Прошивка. Глас урагана. Полное издание

Глава 2

СЕГОДНЯ/ДА

Тела вспыхивают и гаснут среди вспышек лазеров: вот – полупрозрачный блеск глаз, подведенных темно-красной тушью или вскинутых к скрытым за звездно-блестящим потолком небесам; вот – электрические волосы, на которых пляшут модные статические разряды; вот – бело-голубое свечение зубов, окаймленных темным пламенем и пронзенных вытянутым вперед языком. Танцплощадка открыта для всех. Музыка громкая и зажигательная, но многие из присутствующих на танцполе пляшут под музыку, слышимую лишь им, подаваемую на кристаллы, деликатно подключенные к слуховым нервам, а то и вовсе трясутся под звуки, доносящиеся из наушников, ловящих любой из двенадцати каналов бара… Люди аритмично дергаются, не обращая друг на друга никакого внимания. Требуется идеальный контроль, но случаются и несчастные случаи – столкновения, шквал ударов кулаками и локтями – и очередной несчастный выползает с танцпола, скуля и прижимая к груди окровавленную руку, совершенно незаметный для неистовой толпы. Танцоры в «Aujourd’Oui» кажутся Саре подергивающейся массой гибнущей плоти, окровавленной, бесчувственной, смертной. Скованной оковами земного праха. Они – мясо. Она охотник, и Ласка ей верна как никогда.

новоетелоновоетелоновоетелоново

ХОЧЕШЬ НОВОЕ ТЕЛО? ЭЛЕКТРИЧЕСКОЕ? СО СМЕННЫМИ ЧАСТЯМИ? МОДНОЕ? ПОЛУЧИ ЕГО НЕМЕДЛЕННО!

етелоновоетелоновоетелоновоетело

У телодизайнерши сверкающие фиолетовые глаза, а скулы – словно вырезаны скульптором из слоновой кости. Ее мелированные волосы уложены в архитектурно совершенный ирокез в форме рыбьего плавника. Мускулы у нее как у кошки, а рот похож на жестокий цветок.

– Волосы укоротим, точно, – сказала она. – Их давно не носят распущенными. – Ее пальцы метнулись вперед и ухватили Сару за подбородок, заставив ту склонить голову к холодному северному свету. Острые ногти были выкрашены в фиолетовый оттенок, в цвет глаз. Сара угрюмо глянула на женщину, и телодизайнерша улыбнулась. – На подбородке небольшая ямочка, точно, – говорит она. – Сделаем подбородок поупрямей. Кончик носа можно изменить; он слишком вздернут. Челюсть нужно выровнять – резак я принесу завтра. И, конечно же, мы удалим шрамы. Они должны исчезнуть.

Пальцы с фиолетовыми ноготками сдавили подбородок сильнее, и Сара скривила губы. Дизайнерша убрала руку и развернулась:

– Каннингем, может, подберем другую девчонку? – спросила она. – У нее совершенно нет никакого стиля. Она не умеет грациозно ходить. Она огромная, неуклюжая. Она – ничто. Просто грязь под ногами.

Одетый в коричневый костюм Каннингем сидел молча. На его безразличном, незапоминающемся лице не было ни единой эмоции. Когда зазвучал его тихий, спокойный и в то же время властный голос, Сара подумала, что так мог бы говорить компьютер – столь безразлично это звучало:

– У нашей Сары есть стиль, Огнецветка. Стиль и дисциплина. И ты должна придать всему этому форму, вылепить ее, как скульптор. Ее стиль должен стать заряженным оружием. Я тебе укажу, что сделать, – и ты это сделаешь. А когда мы скажем Саре, она пробьет то, что должна пробить. – Он глянул на Сару спокойными карими глазами. – Верно, Сара?

Сара не ответила. Вместо этого она глянула на телодизайнершу и ухмыльнулась, обнажив зубы:

– Ах, Огнецветка, позволь мне поохотиться на тебя как-нибудь ночью. Я покажу тебе, что такое настоящий стиль.

Дизайнерша закатила глаза.

– Дешевые штучки проклятых грязнуль, – фыркнула она, но на шаг все-таки отступила. Сара усмехнулась.

– И да, Огнецветка, – обронил Каннингем, – не трогай ее шрамы. Они расскажут нашей принцессе столько нового: об этой жестокой земной реальности, которую она помогла создать. Поведает, что именно она правит этим миром. Тем самым, в который она почти уже влюблена. Да, – повторил он. – Не трогай ее шрамы. – Он впервые улыбнулся: мышцы чуть дернулись, словно были скованы жидким азотом. – Нашей принцессе понравятся эти шрамы. Она будет влюблена в них до тех самых пор, пока не станет слишком поздно.

ПОБЕДИТЕЛИ /ДА ПРОИГРАВШИЕ /ДА

«Aujourd’Oui» – жокей-бар, и кого здесь только нет: лунные жокеи и жокеи с платформ, жокеи с астероидов, резак-жокеи и силовые жокеи – все они снисходят до того, чтобы позволить мальчишкам и девчонкам из «земной грязи» выйти с ними рядом на танцпол. Эти подростки крутятся вокруг, надеясь стать новыми жокеями, или разделить с ними постель, или просто хотят оказаться неподалеку, прикоснуться к их телу на танцплощадке, впитать частичку их сияния. Жокеи таскают жилеты и куртки форменных цветов, украшенные эмблемами их компаний: «Хьюз», «Пфайзер», «Тошиба», «Туполев», «АРАМКО» – эмблемами победителей в Каменной Войне, которые с беззаботной гордостью носят те, кто помог им завоевать место в небе. Рост Сары – шесть футов три дюйма, и сейчас она крадется через весь танцпол, накинув на плечи черный атласный жакет, украшенный на спине белым журавлем, взлетающим к звездному небосводу, в окружении множества хромированных китайских иероглифов. Это эмблема небольшой компании, ведущей свой бизнес где-то в Сингапуре. Его редко можно увидеть здесь, в Свободной зоне Флориды. Ее лицо незнакомо постоянным посетителям, но в душе она все-таки лелеет смутную надежду, что появление незнакомки менее диковинно, чем если бы она надела куртку с эмблемой «Туполева» или «Кикуйю Оптикс ИГ».

Ее обновленное лицо бледно как снег, типичный для Флориды загар исчез, глаза обильно подведены темным. Иссиня-черные волосы, выстриженные по бокам и длинные на макушке, заплетены на затылке в две тонкие косички, спадающие на спину. В ушах серьги из хромированной стали – настолько огромные, что касаются плеч. Огнецветка расширила ее и без того широкие плечи и сузила ей бедра. Лицо узкое, острое, волосы на лбу растут вдовьим мысом, и все вместе это выглядит как выстроившиеся в ряд наконечники стрел, как кумулятивный заряд – именно этого и требовал Каннингем. На ней черные танцевальные туфли со шнуровкой на лодыжках и темно-фиолетовый стрейчевый комбинезон – подтяжки обрамляют ее грудь, так что соски, сделанные Огнецветкой более заметными, угрожающе торчат вперед. На ней рубашка из прозрачной ткани, усыпанной серебром; и к ней – шейный платок из черного шелка. В оптические центры лобной доли мозга вживлен приемник, отслеживающий полицейские передачи, и теперь поверх ее обычного зрения неустанно горит янтарным цветом светодиод.

Это все подарки от Каннингема. А вот слившиеся с сетью нервы – ее собственные. Как и Ласка.

«Я ЛЮБЛЮ СВОИ ГЛАЗА КИКУЙЮ», ПАНЧИТ ПРИМО-ПОРНОСТАР РОД МАКЛИШ, «А С ПОМОЩЬЮ ИНФРАКРАСНОЙ ОПЦИИ Я МОГУ ОПРЕДЕЛИТЬ, ВОЗБУЖДЕНА МОЯ ПАРТНЕРША ИЛИ Я ПРОСТО ПЯЛЮ СИЛИКОН»

«Кикуйю Оптикс ИГ»,

Подразделение «Микоян-Гуревич»

Впервые она встретила Каннингема в другом баре, в «Голубом Шелке». Сара по контракту работала с Лаской, но зацепер, гонец, вцепившийся зубами в кусок больший, чем мог проглотить, и сам был на прошивке – ей пришлось залечивать синяки. К счастью, товар удалось вернуть, и, поскольку договор был заключен через посредников, ей заплатили эндорфинами, что было не так уж плохо, ведь некоторые из них были нужны и ей самой.

На задней стороне бедра синяк, и поэтому она не может сидеть; так что она прислоняется спиной к барной стойке и принимается потягивать ром с лаймом. Аудиосистема «Голубого шелка» мурлычет островные мелодии, и это приятно успокаивает ее расшатанные нервы.

«Голубой Шелк» принадлежит уроженцу Вест-Индии, бывшему резак-жокею по имени Морис. Во время Каменной Войны он оказался на стороне проигравших. У него глаза старой модели «Цейса», а на лодыжках и запястьях – гнезда для чипов, как тогда было модно у военных. На стенах висят фотографии его друзей – героев той войны, все они в лазурных шелковых шейных платках элитного корпуса космической обороны, и большинство портретов обрамлены черными траурными лентами, которые с годами выцветают и становятся фиолетовыми.

Саре интересно, что видели его цейсовские глаза. Видели ли они рентгеновские вспышки, последовавшие за ними запуски глыб весом в десять тысяч тонн с помощью орбитальных двигателей, которые прорывались сквозь атмосферу и обрушивались на города Земли? Искусственные метеориты, каждый обладающий мощью ядерного взрыва, сначала упали в восточном полушарии, на Момбасу и Калькутту, и к тому времени, когда планета повернулась и мишенью стало уже западное полушарие, Земля сдалась – но орбитальные компании посчитали, что Запад недостаточно хорошо их понял, и камни упали снова. Сбой в системе связи, так это объяснили. Миллиарды людей на Земле прекрасно понимали, что произошло на самом деле.

Саре тогда было десять. Когда три огромные глыбы уничтожили Атланту и убили ее мать, девочка находилась на экскурсии в Молодежном Реабилитационном лагере близ Стоун-Маунтин. Ее восьмилетний брат Дауд остался под развалинами, но соседи услышали его крики и смогли его вытащить. Потом Сара с братом очень долго скитались по приютам, а затем оказались в Тампе у отца, которого не видели и не слышали с тех пор, как Саре исполнилось три года. Социальный работник вел девочку за руку по обветшалой лестнице, а Сара сжимала ручонку Дауда. В коридорах воняло мочой, на втором этаже, у лестницы валялась расчлененная кукла, разломанная на кучу кусков, подобно всем нациям Земли, подобно жизням множества людей. Когда дверь квартиры отворилась, она увидела мужчину, глаза которого слезились от выпитого алкоголя, а рубашка была покрыта пятнами пота. Незнакомец скользнул непонимающим взглядом по Саре и Дауду, а потом уставился на социального работника. Тот вручил ему документы и сказал:

– Это ваш отец. Он о вас позаботится. – А затем выпустил руку Сары.

Сказанное оказалось ложью лишь наполовину.

Она смотрит на выцветшие фотографии в пыльных рамках, на мертвых мужчин и женщин с металлическими цейсовскими глазами. Морис оглядывается на них. Он заблудился в воспоминаниях, и кажется, что он хочет заплакать; но глаза его теперь смазываются лишь силиконом, а слезные протоки пропали вместе с мечтами – и у него, и у еще миллиарда людей, которые надеялись, что орбиталы помогут улучшить их жизнь, а теперь у них всех осталась всего одна надежда – хоть как-то выбраться наружу, в холодный, идеальный кобальт неба.

Саре очень хотелось и самой уметь плакать – по умершей надежде, оставшейся в фотографиях на стенах и обрамленной черным; по себе и Дауду; по разбитым мечтам, к которым стремятся все земные твари, да даже по зацеперу, который увидел шанс сбежать, но не оказался достаточно умен, чтобы выйти из игры начатой его надеждами. Но слезы давно высохли, и на их месте застыло стальное желание – желание, роднящее всех, кто выходит из земной грязи, всех мальчишек и девчонок – грязнуль, как их презрительно зовут орбиталы. И чтобы добиться того, о чем она мечтает, нужно желать этого намного сильнее, чем остальные, и она должна быть готова сделать то, что необходимо для этого, – или, если понадобится, позволить это сделать с собой. Она вспоминает о Ласке, и рука невольно поднимается к горлу. Нет, сейчас не время для слез.

– Ищешь работу, Сара?

Это говорит доселе молчавший мужчина, сидевший в конце бара, подходит ближе и кладет руку на спинку стула. Он улыбается так, как будто не привык это делать. Она, прищурившись, бросает на него косой взгляд и делает нарочито долгий глоток.

– Я работаю по другому профилю, белый воротничок.

– У тебя хорошие рекомендации. – Его голос походит на наждачную бумагу. Услышишь его раз – и больше не забудешь. И кажется, ему никогда не приходилось этот самый голос повышать.

Она смотрит на него и делает новый глоток.

– И кто мне их дал? – спрашивает она.

Улыбка исчезла. Теперь на его неприметном лице проявилась настороженность.

– Гетман, – говорит он.

– Михаил? – уточняет она.

Он кивает.

– Меня зовут Каннингем.

– Не возражаешь, если я позвоню Михаилу и спрошу его лично? – говорит она. Гетман контролирует всех посредников в этом городе, и она порой с помощью Ласки выполняет его поручения. Саре совсем не нравится мысль о том, что ее имя полощут среди незнакомцев.

– Как угодно, – говорит Каннингем. – Но сначала я хотел бы поговорить с тобой о работе.

– Я сюда хожу не для того, чтобы работать, – отвечает она. – Встретимся в десять в «Пластиковой Девчонке».

– Это не то предложение, которое может подождать.

Сара поворачивается к нему спиной и смотрит в металлические глаза Мориса.

– Этот человек, – говорит она, – мне мешает.

Выражение лица Мориса не меняется.

– Вам лучше уйти, – говорит он Каннингему.

Сара не смотрит на Канингема, но даже краем глаза замечает, что он похож на разворачивающуюся пружину. Кажется, он даже стал выше, чем был мгновение назад.

– Могу ли я сперва допить? – спрашивает он.

Морис, не опуская глаз, лезет в кассу и бросает на темную поверхность барной стойки купюры:

– Выпивка за счет заведения. Убирайтесь отсюда.

Каннингем ничего не говорит, и лишь молча, спокойно смотрит в немигающие металлические глаза.

– Таунсенд, – говорит Морис.

Это кодовое слово и одновременно имя генерала, который когда-то повел его против орбиталов и вспышек их разрушающей энергии. Электроника «Голубого Шелка» распознает команду, и из-за зеркал бара появляются скрытые до этого орудия, изготовленные к бою. Сара поднимает глаза. Военные лазеры, думает она, купленные на черном рынке или у кого-то из старых резаков Мориса. Сейчас ее больше всего беспокоит вопрос, есть ли в баре достаточно мощный источник питания или это просто блеф.

Каннингем стоит неподвижно еще каких-то полсекунды, затем поворачивается и покидает «Голубой Шелк». Сара на него не оглядывается.

– Спасибо, Морис, – говорит она.

Морис грустно улыбается.

– Черт возьми, леди, – говорит он, – вы постоянный клиент. Кроме того, этот парниша был на орбите.

Сара задумывается.

– Он из компаний? – спрашивает она. – Ты уверен?

– Иннес. – Морис произносит еще одно имя из прошлого, и лазеры прячутся на место. Он протягивает руку и забирает деньги со стойки. – Я не говорил, что он из компаний, Сара, – говорит он, – но он был на орбите. Совсем недавно. Если у вас есть глаза – это видно по тому, как они ходят. – Он подносит корявый палец к голове. – Вестибулярка, понимаете? Гравитация, создаваемая центробежной силой, отличается от обычной. Требуется некоторое время, чтобы привыкнуть.

Сара хмурится. Какую работу хочет предложить этот человек? Наверняка что-то важное, что-то настолько важное, что заставило его спуститься в атмосферу, нанять девчонку из «грязи» и ее Ласку? Ну, это маловероятно. Хотя… Он либо придет в «Пластиковую Девчонку», либо нет. Не стоит и думать об этом. Она переступает с ноги на ногу, и мышцы ноют от боли даже несмотря на эндорфиновый туман, затмевающий разум. Она толкает по стойке свой стакан.

– Пожалуйста, налей еще, Морис, – говорит она.

Медленно и грациозно, как он, должно быть, двигался в высоком небе, где вечно мерцают ночные звезды, Морис поворачивается к зеркалу и тянется за ромом. Даже в этом простом жесте скользит грусть.

¿VIVE EN LA CIUDAD DE DOLOR? ¡DEJENOS MANDARLE A HAPPYVILLE! [1]

– «Пойнтсман Фармацевтикалс АГ»

Направляясь домой, она садится в такси и называет водителю адрес, чувствуя затылком спокойный взгляд Каннингема. Тот стоит через дорогу напротив, под навесом, делая вид, что читает объявление в витрине магазина. Насколько она себе напакостила? Она не оборачивается, чтобы проверить, заметил ли он ее тревогу по поводу правильности своих действий, но почему-то ей кажется, что даже если и так, то выражение его лица не изменилось.

В двухкомнатной квартире, в которой она живет с Даудом, постоянно что-то жужжит. Неизбывно жужжат кулеры и рециркуляторы, и в их хор вплетают свой гул маленькие светящиеся роботы, которые беспорядочно снуют по комнатам, вытирая пыль и полируя полы, всасывая насекомых и пауков и убирая паутину из углов. У Сары стоит в гостиной скромная компьютерная дека, и Дауд подключил к ней огромную аудиосистему с шестифутовым экраном, на котором можно просматривать видео. Сейчас все это включено и по монитору беззвучно ползут сгенерированные компьютером цветные узоры, одновременно транслируясь, с помощью лазера, на потолок и стены. Паттерны постепенно краснеют, и стены начинают гореть холодным безмолвным огнем.

Сара выключает видео и смотрит на остывающую деку, алые тона медленно затухают на ее сетчатке. Она вытряхивает грязные пепельницы, заполненные окурками Дауда, и вспоминает о человеке в коричневом костюме, Каннингеме. Уровень эндорфина в крови падает, и синяк на бедре все сильнее напоминает о себе. Пришло время принять еще одну дозу.

Она проверяет свой тайник на полке, в банке с сахаром, и видит, что из двенадцати ампул с эндорфином осталось только десять. Разумеется, их забрал Дауд. Когда квартира столь мала, очень трудно что-нибудь спрятать. Она вздыхает и затягивает жгут чуть выше локтя. Вставляет ампулу в инъектор, набирает нужную дозу и прижимает его к руке. Машинка жужжит, по флакону скользит пузырек. Затем на инъекторе загорается сигнал, и она чувствует, как игла прокалывает плоть и вводит прохладную струйку обезболивающего ей в вену. Она снимает жгут, светодиод на инъекторе вспыхивает и гаснет десяток раз – и между ней и болью опускается завеса. Сара прерывисто вздыхает, затем встает. Оставив инъектор на диване, она возвращается к компьютеру.

Сара звонит Михаилу Гетману. Тот как раз находится в своем кабинете. Ее попытки говорить с ним на смеси английского и испанского вызывают у него лишь смех.

– Знал, что ты позвонишь сегодня, mi hermana [2], – говорит он.

– Да? – спрашивает она. – Знаком с этим орбиталом Каннингемом?

– Слегка. Занимался с ним кое-чем. У него рекомендации с верха.

– А конкретней?

– С самого верха.

– Значит, думаешь, ему можно доверять?

Его смех звучит слегка натянуто, и Сара задается вопросом, не под кайфом ли он.

– Я никогда так не думаю, mi hermana – отвечает он.

– Так и есть, – говорит Сара. – Он чего-то добивается, а ты просто получаешь свою долю. И в итоге получается, что ты обычный посредник.

– Ах, сестрица, до свидания, – прощается Михаил по-русски, в голосе звучит раздражение, и он отключается.

Сара, нахмурившись, смотрит на трубку, из которой идут гудки.

Дверь позади нее распахивается, и Сара резко разворачивается, застывая в боевой стойке и изготовившись прыгнуть вперед или назад. В комнату беззаботно входит Дауд. За ним, неся упаковку пива из шести бутылок, идет его менеджер Чучело – невысокий юноша с беспокойными глазами. Дауд меряет Сару взглядом снизу вверх и, зажав в зубах сигарету, спрашивает:

– Ждала кого-то другого?

Она облегченно вздыхает:

– Нет. Просто нервы. День был тяжелый.

Глаза Дауда беспокойно блуждают по комнатенке. Он изменил цвет радужной оболочки с карего на бледно-голубой, да и сам превратился в загорелого пепельного блондина с длинными волосами. Из одежды на нем – сетчатая футболка, обтягивающие белые брюки и кожаные сандалии с тиснеными узорами. Он принимает гормональные супрессанты и в свои двадцать выглядит на пятнадцать. Борода у него не растет.

Сара дружески целует брата.

– Я сегодня вечером работаю, – говорит он. – Со мной хотят поужинать, так что я ненадолго.

– Ты его хотя бы знаешь? – спрашивает она.

– Да. – Он мрачно улыбается, как будто это может ее успокоить. В голубых глазах светится что-то странное. – Я уже с ним встречался.

– Он не из соломенных?

Дауд высвобождается из ее объятий и направляется к дивану, тихо бормоча себе под нос:

– Нет. Он пожилой. Думаю, одинокий. Ему очень легко угодить. Кажется, ему больше нравится говорить, чем заниматься всем остальным. – Он видит пластиковую упаковку эндорфинов и тут же ее поднимает: Сара видит, что он зажимает в кулаке еще две ампулы.

– Дауд, – предостерегающе говорит она. – Нам этим еще за еду и аренду расплачиваться. А это все, что я смогла заработать.

– Всего одну! – говорит Дауд. Он кладет ампулу обратно на место, а вторую показывает ей.

Пепел от сигареты падает на пол.

– Ты уже укололся, – говорит Сара.

Его светлые глаза так странно смотрятся на смуглом лице.

– Ну, ладно, – отвечает он, но ампулу на место не возвращает.

У него слишком серьезная зависимость. Она смотрит на него и кивает:

– Всего одну.

– Договорились.

Он ставит флакон в инъектор, и выставляет на нем дозу – слишком уж высокую, – и Сара с трудом борется с желанием проверить, что он выставил: если он продолжит так и дальше, то может просто впасть в кому, а если она проверит – обиды не избежать. Он ложится на диван и расслабляется: эндорфин уже ударил ему в голову, и его дерганая нервозность проходит.

Сара поднимает инъектор, бросает использованную ампулу обратно в пластиковый пакет. На лице Дауда светится слабая улыбка.

– Спасибо, Сара, – говорит он.

– Я люблю тебя, – отвечает она.

Он закрывает глаза и плавно, как кот, откидывается на спинку дивана. Из глубины его горла доносятся странные, поскуливающие звуки.

Сара забирает сумку с ампулами и бросает ее на кровать в своей комнате. Волна печали струится по ее венам, как наркотик меланхолии. Дауд скоро умрет, и она ничего не может с этим поделать.

Именно Сара долгие годы прятала его от реальной жизни; а теперь он прячется от всех опасностей в плену эндорфинов. Отец был сумасшедшим садистом и половина шрамов, покрывающих тело Сары, должен был получить Дауд: она неоднократно закрывала его своим телом. Эти нескончаемые побои научили ее сопротивляться, сделали ее сильной, но все же она не могла постоянно находиться рядом с братом. Старик понял, что Дауд слаб и пользовался этим. Саре было четырнадцать, когда она сбежала из дома с первым же мужчиной, который пообещал защитить ее от всех невзгод. Через два года, когда ей наконец удалось отработать свой первый контракт и вернуться за Даудом, выяснилось, что он уже прочно сидит на игле. Она привела его в свой новый дом, туда, где она сама и работала – больше ей было некуда его вести, – и там он научился зарабатывать на жизнь так же, как в свое время зарабатывала и она. И сейчас, когда они находятся на улице, вылечить Дауда от его пристрастия невозможно.

Если бы она тогда не сдалась… Если бы не убежала… Возможно, она могла бы его защитить. Теперь она будет сильной.

Она возвращается в гостиную и видит, что Дауд по-прежнему лежит на диване: одна сандалия соскочила с ноги, запутавшись ремешками между пальцами ног. Из ноздрей поднимается дым. Чучело сидит рядом и потягивает пиво.

– Ты хромаешь? – Чучело поднимает взгляд на нее. – Помассировать тебе ноги?

– Нет, – поспешно отвечает Сара, но в следующий миг она понимает, что получилось слишком резко и пытается изменить тон. – Нет, – повторяет она с улыбкой. – Это ушиб кости. От прикосновений только хуже.

ИСКУССТВЕННЫЕ СНЫ

«Пластиковая Девчонка» – это образец прекрасной жизни для любой проститутки. Здесь есть изолированная танцевальная комната, где с помощью специальной гарнитуры можно загрузить себе в мозги любую порнографию, какую только хочешь, или ввести себя в состояние любой эйфории – особенно если боишься пустить наркоту по венам: тем более что фармацевтические орбитальные компании поставляют это все абсолютно бесплатно, как рекламу своей продукции. Танцовщицы находятся за зеркальной стойкой в задней части бара, который оборудован аркадными играми, так что, если ты выиграешь, замкнутся определенные электронные цепи – и с танцующей девчонки падает вся одежда. А если выиграешь по-крупному – свалится одежда со всех танцовщиц.