Грязное золото

Настали сумерки, когда мы вернулись в лагерь, расседлали лошадей, пустили их пастись и вернулись в вигвам, где нас ждал приготовленный Пайотаки горячий ужин.

Она простонала, когда Картер бросил мешочки с золотым песком у изголовья своей лежанки:

– Как! Вы принесли обратно эти приносящие беду мешочки!

– Теперь это наши мешочки. Мешочки с желтым песком, которые мы сможем обменять на все, что захотим. А вот то, что я купил тебе, – ответил Картер и положил ей на колени яркую накидку.

– Ты заплатил за нее жёлтым песком. Я не могу, не возьму её…

– Нет. Я заплатил за неё деньгами за бобровые шкуры, которые сохранил для нас Большой Нож.

– Ты щедр. Тогда я одену эту красивую накидку. Но все же как хотела бы я, чтобы ты не принёс обратно эти вещи, приносящие беду. Я не могу даже смотреть на них.

– Тебе и не нужно на них смотреть. Я уберу их с твоих глаз, – ответил Картер и убрал их в парфлеш, в котором хранил всякие мелочи для ежедневного использования.

– Я все равно буду постоянно думать о них, и я знаю, что они принесут нам несчастье, – простонала женщина. И добавила: – Ваша еда готова. Поешьте.

На следующий день Беллари и Ричардс со своими покупками покинули форт и поставили свои вигвамы рядом с нашими. Как и мы, они собирались присоединиться к лагерю пикуни, потому что их вожди собирались зимовать в тех местах, где бобров было много. Нельзя сказать, что пикуни очень хотели этим заниматься – вовсе нет. Но позвольте мне объяснить:

С тех пор, как в 1754 году компания Гудзонова Залива появилась на верхнем Саскачеване и стала требовать бобровые шкуры за свои товары – только бобровые, охотники из трёх племен черноногих – собственно черноногие, пикуни и Кровь – без особой охоты занимались трапперством – они терпеть не могли эту тяжелую и грязную работу. И с этим занятием они практически покончили, когда в 1832 году Американская Пушная компания поставила свои посты на верхней Миссури и стала продавать свои товары за бизоньи шкуры. Это было совсем другое дело – погоня за огромными стадами на приученных к этому лошадях, богатая добыча – всё это было совсем другое дело, это был почти спорт, и женщины с большой охотой выделывали бизоньи шкуры с тёмным мехом, чтобы сделать их мягкими, что и было нужно торговцам Больших Ножей. Британская компания покупать бизоньи шкуры не могла – они были слишком тяжелыми, чтобы вывозить их на маленьких лодках по Саскачевану в озеро Виннипег, а потом по реке Нельсон в Гудзонов Залив, где стояли их корабли. Американская компания, со своей стороны, имела пароходы, ходившие между её постами, и базу в Сент-Луисе, и тысячи бизоньих шкур, даже десять тысяч, не представляли для неё особой проблемы. Так что посты на Саскачеване простаивали, вся торговля с черноногими шла через форт Бентон. По этой причине на бобров они особого внимания не обращали, и мы, свободные трапперы, предпочитали жить вместе с ними и заниматься своими делами, будучи при этом в безопасности от вражеских военных отрядов, наводнявших равнины.

Поставив свои вигвамы и приготовив всё, что нужно для ночевки, вновь прибывшие собрались в нашем вигваме – мужчины хотели поговорить с Картером, женщины поболтать с Пайотаки. Тем вечером должен был состояться совет вождей, на котором должны были решить, где племя будет зимовать. Мы сказали Ричардсу и Беллари, что Три Бизона обещал нам стоять за Медвежью Реку Другой Стороны (река Устричных Раковин) – на этой реке и её притоках, текущих со Снежных гор, было много бобров, мы хорошо это знали. Ричардс сказал, что мы обязательно должны туда пойти, и Беллари предложил нам присоединиться к совету и уговорить вождей определить эту местность для предстоящей зимовки. Потом мы спокойно покурили и сидели молча, когда женщина Беллари, Ауакас Аки (Антилопа), сказала Пайотаки, что хотела бы посмотреть на жёлтый песок, который Три Бизона отдал Бобренку.

– Он в этом мешке. Я не могу на него смотреть. Я не могу даже прикасаться к нему, потому что этот песок приносит горе, и я уверена, что нам грозит беда, – ответила Пайотаки.

– Кайа! Какое разочарование! – воскликнула другая. – Я так хотела их увидеть. Мой мужчина сказал, что они стоят больше, чем все товары в Большом Доме.

– Смотри, если так хочется, – сказал Картер и вытащил мешочки, отложил один в сторону, развязал другой и протянул ей. Потом, пока она и женщина Ричардса обменивались восхищенными возгласами, обсуждая вес и цвет содержимого мешочка, Беллари взял другой и стал ласкать его с такой страстью, что мне стало нехорошо. Мне никогда такие люди не нравились. Его бегающие маленькие злобные глаза, тонкие губы, кривившиеся в жестокой усмешке, нос, похожий на орлиный клюв, и грязные длинные волосы придавали ему отталкивающий вид. Его часто одолевали внезапные приступы ярости, во время которых он избивал свою женщину. Какой контраст составлял он Ричардсу – у того было открытое, благородное лицо, голубые глаза, рыжие волосы. Рожденные и выросшие в Монреале, оба они оказались на Западе, нанявшись на службу в компанию Гудзонова Залива, но скоро службу оставили, предпочтя ей вольную жизнь свободных трапперов. Они уже много времени провели на Севере, и мне казалось непонятным, почему Ричардс продолжает жить и странствовать в одной компании с этим непредсказуемым злобным французом.

Наконец, не отрывая от него глаз, Беллари протянул мешочек Картеру, говоря:

– Этот дурак Три Бизона просто так отдал такой дорогой золотой песок. Ричардс, хотел бы ты получить такой дорогой подарок?

– Да не особо. Мне вполне хватает того, что я добываю капканами.

– Верно, но сам подумай. Получить семь тыщ долларей, следующим летом сесть на пароход до Сент-Луиса и там загулять. Вот было бы здорово!

– Это не для меня. Мне нравится жить здесь, среди гор и равнин.

– Да что с тебя взять! – воскликнул Беллари.

Настали сумерки, когда лагерный глашатай объявил, что совет вождей состоится прямо сейчас в вигваме главного вождя, Большого Озера. Там уже собрались тринадцать младших вождей, несколько известных воинов и шаманов, когда вошли мы четверо, но и для нас нашлось место в кругу собравшихся. У Большого Озера было две большие каменные трубки с длинными чубуками, специально предназначенными для таких случаев, и, когда они были зажжены и пошли по кругу, Бегущий Журавль, вождь клана Никогда Не Смеются, открыл совет, предложив Отокуи Тактай (Жёлтую реку, которую Льюис и Кларк назвали рекой Джудит) как место, наиболее подходящее для зимней охоты. Несколько собравшихся одобрили этот выбор. Другие предлагали разные области страны черноногих. Потом Три Бизона сказал, что лучшим местом для зимовки будет область у Медвежьей Реки Другой Стороны (река Устричных Раковин). Зима там не суровая, равнины полны бизонов и антилоп, в соседних горах множество оленей, вапити и толсторогов для тех, кому понадобится кожа для изготовления одежды и мокасин. Его выбор вызвал множество одобрительных возгласов, и мы с Картером присоединились к ним.

– Значит, решено, что зимовать будем у этой реки, – резюмировал Большое Озеро.

– Да. Да. Зимовать будем там, – хором ответили все собравшиеся.

Все, кроме одного – старого Красного Пера, самого сильного шамана племени, владельца древнего талисмана Бобра Подаренного Солнцем, который, после небольшой паузы, решительно сказал:

– Нет, туда мы не пойдем, и ни в какое из других мест, о которых вы говорили. Мне было послано два видения. В каждом из них я видел наш большой лагерь на Среднем ручье. Видел Волчьи Горы недалеко на востоке, горы Медвежьей Лапы недалеко на западе. И это было время новой травы. Зеленой была равнина, зелеными были деревья вдоль ручья и на склонах соседних гор. Вы все хорошо знаете, что значит видеть во сне новую зеленую траву: это значит, что мы переживем зиму, порадуемся следующему лету. Само Солнце посылает нам наши видения: так оно говорит нам, что должны мы делать, чтобы все у нас было хорошо. Так что, друзья мои, мы должны зимовать на Среднем ручье. – да, только там, а не в другом месте, мы должны зимовать.

Последовало долгое молчание, которое наконец прервал Большое Озеро:

– Ну, друзья мои, значит, зимовать мы будем на Среднем ручье?

Да, все согласились, что зимовать будут там – все, кроме Три Бизона, который хранил молчание. Он сопроводил нашу четверку к вигваму Картера, и там сказал ему:

– Ну, Бобрёнок, что скажешь?

Картер ответил, что Средний ручей для нас как место зимовки не годится, потому что бобров по его течению очень мало. Мало их и вдоль ручьев, текущих со склонов Медвежьей Лапы и Волчьих (Малых Скалистых) гор. Мы должны, сказал он, собраться и пойти на лучший бобровый ручей – Медвежью реку Другой Стороны (реку Устричных Раковин).

На это Пайотаки и две другие женщины стразу стали возражать: нас слишком мало, чтобы зимовать в этой части страны, через которую постоянно проходят военные отряды враждебных племен. Беллари напомнил им, что зимой военные отряды не ходят. Они ответили, что зима еще не настала, а лучшее время для ловли бобров капканами – начало весны. Стоит ли собираться и отправляться туда прежде этого времени? Нет. Пойти туда – просто безумие; будем ставить там капканы, пока всех нас не убьют. Беллари предложил найти ещё двух или трёх трапперов, готовых пойти с нами.

Тут Три Бизона нетерпеливо воскликнул:

– Это не птичья голова4! Я пойду с вами!

При этом мы, мужчины, заулыбались, а женщины затряслись в восклицаниях. Выражение, которое произнес Три Бизона, в данном случае означало «Я не боюсь!»

Мы продолжили разговаривать. Три Бизона сказал, что может пригласить двух своих бесстрашных друзей, одного из них зовут Ахкайя (Одинокий Человек), другого – Икаскина (Короткий Рог), вместе с их семействами. Беллари сказал, что Джон Берд и Генри Уилсон, которые только что расположились в устье Шонкин, немного ниже форта Бентон, будут рады присоединиться к нам. Женщины стали громко протестовать, мы же решили отправиться в путь, как только станет достаточно светло, и с этим наши гости покинули нас.

Солнце едва появилось, когда Три Бизона остановился у нашего вигвама и сказал, что его друзья пойдут с нами. Мы торопливо поели и начали сборы, при этом нас сильно мешали посещения Большого Озера и других вождей, и все он уговаривали нас не ходить вниз по Медвежьей реке Другой Стороны, потому что эта местность кишит врагами. Было около одиннадцати часов, когда мы наконец выехали; женщины из нашей группы со слезами на глазах попрощались со своими родичами, говоря им, что едут туда с тяжелыми сердцами, предчувствуя свой скорый конец, и тени их скоро присоединятся в унылых Песчаных Холмах к тем пикуни, кто ушел туда раньше,.

Когда несколькими часами позже мы приблизились к форту Бентон, где должны были пополнить запасы на зиму и переночевать, Ричардс ушел в лагерь Берда и Уилсона, чтобы предложить им присоединиться к нашей экспедиции. Появившись в воротах форта, агент Доусон сердечно приветствовал нас и отдал в наше распоряжение большую гостевую комнату с очагом, избавив нас от необходимости ставить на ночь вигвамы. Мы разгрузили и расседлали своих вьючных лошадей, пустили их пастись и стали заниматься покупками; во время этого процесса женщины сразу повеселели, начав выбирать разные нужные им вещи и украшения, о которых так давно мечтали. Но, когда вечером они стали готовить нам ужин, лица их снова стали мрачными и глаза наполнились слезами, потому что женщины из форта собрались вокруг них и стали рассказывать им о том, какие опасности поджидают их, если они пойдут в эту полную врагов страну, повинуясь своим безумным мужчинам.

В сумерках пришел Ричардс с Бердом, Уилсоном и их семьями – они были готовы присоединиться к нам в нашем предприятии, хотя оно и выглядело рискованным. Раньше, тем летом, мы Картер, Ричардс, Беллари и я купили у Доусона многозарядные винтовки Генри, которые в тот год только появились в продаже, и теперь эти двое тоже хотели их приобрести, и пять сотен патронов, но купить их не могли, потому что кредита для них не было. В результате мы с Картером выдали им поручительство на триста долларов, и еще на столько же за два ружья и триста патронов для Ахкайи и Икаскина. Три Бизона оставил себе карабин Спенсера, так что все мы были хорошо вооружены.

Тем вечером агент Доусон пригласил меня поужинать с ним и его доброй женой из племени утсена (гро-вантров), в их домике, самом удобном во всем форте. Это было настоящее наслаждение – на десерт у нас было по большой порции сливового пудинга! Я давно знал, что агент ко мне относится с отеческой любовью, и сейчас он был против того, чтобы я отправлялся в этот опасный путь на реку Устричных Раковин, чтобы ставить там капканы или по любым иным причинам.

С остальными всё в порядке, сказал он. Это их жизнь, и другой они не знают. Ставить капканы – занятие нестоящее. У меня хорошее образование, я могу рассчитывать на что-то получше. Он может сделать меня служащим, и со временем я смогу добиться хорошего положения в компании. Его слова вкупе с сердечным ко мне отношением привели меня в некоторое замешательство. Я взял свою шляпу, поблагодарил хозяев за ужин и сказал, что, раз уж у меня есть договоренность с Картером и другими, я должен зимовать с ними вместе. Быть может, весной я вернусь и приму его предложение, если к тому времени он не передумает.

Я аккуратно прикрыл за собой дверь, пересёк веранду и присел у верхней ступени лестницы, глядя на залитый лунным светом форт, сделанный из сырцового кирпича. Александр Гильбертсон, агент компании, с помощью мексиканских рабочих строил его в течение нескольких лет, завершив работу в 1855 году. Это был квадрат со стороной в восемьдесят ярдов, с двумя двухэтажными башнями, на которых стояли пушки, на северо-восточном и юго-западном углах. Его наружные стены представляли собой двухэтажные постройки. Выглядел форт очень внушительно; его обитатели могли чувствовать себя в полной безопасности. У меня было большое желание вернуться к агенту и сказать, что принимаю его предложение. Но нет. Я набрался смелости и заставил себя спуститься в комнату для гостей и лечь в постель, которую приготовила мне Пайотаки.

Все остальные в большой комнате уже спали, было тихо. Несколько мерцающих угольков в догорающем камине давали мне достаточно света. Я разделся и растянулся под одеялом, и уже засыпал, когда услышал, как Пайотаки шепчет:

– Бобрёнок, муж мой, послушай же меня. Сделай что-то для меня, для себя, для всех нас.

– Ну что еще? – пробурчал Картер.

– Выбрось эти жёлтые камни или оставь их здесь, в Большом Доме.

– Нет. Хватит приставать ко мне с этим делом. Спи.

– Ты очень об этом пожалеешь. Скоро придет время, когда ты пожалеешь о том, что не выполнил просьбу бедной женщины.

– Это глупая просьба, совершенно бессмысленная.

Больше Пайотаки ничего не сказала, но, пока я не уснул, я слышал, как она тихо плакала. Но все это не прошло впустую: я, как и женщина, чувствовал глубокую подавленность; как и она, я чувствовал, страх перед будущим.

Поскольку запасов для зимовки у нас было много, нам пришлось навьючивать много лошадей, так что из форта мы вышли поздно. Было около десяти часов, когда мы пересекли мелкий брод чуть выше форта и вышли на утоптанную тропу, по которой ходили черноногие, и которая соединяла реки Миссури и Йеллоустоун, и несколько дней двигались по ней.

Появление нашего каравана, думается, могло вызвать страх в сердцах воинов любого вражеского отряда. Нас было девять мужчин и трое почти взрослых подростка, все хорошо вооруженные; и, поскольку Три Бизона имел двух жен, Икаскина трех и Ахкайа двух, всего в отряде насчитывалось двенадцать женщин, некоторые из которых тоже могли сражаться, если бы возникла такая необходимость. В любом случае все они, а также шесть или восемь детей, могли ехать верхом, что увеличивало видимую численность отряда. Наш табун – верховые лошади, вьючные и пустые – насчитывал больше двухсот голов.

Поднявшись на равнину, мы сразу увидели стада бизонов и антилоп, которые разбегались при нашем появлении, и с этого времени они были постоянно на виду, и у нас всегда было столько жирного мяса, сколько было нам нужно. Я почти не знал Берда и Уилсона, поэтому в течение дня ехал рядом то с одним из них, то с другим, чтобы поближе с ними познакомиться. Джон Берд сразу мне не понравился – это был крупный мужчина, атлетически сложенный, с холодными глазами навыкате, очень нечистоплотный. Его жена была стройной, маленького роста привлекательной шошонкой, которую, как я скоро узнал, он частенько ругал и поколачивал. Он любил рассказывать о своих приключениях и о своей отваге, о том, как он выкручивался из разных переделок и своих похождениях на реках Платт, Зелёной и Змеиной. Но что особенно меня от него отвращало, были его дурные отзывы о Джиме Бриджере, который был, как я хорошо знал, самым лучшим, самым честным, всеми любимым человеком на равнинах Запада.

Генри Уилсон – он был человеком среднего роста и телосложения, голубоглазым, с красивой внешностью, добросердечным и откровенным – мне сразу понравился. Его женщиной тоже была шошонка, двоюродная сестра женщины Берда, и именно благодаря этому обстоятельству он познакомился с Бердом в форте Бриджер и отправился вместе с ним ставить капканы. Несколько раз он очень хорошо отозвался о Бриджере, и, когда я сказал ему, что у Берда об этом человеке совсем другое мнение, тот только скорчился и произнес:

– А! Ну его!

В тот день мы рано остановились у Апси Исисакта (ручей Стрелы) так что у нас было время построить корраль для наших лошадей в лесу сразу за нашими вигвамами. Мы позволили им пастись, насколько это было возможно, потом загнали за ограду, и в течение ночи трое мужчин по очереди дежурили – это был единственный способ предотвратить неожиданное нападение военного отряда и потерю своего имущества. Женщины тем временем поставили вигвамы – всего их было восемь – в тесный ряд на краю леса, принесли воды и дров на всю ночь. Я решил, что наш лагерь выглядит достаточно внушительно: не каждый военный отряд решится его атаковать. Хотя день у нас выдался довольно тяжелым, никто не чувствовал себя очень усталым и не спешил лечь спать. Три Бизона, Ахкайя и Икаскина пришли, чтобы покурить и поговорить со мной и Картером, потом стали подходить и другие. Среди них были и две шошонки, которые хотели поболтать с Пайотаки, хотя они не знали ни слова на языке черноногих. Но это было неважно; как и наши женщины, они в совершенстве владели языком знаков, общим для всех кочевых племен равнин от Мексики до Саскачевана.

Мы, мужчины, молчали и некоторое время смотрели на их оживленную беседу. Одна из них рассказывала о женщине-вожде её племени, которая сейчас была уже старой – это была Женщина-Птица, которая первой поднялась по Большой реке с первыми Большими Ножами, которые появились там, и прошла с ними вместе к большой, всегда соленой воде на западе и вернулась назад.

– Это Сакаджавея, проводник Льюиса и Кларка, из племени Змей, – сказал я Картеру по-английски. Он понимающе кивнул. Потом Три Бизона сказал гостям, что он встречался и разговаривал с Женщиной-Птицей в Большом Доме (форт Юнион) у устья реки Вапити (Йеллоустоуна). Она была очень, очень храброй. Было очень правильно, что её племя выбрало её вождем.

Ночь прошла без происшествий. Мы рано вышли в путь, Три Бизона и я двигались впереди, потому что нам предстояло обеспечить наш отряд мясом. Стада бизонов, большие и маленькие, постоянно были у нас на виду; они сразу разбегались, завидя нас, и так продолжалось до Волчьего ручья, где мы увидели возможность спуститься в один из его оврагов и добыть нужную дичь прямо на тропе. Три Бизона захотел сразу спуститься в овраг и добыть кого-нибудь с помощью моего многозарядного ружья, которое я позволил ему взять; он пошёл впереди, спустился в овраг, оказавшись прямо среди большого стада, погнался за убегающими животными и тремя выстрелами с такого расстояния, что вспышки выстрелов опаляли шерсть, уложил трех жирных коров.

– Моё ружьё ничто по сравнению с твоим, которое так быстро, одним движением, меняет стреляный патрон на новый. Я куплю себе такое, когда в следующий раз мы придем в Большой Дом, – сказал он, присоединившись ко мне.

Мы уже освежевали и разделали одну из туш, когда подошли остальные. Они занялись оставшимися двумя тушами, и через полчаса мы продолжили путь, имея запас мяса на несколько дней.

В четыре часа мы остановились на опушке леса у слияния Отокуй Тактай (Жёлтой реки, или реки Джудит) и ручья Тёплый Родник, и скоро уже был готов корраль и стояли вигвамы. Потом мы с Картером, невзирая на настойчивые возражения Пайотаки и ее соплеменниц, поймали на ужин несколько хороших форелей, которых нам пришлось готовить самим, поскольку она отказывалась даже прикасаться к запретной пище, которая принадлежит исключительно ужасным Подводным Людям. Специально, чтобы подразнить ее, мы ели не спеша, громко причмокивая, облизывали губы и вообще всячески выражали, какое удовольствие мы получаем от этой еды.

Наконец она сказала:

– Вам недостаточно того, что вы взяли себе эти несчастливые жёлтые камни. Вы ещё поймали и съели эту запретную пищу…

С этими словами он заплакала, встала и вышла наружу. Почему-то последняя порция форели не показалась мне такой же вкусной.

– Почему-то мне хочется, чтобы мы никогда не видели этого золотого песка, – сказал я.

– Форель больше не будешь? Ладно, я хотел бы, чтобы у моей женщины было побольше здравого смысла. Ты всё веришь в эти индейские предрассудки – ответил Картер.

Той ночью Три Бизона, Беллари и я стояли первую вахту, и мы сидели на полпути между корралем и рядом вигвамов. Дул теплый южный ветерок. Небо было ясное, луна полная, что позволяло ясно видеть долину к северу от реки. Вблизи и вдали выли волки, визжали койоты, лаяли лисы и протяжно ухали совы. Иногда над нашими головами пролетали утки, а с высоты доносился протяжный крик гусей, печальный стон журавлей и похожие на звук флейты крики лебедей. Ах! Творец Холода движется на юг, водоплавающие птицы улетают при его приближении, и скоро он раскинет над нами свои крылья, засыплет снегом, напустит холодный ветер, заметил Три Бизона.

– Да, но как тепло и удобно будет в наших вигвамах, как много будет у нас жирного мяса! – ответил я.

Наши часы – Семеро (созвездие Большой Медведицы) – показали, что наша вахта заканчивается, что треть ночи позади, когда мы услышали звук далекого грома выше по долине ручья Тёплый Родник. Но это не был гром – он становился всё громче и громче.

Три Бизона повернулся в ту сторону, тщательно прислушался и сказал:

– Бизоны. Их много. Они напуганы, бегут быстро; это очень опасно. Вы двое поторопитесь в корраль, и, если сможете, стреляйте, чтобы они свернули в сторону.

С этими словами он побежал к вигвамам, чтобы разбудить спящих, а мы с Беллари поторопились к задней стене корраля, которая представляла, как обычно, простую конструкцию – три или четыре ремня из сыромятной кожи, натянутых между деревьями, к которым были привязаны несколько срубленных ивовых палок.

Пока мы там стояли, Беллари сказал мне:

– Мы их не развернём. Они растопчут нас.

Топот копыт, треск сухих деревьев и ломающихся веток и кустов наполняли нас ужасом

Оно надвигалось – обезумевшее напуганное стадо. Топот копыт, треск сухих деревьев и ломающихся веток и кустов наполняли нас ужасом. Они были уже на виду нашего лагеря: Три Бизона и другие, выбежав из вигвамов, размахивали одеялами и плащами. Я повернулся, чтобы сказать Беллари, что нам нужно сделать то же самое, и увидел, что он ловко, как кошка, забрался на ближайшее дерево. Как же я на него разозлился! Мне стало страшно, когда появилось стадо – бурная река мохнатых, с острыми рогами и горящими глазами голов и горбатых коричневых тел. Их поток затопил рощу, не встречая сопротивления. Никогда за всю свою жизнь ч не испытывал такого страха. Я стал стрелять в них, приближавшихся ко мне – стрелял снова и снова, с небольшими паузами, надеясь тем самым заставить стадо свернуть и пробежать мимо нашего корраля. Большая корова, в которую я выстрелил, высоко подскочила и упала замертво в десяти футах от меня в тот момент, когда я хотел выстрелить в нее еще раз, боясь, что если я ее не остановлю, то мне конец. Я решил, что она сможет стать для меня прикрытием, подбежал к ней, лег у ее бока и стал стрелять снова и снова. И внезапно стадо исчезло, оставив лишь облако пыли, поднятое тысячами копыт, и я увидел, как Беллари спускается с дерева и берет свое ружье, которое оставил рядом с ним. Я не мог даже заговорить с этим трусом.

Оглянувшись на лагерь, я увидел, что один из наших вигвамов упал, и Три Бизона идет ко мне. Он сказал мне, что, несмотря на то, что они махали одеялами и стреляли, несколько бизонов побежали прямо на лагерь; один из них скакнул в сторону, к вигваму Ахкайи, его правый рог пронзил толстую обшивку вигвама и, продолжая бег, он повалил вигвам и потащил его за собой – и обшивку, и шесты, пока всё не разлетелось на куски, оставшиеся вдоль его следов. Но, если не считать нескольких царапин, две женщины и двое детей, которые в нём спрятались, не пострадали. Когда я и Три Бизона отправились в лагерь, Беллари нагнал нас. Мы с ним не говорили, он с нами тоже, но его женщина видела его и много сказала ему о том, как он прятался на дереве. Из нас никто, ни тогда ни потом, не напоминал ему о его трусости, но все об этом помнили.