Ведьма

– Ведьма

– Удар молнии

– Клавдия

– Команда

Июль 1941 года

Главный врач лечебницы для душевнобольных сидел на заднем сиденье Опеля рядом с немецким офицером, уставившись на трещину в лобовом стекле, гордости немецкого автопрома. Александр Васильевич был уже не молод и не совсем понимал, что происходит, немецкие войска вторглись внезапно и без объявления войны, он вместе с пациентами своего заведения стояли у окон и смотрели на нескончаемый поток войск, двигающихся на Восток. Потом появился молодой, улыбчивый гауптман Пауль фон Шнитке и поздоровавшись, сказал на русском, слегка картавя: «Вы не представляете Александр Васильевич, как я рад вас видеть, в Германии студенты зачитывались вашими работами, я был не исключением, потому что закончил Мюнхенский университет, факультет психиатрии. Не удивляйтесь моему русскому языку, все мои предки – немцы, служили русским царям, а отец воевал с большевиками в офицерском полку генерала Капеля. Я удачно женился на дочери личного друга доктора Геббельса и теперь в звании гауптмана инспектирую лечебницы для душевнобольных на оккупированных землях. Вы не представляете, сколько интересного и необычного я видел: Бельгия, Франция, Польша, Чехословакия, везде хватает сумасшедших и везде к ним разный подход. Где-то их пытаются лечить, где-то просто изолируют, а наш доктор Геббельс считает, что они не имеют право на существование, также как цыгане, евреи и другие низшие расы. Скажу откровенно, тут я с ним не согласен, отдельные экземпляры необходимо изучать, чтобы не допустить психических заболеваний у наших солдат фюрера, часто переживающих стрессовые ситуации. В здании вашего учреждения откроется центр реабилитации солдат, перенесших нервные потрясения, вы, Александр Васильевич, знаете немецкий язык, потому как ваш дед Антон Берг, был выходцем из Пруссии, поэтому имею честь предложить вам должность заведующего, со всеми вытекающими». Пауль улыбнулся белоснежной улыбкой и убрал воображаемую песчинку с плеча доктора, который уже знал диагноз стоявшего перед ним молодого человека, не привыкшего к отказам и любящего во всём порядок. Доктор был полной его противоположностью: застиранный халат на сутулых плечах висел, как на вешалке, а седые усы и бородка делали его похожим на состарившегося вождя пролетариата. Когда он читал цикл лекций в областном медицинском институте его студенты за глаза звали: «Наш Ленин». Сейчас он стоял перед молодым фашистом и вспомнив своё прозвище, улыбнулся, а потом спросил: «Что будет с персоналом и моими пациентами, господин офицер?». Гауптман щёлкнул пальцами: «Отлично, персонал оставим работать на великую Германию, также оставим десять человек из числа ваших пациентов, я хочу опробовать на них новые препараты, которые привёз с собой, а остальные обитатели лечебницы подлежат ликвидации. Идёт война Александр Васильевич и сейчас нет места жалости, хотя мы, немцы, люди сентиментальные, но фюрер возложил на нас священную миссию очистить мир от отбросов, и мы это сделаем, заверяю вас со всей ответственностью. Ваши больные знают и уважают вас, поэтому помогите без лишнего шума погрузить их в грузовики, чтобы мы смогли их вывезти за город к месту ликвидации».

Два крытых грузовика уже стояли во дворе, санитары и медсёстры стали, не спеша, выводить пациентов, объясняя, что их везут за город, на прогулку. Пауль с Александром Васильевичем стояли здесь же, наблюдая за погрузкой, к ним подошла пожилая женщина медсестра и спросила у заведующего: «Ребята боятся солдат и оружия, можно я с ними, а с девочками поедет Антонина», Пауль погладил женщину ласково по плечу со словами: «Конечно можно, дорогая, на таких ответственных сотрудниках держится вся лечебница». Когда всех погрузили, Александр Васильевич попросил немца: «Не откажите и мне в любезности, разрешите в последний час быть рядом со своими людьми, это долг каждого врача, вы, гер Пауль должны понимать». Тот серьёзно посмотрел в глаза старику, а потом пожав плечами, сказал: «Я вас понимаю, вы мужественный человек господин доктор, только поедите в моей машине, это дань уважения к известному психиатру».

Опель Пауля ехал по улицам маленького городка, расположенного в живописном месте и Александр Васильевич неожиданно для себя, понял, что абсолютно не боится умереть. Думать мешала трещина на лобовом стекле автомобиля, он с детства был аккуратист, видимо сказались гены деда-немца, всё, что он делал носило глубоко продуманный характер, это относилось и к окружающим его людям и вещам. Александр Васильевич Берг был для всех примером, даже его супруга, урождённая княгиня Уварова, говорила: «Саша, у меня складывается ощущение, что живу со святым: ты не повышаешь голос, за столом тщательно пережёвываешь пищу, а сына называешь на „Вы“. Даже твои буйные пациенты замолкают, увидев тебя поблизости, вчера была в церкви и мне показалось, что лицо на иконе Николая Чудотворца очень напоминает твоё». Берг научился сдерживать эмоции, как это полагается врачу психиатру и живя в смутное время это помогало принимать правильные решения. Он ушёл добровольцем на Первую мировую войну, где помогал солдатам, поднимая их боевой дух и вселяя веру в победу. Как-то командир полка сказал ему с улыбкой: «Александр Васильевич, вы единственный врач мозгоправ на всё соединение, и я не могу позволить вам ходить в атаку с солдатами, тем более, что у вас нет оружия». Тогда он ответил: «Когда они бегут на пулемёты и видят, что рядом с ними я, солдатам и умирать не страшно, господин полковник, а оружие мне ни к чему, тем более я и стрелять в людей не умею». Один пожилой солдат сказал ему: «Вы, господин офицер, хоть и дворянин, но мы вас любим, потому как ваши слова за душу берут и вшей в окопах вместе с нами кормите, поэтому, Христом Богом прошу, не ходите с нами в атаку, сами управимся». Когда произошла революция, его выбрали в солдатский комитет, и он сидел за столом, накрытым красным кумачом, с красным бантом на груди, слушал митингующих фронтовиков и не очень понимал, чего они хотят. Вернувшись в своё родовое имение обнаружил в доме семью князя Уварова, расстрелянного большевиками и влюбился в его дочь Варю, которая ответила ему взаимность. А потом начался кошмар, который историки назвали Гражданской войной: утром в городке хозяйничали махновцы, в обед красногвардейцы, а вечером занимали части добровольческой армии генерала Деникина. Были дни, когда появлялись немецкие войска кайзера или красномордые от горилки хлопцы атамана Симона Петлюры. Воспользовавшись случаем отец с матерью вмести с матерью Вари уехали в Крым к барону Врангелю, а Александр с девушкой остались одни в большом доме и зажили как муж и жена. Какая бы власть не была в городе, в их доме всегда располагался лазарет для раненных, и молодая пара помогала людям, как могла. Мало того, командиры подразделений противоборствующих сторон любили по вечерам попить чайку с молодой парой, а православный священник, сопровождающий деникинцев, обвенчал их, и они стали мужем и женой перед Богом. На протяжении долгого времени Александр Васильевич собирал материалы для своей научной работы, с рабочим названием: «Расстройства психики разной степени и тяжести у людей, принимающих участие в боевых действиях». Окончание Гражданской войны совпало с рождением сына, которого они назвали Алексеем и появлением в их доме комиссара Артёма, того самого пожилого солдата из окопов Первой мировой войны. Он, погладив прокуренные махоркой усы, начал свою речь: «Я вас, Александр Васильевич, хорошо знаю и поручился за вас перед товарищами из Совета, знающих о том, как в вашем доме лечили белогвардейцев, петлюровцев, немцев, махновцев и другую сволочь. Вы хороший человек, но абсолютно не разбираетесь в политике, в ситуации, которая сложилась в первом государстве рабочих и крестьян. По этой причине вас не расселяли, а дали мне на поруки, буду в вас воспитывать пролетарскую сознательность, а вы лечить мозги некоторым нашим товарищам, которых война сделала не совсем адекватными. Короче, в вашем имении открывается лечебница для душевнобольных на государственном обеспечении, а вы назначаетесь её заведующим. Сами подберёте персонал и напишите список всего необходимого, работы много, дело для вас новое, но вы, товарищ Берг, не вешайте нос, я помогу, чем смогу».

Через месяц лечебницу открыли, в народе её прозвали: «Дурдом Берга», а из-за разрухи и голода после войны, попасть в неё хотели многие граждане, симулируя помешательство. Александру Васильевичу с супругой и маленьким Лёшей было не просто и тут им помог товарищ Артём. Приехав в лечебницу с солдатами, он сам прошёлся по палатам и безошибочно определив симулянтов, посадил их в грузовик и отправил в трудовой лагерь на исправление. Уезжая, оставил молодого латыша Яниса и сказал: «Оставляю тебе латыша, будет у тебя заместителем, вроде комиссара, любую контру чувствует за версту». Теперь вновь поступающие сначала беседовали с подозрительным латышом, а уже потом с заведующим. В разговоре с женой он сказал: «Я знал и раньше, что половина больных симулянты, но посмотри вокруг, голод и безработица, жалко людей, а здесь хоть тарелка супа и крыша над головой есть. Когда закончатся эти страдания? Родители нищенствуют в Константинополе, чекисты в кожаных куртках всех подозревают в измене, наш персонал не может ни писать, ни читать, спасибо тебе, что помогаешь, самому уже пора лечь в свою лечебницу с нервным срывом». Супруга нежно гладила его руку приговаривая: «Всё пройдёт дорогой, просто мы родились в таком месте, где люди любят придумывать себе развлечения вроде революций и искать виновных в своих бедах в окружающих, а не в себе».

Научная работа Берга после публикации получила большую известность, особенно в Германии, где его считали немцем. Его пригласили на научную конференцию в Германию, и товарищ Артём напутствовал перед поездкой: «Ведите себя за рубежом скромно, товарищ Берг, деньгами не разбрасывайтесь, по борделям не ходите, знакомства с подозрительными личностями не заводите. С вами, на всякий случай, поедет товарищ Янис, он коммунист из латышских стрелков, присмотрит за вами и оградит от непредвиденных инцидентов. Скажу по секрету, товарищи из облцентра не хотели вас отпускать, учитывая ваши родственные связи, но мой авторитет сыграл свою роль, не подведите меня товарищ Берг».

В двухместном номере берлинского отеля товарищ Янис сказал, что ему хочется погулять и он куда-то ушёл, но отдохнуть с дороги Александру Васильевичу не удалось. Открылась дверь, и он увидел своих родителей с матерью Вари, они долго обнимались, а потом выяснилось, что после долгих скитаний осели в русской диаспоре в Берлине, но из-за подъёма профашистских настроений населения, хотят переехать во Францию. О том, что сын приедет на конференцию им сообщили сами немцы, попросив повлиять на сына, чтобы он остался в Германии, где ему будут предоставлены все условия для научной деятельности. Александр подарил им фотографию внука и сказал, что это исключено, но писать им будет регулярно, а сейчас должен прийти товарищ Янис и им лучше уйти от греха подальше. Но латыш не пришёл и на конференцию, Берг поехал один, всю дорогу думая о своих близких, с которыми разлучила его судьба.

Учёного из России пришла послушать разношёрстная публика, были студенты, солидные мэтры психиатрии, какие-то тёмные личности, представители русской эмиграции, но главное, он увидел среди сидевших, своих родителей, отчего сразу стало легче, пропала скованность, и он начал: «Скажу сразу, я не коммунист, поэтому стрелять в меня не стоит, наука стоит вне политических взглядов и партийной принадлежности, хотя некоторым лидерам неплохо бы пройти курс лечения у одного из присутствующих светил психиатрии», в зале засмеялись, контакт с публикой был налажен и Берг продолжил свою речь. На листочке он написал, чтобы не забыть на чём акцентировать свой доклад, но в общем, говорил без бумажки, свободно и чувствовал удивительную лёгкость от присутствия родных людей. Правда в начале, его немецкий, из-за малой практики, был не очень, приходилось подбирать слова, что мешало озвучивать свои мысли, но вскоре, первое волнение прошло и в зале воцарилась тишина, свидетельствующая о внимании публики. Он говорил, что был на войне, видел страшные вещи и свою работу писал не только по результатам наблюдения за людьми, а и по личностным восприятиям происходящего. Потом была овация, сидящие впереди мэтры аплодировали стоя, а один старик поднялся на сцену и надел ему позолоченную цепь с каким-то символом Берлинского университета. Потом выступали другие учёные, в основном немцы, а по завершению конференции все проследовали на банкет, где к Бергу подошёл представитель советского посольства и шёпотом сообщил, что латыш Янис попросил у германского правительства политического убежища и ехать домой Александру Васильевичу придётся одному.

Целый следующий день он провёл в обществе своих родителей, но, когда предложил им вернуться в Россию, те наотрез отказались, а когда поезд, увозивший его на Восток тронулся, они заплакали и некоторое время шли за вагоном.

Дома товарищ Артём назвал латыша мерзавцем и предателем, а Александра настоящим патриотом и предложил вступить в партию большевиков, Берг мягко отказался, сказав, что ещё не созрел для столь ответственного решения. Дальнейшая жизнь стала протекать, как величественная Волга, относительно спокойно, без особых волнений и значимых событий, рос сын, а лечебница Берга стала известной в определённых кругах. Сюда приезжали студенты на практику, а он ездил читать лекции в областной центр и даже в столицу, где ему предложили довольно ответственную должность. Он отказался, потому как у себя в лечебнице мог сочетать научную работу с практикой, а столица сулила высокие чины, постоянные интриги и долгое сидение на научных сходках. Когда отпустил усы и бородку, жена со смехом заметила, что похож на Ленина, только без лысины, а товарищ Артём, покрутив седой ус заметил скромно, что он тоже похож на Фридриха Энгельса, только без бороды. В целом Бергу нравилась его жизнь, ему, благодаря товарищу Артёму, не мешали комиссии и проверки, рос сын Алёша, а супруга, впервые в отечественной психиатрии, проводила терапию изобразительным искусством с пациентами лечебницы, что позитивно отражалось на их самочувствие. Она была мудрой женщиной, именно ей принадлежали слова: «Спокойствие, не для нашего народа, если все враги повержены, мы придумаем новых». В 1936 году был арестован и впоследствии осуждён, как «враг народа», товарищ Артём, репрессии затронули и их город, даже в лечебницу приходили два чекиста, но, когда к ним подошёл, пуская слюни, один пациент и попросил дать пострелять из револьвера, они, сославшись на занятость ушли. Сын закончил школу и готовился к поступлению в столичный медицинский институт, он не захотел идти по стопам отца и решил стать хирургом. Родители в своих письмах писали, что живут уже в Париже, мама Вари с ними и ходят слухи о приготовлении немцев к большой войне.

В сентябре 1939 Германия оккупировала Польшу, а через год Лёша уехал учиться в столицу, супруга тогда сказала мужу: «Меня удивляет бездеятельность властей, уже наши пациенты говорят, что скоро на нас нападут немцы, а никто не возводит на границе оборонительных сооружений, не подтягивают войска к месту предстоящих боёв». Она постоянно просила его бросить эту лечебницу и уехать к сыну в Москву, но Александр Васильевич не мог оставить своих пациентов, свой персонал. За месяц до начала войны он отправил супругу в Москву, твёрдо пообещав, что, сдав дела, скоро последует за ней.

Сейчас он сидел рядом с весёлым фашистом и знал, куда везут его и пациентов лечебницы, за город свозили семьи евреев, не успевших эвакуироваться, и горожане говорили, что там творятся страшные вещи. Берг покосился на Пауля, тот с интересом смотрел по сторонам, что-то насвистывая себе под нос, было видно, что он склонен к самолюбованию, равнодушен к переживанию людей, неспособен ощущать вину за содеянное, пренебрегает правилами поведения в обществе и склонен к насилию. Красивый социопат в красивом мундире – яркий представитель арийской расы, которая взяла на себя миссию очистить мир от неполноценных народов и создать новое общество, где будут цениться не талант человека, а цвет его глаз, форма черепа и приверженность к идеям национал-социализма. Берг был учёный, поэтому нарушив молчание, спросил у фашиста: «Послушайте Пауль, я слышал речь вашего фюрера о «расово чистом» государстве, вы высокий блондин, настоящий ариец, но я видел фото ваших руководителей и там, сдаётся мне, не всё так чисто. Министр пропаганды Йозеф Геббельс маленького роста, хромой и очень похож на еврея, рейхминистр авиации Герман Геринг толстый любитель куртизанок, про Адольфа Гитлера с его бабушкой еврейкой, вообще не скажешь, что он ариец», Пауль покраснел и зло крикнул: «Прекратить, не о том сейчас думаете Александр Васильевич и не те слова говорите, через полчаса вы будете лежать со своими психами в яме и ваше бездыханное тело будут жрать черви. Вы представитель старого немецкого рода, зачем вам это, наши армии двигаются к Москве, Красная армия откатится за Урал, а новым территориям нужны умные и творческие кадры, такие, как вы». Берг остановил его: «Хватит Пауль, скажу откровенно, мне не нравиться грузин Сталин с его манией величия и мнительностью, но ваш Гитлер экземпляр редкий и его место в заведении, вроде моей лечебницы, я бы с удовольствием с ним поработал. А вообще они оба имеют образование ниже среднего, не знают ни одного языка, но надо отдать им должное, ловко манипулируют толпой. Пауль, вы молоды, честолюбивы и мне вас искренне жаль, как жаль и весь немецкий народ попавший под влияние человека с нездоровой психикой, но за всё надо отвечать, молодой человек, войны заканчиваются, а простые люди смотрят на свои разрушенные дома, считают потери и с горечью вспоминают красочные факельные шествия и крики тысяч людей: «Хайль». Опель остановился у Заброшенной балки, так местные именовали место, где в Гражданскую войну белые расстреливали красных, красные белых, а махновцы тех и других. Следом за Опелем подъехали два грузовика, из которых сначала выпрыгнули солдаты, а потом пациенты лечебницы. К гауптману подбежали два полицая из местных с белыми повязками на рукавах и неумело козырнув, доложили, что всё готово, только у них мало патронов, почти все ушли на ликвидацию жидов. Пауль брезгливо посмотрел на них и не удостоив ответа обратился к доктору: «Александр Васильевич, ещё не поздно, будьте благоразумны, вы похожи на моего отца, он тоже не любит фюрера и думает, как вы, это война и главное для любого человека – выжить в этой мясорубке». Берг молча пошёл к своим пациентам, которые с любопытством осматривались на новом месте, он поднял руку и сказал: «Прошу внимания девочки и мальчики, сейчас вы пойдёте за мной на прогулку, а потом я покажу вам новый красивый мир, где нет плохих людей, всегда светит солнце и не надо принимать лекарства». Наголо остриженная девушка спросила: «А там можно встретить свою любовь?», крупный мужчина, гладящий сидящую у него на руку воображаемую птицу, с радостью констатировал: «Это рай ребята, доктор доставит нас туда, только Александр Васильевич, сначала надо умереть, так мой папа священник говорил». Они шли к одной большой яме, вырытой недавно, когда проходили мимо другой, то увидели лежащих в ней женщин, мужчин, детей. Пациент, с воображаемой птицей крикнул: «Эти люди уже в раю, скорее ребята, можем не успеть».

Солдаты хотели поставить их на краю ямы, но Александр Васильевич отстранил их и стал сам, улыбаясь, готовит людей к смерти, он хорошо знал каждого по имени, с каким диагнозом лежит в лечебнице и считал их членами своей семьи, потому как находясь среди них не переставал познавать этот мир. Берг как-то сказал жене: «Я однажды был в Эрмитаже, видел полотна известных мастеров, наша лечебница напоминает мне изобразительный музей, каждый пациент – это удивительный мир красок и противоречий, а не сборище психов, ведь если человека называют душевно больной, значит у него есть душа, которой не совсем уютно в этом мире, и она страдает от этого». Когда люди выстроились перед ямой, Берг попросил оставить жизнь двум пожилым медсёстрам, но те стали рядом со своими пациентами, спокойно глядя на молчаливых солдат. Подъехал грузовик, откинулся задний борт, и все увидели пулемёт, нацеленный на них, молодой солдат нажал на гашетку и раздался звук заводящегося автомобильного двигателя. Через минуту всё было кончено, солдаты подошли к яме и начали добивать шевелящихся там людей, а Александр Васильевич открыл глаза и оглянувшись понял, что он один стоит у края траншеи, наполненной телами его пациентов. К нему подошёл Пауль и хотел что-то сказать, но доктор, схватившись за сердце, стал медленно опускаться на землю. Немец пощупал пульс и пожав плечами, пробормотал: «Инфаркт, у доктора было слабое сердце, а ведь он был чертовски хороший специалист своего дела».

Немцы уехали, а один полицай, уже немолодой человек с заметным брюшком, сказал товарищу: «Видал Михайло, что значит Европа, дали очередь из пулемёта и нет сумасшедших, а мы тут из винтовки жидов полдня стреляем». Второй, довольно молодой, симпатичный хлопец усмехнулся: «Ты, Павло, засунь себе руку в карман и пощупай цацки и коронки, которые у этих евреев надёргал, поэтому лучше давай из винтовочек постреливать не спеша, богаче будем». Михайло не унимался: «А кто закапывать будет, здесь работы непочатый край, да и здоровье у меня уже не то, ты молодой и сильный, не то что я». Павло зло сплюнул: «Хватит придуриваться, забыл, как доски при советах воровал по ночам, возьмёшь лопату и будешь работать как все». Показалась телега, запряжённая двумя лошадьми, управляемые усатым полицаем, за ним сидел другой полицейский, муж с женой и двое детей. Подъехав, усатый соскочил с телеги и весело сказал: «Семью нашего дантиста в подвале нашли, прятались от немцев, давай Матвей сгружай свой выводок, пришёл вам конец». Интеллигентного вида мужчина в очках помог жене, а потом бережно поставил на землю дочь лет пяти и сына трёх лет. К нему подошёл Павло с щипцами и попросил открыть рот, убедившись, что золотые коронки отсутствуют, направился к его супруге, у которой тоже все зубы были свои. Зло сплюнув, он прикладом толкнул их к яме, мужчина сказал тихо: «Я тебе Павло, да всем вам лечил зубы, давал лекарство для дёсен и ставил коронки, а вы оказывается были не люди, а животные, маскирующиеся под законопослушных граждан». Его супруга добавила: «Да что ты с этими гадами разговариваешь Матвей, у них теперь новая религия, они теперь молятся фюреру, надеются выслужиться и получить награду за свои зверства», договорить она не успела, Павло выстрелил ей в голову, и женщина упала на другие тела расстрелянных, вслед за ней последовал и Матвей. И тут раздался нарастающий высокий звук, он становился громче и казалось, вот-вот лопнут барабанные перепонки. Полицейские бросив винтовки, попытались закрыть ладонями уши, но звук перешёл уже в свист, от которого не было спасения, из носа и глаз пошла кровь, они пытались кричать, но не слышали своего голоса. Последнее, что видел Павло в этой жизни, маленькую девочку, издающую этот звук и её брата, сидящего на корточках и что-то кричащего сестре. Вдруг стало тихо, на земле лежали полицейские с застывшим ужасом на мёртвых лицах, девочка подняла брата, который трясся от волнения и сказала: «Теперь Аркаша, я буду о тебе заботится, вдвоём мы не пропадём», вдруг она увидела вылезающего из ямы с телами расстрелянных душевнобольных перепачканного кровью крупного молодого парня, который сказал, улыбаясь: «Все умерли, отправившись в рай, а я остался один, можно мне с вами дети, я умею разговаривать с деревьями и петь, как птички». Он запел, подражая пению соловья и лица детей, стоящих среди мёртвых тел, посветлели, они потеряли родителей, но появился этот странный человек, который не даст их в обиду. Они подбежали к нему и прижавшись стали плакать, а он гладил их по головкам приговаривая: «Не волнуйтесь дети, Мыкола за вами присмотрит, посмотрите какие у меня кулаки и мышцы, и голова хорошо соображает, только сейчас болит от какого-то свиста».