Невеста

Пролог

Группа туристов остановилась поглазеть на Милли в свадебном платье, стоявшую на ступеньках регистрационного бюро. Зеваки запрудили тротуар на противоположной стороне улицы, а посетители оксфордских магазинов, привыкшие к ежегодному наплыву туристов, огибали толпу по проезжей части, даже не выражая неудовольствия. Некоторые из них бросали взор на ступени бюро регистрации, чтобы узнать причину суеты, и про себя признавали, что молодая пара на крыльце и в самом деле выглядит очень эффектно.

Некоторые туристы достали фотоаппараты. Милли ослепительно улыбалась в объективы, упиваясь вниманием, пытаясь мысленно представить, как они с Алланом смотрятся вместе. Ее выбеленные, торчащие в разные стороны волосы нагрелись на жарком дневном солнце, взятая напрокат фата царапала шею, влажные нейлоновые кружева платья противно липли к телу. И все же сердце Милли переполняла эйфория, она чувствовала, что готова свернуть горы. При каждом взгляде на Аллана – ее мужа! – новая горячая волна радостного возбуждения пронзала тело, гася все другие ощущения.

Милли приехала в Оксфорд три недели назад. В июле она окончила школу, и в то время как ее друзья собирались на Ибицу или в Амстердам, родители отправили Милли в оксфордский секретарский колледж. «Гораздо полезнее, чем болтаться на каникулах без дела,– решительно объявила мать.– Только подумай, какое преимущество будет у тебя перед остальными, когда ты займешься поиском работы!»

Но Милли не рассчитывала на какие-то там преимущества; она хотела как следует загореть и завести приятеля. Поэтому на второй день посещения курсов машинописи она удрала. Нашла дешевую парикмахерскую и в приливе веселья попросила коротко остричь и высветлить ее волосы. Затем, счастливая и беспечная, Милли бродила по строгим, залитым солнцем улицам Оксфорда, заглядывая в прохладную тишь монастырей и церквушек, вытягивая шею над каменными арками и присматривая, где бы позагорать. По чистой случайности она выбрала местечко на лужайке колледжа Корпус-Кристи1; совершенно случайно комнаты Руперта выходили как раз на эту сторону; по той же случайности Руперт с Алланом решили провести послеобеденное время в ленивой неге, просто лежа на траве и потягивая «Пиммз».

Милли украдкой наблюдала, как они неторопливо вышли на лужайку, чокнулись бокалами и закурили; пригляделась внимательнее, когда один из них снял рубашку и обнажил загорелый торс. До нее долетали обрывки их разговора, и ей вдруг захотелось познакомиться с этими симпатичными парнями.

Неожиданно старший из двоих обратился к Милли, и ее сердце заколотилось от волнения.

– У вас не будет прикурить?

Голос звучал сдержанно, дружелюбно, с американским акцентом.

– Д-да, будет,– запинаясь, пробормотала Милли и пошарила в кармане.

– Боюсь, мы ужасные лентяи.– Тот, что помоложе, застенчиво посмотрел в глаза Милли.– У меня есть зажигалка, во-он там, прямо за тем окном,– он указал на каменный сводчатый проем.– Но из-за жары не хочется никуда идти.

– А мы угостим вас бокалом «Пиммз»,– пообещал американец и протянул руку.– Меня зовут Аллан.

– Руперт,– представился его приятель.

Остаток дня Милли провела с ними, сидя на траве, наслаждаясь солнцем и крепким напитком. Она хихикала и кокетничала, а ее рассказы о других девушках с секретарских курсов вызывали у Аллана с Рупертом взрывы хохота. Под ложечкой у нее возникло чувство предвкушения, к вечеру переросшее в приятную дрожь, еще более возбуждающую оттого, что мужчин двое и оба хороши собой. Руперт – стройный, гибкий, с золотистой кожей, точно молодой лев; светлые волосы окружают голову сияющим нимбом, на гладком загорелом лице сверкает белозубая улыбка. Лицо Аллана – в морщинках, виски чуть тронуты сединой, но от взгляда серо-зеленых глаз замирает сердце, а его голос ласкает слух, точно шелк.

Когда Руперт перевернулся на спину и, глядя в небо, произнес: «Может, пойдем куда-нибудь поужинаем?» – Милли решила, что он ее приглашает. Пронзившая ее мгновенная, невыразимая радость сразу смешалась с осознанием того, что она все же предпочла бы Аллана. Но в это мгновение Аллан тоже перекатился на спину и сказал: «Да, конечно», а потом нагнулся над Рупертом и небрежно поцеловал его в губы.

Самое странное, что после первого потрясения, от которого у Милли перехватило дух, она в общем-то оказалась не против такого поворота. Пожалуй, так было даже лучше: теперь они оба принадлежали ей. Вечером она отправилась с ними в кафе «Сан-Антонио» и получила огромное удовольствие, ловя завистливые взгляды парочки однокашниц, сидевших за соседним столиком. На следующий вечер они завели старый граммофон, слушали джаз и пили мятный коктейль; Руперт с Алланом учили Милли, как правильно сворачивать сигарету с марихуаной. Через неделю они стали закадычной троицей.

А потом Аллан сделал ей предложение.

Ни секунды не раздумывая, Милли согласилась. Он засмеялся, полагая, что она шутит, и начал длинно и скучно объяснять трудности своего положения: говорил про визы, про чиновников из Министерства внутренних дел, про устаревшую систему и дискриминацию гомосексуалистов. Все это время он не отрывал от Милли умоляющего взгляда, как будто ее согласия еще только предстояло добиться. Но Милли не надо было уговаривать, она уже вся трепетала от возбуждения при мысли о свадебном платье и букете невесты, о самом захватывающем для нее событии. И только когда Аллан, нахмурившись, сказал: «Просто не верится, что я прошу кого-то ради меня нарушить закон», до Милли наконец дошло, что она собирается сделать. Однако слабые уколы совести тут же потонули в пьянящем счастье, которое Милли испытала, когда Аллан обнял ее и тихонько шепнул на ушко: «Ты – ангел». Выдохнув улыбку, она ответила: «Да ну, брось!» В самом деле, не считать же это услугой.

Торжественный момент наступил. Они наскоро проговорили положенные клятвы: Аллан – сухим, неожиданно серьезным голосом; Милли – изо всех сил сдерживая смех. Затем расписались. Сначала жених – быстрой, уверенной рукой, потом невеста – пытаясь ради такого случая изобразить «взрослую» подпись. И вот, почти что к удивлению Милли, все кончилось, они стали мужем и женой. Аллан едва заметно улыбнулся и снова поцеловал Милли. Ее губы еще хранили его поцелуй, безымянный палец левой руки с позолоченным колечком еще чувствовал себя непривычно.

– Хватит фотографий,– внезапно сказал Аллан.– Не надо афишировать.

– Еще несколько, и все,– быстро отозвалась Милли.

Она с боем уломала Руперта и Аллана позволить ей надеть свадебное платье и теперь хотела продлить счастливый момент как можно дольше.

Девушка подвинулась поближе к Аллану и прильнула к его локтю, обнаженной рукой ощущая шероховатую ткань костюма. Порыв летнего ветра взъерошил ей волосы и потянул фату, обдувая шею. Старая театральная программка порхнула вдоль сточной канавы; туристы на противоположной стороне улицы начали расходиться.

– Руперт! – крикнул Аллан.– Хватит фотографировать !

– Погоди,– вцепилась в его рукав Милли.– А конфетти?

– Ладно уж,– снисходительно произнес Аллан.– Кажется, без конфетти мы никак не обойдемся.

Он сунул руку в карман и подбросил вверх горсть разноцветных кружочков. В тот же миг ветер снова поймал фату Милли, на этот раз оторвав ее от маленькой пластмассовой диадемы, закрепленной в волосах. Фату эффектно подбросило в воздух, и она полетела, будто кудрявый завиток прозрачного дыма.

Фата приземлилась на тротуаре у ног темноволосого юноши лет шестнадцати, который нагнулся, поднял ее и принялся внимательно разглядывать, словно какую-то редкость.

– Эй! – воскликнула Милли.– Это мое!

Она вприпрыжку сбежала по ступенькам, оставляя за собой шлейф конфетти.

– Это мое,– повторила она отчетливо, приблизившись к подростку и решив, что он иностранный студент и может не знать английского.

– Разумеется,– ответил паренек сдержанно и учтиво.– Я только подобрал.

Он протянул фату, и девушка смущенно улыбнулась, приготовившись чуть-чуть пококетничать. Однако выражение лица паренька не изменилось; за блеском круглых стекол его очков Милли уловила легкое юношеское презрение. Она вдруг расстроилась и почувствовала себя немного глупо – стоя вот так, без головного убора, в плохо пригнанном нейлоновом платье.

– Спасибо,– поблагодарила она, забирая фату.

– Не за что,– пожал плечами подросток.

Он не уходил и наблюдал, как Милли закрепляет сетчатую ткань. Под его взглядом руки ее не слушались.

– Поздравляю,– сказал паренек.

– С чем? – не поняла Милли, затем подняла глаза и вспыхнула.– Ах да, конечно. Большое спасибо.

– Желаю счастья в семейной жизни,– бесстрастно добавил он, кивнул и, прежде чем Милли успела что-либо ответить, двинулся прочь.

Рядом с Милли внезапно вырос Аллан.

– Кто это?

– Не знаю. Он пожелал нам счастья в семейной жизни.

– Тогда уж счастливого развода,– уточнил Руперт, державший Аллана за руку.

Милли посмотрела на него: лицо Руперта просто светилось, никогда еще он не выглядел таким красавцем.

– Милли, огромное спасибо тебе от меня,– произнес Аллан.– От нас обоих.

– Не стоит благодарности,– отмахнулась Милли.– Было забавно!

– Все равно. У нас тут кое-что есть…– Аллан оглянулся на Руперта, затем вынул из кармана маленькую коробочку.– Речной жемчуг. Надеемся, тебе понравится.

– Какая прелесть! – Глаза Милли засияли.– Не надо было тратиться!

– Мы хотели отблагодарить тебя,– серьезно продолжил Аллан.– Ты замечательный друг и потрясающая невеста!

Он застегнул ожерелье на шее Милли, и она покраснела от удовольствия.

– Выглядишь великолепно,– улыбнулся Аллан.– Самая красивая жена, о которой только может мечтать мужчина.

– Как насчет шампанского? – предложил Руперт.

Остаток дня они провели чудесно: плавали на плоскодонке по Черуэллу, пили марочное шампанское и придумывали всевозможные тосты друг за друга. В последующие дни практически все свое свободное время Милли проводила в компании Руперта и Аллана. По выходным они выезжали за город и, расстелив клетчатый плед, устраивали роскошные пикники, а посетив Бленем2. Милли настояла, чтобы они расписались в книге посетителей как мистер и миссис Аллан Кепински.

Через три недели, когда курсы секретарей закончились, Руперт и Аллан устроили для Милли прощальную вечеринку у «Рандольфа», велели ей заказать обед из трех блюд и не позволили даже одним глазком взглянуть на цены.

На следующий день Аллан отвез Милли на вокзал, посадил на поезд, помог разместить багаж и вытер ей слезы шелковым платком. Он поцеловал ее, пообещал писать и добавил, что очень скоро они встретятся в Лондоне.

Больше Милли его не видела.

Глава 1

Десять лет спустя

Комната была большая и просторная, окна выходили на бисквитно-коричневые улицы Бата3, укрытые глазурью январского снега. Несколько лет назад комнату освежили, переделав ее в традиционном стиле – с обоями в полоску и парой-тройкой вещиц георгианской эпохи. Последние, однако, совсем затерялись под грудами яркой одежды, компакт-дисков, косметики и журналов, наваленных на всех без исключения горизонтальных поверхностях. Внушительный платяной шкаф красного дерева почти полностью скрывался за огромным белым чехлом для платья; на комоде стояла шляпная картонка; на полу возле кровати приютился чемодан, битком набитый нарядами для медового месяца в теплых краях.

Милли, поднявшаяся в комнату чуть раньше, чтобы закончить с укладкой вещей, теперь удобно расположилась в кресле, посмотрела на часы и надкусила засахаренное яблоко. На коленях у нее лежал глянцевый журнал, раскрытый на странице читательских писем. «Дорогая Анна,– говорилось в первом послании,– у меня есть секрет от мужа». Милли закатила глаза. На ответ редакции можно даже не смотреть, советуют всегда одно и то же: расскажи всю правду, будь честной. Точно какой-нибудь светский катехизис, который надо затвердить наизусть и повторять, не вникая в смысл.

Взгляд Милли скользнул ко второму письму. «Дорогая Анна! Я зарабатываю гораздо больше, чем мой парень». Милли презрительно захрустела яблоком. Тоже мне проблема! Она перевернула страницу. В разделе «Домашний интерьер» был представлен целый ряд дорогих мусорных корзин. А в ее списке свадебных подарков мусорных корзин нет. Может, еще не поздно добавить?

Внизу раздался звонок в дверь. Для Саймона еще слишком рано; скорее всего, приехал кто-то из постояльцев домашней гостиницы. Милли лениво оторвала взгляд от журнала и обвела глазами спальню. Эта комната принадлежала ей уже двадцать два года, с тех самых пор, когда семейство Хэвиллов переехало на Бертрам-стрит, в дом номер один, и Милли с упрямством шестилетнего ребенка безуспешно пыталась уговорить родителей выкрасить стены в ярко-розовый цвет. Она покидала дом, когда училась в школе и в колледже, даже недолгое время жила в Лондоне, и всякий раз возвращалась обратно, в эту самую комнату. Но в субботу она уедет отсюда навсегда. У нее будет собственный дом, где она все заведет по-своему, как положено взрослой, замужней женщине.

– Милли? – Голос матери прервал размышления девушки.– Саймон пришел!

– Что? – Милли взглянула в зеркало и поморщилась, недовольная своим растрепанным видом.– Ты не шутишь?

– Можно ему подняться к тебе? – Мать просунула голову в приоткрытую дверь и внимательно оглядела комнату.– Ты же собиралась навести порядок!

– Не впускай его сюда,– попросила Милли, зажав в руке яблоко.– Скажи, что я примеряю платье и через минуту спущусь.

Мать удалилась, а Милли выбросила яблоко в мусорное ведро, закрыла журнал и кинула его на пол, но потом передумала и запихала под кровать. Торопливо стянув с себя голубые леггинсы, открыла шкаф. С одной стороны гардероба висели элегантные черные брюки, темно-серая юбка, шитая на заказ, брючный костюм шоколадного цвета и с полдюжины накрахмаленных до хруста белых блузок. По другую сторону находилась одежда, которую Милли обычно носила, когда не собиралась на свидание с Саймоном: потертые лохматые джинсы, старенькие свитера, яркие мини-юбки в обтяжку. Все то, что ей скоро придется выбросить.

Милли надела черные брюки с белой блузкой и протянула руку за кашемировым свитером – рождественским подарком Саймона. Придирчиво оглядев свое отражение в зеркале, она принялась расчесывать волосы – длиной до плеч, сливочно-белого оттенка,– пока они не заблестели, а затем обула дорогие черные мокасины. Милли и Саймон не раз сходились во мнении, что покупка дешевой обуви – ложная экономия; насколько Саймону было известно, коллекция ее обуви состояла из этих мокасин, пары коричневых сапожек и темно-синих лодочек от Гуччи, которые он купил ей сам.

Милли со вздохом закрыла шкаф, перешагнула через кучу белья, сваленную на полу, и взяла сумочку. Затем провела за ушами пробкой от духов, плотно закрыла за собой дверь и начала спускаться по лестнице.

– Милли! – донесся сдавленный шепот из спальни матери.– Зайди-ка сюда!

Она послушно вошла. Оливия Хэвилл стояла у комода и держала в руках открытую шкатулку с драгоценностями.

– Солнышко,– начала мать,– почему бы тебе сегодня не надеть мое жемчужное ожерелье? – Она протянула дочери короткое колье с двойной ниткой жемчуга и бриллиантовым фермуаром.– Замечательно подходит к этому джемперу!

– Мамочка, мы всего лишь идем на встречу с викарием,– возразила Милли.– Ничего важного. Надевать жемчуг нет нужды.

Как это ничего важного? – возмутилась Оливия.– Посерьезнее, пожалуйста, Милли! Брачный обет дается один раз в жизни.– Она помолчала.– Кроме того, все невесты из высшего общества носят жемчуг.– Она приложила ожерелье к шее дочери.– Настоящий жемчуг, а не эту твою мелочь.

– Мне нравится мой речной жемчуг,– оправдываясь, сказала Милли.– И к высшему обществу я не принадлежу.

– Милая, ты вот-вот станешь миссис Саймон Пиннакл!

– Саймон тоже не принадлежит к высшему обществу.

– Не глупи,– решительно произнесла Оливия.– Еще как принадлежит. Он сын мультимиллионера!

Милли устало закатила глаза.

– Мне пора.

– Ну хорошо.– Оливия с сожалением убрала колье в шкатулку.– Поступай как знаешь. Только обязательно напомни канонику Литтону о розовых лепестках, ладно?

– Напомню,– пообещала Милли и поспешила вниз по лестнице.

Свернув в коридор, на ходу схватила с вешалки пальто.

– Привет! – крикнула она в гостиную.

Пока Саймон не вышел в коридор, поспешно пробежала глазами первую полосу свежего номера «Дейли телеграф», стараясь запомнить как можно больше заголовков.

– Милли! – Лицо Саймона просияло.– Ты великолепно выглядишь!

Милли подняла голову и улыбнулась.

– Ты тоже.

Саймон был одет по-деловому – в темный костюм, безупречно сидевший на его крепкой коренастой фигуре, голубую рубашку и лиловый шелковый галстук. Темные волосы густым ершиком топорщились над высоким лбом. И еще от Саймона в меру пахло лосьоном после бритья.

– Итак,– объявил он, открывая входную дверь и пропуская Милли на улицу, где зимний воздух был свежим и бодрящим,– идем учиться, как правильно вступать в брак.

– По-моему, это нелепо,– пожала плечами Милли.

– Напрасная трата времени,– согласился с ней Саймон.– Что может рассказать о браке дряхлый священник? Тем более, что сам он не женат.

– Ну-у,– протянула Милли.– Наверное, так полагается.

– Лишь бы не начал нас поучать, а не то доведет меня до белого каления.

Милли взглянула на Саймона. Его шея напряглась, глаза решительно смотрели вперед. Ей показалось, что он похож на молодого бульдога, готового вцепиться кому-нибудь в глотку.

– Я точно знаю, чего хочу от брака,– нахмурился Саймон.– Мы с тобой оба знаем. И нечего чужому человеку совать нос в наши дела.

– Мы просто будем слушать и кивать,– примирительно произнесла Милли.– А потом уйдем.– Она достала из кармана перчатки.– Вообще-то я и так знаю, что он скажет.

– Что?

– Будьте добры друг к другу и не спите с кем попало.

Саймон на секунду задумался.

– Пожалуй, с первой частью я справлюсь.

Милли ткнула его кулаком в бок. Саймон расхохотался, привлек ее к себе и запечатлел поцелуй на ее блестящих волосах. На углу он вынул из кармана брелок сигнализации и, нажав на кнопку, открыл автомобиль.

– Еле-еле нашел место для парковки. На улицах не проткнешься.– Он снова сдвинул брови.– Не знаю, изменит ли что-нибудь новый закон…

– Об охране окружающей среды? – подхватила Милли.

– Точно! Читала об этом сегодня?

– Конечно,– соврала Милли, мысленно возвращаясь к заголовкам «Дейли телеграф».– Ты считаешь, они правильно расставили основные акценты?

Пока Саймон разглагольствовал, Милли смотрела в окно, время от времени кивая в знак согласия, и размышляла о том, не купить ли ей третье бикини для медового месяца.

Гостиная в доме каноника Литтона была большая, продуваемая сквозняками и набитая книгами. Книги вдоль стен, на всех столах и стульях, книги на полу – кривобокие пыльные стопки. Вдобавок почти все вещи в комнате, не являвшиеся книгами, были на них похожи. Чайник в форме книги; каминный экран, декорированный орнаментом в виде книг, даже коврижки, столбиками уложенные на чайном подносе, напоминали собрание энциклопедических томов.

Сам каноник Литтон походил на ветхую книжную страницу. Его тонкая, будто пропыленная кожа, казалось, вот-вот порвется; если он смеялся или хмурился, его лицо сморщивалось тысячью складок, как мятый лист бумаги. В настоящий момент – как, впрочем, почти всегда во время церковной службы – каноник Литтон хмурился. Его кустистые седые брови сошлись в одну линию, глаза были сосредоточенно прищурены, и он угрожающе размахивал в воздухе костлявой рукой с зажатой в ней чашкой с чаем.

– Секрет счастливого брака,– витийствовал священник,– заключается в доверии. Доверие – ключ ко всему. Доверие – это краеугольный камень.

– Совершенно верно,– кивнула Милли.

За последний час она повторяла эту фразу с интервалом в три минуты. Ее жених подался вперед, точно намеревался вставить слово. Но каноник Литтон относился к тому типу ораторов, которые не позволяют себя перебивать. Едва только Саймон набирал в грудь воздуха, чтобы что-то сказать, священник начинал говорить громче и отворачивался в сторону, оставляя Саймона ни с чем, в разочарованном, но почтительном молчании. Милли видела, что Саймон готов поспорить с большинством из сказанного каноником. Что до нее, то она просто пропустила всю эту скукоту мимо ушей.

Ее взор лениво скользнул влево, на застекленный книжный шкаф. Вот она отражается в стекле: изящная, безукоризненно одетая, взрослая и элегантная. Милли осталась довольна своим внешним видом. Правда, каноник Литтон все равно не оценит. Он наверняка думает, что тратиться на одежду – грешно. Лучше бы Милли раздала эти деньги бедным, скажет он ей.

Она немного поерзала на диване, подавила зевок, повернула голову и, к своему ужасу, обнаружила, что каноник смотрит на нее. Глаза его сузились, он оборвал свою тираду на полуслове.

– Прошу прощения, если утомил вас, моя дорогая,– с презрением проговорил он.– Вероятно, вам уже знакомо это изречение.

– Нет,– зарделась Милли,– не знакомо. Я просто… гм…– Она бросила быстрый взгляд на Саймона, который в ответ усмехнулся и незаметно ей подмигнул.– Я… немного устала,– сконфуженно закончила она.

– От приготовлений к свадьбе у бедняжки Милли просто голова кругом идет,– вмешался Саймон.– Столько всего надо предусмотреть – шампанское, торт…

Безусловно,– холодно отрезал священник.– Но позвольте вам напомнить, что смысл свадебного торжества отнюдь не в торте, не в шампанском и не в подарках, которые вам, несомненно, преподнесут.– Каноник пробежал глазами по комнате, как будто сравнивая собственный убогий скарб с кучами роскошных дорогих подарков, сваленными у ног Саймона и Милли, и сдвинул брови еще суровее.– Меня крайне огорчает – продолжил он, шагая к окну,– небрежное отношение многих молодых пар к церемонии венчания. Таинство брака нельзя считать обычной формальностью.

– Конечно, нельзя,– согласилась Милли.

– Это не просто вступление перед веселой вечеринкой.

– Конечно,– снова подтвердила Милли.

– Говоря словами церковной службы, к браку нельзя относиться беспечно, легкомысленно или эгоистично…

– А мы и не будем! – раздался нетерпеливый возглас Саймона.– Святой отец, вы, наверное, каждый день сталкиваетесь с парами, которые вступают в брак по каким-то ложным мотивам, но это не наш случай, ясно? Мы любим друг друга и хотим прожить вместе до конца своих дней. Для нас это серьезно. Шампанское и свадебный торт здесь совершенно ни при чем.

Саймон замолчал, и на мгновение воцарилась тишина. Милли взяла его за руку и сжала ее в своей ладони.

– Понимаю,– проговорил наконец каноник Литтон.– Что ж, рад слышать.– Он сел, сделал глоток холодного чая и поморщился.– Не хотелось бы давать вам ненужных наставлений,– продолжил он, поставив чашку на поднос,– однако вы не представляете, сколько абсолютно неподходящих пар прошло перед моими глазами. Легкомысленные юнцы, едва знакомые со своими подружками, глупые девчонки, которым нужен повод, чтобы покрасоваться в свадебном платье…

– Охотно верю,– отозвался Саймон.– Но у нас с Милли все по-настоящему. И мы действительно относимся к этому весьма серьезно. Мы хорошо знаем друг друга, любим друг друга и будем очень счастливы.

Он наклонился и с нежностью поцеловал Милли, а затем посмотрел на священника почти с вызовом.

– Гм,– произнес тот.– Ну, будем считать, что я сказал достаточно. Похоже, вы на верном пути.– Каноник Литтон взял со стола папку и принялся перелистывать в ней бумаги.– Есть еще кое-какие вопросы…

– Ты молодец,– прошептала Милли на ухо Саймону.

– Я сказал правду,– шепнул он в ответ и ласково поцеловал ее в уголок рта.

Так вот,– продолжал каноник.– Я должен был упомянуть об этом раньше. Как вам известно, в прошлое воскресенье преподобный Гаррис забыл объявить о вашем бракосочетании4.

– Неужели? – удивился Саймон.

– Вы, безусловно, обратили на это внимание.– Священник взглянул на Саймона с неодобрением.– Если не ошибаюсь, вы присутствовали на утренней службе?

– Ах да,– сказал Саймон после паузы.– Конечно. То-то мне показалось, что не все в порядке.

Преподобный Гаррис очень сожалеет,– каноник раздраженно засопел,– но сделанного не воротишь. Так что вам придется венчаться по специальному разрешению5.

– Вот как? И что это означает? – вопросила Милли.

– Это означает, что, кроме всего прочего, вы должны будете принести клятвы.

– Черт побери! – не удержалась Милли.

– Что, простите? – недоуменно переспросил священник.