Чрезвычайные происшествия

Посвящается единомышленникам Килгора Траута[1], относящимся к невероятному с презрением, коего оно заслуживает.

ПРОИСШЕСТВИЕ

Комплекс в Ретлине был самым крупным аэровокзалом на Нидии и единственным космопортом на этой планете. На взгляд известного своим цинизмом Мак Эвана, Ретлинский комплекс являлся также и самым посещаемым на Нидии зоопарком. Главный зал был битком набит лохматыми пассажирами местных авиалиний и такими же лохматыми сотрудниками аэровокзала, но главная толпа располагалась за прозрачными стенами зала межпланетных сообщений. Там нидиане всех возрастов, забыв о каких бы то ни было приличиях, безобразно толкались, стараясь поглазеть на пассажиров с других планет, ожидавших своих рейсов.

Однако толпа поспешно расступалась, пропуская офицеров Корпуса Мониторов, сопровождавших Мак Эвана и его спутника. Ни один из местных жителей не рискнул бы оскорбить инопланетянина даже случайным прикосновением. Из зала ожидания Мак Эвана и его спутника препроводили в небольшой офис. Прозрачный пластик его стен сразу же потемнел, стоило им переступить порог.

В офисе препровожденных ожидал полковник, главный представитель Корпуса Мониторов на Нидии. Невзирая на столь высокое звание и положение, полковник сел только после того, как уселись Мак Эван и его спутник. Он не мог повести себя иначе, как не мог повести себя иначе любой, к кому пожаловали бы легендарный землянин Мак Эван и не менее легендарный орлигианин Гролья-Ки. Перед тем как сесть, полковник с вежливым неодобрением окинул взглядом форму своих гостей – изодранные и перепачканные мундиры времен древней, почти забытой войны, затем взглянул на солидограф, занимавший часть его письменного стола.

Он негромко проговорил:

– Планетарная ассамблея приняла решение о том, что ваше присутствие на Нидии является нежелательным. Вас просят немедленно покинуть планету. К моей организации, исполняющей, можно так сказать, обязанности нейтральной межпланетной полиции, обратились с просьбой привести это решение в исполнение. Я бы предпочел, чтобы вы отбыли без необходимости использовать силу. Прошу меня простить. Мне это тоже неприятно, однако я вынужден согласиться с нидианами. Ваша миротворческая деятельность в последнее время стала слишком сильно напоминать военные действия.

При этих словах полковника Гролья-Ки выпятил грудь и его жесткая шерсть довольно громко зашуршала под старым боевым мундиром. Однако орлигианин промолчал. Мак Эван устало проговорил:

– Мы просто пытались внушить им, что…

– Я знаю, что вы пытались сделать, – прервал его полковник, – но согласитесь, что почти полный разгром телестудии во время репетиции спектакля на метод внушения смахивает весьма приблизительно. Кроме того, вам не хуже меня известно, что ваши сторонники гораздо сильнее были заинтересованы в организации мятежа, чем в пропаганде ваших идей. И вы просто-напросто создали прецедент, оправдывающий…

– В пьесе, о которой идет речь, – вмешался Мак-Эван, – прославлялась война.

Полковник косо взглянул на солидограф и снова перевел взгляд на Мак Эвана и Гролья-Ки. Он проговорил чуть мягче:

– Поверьте, мне очень жаль, но вам придется улететь. Безусловно, я не вправе принуждать вас, но в идеале вам было бы лучше вернуться на родные планеты, расслабиться и прожить остаток жизни в покое. Наверняка полученные вами в свое время ранения оставили шрамы и на вашей психике. Не исключено, что вам пригодилась бы помощь психиатров. Короче говоря… у меня такое мнение, что вам очень не повредил бы мир, которого вы с такой страстью пытаетесь добиться для других.

Ответа не последовало. Полковник вздохнул и спросил:

– Куда вы намерены отправиться на сей раз?

– На Тралту, – ответил Мак Эван.

Полковник удивился:

– Но ведь это немыслимо жаркая, отличающаяся высокой силой притяжения и высокоразвитая в техническом отношении планета, населенная громадными шестиногими слонами. Тралтаны трудяги, они миролюбивы и неагрессивны. На Тралте нет войн уже тысячу лет. Там вы попусту потратите время и вряд ли получите от этого удовольствие. Однако это ваше личное дело.

– На Тралте, – заметил Мак Эван, – никогда не прекращалась коммерческая конкуренция. А от одной войны до другой – один шаг.

Полковник даже не стал пытаться скрыть раздражение.

– Вы беспокоитесь без всякой причины. Кроме того, как бы ни было, поддержание мира – это наша забота. Мы добиваемся этого спокойно, аккуратно, за счет надзора за потенциально опасными существами и ситуациями. Наш принцип заключается в том, чтобы как можно раньше отреагировать на развитие событий по минимуму, но не дать им выйти из-под контроля. Хвалиться нехорошо, но мы свое дело делаем неплохо. И я со всей ответственностью заявляю вам, что Тралта никакой опасности не представляет сейчас и не будет ее представлять в обозримом будущем. – Он улыбнулся. – Уж тогда скорее начнется новая война между Землей и Орлигией.

– Этого не случится, полковник, – заявил Гролья-Ки. Его родная речь, напоминавшая музыкальное рычание, прозвучала несколько угрожающим аккомпанементом к переводу, послышавшемуся из коробочки его транслятора. – Из бывших врагов, которые были готовы перебить друг друга, получаются самые крепкие товарищи. Однако должен существовать более легкий способ заводить друзей.

И прежде чем полковник сумел ответить, Мак Эван поспешно добавил:

– Я понимаю, в чем заключается деятельность Корпуса Мониторов, полковник, и я ее одобряю. Ее все одобряют. Корпус Мониторов уже почти всеми воспринимается как правоохранительный орган Федерации. Между тем вашему Корпусу никогда не стать истинно многовидовой службой. Ваши офицеры, в силу необходимости, почти все – земляне, и так наверняка все останется в дальнейшем. И когда столько власти сосредоточено в руках представителей одного вида…

– Мы осознаем опасность такого положения дел, – прервал его полковник и продолжал, придав голосу оправдательные интонации: – Наши психологи работают над этой проблемой, наши сотрудники обладают высокой квалификацией в отношении процедур контакта с неземлянами. Кроме того, мы обладаем полномочиями, позволяющими следить за тем, чтобы члены экипажей всех кораблей, осуществляющих подобные контакты, были соответствующим образом подготовлены. Все и каждый осведомлены о том, как опасно обронить или передать по системе связи необдуманное слово, как опасно совершить действие, которое могло бы быть воспринято как враждебное. Все понимают, каковы могут быть последствия. В наших стараниях избежать подобных ситуаций мы учитываем ошибки, допущенные в прошлом. Это вам известно.

«Полковник, – подумал Мак Эван, – прежде всего полицейский и, как хороший полицейский, не терпит никакой критики по адресу своего ведомства». Кроме того, его раздражение в отношении двух пожилых ветеранов войны уже приближалось к той критической точке, когда какие-либо разговоры могли быть прекращены. «Полегче, – урезонил сам себя Мак Эван. – Он тебе не враг».

А вслух он сказал:

– А я пытаюсь сказать вот о чем: учет ошибок прошлого – дело хорошее, но такой подход чреват сюрпризами. Подчеркнутая, гипертрофированная учтивость в отношениях с неземлянами носит искусственный, неискренний характер. Возникающее на фоне таких отношений напряжение грозит бедой даже тогда, когда речь идет о специально подготовленных и высокоинтеллектуальных существах, которым позволяется осуществлять межпланетные контакты. Такой тип контакта слишком узок, слишком ограничен. Представители видов, входящих в Федерацию, далеки от истинного знания и понимания друг друга, и этого ни за что не произойдет, пока контакты не станут более теплыми и естественными. При нынешнем же положении вещей немыслимо вообразить даже дружеского спора с представителем иного вида.

Мы просто обязаны узнать их по-настоящему, полковник, – торопливо продолжал Мак-Эван. – Узнать настолько близко, чтобы перестать непрерывно быть такими чертовски вежливыми. Если тралтан случайно заденет боком нидианина или землянина, мы должны знать это существо настолько хорошо, чтобы иметь возможность сказать ему, что ему бы следовало смотреть по сторонам, и при этом обозвать его так, как оно того заслуживает в данном случае. Если же точно так же провинимся мы, нам стоит ожидать такой же реакции по своему адресу. Обычные люди, а не только специально натасканные представители межпланетной элиты, должны узнать инопланетян настолько хорошо, чтобы получить возможность спорить и ссориться с ними – ссориться, конечно, без агрессии, без…

– Вот по этой самой причине, – холодно проговорил полковник и встал, – вы и покидаете Нидию. Потому, что вы нарушили мир.

Мак Эван понимал, что все безнадежно, но все же предпринял еще одну попытку:

– Полковник, нам следует попытаться найти какую-то общую почву для общения всех самых обычных жителей Федерации. Должно найтись что-то еще, помимо научных и культурных обменов и соглашений по межпланетной торговле. Это должно быть что-то совсем простое, обыденное, что-то такое, к чему мы испытываем общие чувства – какая-то идея или проект, которые бы нас по-настоящему объединили. Пока же, несмотря на образование Федерации, несмотря на активнейшую деятельность Корпуса Мониторов – а быть может, именно из-за нее, – ни о каком узнавании друг друга нет и речи. А если мы не достигнем этого узнавания, неизбежна новая война. Но это никого не волнует. Вы все забыли о том, как ужасна война.

Мак Эван умолк. Полковник медленно указал на стоящий на его столе солидограф.

– Напротив, – сказал он. – У нас есть постоянное напоминание о ней.

Больше полковник не сказал ни слова, но не сел, пока Мак Эван и Гролья-Ки не вышли из его кабинета.

Зал ожидания был под завязку заполнен державшимися особняком группами тралтанов, мельфиан, кельгиан и илленсиан. Мак Эван заметил также парочку крупных приземистых созданий, которые, судя по объему щупалец, были обитателями какой-то планеты с высоким притяжением. Он таких раньше не видел. Существа занимались тем, что обрызгивали друг дружку белесой краской. Мимо них на бешеной скорости проскочил похожий на плюшевого медвежонка нидианин в форме сотрудника космопорта. Испугали его явно не сами существа – просто-напросто он побоялся, что на него попадет краска.

То, что хлородышащие илленсиане держались особняком, было вполне понятно: прозрачные скафандры, в которые они были облачены, выглядели довольно хрупко и ненадежно. Насчет тех двоих, что обрызгивали друг друга краской, Мак Эван не знал ничего, а все остальные были теплокровными кислорододышащими существами с одинаковыми требованиями к атмосферному давлению и гравитации. Эти по крайней мере должны были хотя бы замечать друг друга, пусть и не выказывая неприличного любопытства. Мак Эван сердито отвернулся к табло с расписанием рейсов.

На орбите в данное время находился илленсианский звездолет – здоровенный неприглядного вида беспосадочный корабль. Несколько минут назад приземлился прибывший с него шаттл. Нидианское наземное транспортное средство, оборудованное системой обеспечения для хлородышащих существ, ожидало пассажиров. Пассажирский корабль, построенный на Тралте, был готов к посадке пассажиров. Этот звездолет принадлежал к новому классу и был оборудован удобными каютами для кислорододышащих существ, принадлежащих к шести различным видам. Однако уровни удобства все же были относительными, в чем Мак Эвану, Гролья-Ки и ряду других нетралтанов, находившихся в зале ожидания, вскоре предстояло убедиться самолично.

Кроме илленсианского шаттла и тралтанского пассажирского корабля, единственным видом транспорта были нидианские суда для атмосферных полетов, которые отбывали и приземлялись каждые несколько минут. Суда эти были невелики по размерам, но каждое из них вмещало до тысячи нидиан. А поскольку отличались суда только номерами, создавалось такое впечатление, что то и дело приземляется и взлетает один и тот же самолет.

Злясь из-за того, что смотреть больше положительно не на что, Мак Эван уставился на знакомое до боли голографическое панно, которое, как нарочно, висело в самом центре зала.

Гролья-Ки тоже смотрел на это панно и тихо постанывал.

Панно представляло собой картину, увековечивавшую память о древней войне между Землей и Орлигией, и было выполнено в натуральную величину. Бессчетные тысячи копий этой картины были размещены во всевозможных местах скопления народа, а миниатюрные ее варианты красовались на письменных столах всяких ответственных и власть предержащих особ по всей Федерации. Оригинал представлял собой скульптурную группу, которая простояла под защитным колпаком на центральной площади столицы Орлигии более двух столетий. И все это время неисчислимое множество местных жителей и посетителей столицы Орлигии тщились передать словами чувства, кои они испытывали, лицезрея этот прославленный монумент.

Их можно было понять, поскольку этот мемориал войны не являл собой какую-нибудь там поэму в мраморе, исполненную глубочайшей эстетики и изображавшую богоподобные создания в момент благородной гибели в изысканных позах. Изображала скульптура всего-навсего орлигианина и землянина внутри жалких останков отсека управления корабля какого-то, давно преданного забвению типа.

Орлигианин стоял, сильно согнувшись. Шерсть у него на груди и физиономии была окровавлена. В нескольких ярдах от него на полу валялся умирающий землянин. Форма у него на груди была изодрана в клочья, были видны ужасные раны. Органы брюшной полости, которые у здоровых землян скрыты под слоями кожи и мышц, у этого землянина были выставлены на всеобщее обозрение. И все же этот человек, которому жить по идее уже не следовало, не говоря уже о том, чтобы производить какие-то телодвижения, тянулся к орлигианину.

Кто они были такие? Двое противников посреди обломков боевого корабля, готовые вступить в смертельную рукопашную схватку?

Десятки табличек, размещенных у основания панно, описывали суть происшествия на всех языках Федерации.

Описывалась на этих табличках легендарная дуэль двух кораблей – орлигианского и землянского. Командиры этих кораблей оказались настолько равны по силам и мастерству, что ухитрились разнести друг дружку в пух и прах и, потеряв всех членов своих экипажей, грохнулись на какую-то неведомую планету. Орлигианин, ведомый чувством любопытства, решил поинтересоваться устройством землянского корабля, разбитого почти вдребезги, где и обнаружил полуживого землянина. Вот так они и познакомились.

Для них война была окончена, потому что жутко раненному землянину только и оставалось, что ожидать смерти, а орлигианин понятия не имел о том, ответит ли кто-нибудь, а если ответит, то когда, на посланный им сигнал бедствия. Абстрактная ненависть, которую они некогда питали друг к другу, успела испариться за шесть часов, в течение которых продолжалась беспримерная дуэль, и сменилась чувством взаимного уважения и высокой оценки профессионализма, продемонстрированного каждым из них. Посему орлигианин и землянин предприняли попытку пообщаться. Попытка удалась.

Процесс этот был медленным, мучительным и очень болезненным для них обоих, но когда они заговорили, они ничего не утаили друг от друга. Орлигианин понял: какое бы чудовищное нарушение субординации он ни допустил на словах, оно бы умерло вместе с этим землянином. Тот, в свою очередь, ощутил сочувствие со стороны бывшего противника. К тому же он испытывал такую страшную боль, что о своих начальниках говорил без всякого стеснения. Во время этой беседы землянину удалось узнать о том, какова точка зрения его противника на тот глупейший инцидент, из-за которого, собственно, и разгорелась землянско-орлигианская война.

Разговор бывших соперников близился к концу, когда приземлился оказавшийся поблизости от этой планеты орлигианский корабль и его командир, оценив сложившуюся ситуацию, дал по полуразрушенному землянскому кораблю залп из орлигианского стоппера.

Даже теперь Мак Эван не разобрался окончательно в принципе действия главного орлигианского космического оружия. Оружие это было способно окружить небольшой корабль либо жизненно важные отсеки корабля покрупнее статическим полем, внутри которого сразу замирало все движущееся. Ни корабль, ни его обитатели не получали никаких физических повреждений, но если бы кто-то попробовал хотя бы поцарапать поверхность обработанного стоппером корабля или проткнуть кожу кого-нибудь из находящихся внутри такого корабля иглой, то последовал бы взрыв, по мощности равный ядерному.

Однако орлигианское обездвиживающее поле имело не только военную, но и мирную область применения.

С превеликой трудностью часть отсека управления вместе с находящимися в ней обездвиженными телами орлигианина и землянина была перевезена на Орлигию, где ее разместили на центральной площади в назидание потомкам и где она красовалась потом в течение двухсот тридцати шести лет. За это время хрупкий мир, установленный этими двумя существами между Орлигией и Землей, перерос в дружбу, а медицина достигла такого прогресса, что того самого жутко израненного землянина стало возможным спасти. А Гролья-Ки, раны которого не были смертельными, настоял на том, чтобы его тоже обработали стоппером вместе с новым другом, дабы затем он мог своими глазами увидеть его исцеление.

И тогда двоих величайших героев войны – да-да, героев, потому что они покончили с войной – вывели из анабиоза, спешно перевезли в больницу и вылечили. Все говорили об одном: что впервые в истории герои прошлых лет получили подобаюшую награду. Вот так все и получилось, а случилось это чуть больше тридцати лет назад.

С тех самых пор два героя – единственные два существа во всей космической Федерации, которые знали о войне не понаслышке, мало-помалу (по мнению окружающих) свихнулись на этой теме. Честь и уважение, с которыми к ним относились поначалу, постепенно сменились обескураженностью и раздражением.

– Время от времени, Ки, – сказал Мак Эван, отвернувшись от изображения своего друга и его самого, – я задумываюсь о том, а не стоит ли нам и вправду обрести душевный покой, о котором говорил полковник. Никто к нам уже не прислушивается, а мы все стараемся втолковать всем и каждому, что надо расслабиться, освободиться от тяжеленных бюрократических перчаток, когда подаешь кому-то руку дружбы, разговаривать и реагировать на все честно, чтобы…

– Все эти аргументы мне известны, – прервал его тираду Гролья-Ки, – а непрестанное повторение оных тому, кто их и так знает наизусть и разделяет твои чувства, позволяет заподозрить начальную стадию старческого маразма.

– Знаешь что, облысевший павиан-переросток! – взорвался Мак Эван, но орлигианин на оскорбление не обратил никакого внимания.

– А старческий маразм, – продолжал он, – это такое состояние, которое не в силах исцелить психиатры, о которых разглагольствовал полковник. Кроме того, я уверен, этим самые психиатры не в состоянии исцелять разум существ, в остальном совершенно здоровых. Что касается моей частичной утраты шерсти, то на это я тебе отвечу вот что: у тебя такой чудовищный дефицит мужских гормонов, что у тебя шерсть произрастает исключительно на голове и…

– А у ваших дамочек шерсть еще гуще, чем у мужиков, – буркнул Мак Эван и замолчал.

Орлигианин снова сумел переспорить его.

Со времени исторической встречи в полуразбитой рубке корабля Мак Эвана они успели узнать друг друга очень близко. Гролья-Ки оценил создавшуюся ситуацию и решил, что Мак Эван слишком расстроен, и произвел сеанс паллиативной терапии в форме лечебного спора с элементом легкого шутливого ободрения, заключавшегося в намеке на старческий маразм.

– Наш откровенный и честный обмен мнениями, – негромко проговорил Мак Эван, – может шокировать других пассажиров. Они небось подумают, что того и гляди действительно грянет новая война между Землей и Орлигией – ведь им и в голову не придет наговорить друг дружке таких грубостей. Им такое и во сне не приснится.

– Между тем сны им снятся, – философски заметил Гролья-Ки, – поскольку им свойственно само состояние сна. Всем разумным существам время от времени необходимы периоды бессознательности, во время которых им снятся сны. Хорошие или дурные.

– Беда в том, – вздохнул Мак Эван, – что никому, кроме нас с тобой, не снится совершенно конкретный дурной сон.

Гролья-Ки промолчал. Он смотрел в ту сторону, где за прозрачной наружной стеной зала ожидания от илленсианского шаттла на огромной скорости отъехало наземное транспортное средство. Оно представляло собой здоровенную серебристую сигару, снабженную весьма красноречивыми знаками, говорящими о том, что внутри салона – чистый хлор. Только в прозрачной кабине водителя-нидианина атмосфера была иной, подходящей для его дыхания. Мак Эван задумался о том, почему именно небольшим по размеру существам так свойственна любовь к быстрой езде. Быть может, он только что открыл какую-то глобальную вселенскую истину?

– Быть может, нам стоит использовать иной подход? – не спуская глаз с серебристой сигары, проговорил орлигианин. – Быть может, вместо того чтобы пугать их ночными кошмарами, нам стоит найти для них какую-то более приятную мечту, чтобы… Что он делает, этот идиот?

Транспортное средство мчалось на огромной скорости. Водитель и не подумал притормозить и остановиться так, чтобы входной люк совпал с воротами выхода на посадку. Теперь с серебристой сигары не спускали глаз все ожидающие посадки существа и издавали целую гамму непереводимых звуков.

«Водитель выпендривается», – подумал Мак Эван. Из-за того, что глаза слепило отражавшееся от блестящего колпака кабины солнце, трудно было разглядеть того, кто вел транспортное средство. Только тогда, когда на кабину упала тень от навеса здания терминала, Мак Эван увидел, что водитель сидит, уронив голову на пульт управления, но что-то предпринимать уже было поздно. Сигара на полном ходу врезалась носом в стену.

Прозрачная ламинированная прочная пластиковая стена толщиной почти в целый фут треснула не сразу. Сначала она сильно прогнулась внутрь под давлением, а кабина транспортного средства от удара смялась в жуткую лепешку из искореженного металла, пластика, перепутанных проводов и окровавленной шерсти. А потом стена все-таки треснула.

В тот момент, когда водитель потерял одновременно и сознание, и управление, система автоматического отключения двигателя и аварийного торможения все-таки сработала, но несмотря на то что колеса уже не крутились, машина упрямо продвигалась вперед, неуклонно расширяя пробоину в пластиковой стене и параллельно теряя куски обшивки салона. Сначала машина пропахала по аккуратно расставленным рядам кресел для тралтанов, мельфиан, кельгиан и илленсиан. Тяжелые, сложные по конструкции кресла вырывались с корнем и разлетались в стороны вместе с существами, которые, к несчастью, занимали их в момент катастрофы. Наконец злополучная машина врезалась в одну из мощных колонн, поддерживавших крышу. Колонна опасно прогнулась, но не сломалась. От удара вниз посыпалась большая часть пластин с потолка, поднялась туча пыли.

Повсюду вокруг Мак Эвана инопланетяне кашляли, метались в разные стороны и выражали боль и отчаяние массой непереводимых звуков. Проморгавшись, Мак Эван увидел, что его друг-орлигианин лежит на полу, поджав ноги, возле остановившейся машины. На счастье, похоже, он не был ранен, но отчаянно кашлял, закрыв лохматое лицо руками. Мак Эван, пинками расшвыривая попадавшиеся под ноги обломки, бросился к другу. По пути у него защипало глаза. Он еле успел зажать рот и нос ладонями.

Хлор!!!

Свободной рукой Мак Эван ухватился за лямку комбинезона орлигианина и потащил его в сторону от треклятой машины, мысленно проклиная себя за то, что занимается совершенно бесполезным делом. Если треснула внутренняя обшивка салона машины, то через несколько минут зал ожидания должен был превратиться в газовую камеру для всех кислорододышащих, поскольку илленсианская атмосфера представляла собой не просто хлор, а хлор под высоким давлением. Споткнувшись о почти плоское членистое, извивающееся посреди обломков тельце, Мак Эван понял, что в загрязнении воздуха повинна не только потерпевшая аварию машина.

Скорее всего илленсианина сшибла машина, и он ударился о решетчатую конструкцию, представлявшую собой кресло для отдыха кельгиан, в результате чего его прозрачный защитный скафандр треснул по всей длине. Из-за контакта с атмосферой зала, в которой пока сохранялась достаточно высокая концентрация кислорода, кожа несчастного илленсианина покрылась противными синевато-белесыми пятнами. Наиболее сильно пострадала кожа вокруг двух дыхательных отверстий. На глазах Мак Эвана илленсианин перестал двигаться, он только издавал громкое шипение.

Мак Эван, продолжая прикрывать рот и нос одной рукой, провел другой по телу илленсианина. Глаз он открыть уже не мог – их щипало даже тогда, когда он жмурился.