Без сомнений

- -
- 100%
- +
Мелочь бросилась врассыпную. Крупный хищник остался наедине с призом. Он неспешно выкинул из утробы пяток «рук». Щупальца стали неторопливо собирать драгоценные, разбрызганные мелким бисером капли крови. Смак и скорости не любит. Тот отросток, что помощнее, вильнул в середину копошащейся жертвы. Упования рухнули в бездну. Ожёг! Он заставил отдёрнуться. Оглое́д удивился. Не часто в родной стихии ему доводилось чувствовать боль…
Как в сказке! У Эжена вернулась надежда. Перед взором истово молящегося сложился чёткий образ до сего мига неизведанного им «странного» места. «Отступить – не значит сдаться!» – отсрочил неминуемую кончину белоголовый чародей и без раздумий телепортировался. Неизвестность в моменте казалась предпочтительнее немедленной гибели. Ноги упёрлись в твёрдый «пол». Превозмогая потрясающую всё тело боль, беглец попытался не упасть. Хоть там, куда он попал, властвовала ночь, света хватало: два ярких луча нестерпимо лезли в глаза. Эжен прищурился. Но разглядеть не довелось. Стремительно несущееся нечто с огромной силой стукнуло прямо в живот и согнуло несчастного пополам. Лоб грохнулся об металл – мир погрузился во тьму…
Повторной попытки прильнуть к «живому» судьба Оглое́ду не подарила. Жертва проворно унеслась и исчезла вдали. Бросила! Столь дерзкий, «подлый» проступок осиротил нацеленное на смак чудище. Оставшиеся «огрызки» алигло́тов и жалкие капельки, что хранили а́уру сбежавшего, лишь подчёркивали глубину фиаско. «Так дело не пойдёт!» – возмутился монстр. Мелодия удравшего звала и волшебно очаровывала. Это добавляло негодования и жёстко ярило. Фантазии о сладости не попавшей в утробу плоти взрывала разум. Их обаяние перекрывало всё, чего едал до этого гурман. Обида и гнев терзали, рвали на части. Жизнь на какое-то время стала не мила. Но он пересилил себя – собрался.
Безмятежное прозябание жадного до чужих душ и сладких тел гиганта внезапно приобрело сакральный смысл. Мысль, найти улизнувшего, того наглеца, что посмел сбежать, плотно обхватило сознание и поработило разум. Он беспрестанно рисовал картины наслажденья, как Оглое́д смакует каждый кусочек: крови, костей, мышц… Венец пиршества! Это впечатавшаяся в память а́урой душа, ипостась «подло» обманувшего благодарного едока обеда. Музыкальный след беглеца вёл за собой. Тот хитро спрятался в окружённое непроходимой для «славной» нечисти чертой, за флуум28. Не беда! Хищник подождёт. Он засядет в той точке на границе миров, где добы́ча неизбежно её переступит: «Квантум сатис!29».
Глава 10-я. Консуэлла
Сгустились тучи, грянул гром,
и я подумала – вот он…
Оглушительно играла музыка. Стелился и напористо обволакивал всё вокруг фривольными облаками пронзаемый разноцветными пляшущими лучами белёсый дым. Орды буйствовали на переполненном от ног и тел танцполе. Консуэлла решительно шагала сквозь беснующуюся безликую толпу. Пару, другую раз её пытались задержать. Запястье бесцеремонно цепляли жёсткие мужские пальцы. Но девушка молча выдёргивала руку и шла неуклонно вперёд. Она не оборачивалась. Приставала не удостаивался и взгляда. Внутри неё всё клокотало. Не до кавалеров! Из сутолоки вдруг выросла стойка бара. «Позови Барби!» – отрывистый, с ноткой экзальтации глубокий женский голос пробился сквозь шум зала.
– Кого?
– Эйдана Дорана
– А кто спрашивает?
– Конси!
– Что-нибудь выпить?
– Виски с колой и льдом! Впрочем, нет. Три виски без ничего.
«Келли, мистера Эйдана, ждёт некая Конси», – оповестил старшего в охране клуба по рации бармен и разлил обжигающий алкого́ль по стопкам. Тонкие женские пальчики ухватили первую и филигранным махом опрокинули в изящный ротик. Тёплые струйки собрались «под ложечкой». Затем спускались пониже… После третей Консуэлла понемногу расслабилась.
«Вас угостить?», – вкрадчивый густой голос заставил обернуться. Коренастый парень излучал нахрапистость хама, что не желает слушать и тень возражений. Цепкий взгляд нагло ощупывал стоя́щую перед ним хорошо сложённую молодую среднего роста латинос.
Шикарный бюст упруго обхватывал пепельный топик. На нём извивались слева наискосок узкие полоски ткани с коричневым кантиком и добавляли ему объём. Завязанный бантиком, полупрозрачный, каштановый шарфик обтягивал тонкую талию. Он позволял угадать плоский оливковый живот. Широкие бёдра облегала чёрная блестящая юбка, что спускалась до колен. Агатовые замшевые полусапожки подчёркивали загар на стройных длинных ногах. Тонкая золотая цепочка с шеи спадала, в поющим соблазном, разрез груди. Распущенные свободными локонами до плеч смоляные волосы окаймляли правильные черты лица. Неяркий макияж мягко гармонировал с чарами молодости. Рядом с красоткой на стойке лежала небрежно брошенная сумочка цвета кофе с молоком и отделкой в тон обуви.
«Я занята» – отрезала Конси. «Давайте, я угощу Вас, пока ожидаете?» – настаивал навязчивый кавалер. «Не советую переходить дорогу хозяину сего заведения», – с мимолётной улыбкой тихо сквозь зубы прошипел бармен. Парень поперхнулся. Он спрятал глаза в пол и как пуля слинял.
В глубине за стойкой широко распахнулась дверь. К девушке вальяжно придвинулся мужчина лет тридцати. Кучерявые рыжие волосы явно выдавали в нём ирландца. Он на голову возвышался над ожидавшей. Решительные и благородно утончённые черты лица – причина данной ему клички, «Барби». Произносить вслух которую отваживался не каждый. Светлая в один тон футболка не скрывала атлетическое телосложение. «Конси, я весь внимание», – лучезарно улыбнулся «аполлон». 30 И с вызовом глянул в сверкающие праведным гневом тёмные зрачки.
– Эйд, ты, подонок!
– Зачем тогда пришла, коли так?
– Посмотреть тебе в глаза. И… Вот ещё! Твоё! Забери!
Конси сняла с левого запястья турмалиновый браслет в золотой оправе. Она с вызовом положила украшение на стойку перед собой. Не оглядываясь, красотка, что освободилась от кавалера как от дырявого подследника, с чувством классно выполненного дела устремилась к выходу из клуба. Вдогон алело вытянутое от злобы лицо Эйда, что уже никто б не назвал «барби».
Консуэлла села в белоснежный двухместный кабриолет, мерседес-бенц и удовлетворённо надавила на газ. «Почему мне достаётся лишь одно дерьмо?» – выезжая на трассу, огорчённо спрашивала себя она. Однако сожаление вызывала только потеря полюбившегося браслета. Украшение славно смотрелось на руке, а напитавшийся теплом тела турмалин мягко возвращал его и дарил чувства уюта. Хотя лёгкая грусть в глубине продолжала тревожить. Чтобы избавиться от неё, расставшаяся с кавалером девица стала распевать весёлую испанскую песенку: «Me gusta cantar, encanta bailar, comer y beber – me gusta vivir!»31 и качать головой ей в простенький такт.
Несущее искательницу приключений в новую жизнь авто мчалось по пустынной дороге в сторону города. Консуэлла ахнула. Силуэт! Бухнуло по капоту! Визг тормозов заложил уши. Кабриолет проскочил четыре десятка метра и замер изваянием на асфальте. Девушка словно сомнамбула вылезла из автомобиля. «Ох!» – ноги предательски не сгибались. Она в прострации доковыляла до места столкновения. У обочины забыто лежал окровавленный куль. «Человек!» – пульс едким молоточком застучал по виску. Охватившая паника заставила броситься к машине, сесть за руль и устремиться подальше от страшного места.
Смятение отступило и сменилось раскаянием. Консуэлла затормозила, заглушила двигатель и целых пять минут вглядывалась в свои дрожащие пальцы рук. «Я едва рассталась с дерьмом, как превратилась в него сама!» – мучительно переживала новоявленная убийца. Страх наказания неотвратимо лез в мозг. Но время вспять не воротишь. Пришлось приня́ть «ох как» непростое для «честной католички» решение.
Молодая женщина скрупулёзно протёрла от крови бампер и капот. Увы, глубокую вмятину так не скроешь, да и на фаре трещина конкретная. Спрятала использованную ветошь в целлофановый пакет (благо тот нашёлся в багажнике). Затем – магазин, где приобрела рулон полиэтиленовой плёнки и лопату. Без свидетелей возвратилась к случайно сбитому незнакомцу. Для перестраховки проконтролировала на шее пульс. «О! Ужас! Он жив!» – все корыстные планы полетели в тартарары…
Невдалеке от общественной городской больницы со стороны морга, где поменьше камер, остановился белый кабриолет без номеров. Из него показалась аляповатая фигура, в наспех сооружённом из полиэтиленовой плёнки балахоне. Она выволокла из багажника громоздкий свёрток и с одышкой и остановками подтащила к неприметной двери служебного входа. Развернула поклажу – на пустынный порог вывалилось тело мужчины. Тоненький женский пальчик осторожно постучал в дверь… И пока никто не успел открыть, гостья стремглав кинулась обратно к спасительному креслу в родное авто. Поспешность не помешала осторожности. Улики, полиэтилен из-под тела подсунутого пациента Конси не забыла забрать с собой. «Чёрт! Сломала каблук… Где он?! Не найду…» – прыгнувшая за руль «фигура» унеслась прочь и растаяла как мираж…
Пустыня Мохаве. Доли́на Смерти. Безлюдная просёлочная дорога. Около догорающего костра стоит одинокий силуэт. Светает. Воняет горящими пластмассой и кожей. «Хорошо, что плёнки хватило и на балахон, и на то, чтобы его замотать… Сапоги жалко – такие красивые, удобно сидели. А пришлось сжечь! Повезло – вожу с собой сменную обувь… Я не такое уж и дерьмо… Как тяжко пришлось тащить! Ну хоть сподобилась маслица под полиэтилен накапать – всё полегче. Качка, как Эйдан… Родила бы, но не доволокла…» – утешала неугомонную совесть Консуэлла.
В бардачке кабриолета покоился плотно обёрнутый в салфетку круглый медальон из грошового, но красиво обработанного камня с витиеватым узором. «Дорог ему, раз носил. В МЛК-ЛА не Форт-Нокс32, да и такой контингент: стянут или потеряют. Как слыла как «Король-убийца», так и осталась после переименования: лечат всю шваль из Южного и Центрального Лос-Анджелеса. А я верну как в аптеке… Коли выживет…» – объясняла прикарманивание чужой вещички с притягивающим взгляд рисунком черноволосая красотка.
Возврат домой, в уютную мягкую кровать облегчения не принёс. Консуэлла ворочалась с одного бока на другой. Едва дрёма частично захватывала в свои тёплые объятья, как виделся неизменный сон. Беловолосый мужчина тянет к ней правую руку, то ли в мольбе, то ли в сильной страсти. А сознание у неё тонет, вязнет в глазах цвета василька. На этом месте она резко просыпа́лась. И уже наяву мысли путались, а «глупые» фантазии будоражили разум. Ирреальность добавляли особенности причудливого облика сбитого.
В детстве Консуэлла любила читать про разных сказочных существ, синеокий незнакомец ей напомнил одного из них – эльфа: прекрасный и вечно молодой. Забыть произошедшее не удавалось вторые сутки: неведенье выворачивало наизнанку. Лежать и мучиться в постели она уже не могла – требовалось без промедлений узнать: жив или нет. Утро ещё не наступило, а кабриолет мчал хозяйку к больнице…
Уиллобрук. Между Уотсом и Комптоном раскинулись здания клиники имени Мартина Лютера Кинга-младшего. В регистратуре – гостья. Она пытается найти пропавшего мужа: «Двадцать три года. Волосы белые до плеч. Лазурные глаза. Лицо и без бороды, и без усов». «Посмотрите! Поступил сегодня ночью. Мужчина. Пока не опознали. Я Вам скажу – «белые» к нам попадают нечасто. Этот?», – предлагает посмотреть на монитор кокетливая молодо выглядящая афроамериканка. Она брезгливо разглядывает бесформенную фигуру в бирюзовом брючном костюме. Лицо девица «упаковала» несколькими медицинскими масками того же ужасного цвета, что и платок на голове. «Свирепствующий «ковид-19» преобразил рожи многих, а эта мымра со своими тряпками? Та вообще! Как одно грязно-мятное пятно!» – с ноткой брезгливости подумала чернокожая красотка.
– Он!
Выведенное на экран фото высветило знакомое лицо «эльфа». Веки прикрыли глаза, но умиротворённые черты дарили надежду.
– Колотая рана в спине и сильный ушиб головы. Умер. Вам надо опознать тело. Да, синьора Консуэлла Мария Вальдес Альфаро, Вы в анкете не указали телефон для связи.
Монотонный стрекот служащей, как гвозди вбивал слова в мозг. У юной авантюристки перехватило дыхание. Глаза резко зачесались. На ресницы навернулись слёзы. Все мысли о собственной безопасности истлели и вылетели из головы, как колибри из открытой клетки. Консуэлла бездумно прошептала свой обычный, а не специально припасённый для этого случая, телефонный номер.
«А-а-а-а-а! Доктор Робертс! Охрана! Охрана!» – прорезал вопль деловитую суету больницы. Персонал и посетители уставились в сторону лестницы, откуда этот крик и раздался. Вахтёры, что дежурили в фойе, сорвались с места. Стараясь не привлечь лишнее внимание, Консуэлла осторожно выскочила наружу.
Глава 11-я. Жажда
Ах! Кровь прекрасна и вкусна́!
Зачем ещё нужна она?!
Оглое́д мчался сквозь пространство вдоль «логовища живых», куда скрылся владелец блазнящей аппетитной души. Прочая еда не отвлекала азартного монстра. Тонкая переливистая мелодия разыскиваемого лакомства звучала и вела за собой. Лавирующий между сонмами недобро колышущимися ре́те охотник не терял направление к будущему трофею. Звук приближался, подбадривал и невольно заставлял глухо урчать утробу. Недалёк миг, когда хищник будет рядом с местом, где за тонкой, хоть и непролазной для нечисти плёнкой прячется беглец. «Живые не вечны. Они теряют плоть и ныряют в навь. И тогда… Негодник выглянет наружу, а рядом… Я!» – с мечтательной ноткой смаковал предвкушение лакомства кипучий душегло́т (способное расщепить чужой дух и усвоить высвобожденный гавва́х существо).
Несущееся с огромной скоростью каплевидное тело чудовища с множеством щупалец неожиданно распласталось, что на длительной памяти давнего путешественника по миру мёртвых произошло впервые. Оглое́д растерялся: он встретил в междумирье помимо флуум странную преграду. Но черта, что отделяет живых от мёртвых, жжётся – только коснись, а эта – нет. Попробовал обойти. Неудача – вернулся в собственный след. Оглое́д проявил настойчивость. Он обшарил препятствие. Результат огорчил: космического размера «волдырь» без прорех прижимался к черте с явью и закрывал нужную хищнику часть.
Знакомый с геометрией человек понимает, что создать внутри замкнутую фигуру возможно тогда, когда мерность «границы» уступает ровно на единицу мерности пространства. Нарисованная одномерная окружность на двумерном листе бумаги размежёвывает его на две части: внутри и снаружи круга, но для кончика карандаша в руке художника она не препона – он без мороки сверху поставит закорючку. Также и забор остановит пешего путника, но не помешает перелететь птице. Аналогично со сказанным: плывущий по воздуху мыльный пузырь подобно делит имеющий три измерения простор перед взором. Но в четырёхмерном пространстве, чтобы проникнуть внутрь обычного (трёхмерного) шарика рушить у него структуру нет нужды. Поэтому «волдырь» Оглое́да не похож на вздувшуюся мозоль: он не двух, а трёхмерный.33
«Неужели конец мечтам? Что делать?» – забеспокоился монстр. В тоске потерянный душегло́т вернулся в точку столкновения. Там он расплющился об поверхность и загрустил. Несвойственное привыкшему к простым помыслам о еде звериному сознанию такое чувство, как удивление сдвинуло тектонические глыбы обыденности. Хищник порядком задумался. Из глубин памяти прорисовался волшебный способ попадать к тому, кто нужен – телепортацию через итеринме́нт. Он в стародавние времена напрасно, по глупости им был забыт. А сегодня вдруг пришёл на ум. Как, кстати? Так лучше! Не надо ждать, когда добы́ча появится в междумирье. А полакомится прямо в обиталище живых.
Слиться без спроса с чужой душой – безмерно трудно. Она обладает характером и легко откажется принять гостя. Есть шанс сломать волю. Но это для человека, и тем более волшебника, весьма сложно. Согласится? Кто ж настолько обезумел, что позовёт себя откушать? Ответ очевиден! Но в каждом правиле есть тайные тропы. Любой дух оставляет следы на вызывающих чувства предметах. Они не противятся и всегда готовы приня́ть бесплотного визитёра. Спрашивать у них «дозволенья» – смешно. Нечёткость а́уры и геометрические размеры отпечатка чужого разума – единственные помехи влить туда часть естества охотника.
Чующий до крохотных деталей желанную цель, зверь ощутил обертона вкуса капель крови, что вытекли словно дар судьбы из убежавшего «живого». «Дружок» поранился – к свободным от власти человеческого духа крупицам жидкости обозначился вольготный, без препон путь. «Узковат», – деловито оценил ресурс Оглое́д. «О! Новый! Шире! Вперёд!» – «спрут» междумирья выбросил тонкое щупальце внутрь созданного им портала душ…
«Доктор Робертс, у нас неизвестные антигены!» – в кабинет начальника просочилась лаборантка. «Давайте разбираться. Оставьте на столе. Я гляну», – ответил мэтр подчинённой. А как за ней закрылась дверь, он под недовольно сморщенный нос тихо буркнул: «Тупицы! Опять пробирки попутали?» Что ни час, то отвлекают лишённой смысла суетой – полагал увлечённый думами врач. Он отложил им материалы научного исследования и подвинул к себе принесённый комплект с вакута́йнерами.
Со скукой во взгляде медик провёл анализы на агглютинацию.34 Результат слегка озадачил. Антигенов A, B и D нет: вроде как первая отрицательная. Но где антитела к ним? Они тоже отсутствуют. Ни к одному! Как в четвёртой положительной. Парадокс явно взбодрил внимание творческого человека. Томную банальность перебило любопытство. Загадка замерцала экзотикой тайны. «Забор крови надо провести повторно. Может вакута́йнеры с брачком…» – этот здравый резон пронёсся у него в голове и тихо заглох. Желание провести эксперимент обуяло и поработило разум…
Помимо клиники, Робертс работал по гранту Пентагона. Научный проект занимал у него все помыслы. Важное для страны исследование будоражило мозг. Патриотизм! Секреты! Всё это влекло и распирало разум. Ночное дежурство – прекрасный способ полностью погрузиться в поэзию цифр и химических реакций. Днём же обязанности руководителя лаборатории гематологии надоедали и раз за разом раздражали учёного рутиной. В последние дни у него в творчестве царил застой – тема никак не ладилась. Но сейчас! Свежие факты сулили пробить брешь. «Эврика!» – громко воскликнул новый Пол Моравитц35.
Мазок на стёклышко из пробирки (с маркером «без реагентов») и под микроскоп. Голова закружилась, убыстрился пульс. В крови пациента помимо стандартных, знакомых врачу, частиц плавал добрый десяток науке неизвестных. Доктор закрыл глаза, успокоил дыхание и посмотрел ещё раз… И тут мужчину прорвало…
Робертс делал один опыт за другим. Всё подтверждалось: эта кровь не человека или владелец родился не на Земле. «Инопланетянин?!» – ошарашенно свербело в мозгу. Неумолимо тикали часы, звонили в дверь. Доктору не до них: «Плевать – подождут!». Лихорадочный блеск радужек глаз и дрожащие кончики пальцев выдавали сильное эмоциональное напряжение. «Чёрт», – пробирка с чистой кровью опустела. Необходимо ещё!
Подавляя обуревающие чувства, начальник лаборатории отправился на первый этаж в Приёмное отделение. «Какое счастье», – дежурная медсестра зашла в сестринскую. Шаг в нужную палату. Донор в обмороке – опять везёт. Сорок секунд набатного пульса простучали как век. Всё срослось! «Ок! Двести кубиков хватит», – как нашкодивший ребёнок, уважаемый медик на негнущихся ногах помчался к себе в кабинет. Драгоценная пробирка с кровью скрывалась в рукаве. «Пройти побыстрее, чтоб никто не окликнул!» – теребила беспокойная мысль. Стыд заливал румянцем «голубому воришке»36 лицо. Перед ним долгожданная дверь: «Скорее внутрь!».
«Ура», – ёмкость с материалом для опыта стоит в кабинете и чарующе манит. Робертс осторожно и глубоко вздохнул. Он прикрыл веки. Воля с усилием успокаивала нервы…
Треск заставил широко распахнуть глаза, всё сильнее удивляясь. Стекло вакута́йнера разорвало! Перед взором врача растеклась лужа крови размером с ладонь. Остальная часть стола усеялась багряными брызгами и мелкими осколками разбившейся пробирки. Из центра ярко-красного пятна торчит толстым концом белёсый червяк. А другим, худым он поспешно хватает отдельные алые капли. Густая жидкость методично исчезает у него в утробе. Грация жестов едока завораживают…
Доктор очнулся от наваждения только тогда, когда кровь со стола исчезла и небрежно оставила после себя горсточку бледно-бурого порошка. Червяк потолстел. Его вылезшая из глади стола стать изогнулась в виде вопроса в направлении человека. Атакующая часть хищника ринулась в сторону наблюдателя. Врач рванул из последних сил, но, по глупости, не к двери, а в противоположную сторону.
Червяк догнал спину беглеца рядом с окном. Робертс умер мгновенно и не увидал всей картины ужасающей драмы. Руки трупа намертво цепляются за штору. Следом середина туловища, что от поясницы до подмышек, тает и оставляет после себя пустой кокон из одежды. Запутавшаяся в халате верхняя часть тела сползает на пол и тянет за собой занавесь. Та – непрозрачна, и, упав, впускает в окно наступающее утро. Яркий солнечный свет заливает весь кабинет. «Червяк» беспомощен! Он скукоживается, втягивается в стол и исчезает. Пару секунд нижняя часть останков доктора продолжает стоять. А затем с глухим стуком падает. Оборванные на уровне пояса бёдра упираются в лежащий на полу затылок. Торчащие, скрюченные в судороге руки напоминают рога спящего уродливого карлика…
Удачная охота радовала Оглое́да. Гибель тоненького щупальца никак не умаляло плюсов от греющих дух нечисти трофеев. Помимо желанной крови из живого, кто так резво сбежал и какого, зверь считал уже практически братом, удалось насладиться ещё одной «смачнюгой». Как приятно сожрать добрый кусок плотной трепещущей плоти? А испить изумительных на вкус вод тела? Неплохо и насытиться мягко переливающейся смаком в утробе душой. Монстр ощущал себя везунчиком. «Эврика!» – кричало естество.
Внутри гурмана волнами расходилось мягкое тепло, пузырились и разбегались прохладные мурашки. Умиление вызывало гордость: он явно прозорлив. Когда у него открылись новые возможности, и место, куда так хотелось проникнуть, стало ох как просторней, Оглое́д удержался от жгучего желания. Он отказался от мысли построить новый итеринме́нт покрупнее, чтобы забраться внутрь посолидней. Зенитом сладости монстра стал восторг от деталей трапезы. Память раз за разом подсовывала их гурману.
Но вишенка на торте! И это ключевой момент, что вновь открытое, а некогда прочно забытое умение расширило горизонты возможных забав. Оно показало путь в «гнездилище», где сонмы «живых», чей вкус для ценителя сладкого – умопомрачителен. В это, иным способом недоступное логово вели прочные ниточки. И к любимому «брату», и к его манящим следам, и не только. Гулко отдавались отпечатки второго. Того, кого съел Оглое́д в прошлый раз. Когда появится шанс построить свежий коридорчик, куда пролезет тонюсенькое из щупалец и не обожжётся, тогда плотоядная нечисть будет готова к новому сафари. Остаётся ждать и непрерывно пытаться. А терпения вечному хищнику не занимать…
Глава 12-я. Допрос
Кому поспать, кому пожрать,
а кой-кому в крови блевать…
На четвёртый день по приезде комиссия Романда́нта сподобилась на допрос малолетнего убийцы Климента.
Надзорный советник Тайной канцелярии Хе́кслет возмущённо втихомолку ругался: «Какая наглость? Обычный «герцогишка»! В масштабах страны властитель зёрнышка. А гонору!». Его раздражал запрет членам комиссии на участие в физических пытках. Только указания здешнему палачу Кре́линсу. Да ещё нельзя наставать на нюансах по их исполнению: «И это судьям! Кошмар!». В довесок ко всем обидам заносчивый феодал подсунул им для столь важных работ не старшего в Аланделе́йн, с кем они проводили досу́г игрой в картишки, а замкового. Взамен благородного норави́нга – смерда непонятных кровей.
«Романда́нт, толку то, что камергер, а поставить гордеца на место не смог», – сетовал обожатель заплечных дел. Внутри феода права синьора статутом империи не ужимаются. Что взбредёт в голову чудаку, то и творит. Напрямую навязать волю зарвавшемуся самодуру нельзя. Закон на его стороне. Но у ключника главы государства множество инструментов, чтобы косвенно заинтересовать или принудить к нужным поступкам любого наглеца.
Хе́кслет с магом Фере́нсисом и кардинал-священником Бора́тисом расположились в допросной. Они ждали, когда приведут исследуемый субъект. Каждый заседал за снабжённым перьями и бумагой массивным столом из дерева и молча разглядывал окружающую утварь. Пламя длинных факелов, что торчали под косым углом из стен, сносно освещало просторную комнату. Слева им помогал огонь из простоватого полукруглого камина, с обеих сторон подпираемого этажерками. На полках аккуратно разлеглись различные клещи, молотки, гвозди, крючки и прочие атрибуты любой пыточной. Спереди темнеет отмытая от крови и нечистот разложенная по горизонту дыба. Справа находится целый арсенал именно палача: хлысты, секира, топор, меч… Одна из стен чиста от скарба. Она служит входом для портала. Это чудесный шанс попасть внутрь не содержащей ни окон, ни дверей камеры.