодарна за то, что он даст ей возможность расстаться с отцом и Элизабет. Но не променяет ли она критические замечания о своих странных привычках на таковые у супруга? Она ясно осознавала, чего он ждет от нее: позировать в кругу его друзей, которых хотел бы поразить изысканной невестой. Кроме того, ей придется тогда покинуть Девоншир и лишиться утешения, которое ей приносит здешняя природа. Нет, сказала она себе, открывая глаза, ее не склонить к браку с мистером Спрулом.

Порыв ветра с вересковой пустоши заставил девушку очнуться от дум. Как прекрасно было вокруг! Почки набухли и готовы были вот-вот лопнуть, на ветках заливались дрозды. Но Тереза слишком хорошо знала, как обманчива эта красота. Ночные заморозки могли уничтожить раскрывающиеся почки, кошка – разодрать птичку, а охотничьи собаки – затравить лису, поедавшую, в свою очередь, кур. Кого в этом мире могло бы удивить, если бы мистер Спрул, по всему приветливый человек, в конце концов, оказался лицемером и тираном? Как вообще можно было рисковать выходить замуж за человека, которого почти не знаешь?

Тереза поднялась, сняла перчатки и засунула их за пояс платья. В чем она настоятельно нуждалась в этот момент, так это в симпатии сведущей женщины. Ее близкой подругой была жена фермера миссис Дженнингз, хотя общение с ней ни в коей мере не поощрялось в господском доме. Но отец и Вильям были сейчас на охоте, а Элизабет – слава Богу! – занята своими собственными заботами. Тереза вышла из сада, пересекла буковый лес и мостик над ручьем и направилась не в открытое поле, а кратким путем, через овраг – к ферме.

Фермер Дженнингз пахал. Тереза видела его силуэт вдали на фоне неба и слышала, как он понукал лошадей. Вдруг раздался громкий собачий лай, и с пахотной борозды, каркая, взлетела стая ворон. На поле выскочила свора охотничьих собак сквайра Фортескью. За ними на какое-то мгновение появились всадники в красных костюмах для верховой езды: Фортескью, сосед Ховардов, и его гости. Вскоре они исчезли за холмами, и наступила тишина.

Тереза толкнула белую садовую калитку и направилась к дому – простому зданию с асимметричными маленькими окнами и низкой покатой крышей. Через раскрытую дверь в кухню можно было увидеть миссис Дженнингз, которая мыла посуду.

Как большинство местных женщин из простых она носила белый чепец, под которым скрывались ее пышные черные волосы. В ее глазах всегда прыгали смешинки, как бы пытаясь уличить во лжи ее тайную скорбь, ибо, хотя миссис Дженнингз была еще молода и уже десять лет замужем, у нее не было детей. Тереза никогда не знала, о чем думает эта немногословная женщина. Но одно было известно точно: если она приходила к миссис Дженнингз в подавленном настроении, то уходила в приподнятом.

– Ах, мисс Тереза! – воскликнула миссис Дженнингз, и теплота ее голоса была для Терезы самым радушным приветствием. – Вы пришли посмотреть щенят Олли?

Тереза совсем забыла про щенят, но, представив, как прикоснется к их маленьким пушистым телам, поняла, что это утешит ее. Миссис Дженнингз провела ее в уютную, безупречно чистую комнатку и предложила стакан свежего молока. Затем она принесла большую корзину.

– Я посадила Олли на цепь, а то она не любит, когда трогают ее детенышей. – Миссис Дженнингз улыбнулась и вернулась на кухню. Тереза, сразу обо всем забыв, не обращая внимания на платье, уселась прямо на пол и погрузила руки в корзину, где копошились крохотные пищащие существа с острыми, как иголки, зубками. В это мгновение она была по-настоящему счастлива. От радости щеки ее окрасились румянцем, и она стала похожа на беззаботного ребенка, каким в действительности никогда не была.

Она высоко подняла барахтающегося щенка и громко рассмеялась, когда он лизнул ее в нос. И тут она вдруг почувствовала, что не одна.

В дверях стоял мужчина.

Его тень падала в комнату, заполняя, казалось, все пространство. Тереза, окруженная щенками, не могла встать, а мужчина рассматривал ее так бесцеремонно, что она, в свою очередь, с удивлением уставилась на него.

На нем были облегающий охотничий сюртук, белые брюки для верховой езды и черные сапоги. Правой рукой, затянутой в кожаную перчатку, он держал шляпу с блестящими полями и хлыст с серебряным набалдашником филигранной работы. Искусно повязанный галстук скрепляла необычной формы булавка с бриллиантом. Загорелая кожа и высокие скулы придавали его лицу какой-то экзотический вид, под темными бровями опушенные густыми ресницами холодно и ясно сверкали светло-голубые глаза. Его взгляд, как показалось Терезе, был жаждущим, почти алчным; какая-то тайна окутывала его. К ее изумлению, он не носил ни парика, ни современной прически; по обычаю минувших дней он заплел свои густые черные волосы в косу, перевязав ее черной шелковой лентой.

Когда он заговорил, Тереза даже испугалась, поскольку взирала на него, как на картину, совершенно забыв, что это человек из крови и плоти.

– Не вставайте, – произнес он небрежно, входя в комнату и направляясь к пылающему камину. – Клянусь честью, ваши фермеры живут не так уж и плохо – с утра разжигают камин. Меня удивляет, что в Девоншире все такие нежные.

Он говорил слегка высокомерно, о чем, казалось, сожалел, но был не в силах превозмочь себя.

Тереза всегда чувствовала себя в присутствии посторонних смущенно и скованно, но как только она поняла, что ее приняли за дочь фермера, сразу преодолела свою робость в надежде, что чужая маска защитит ее.

– Вы говорите так, сэр, как будто приехали из Корнуолла.

Он засмеялся.

– Точно. Я из Корнуолла и возвращаюсь домой, слава Богу.

Однако слова прозвучали нерадостно, тень набежала на лицо, словно возвращение домой, о котором он тосковал, не сулило ему ничего хорошего.

Обычно Тереза относилась к окружающим, как к опасным и непредсказуемым существам, от которых лучше держаться подальше, но на сей раз, вопреки своим привычкам, она почувствовала любопытство и поэтому спросила:

– Вы были на охоте?

Он наклонился, чтобы подбросить полено в камин, и небрежно ответил:

– Старый Фортескью пригласил меня с парой друзей…

– Значит, поэтому бриллиантовая булавка!… – выпалила Тереза.

Она замолчала, не желая продолжать, но он, резко обернувшись, вопросительно посмотрел на нее. Тесс покраснела и поспешила объяснить.

– Я просто подумала… поскольку сквайр играет и ведет обычно большую игру… Это его булавка. Он часто ее проигрывает, потом опять возвращает себе… Когда вы произнесли его имя, я поняла, где ее видела. Мой отец тоже однажды выиграл ее…

Она тут же замолчала, но было поздно. Он нахмурил брови. В мгновение ока его речь и поведение изменились.

– Кто вы?

Она медлила с ответом. Ей не хотелось, чтобы ему стало известно ее имя, а отец узнал потом об их встрече. К счастью, в комнату вошла миссис Дженнингз, предложив мужчине блюдо с сандвичами и оловянный бокал с сидром.

– Присядьте, сэр, и закусите, пока не обсохнет ваша лошадь. Мисс Тереза, помогите мне, пожалуйста, собрать щенят в корзину, а то Олли уже нервничает.

Тесс поднялась и выполнила просьбу фермерши. Последнего, самого маленького щеночка, прежде чем положить в корзину, она поднесла к лицу и чмокнула в наморщенный лоб.

Молодой человек, с бокалом в руке, наблюдал за ней.

– Если вы захотите взять этого щенка, то сделаете плохой выбор.

Почувствовав вызов, Тесс высокомерно ответила:

– Я восхищаюсь силой и красотой, но любить предпочитаю слабых, которые заброшены и несчастны.

Он изучающе посмотрел на нее. Она хотела отвернуться, но, протянув руку, он тронул ее за рукав.

– Простите, мисс. Сначала я решил, что вы еще ребенок. Но теперь вижу, что передо мной молодая леди.

Затем, уже схватив ее за руку, он наклонился к Терезе и представился в полунасмешливой манере..– Деймон Трегарон – к вашим услугам.

Тесс присела в вежливом реверансе, не называя своего имени, и собралась уходить.

– Не могли бы вы еще немного задержаться и разделить со мной трапезу? Я бы показал вам, что мы, с западного побережья, хоть и немного неотесанные, но совсем неплохие.

Хотя ей очень хотелось остаться, она знала, что должна уйти. И вновь на помощь пришла миссис Дженнингз.

– Не сердитесь, сэр, но мисс Терезу уже, наверное, ищут и будут бранить дома. – И затем обратилась к девушке: – Я видела лошадей в овраге. Ваш отец возвращается.

Тесс испугалась. Вне всякого сомнения, отец, сняв сюртук, тут же велит позвать Терезу. Внезапно ее пронзило воспоминание о письме Тома: угроза сумасшествия и опасность навязываемого брака. Она пошатнулась. Мужчина шагнул к ней и едва успел подхватить. Лишь на мгновение его сильные руки прикоснулись к Терезе, но этого было достаточно, чтобы, внезапно очнувшись, она резко отпрянула от него и выскочила в дверь. Как преследуемая убегала она от этого удивительного мистера Трегарона, заставившего ее на какое-то время забыть все свои тревоги.

Глава 2

Когда Тесс вошла в большой зал, Элизабет, склонившись над балюстрадой, воскликнула:

– Где тебя носило? Отец уже дважды звал тебя. Он в дурном настроении. Думаю, вчера ночью он проиграл у Фортескью кучу денег.

– Где он? – спросила Тесс, надеясь, что голос ее звучит достаточно уверенно.

– В библиотеке.

И когда Тесс направилась туда, Элизабет добавила:

– Твои перчатки, сестра! И платье все помято, да и волосы…

Ох, как же она невнимательна! Тесс торопливо вытащила из-за пояса перчатки и расправила платье. Затем она попыталась пригладить волосы, но от этого они еще больше пришли в беспорядок.

– Оставь! Иди как есть, все равно папа не ждет от тебя ничего хорошего.

Мистер Ховард уже успел сменить сюртук для верховой езды на просторный бархатный шлафрок. Он беспокойно мерил шагами комнату, казалось, его мучили боли в спине. Вильям стоял тут же, прислонившись к книжной полке. Он уже успел выпить, как подметила Тереза, поскольку щеки его покраснели, глаза блестели. Он насмешливо приветствовал Тесс поднятым в руке бокалом.

Тесс хотела что-нибудь сказать, но, не найдя нужных слов, уставилась на отца одним из тех взглядов, что так его всегда раздражали.

– Как любезно с твоей стороны, что ты уделяешь нам чуточку своего драгоценного времени! Чем ты занималась? Навещала бедных? Писала письмо своему брату Гарри? Или грела утюги, чтобы помочь моей бедной спине? Тебя не могли найти ни дома, ни в саду…

– Ты же видишь, что она опять носилась по лесу, – бросил Вильям, – ее туфли полны земли…

– Отвратительно! Но я не собираюсь вновь призывать свою дочь вести себя, как подобает даме. Томас, кажется, нашел решение твоим проблемам. Да к тому же такое, которое тебе наверняка понравится, поскольку, в конце концов, это желание любой девушки – выйти замуж.

Тесс молчала, только побледнела еще больше. Ховард рассмеялся.

– Это тебя удивило, не правда ли? Конечно, ты согласна с нами, что тебе не так легко найти приличную партию. Скажи-ка сама, моя милая, ты необыкновенная красавица, занятная собеседница, превосходная хозяйка?…

– Нет, сэр.

Вильям хихикнул и отпил из бокала большой глоток

– Отлично, Тереза. Самопознание – это первый шаг к совершенствованию. Итак, ты сама прекрасно знаешь, что тебе нечего надеяться на сказочного принца. Речь пойдет об одном из школьных приятелей Томаса, и твой брат ручается за его характер. Партия, конечно, не из блестящих – он работает на обувной мануфактуре своего отца в центральных графствах, – но это состоятельные люди безупречной репутации. Безусловно, нельзя превратиться так сразу в приличную особу, но будем надеяться по крайней мере, что во время его посещения ты покажешь себя опрятной и любезной девушкой, которая способна поддержать беседу, даже если он сам лишен остроумия. В общем-то, ты смотришься не так уж и плохо, если тебя приодеть и причесать. Ну, об этом мы позаботимся. Камеристка Элизабет поступит в твое распоряжение, поскольку твоя сестра отправится в это время в Лондон. Поэтому можешь не бояться, что она, как обычно, затмит тебя. Ты что, язык проглотила? Что скажешь?

Тесс провела языком по пересохшим губам.

– Я не могу возражать против того, чтобы друзья Тома погостили у нас, но не обещаю, что приму предложение этого господина.

У Ховарда перехватило дыхание.

– Но почему?

Она пожала плечами.

– Я знала некоторых из коллег Тома. И ни один мне не понравился.

– Понравиться тебе? Да какое это имеет значение? Ты не хочешь иметь собственный дом, детей? Во все времена молодые девушки выходили замуж за стариков, потому что так желали их родители, а мистер. Спрул, о котором идет речь, меньше чем на шесть лет старше тебя, – останавливаясь перед Терезой, возмущенно произнес Ховард. – Я не хочу приказывать, Тереза, но мне надо заручиться твоим согласием, чтобы молодой человек не напрасно предпринял путешествие, вместо того, чтобы где-то в другом месте найти себе более сговорчивую невесту. Тереза дрожала всем телом.

– Я не выйду замуж за мистера Спрула, – повторила она с решительностью, которая удивила ее саму.

Ей вдруг показалось, что где-то вдалеке она слышит насмешливый смех джентльмена из Корнуолла.

Столь неожиданное упорство дочери заставило вздрогнуть привыкшего к повиновению Ховарда. Он размахнулся и сильно ударил ее по лицу.

– Убирайся к себе в комнату! И сегодня ты останешься без ужина.

Сидя за туалетным столиком, Элизабет расчесывала волосы. Она бросила на сестру быстрый взгляд. Слезы Тесс и красное пятно на левой щеке говорили сами за себя.

– А ты действительно глупа, моя милая. Для чего возражать отцу? Я уверена, тебе не составило бы труда сделать так, чтобы этот обувщик не просил твоей руки.

– Это было бы непорядочно. Ни по отношению к нему, ни по отношению к отцу.