© Тынибеков Абай, 2024
© ТОО «Издательство «Фолиант», 2024
Пролог
Оскудела сакская земля. Много летняя засуха истощила её до неузнаваемости. Пустыня нещадно наступала на некогда благодатные степи, захватывая их и покрывая песками на огромные расстояния. Полынь уступала место саксаулу и солянкам. Оксианское озеро высохло настолько, что превратилось в болото. Возникшие на его берегах бурые суглинки в отличие от рыхлых песков уже не впитывали в себя изредка выпадавшую дождевую влагу, а испаряли её со своей поверхности, оставляя всю прибрежную равнину необычайно гладкой и безжизненной, а воду в нём, прежде пресную, превращали в непригодную для питья из-за солоноватого вкуса.
Племена массагетов и тиграхаудов отступали с насиженных мест под натиском сильных зимних морозов и бесконечных летних пыльных бурь, всё больше прижимаясь к берегам реки Яксарт. Люди теснились на небольшой территории, вынужденно вступая между собой в кровопролитные стычки за каждый клочок живой земли, чтобы любой ценой отстоять его для сохранения жизни своим потомкам. Попытки вождей хоть как-то повлиять на ситуацию были тщетны и со временем почти прекратились. Наступил период хаоса. Всё чаще средь тревожных ночей слышались звуки сражений. Кто-то вновь совершал набег на соседнее с ним поселение, вырезая там своих собратьев, угоняя остатки их скота, ставшего бесценным после столь продолжительного мора. Никакие призывы умудрённых старцев к благоразумному поведению не могли остановить доведённых до отчаяния голодных саков. Всюду текла людская кровь, и уже никто не обращал внимания ни на принадлежность к тому или иному племени, ни на родство между собой. Наступило дикое время главенства силы над разумом.
Мужчины уже не предавались воспоминаниям о былых достойных временах, а женщины уже не верили в то, что в скором будущем произойдут добрые перемены в их жизни и особенно – в судьбах их детей. Казалось, все люди забыли о том, кто они есть на самом деле, о том, что можно думать и поступать иначе, нежели они дозволяли себе теперь. Мольбы о ниспослании покоя и еды, еды и покоя заслонили все другие помыслы и слова. Каждый неистово и исступленно шептал их и наяву, и во сне, но уже не всякий задумывался об их истинной сути. Для этого попросту не хватало сил, всецело потраченных на борьбу за выживание, отнятых противостоянием, доведшим до крайнего истощения. Очерствевшие души существовали в изможденных телах сами по себе, словно и не были никогда с ними единым целым.
Часть первая. «…И бывали дни безверия и отречения»
329 год до н. э.
Глава первая
Одинокий всадник находился на самой вершине высокого холма. Шквальный ветер своими мощными порывами едва не сдувал с ног его скакуна, налетая с каждым разом всё сильнее, словно не желал встречать на своём пути даже такую, казалось бы, ничтожную преграду. За долгих четыре года этот страшный посланец небес изрядно нагулялся на бескрайних степных просторах, разметая всю живность, подгибая её под себя, зачастую забирая людские жизни, но не насытившись ещё вдоволь и продолжая свои неустанные жуткие игрища.
– Чем же мы провинились перед тобой, о великое небо! Когда ты вновь обуздаешь и вернёшь к себе своего слугу потешаться с облаками и оставишь в покое нашу многострадальную землю? В зимы он иссекает нас снежными иглами. Летами же избивает нас песчаными бурями. Будет ли этому конец? Жизнь едва теплится в степи. Уже почти нет скота. Людей скоро тоже не станет. Они и так едва не лишены разума, а ты всё продолжаешь насылать на их бедные головы этот бесконечный ветер, – шептал всадник, взирая сквозь бурю на небосвод.
* * *
Всадник оглянулся. Внизу, в сплошной пыльной завесе, словно в густом тумане, медленной вереницей продвигались полторы тысячи кибиток. Изредка до его слуха доносились поскрипывания огромных деревянных колёс и хлопки старых дырявых пологов. По бокам, управляя уставшими волами, сильно пригибаясь под ветром, шли мужчины. Под натянутыми шлемами их лица, так же как и у него, были прикрыты до самых глаз тряпичными лоскутами. Впереди обоза находилась сотня конных воинов. Позади тянулся небольшой табун лошадей. Чуть поотстав от него, двигались тридцать шесть сотен войск.
«Да, мало нас осталось. Если в это лето не закончится ненастье, то до следующего никого уже не будет в живых», – подумал всадник.
Он осторожно спустился с холма и направил скакуна вдоль кибиток, стараясь рассмотреть сидящих в них женщин и подростков. Стариков и младенцев не было. Первые уже все вымерли, а вторые почему-то не рождались в эти годы. Проследовав до передовых воинов, он велел сотнику выслать вперёд отряд дозорных, дабы те осмотрели всю округу и нашли подходящее место для ночёвки.
– Вот что, сотник, здесь недалеко должно быть заброшенное поселение. Пусть дойдут до него. Там наверняка есть колодец. Он очень нужен нам, – всматриваясь вдаль сквозь пелену пыли, произнёс он.
– Слушаюсь, правитель, – тот склонил голову, стегнул плёткой коня и подлетел к ожидавшим его воинам.
Десятник, внимательно выслушав его, тут же умчался со всеми своими людьми, растворившись в наступающих сумерках.
* * *
Бывший стан одного из вождей массагетских племён встретил путников унылой опустошённостью. Даже в темноте, выделяясь своими чёрными бесформенными силуэтами, проглядывались давно обрушившиеся строения, издали напоминающие по своим формам больше нагромождения низких скал, нежели людские творения. В двух местах уже горели костры, разожжённые дозорным отрядом. Их тусклый свет всполохами освещал ближние к ним руины, отчего те обретали необычный жёлтый цвет. Между ними на довольно большой площадке поставили в круг кибитки. Недалеко от них, окружённый со всех сторон низкими повалившимися стенами, был большой загон для скота, куда и впустили совместно со всеми лошадьми распряжённых волов. Из скудного запаса для них набрали немного пшеницы и ячменя. Женщины с детьми засуетились, разжигая костры.
– Правитель, он находится вот здесь, – десятник дозорного отряда стоял в свете факела чуть в стороне от загона.
Старший подошёл к нему и стал вглядываться под ноги. Десятник склонился и вместе с подошедшим к нему воином с усилием за что-то потянул. Лишь присев, старший понял, что это были конские шкуры, сложенные в несколько слоёв. Под ними, окаймляясь слегка раскрошенными кирпичами, зиял чернотой колодец. Правитель подобрал камушек, протянул руку вперёд и разжал пальцы. Тут же донёсшийся до слуха тихий всплеск воды засвидетельствовал о её близком нахождении.
– Напоите одну из ослабших лошадей. Сами пока не пейте, – поднимаясь и убрав с лица повязку, повелел старший сотнику.
– Слушаюсь, правитель, – покорно склонил голову военачальник.
Стоявшие в нескольких шагах от них женщины, готовые уже набрать воду, услышав его слова, развернулись и ушли к кострам.
– Ничего, немного потерпим, – посмотрев им вслед, прошептал старший.
Ветер по-прежнему не унимался, но здесь, в этом месте, на тыкаясь на остатки строений, он был уже несколько слабее, отчего люди ощущали долгожданное затишье. В темноте на четырёх окраинах поселения среди завалов стояли парные караульные, зорко следя за округой. Ближе к полуночи к костру, у которого сидел старший, тихо подошёл человек.
– Ну, что там? – спросил его старший.
– Уже набирают. С конём всё в порядке, – присев, ответил тот. – Скоро будем поить лошадей и волов.
– Хорошо, – кивнул старший и вновь перевёл взгляд на огонь.
– Тебе нужно отдохнуть, – подкидывая хворост в костёр, тихо произнёс человек.
– Знаешь, Чардад, а ведь все эти поселения построил мой дед Дантал. Ему тогда было лет на десять больше, чем мне теперь, а он уже столько успел сделать, – взглянув в глаза соратнику, задумчиво начал старший. – Вот эти колодцы были вырыты по его велению. Тогда все они служили процветанию земли, теперь же спасают остатки народа.
– Я многое слышал о нём, Дассария, он был могучим властителем. Мой дед Трафардар был очень дружен с ним и крепко любил его. Выходит, мне сейчас столько же лет, сколько было тогда великому правителю, – вздохнул собеседник.
– Мои дяди Карий, Рум, Гайат, Боро, Сунна, Далл и мой отец Турия продолжили его дело, правя землями по два года, как он завещал, но не у каждого из них всё получилось так, как он хотел. Ну а мне… – Дассария запнулся на полуслове и опустил голову.
– В том, что творится, нет твоей вины. На всё воля небес. Будь на твоём месте кто-то другой, и он бы ничего не изменил, не исправил. Ты можешь править людьми и влиять на них, но тебе не подвластны его творения, – Чардад взглянул на небо.
– От этого не легче. Да и людей почти нет. Только вы остались у меня. Ты, вождь целого племени, кто не так давно командовал десятью тысячами, теперь под рукой не имеешь даже сорока сотен воинов. Те, кто пролили друг другу кровь у берегов Яксарта, больше никому не навредят. Они уже никогда не станут ни братьями, ни врагами. Неужели всё кончено? Если нам не удастся объединить все наши силы, то ничто не сможет остановить греков в борьбе за власть над землями саков. Их одолевает вовсе не та жажда, что докучает нам, – досадно мотнув головой, Дассария замолчал.
Со стороны колодца уже слышался плеск воды, воины поили лошадей и волов. К своим кострам прошли сотники и десятники. Женщины принесли воды и немного еды. Приступили к трапезе.
– Утром нужно будет отправить по округе небольшие отряды лазутчиков и узнать, нет ли людей. Сами же побудем пока здесь, – высказался Дассария.
– Слушаюсь, правитель, – кивнул вождь.
Вскоре все в лагере уже спали. Только караульные бесшумно сменяли друг друга.
* * *
Двадцатипятилетний Дассария, последний потомок великого хромого властелина племён массагетов и тиграхаудов Дантала, его внук от младшего сына Турии, шесть лет назад, после смерти отца был провозглашён всем народом верховным правителем. Сакская земля продолжала процветать и прибавляться населением. Прошло всего два года его правления, и первые отголоски ненастья стали проявляться ужасающим зимним холодом, а уже следующим летом оно обрушилось во всю свою мощь, явившись нестерпимым зноем на поселения и пастбища. Дикая природа бесновалась, не обронив в это лето на землю ни единой капли дождя, всё усиливая жару, наполняя воздух раскалёнными порывами. Целый год люди в кочевьях со свойственной им терпеливостью провели в ожидании ослабления этого неимоверного натиска, но подступившая осенняя пора показала, что не произойдёт ничего, напоминающего предыдущие благодатные годы.
Морозы ударили задолго до зимы, а весна, та, к которой они привыкли, так и не наступила, и после стужи внезапно задули горячие ветра, выбивая из-под ног всю влагу, иссушая землю, уничтожая весь её растительный покров. Всюду сквозь завывание ветра стало слышно жалобное блеяние овец и коз и непривычно частое утробное мычание быков и коров. Ещё ближе подступили пески, от которых сильными удушающими завихреньями неслись тучи пыльной россыпи. Мелкие речушки и небольшие озёра исчезали прямо на глазах, оставляя после себя испещрённые паутинами трещин неглубокие русла и днища. Дозорные отряды постоянно выезжали в разные стороны, преследуя лишь одну цель – найти подходящие пастбища, но как они ни старались, а обнаружить их не могли, так как таковых уже не оказалось. Везде царило одно и то же.
Только побережья вечного Яксарта в его нижнем течении продолжали неизменно нарождать сочные травы. Со всей степи потянулись к ним сакские племена. К концу лета все прибрежные долины были полностью вытоптаны тысячами копыт. Наступил падёж скота. Туши не успевали зарывать, и в отдалении всё росли их нагромождения, от которых неслись зловонные, тошнотворные запахи. Выпавший ранний снег нещадно добивал самую слабую часть живности – ягнят и телят. Лишь лошади, неприхотливые верные животные, ещё чудом держались на ногах, ведя с собой жеребят, и продолжали отбивать копытами белый покров в поисках редких пожухлых стебельков. От чрезмерной тесноты новых поселений и близости к ним скотомогильников начали болеть люди. Первыми умирали старики и малые дети. Ночами всё ближе и ближе к стоянкам стали слышны волчьи завывания. Они целыми стаями устраивали пиршества. Несколько раз сотни воинов выступали на их отстрел, но те бесконечно прибывали, и уничтожить их полностью не удавалось.
Всё чаще среди народа стали возникать споры. Причины были всевозможные, порой абсолютно не относящиеся к таким трудным условиям жизни. Достаточно было кому-то одному не так что-то сделать или не к месту высказаться, и этого хватало для вспышки распрей. Нервные, раздражённые и измождённые до крайности люди были не в состоянии спокойно выдерживать столь близкое присутствие огромного числа сородичей. Каждому стало казаться, что его сосед подворовывает что-то у него, а со временем приходила ничем, впрочем, не подтверждённая уверенность в этом. Начались частые и яростные схватки, но вовремя оповещённый верховный правитель тут же брал смутьянов под стражу и содержал в изоляции несколько дней до полного их успокоения. Прошло какое-то время, и до него донеслись слухи о более масштабных проявлениях людского недовольства, выражавшихся в столкновениях между племенами. Такое положение становилось очень опасным. Призванные к Дассарии двенадцать вождей массагетов и восемь вождей тиграхаудов заверили его о немедленном наведении порядка в своих лагерях. Вскоре он убедился в их исполнительности. Несколько бунтарей были прилюдно казнены. Народ смиренно притих.
Пролетело ещё два страшных года, унесших с собой жизни почти половины всего населения. Из живности осталась лишь треть лошадей. Больше ничего не было. Среди прошедшей последней зимы, несмотря на все предпринимаемые меры, всё-таки случилось первое ожесточённое сражение между племенами массагетов и тиграхаудов. Кровь лилась рекой. Неимоверным усилием Дассарии удалось успокоить саков, но все его старания так и не привели к миру. Теперь в их душах зародилась кровная вражда, и при такой неразберихе трудно было понять, кто из них прав, а кто виноват. В бойне полегло почти двадцать тысяч воинов. После такого небывалого массового столкновения некоторые из вождей, избегая его повторения и не желая больше находиться рядом с остальными, увели остатки своих племён неизвестно куда.
Неожиданно к сакам подступила и другая беда. В этот же год с самого наступления весны в соседнюю с ними Согдиану из области Бактрия внезапно вторглись полчища македонянина Александра – грека Ксандра, как нарёк его степной народ. Он осадил и вскоре захватил её главный город Мараканд. В начале лета часть его войск уже подошла к берегам реки Яксарт, к её самому южному изгибу. Не вступая с ними в сражение, верховный вождь массагетов и тиграхаудов Дассария отступил на северо-запад своих земель – слишком неравны были силы. Почти каждую ночь неожиданно снимались со стоянок и, не прощаясь с ним, уходили вожди, возглавляя своих людей. Описав полукруг и вновь вернувшись к восточным землям, где прежде, ещё при его деде Дантале, проходила граница с тиграхаудами, которых тот завоевал и покорил при последнем своём сражении, не доходя до нижней излучины Яксарта, царь Дассария остановился. Он упорно не хотел покидать исконно сакские края.
* * *
На заре Чардад пробудился и вскочил на ноги, разминая тело. Дассарии у костра уже не было. Оглянувшись по сторонам, Чардад увидел его стоящим на стене загона и смотрящим куда-то вдаль. Без шлема он выглядел как-то иначе, не столь сурово, более привычно и даже обыденно. Его длинные золотистые волнистые волосы сильно развевались на ветру, отчего он часто поправлял их, убирая с лица. Чардад, как и все, уже давно привык к его довольно странному виду, не характерному для чернявых саков. Он знал о том, что такой цвет волос достался Дассарии от его бабушки, гречанки по происхождению, но почти всю жизнь проведшую здесь, в степи. Из рассказов своего деда он помнил, что все саки называли её царицей Аритией Златовласой, и сейчас, глядя на её внука, он пытался представить, как могла она выглядеть, но ничего из этой затеи у него не получалось. Перед его глазами сразу возникал облик Дассарии. Подойдя к нему, Чардад спросил:
– О чём задумался, правитель?
– Да так, Чардад, о разном. Никак не могу поверить, что во всех этих необъятных просторах мы не найдём своих людей. Куда они разбрелись? Мы столько прошли, а ни одной живой души не повстречали на своём пути. Не могли они все погибнуть. Нет. Мы ведь ещё держимся, а среди вождей все до единого очень крепкие мужи, и так просто они не склонятся перед волей судьбы, – спрыгивая со стены на землю, уверенно произнёс тот. – Я верю, что нам с тобой однажды всё же удастся собрать большое войско и выбить из нашей земли всех пришлых завоевателей. До сих пор ещё никто не осмелился вступить в неё безнаказанно и тем более стать победителем. Эх, если бы не это ненастье, мы бы давно разгромили их.
– Дассария, а в тебе ведь тоже течёт греческая кровь. Выходит, к нам пришли не совсем уж и чужие для тебя люди. Я прав? Как ты считаешь? – рассмеялся Чардад, похлопывая друга по плечу.
– Не шути так, Чардад! Ты же знаешь, что я сак и только сак. Моя добрая бабушка хоть и была гречанкой, но даже думала на сакском языке. Вот, брат, как было-то на самом деле. Она никогда не забывала о своей далекой отчей земле, но любила всем сердцем только эти края, где провела всю жизнь рядом с самым дорогим ей человеком – моим дедом Данталом, – незлобиво парировал Дассария.
– Ладно, Дассария, не бери в голову. Я ведь это сказал просто так, для красного словца. Прости, коль что-то не то допустил. Не хотел я обидеть тебя, – уже серьёзно добавил Чардад.
– Да нет, чего уж там, всё нормально, я ведь тоже понимаю тебя. Какие могут быть обиды между нами. Хотя, конечно, признаюсь, что в душе мне неприятно оттого, что именно её сородичи пришли вдруг в наши земли. Этого не должно было быть, – с грустью произнёс Дассария.
– Прости меня. Я не то сказал, – Чардад виновато взглянул ему в глаза.
– Не стоит, Чардад. Ты ведь отчасти прав, и от этого мне уже никуда не деться, – улыбнулся Дассария.
Они подошли и присели к костру.
– Скажи, Дассария, а ты их языком владеешь или понимаешь хотя бы? – успокоившись, спросил Чардад.
– Да откуда же? Аритию Златовласую, бабушку, я и не видел. Ты ведь сам об этом помнишь. Я вон когда появился на свет. Даже моему отцу уже было сорок лет, – ответил Дассария, отпив воды.
– Да, жаль. Пригодилось бы, – с досадой произнёс Чардад.
– Смотри-ка, вроде сегодня немного тише стало. Ветер стих, ты заметил? – осматривая утренний небосвод, прошептал Дассария.
– И то верно. Может, пришёл конец ненастью? Как ты думаешь? Мне не очень верится в это, – также взирая ввысь, спросил Чардад.
– Не знаю, что и ответить тебе. Хорошо бы так. Легче бы стало, – глаза Дассарии блеснули.
Подошла молодая женщина, принесла еду. Взглянув на куски парящейся конины и лишь теперь уловив витавший по округе ароматный запах, Дассария удивлённо и настороженно посмотрел в глаза собеседнику:
– Откуда это? У нас ведь только вяленое мясо? А это свежее.
– Не тревожься. С той кобылицей, которую напоили из колодца первой, всё в порядке. Она жива. А это один из самых старых наших жеребцов. Он чуть не пал в прошлую ночь. Что-то с одной ногой у него случилось. Вот его и решили заколоть. Зачем зря мясу пропадать, – спокойно ответил тот.
– Что ж, раз так вышло с ним, людям и в самом деле впору поесть, хоть немного, но свеженины. Устали все, особенно женщины и дети, – взяв кусок и ловко отрезая от него часть, произнёс Дассария.
Они ели молча, наслаждаясь вкусом свежего мяса, тщательно и подолгу прожёвывая его, выдавливая соки крепкими зубами.
– Правитель, не желаешь ли жару испробовать и обмыться чистой водой? У меня всё уже готово для этого. Прошу тебя, – заметив, что вождь закончил трапезу, обратился к нему подошедший десятник.
– Жару, говоришь? – улыбнулся Дассария, поднимаясь с места. – Сколько можно его перенести? А, Чардад?
– Это хорошо. Весьма кстати. А то я весь уже зачесался, – подхватывая шутливый тон друга, вскочил и тот на ноги.
Десятник проводил их к сооружённому им небольшому островерхому шатру, обтянутому поверх жердей, сведённых концами в одно перекрестье, множеством воловьих шкур. Из самой его верхушки тянулся белёсый дымок. Взглянув по сторонам и увидев в отдалении ещё несколько таких же, как этот, шатров, Дассария довольно кивнул, понимая, что все его люди сегодня хорошенько отмоются.
Раздевшись донага, они вдвоём нырнули в низкий вход, тут же наглухо закрыв его толстой шкурой. Внутри могло вместиться всего четыре человека, и то только сидя. Посреди шатра, обложенная по кругу кусками кирпича, возвышалась груда раскаленных головёшек, поверх которых лежали небольшие, величиной с кулак, камни. Расположившись с двух сторон от груды, они недолго посидели, чтобы привыкнуть к жару, затем откинулись на спины. Чардад плеснул на камни воду из стоявшего рядом кувшина. Клубы обжигающего пара взметнулись наверх и заполнили всё внутреннее пространство. Тела тут же покрылись мгновенно выступившими бисеринками пота. Стало трудно дышать. Оба открыли рты, заглатывая воздух. Чардад вновь и вновь поливал небольшими порциями воды сильно шипящие камни. Жар уже стоял неимоверный и едва переносимый, но соскучившиеся по нему их тела продолжали с жадностью принимать и впитывать его. Удовольствие было огромное. Они уже сидели и растирались руками, ополаскивая потеплевшей водой лица, часто пофыркивая и раздувая ноздри.
– Вот это да! Ну прямо заново родился, – пыхтел Дассария.
– И не говори, чувствую себя словно младенец, – восхищался Чардад.
– А ещё водица холодненькая ждёт нас там, снаружи, – предвкушая ещё большее наслаждение, кряхтел, будто старик, Дассария.
– Это точно, – соглашался Чардад.
– Я и не помню, когда такое было в последний раз, – стряхивая руки, сопел Дассария.
– Да, давненько не было. Что верно, то верно. Хорошо и, главное, очень вовремя затеяно. Люди от усталости избавятся, взбодрятся и сил наберутся, – вновь соглашался Чардад, шерудя палкой в головёшках.
Они ещё долго находились в шатре, пока не сошёл весь жар. Выскочив из него наружу, они тут же стали обливаться холодной водой, что была заботливо приготовлена в небольших кожаных мешках. Десятник, с улыбкой взглянув на них, направился по своим делам.
– Ты смотри, а это откуда? – наклонившись, произнёс Дассария.
Не новые, но чистые одежды лежали на месте их прежних.
– Хороший сегодня денёк! И мясо, и жар, и вот это ещё, – одеваясь, довольно произнёс он.
– Всегда бы так! – размечтался Чардад.
Люди теперь были свежи и улыбчивы. Впервые со дня начала похода.
* * *
К полудню распогодилось. Ветер изредка набегал, но был уже прохладнее и чище. Возвращались дозорные отряды. Никого в округе обнаружить не удалось.
– Может, здесь осядем на время? – спросил Чардад, присаживаясь к огню.
– Если в ближайшие дни не будет дождя, то мы не сможем находиться в этом месте. Лошадям нужен корм, а его всё меньше и меньше. Без них нас ожидает только смерть. Нам нужно дойти до спасительных берегов Яксарта. К их северной части. Неизвестно, до каких наших земель дошли греки от Согдианы. Может быть, именно туда, в срединную часть или же в низовье реки, всё-таки вернулся кто-нибудь из вождей и сумел там сохранить своих людей, – поделился мыслями Дассария.
– Ты прав. Мы ничего не знаем о том, что творится вокруг нас, и идти вслепую, да ещё на ослабших конях, очень опасно, – согласился с ним Чардад.
* * *
В эту ночь пошёл дождь. Небеса наконец сжалились над людьми. Костры, тут же зашипев, потухли. Дассария, как и все, стоял, раскинув руки, подставляя лицо и ладони под тяжёлые холодные капли. Ему не верилось в то, что произошло. Молитвы, с которыми он часто обращался к небесам, были услышаны. Теперь он шептал слова благодарности.
Дождь усилился и лил до самого утра, затем поутих и вовсе перестал. На заре небо было уже чистым, и первые лучи плавно восходящего светила блеснули по мокрой земле, заиграв мириадами искорок в небольших, но многочисленных лужицах. Вскоре от земли пошло сильное испарение, своим дрожащим маревом покрывая всю округу. Влажный душный воздух был непривычен и вбирался людьми хоть и с наслаждением, но с большим усилием. Животных словно подменили. Лошади часто вскидывали головы, пофыркивая, и, лягаясь, задрав хвосты, стали кружить в загоне. Все быки, вытянув морды, широко раздували огромные ноздри, часто облизывали длинными языками влажные носы.
Кибитки, отмытые от пыли, заметно посвежели. Их кожаные покрытия выглядели теперь иначе, отдавая некой новизной. Огромные деревянные колёса потемнели от влаги, отчего на них проглядывались годовые прожилки. Руины поселения изменились в цветах, став ярче и желтее. Всюду заиграли свежие краски. Всё преобразилось, перестав быть однотонным от покрывавшей пыли.
Иными стали и сами люди. Прежде немногословные и унылые, теперь они были подвижны, бодры и говорливы. Поменялись виды, изменились и звуки. Всё чаще и громче стали слышны женские голоса и детский смех, что во все времена было дорого сердцу каждого сакского воина и всегда для него означало полноценную, настоящую жизнь, напоминая о его истинно мужском долге – постоянной защите женщин и детей, подчёркивая его самое важное, извечное предназначение – верное служение им и существование ради них.
* * *
Вечером вновь нагнало тучи. Полил дождь. Он шёл, не переставая, ещё два дня. Когда ливень всё-таки прекратился, люди, выбравшись из своих шатров, к своему изумлению и радости увидели землю совершенно другой, свежей, обновлённой и преображённой. Она пестрила зеленью. Ещё совсем маленькие ростки разных трав проклюнулись на её поверхности, словно в эти дни кто-то незаметно для людского глаза раскинул по всем долинам и холмам новое, очень красивое, пушистое ярко-зелёное покрывало.
– Это Великое и Вечное Небо за нашу преданность ему, непоколебимую и святую веру в него, долгое терпение и достойную выдержку, проявленные нами при всех испытаниях и невзгодах, посылает нам свои бесценные дары, – прошептал Дассария, пройдя в сторону от поселения и окидывая бескрайние просторы благодарным взором.
– Пусть выпустят лошадей и волов, – повелел он подошедшему к нему Чардаду.
– Уже выгнали, – любуясь видами, сообщил тот.
– Все остаются здесь. Под твоей властью. Я же с двумя сотнями воинов через день тронусь в путь, вон туда, – Дассария указал рукой на юго-восток. – Думаю, пришла пора узнать о том, что творится в тех наших землях. Дальние дозоры постарайся высылать ежедневно. Особое внимание, Чардад, удели южной от нас стороне. Это важно для нашей же безопасности. Оттуда могут прийти отряды согдийцев, спасшихся и ушедших от греков. Также усиль охрану лошадей. Корма береги. Я пока не знаю, когда вернусь, – решительно произнёс Дассария.
– Возьми ещё людей. Дорога неизвестна. Пригодятся они, – глядя в спину другу, предложил Чардад.
– Я бы и эти сотни не стал брать с собой, но, возможно, мне будут нужны гонцы. Одному всё же сподручней идти. Не так заметен, да и укрыться проще в случае необходимости. Ты, Чардад, больше всех береги женщин и детей. Если придёт враг и станет невмоготу, то уходи с ними к верхнему течению Яксарта. Особо не рискуй. В битвы старайся не вступать. Не вернусь к концу лета, значит, меня уже не стало, – Дассария развернулся и посмотрел в глаза друга. – А теперь нужно отдохнуть и приготовиться к дороге. Сотники Дуйя и Фарх пусть готовят в поход всех своих людей.
– Я понял тебя, Дассария, – кивнул Чардад.
Они вернулись в лагерь.
* * *
В полночь назначенного дня из поселения тихо вывели своих скакунов обе выбранные вождём сотни. На окраине Дассария обнял Чардада.
– Прощай, мой друг. Свидимся ли ещё, не знаю.
– Прощай, правитель. Да сохранят тебя небеса!
Вскоре отряд бесшумно исчез в темноте.
* * *
Шли не спеша, помня о том, что кони ещё слабы. Ночами отдыхали, отпустив их пастись под охраной. Местность стала холмистой и удобной для скрытного продвижения. Впереди, на небольшом расстоянии, постоянно находился дозор.
Наступило утро третьего дня похода.
– Похоже, кого-то заметили. Кто-то, видимо, обнаружен на нашем пути, – всматриваясь в приближающегося всадника, произнёс Дуйя.
Дассария вскочил на ноги. Подлетел дозорный, спрыгнул с коня, склонил голову и сообщил:
– Правитель, иноземцы. Большой отряд. Идут туда, – он махнул рукой на юг.
Дассария быстро взобрался на невысокий холм и тут же, отступив на шаг, присел. Вдали, скрываясь частью за возвышенностями, следовала конница. Воины и кони были закованы в чешуйчатые железные панцири. На головах всадников были также железные шлемы с забралами. У каждого из них виднелись копья. Большой, хорошо вооружённый отряд греческих катафрактариев общей численностью не меньше пяти сотен двигался в направлении Согдианы.
– Какой странный вид у них. Кто это? – тихо спросил сотник Фарх.
– Греческая конница. Скорее всего, дозорный отряд, – ответил Дассария.
– Не взять нам их, – с досадой вновь прошептал сотник Дуйя.
– В открытом бою, может, и нет, – согласился Дассария. – А вот ночью, когда они встанут на отдых, вполне возможно. Только что нам это даст?
– Узнаем, какие они воины, – всматриваясь вдаль, прошептал Фарх.
– Так не поймёшь. Взятые врасплох люди не всегда могут проявить свои лучшие боевые качества, – резонно подметил правитель. – К тому же нам следует помнить о том, что где-то поблизости от них может находиться ещё один их отряд или даже несколько. Они знают, что пришли в чужую землю, и поэтому предпримут всё для своей безопасности.
Оба сотника замолчали, соглашаясь с правителем. Конница медленно продвигалась, петляя между холмами.
– Почему они не осматривают округу? Ведь так идти очень опасно. Либо они уверены в том, что здесь никого, кроме них, нет, либо где-то рядом есть ещё их воины, на которых они и рассчитывают, – рассуждал Дассария.
Словно в подтверждение сказанных им слов из-за пригорка, к которому приближался отряд, появились такие же, как они, всадники. Вскоре их передовые части встретились и остановились. Недолго постояв так, видимо, о чём-то переговорив, они вновь тронулись в разные стороны. Только теперь, когда появились остальные всадники встречного отряда, Дассария увидел пеших людей и понял, что это пленники. Их было очень много, причём среди них не было ни одной женщины.
– Согдийцы, – высказал он тихо догадку. – Пленённые воины.
– Куда их ведут? – спросил Фарх.
– Как видишь, в наши земли. А вот для чего, пока непонятно, – ответил Дассария. – Усильте вокруг дозоры. Только незаметно, – повелел он.