Он видел всё

- -
- 100%
- +

1993 год
Солнечный свет, пробиваясь сквозь полупрозрачные шторы, мягко освещал комнату, заливая её тёплым, золотистым светом. Всё в ней дышало спокойствием и лаской: светлые пастельные оттенки обоев, белоснежная мебель с гладкими, закруглёнными краями. Напротив книжного шкафа, уставленного яркими детскими книжками с большими, радостными иллюстрациями, стоял стеллаж, наполненный доверху игрушками.
Маленькие машинки с яркими кузовами стояли рядом с громоздкими трансформерами, блестящими Барби и Кенами, очаровательными гномиками, пёстрыми калейдоскопами, заводными лягушками и петушками, с крутящимся волчком, звенящим металлофоном, упрямой неваляшкой и горой цветных кубиков. Рядом с этим игрушечным богатством стоял жёлтый детский столик, за которым две куклы с кудрявыми волосами и большими, выразительными глазами пили чай из миниатюрных пластмассовых чашечек. В воздухе плыла лёгкая, успокаивающая мелодия, доносившаяся от нежно-розовой музыкальной карусели, медленно вращающейся над колыбелью, где только что проснулся младенец. Малыш, курносый и очаровательный, словно ангел, зевает, потягивая в разные стороны крохотные ручки и ножки.
К кроватке на цыпочках крадётся девочка четырёх с небольшим лет. Несколько прядей её тёмно-русых волос выбились из тугих косичек, обрамляя лицо с большими глазами, которые с любопытством наблюдают за младенцем. В одной руке девочка держит за растрёпанное ухо плюшевого мишку. Она улыбается и показывает игрушку малышу. Тот агукает и восторженно дрыгает ножками, реагируя на девочку с мишкой. Казалось бы, нет на свете более умилительной картины.
Но внезапно девочка на секунду оборачивается и смотрит на дверь. Слегка замешкавшись, она снова наблюдает за младенцем. Постепенно её улыбка сходит на нет, а выражение лица становится ледяным и безразличным. Девочка достаёт из-за спины подушку и подносит её к лицу всё ещё радостного малыша. Плюшевый медведь падает на пол под монотонные звуки вращающейся карусели.
Глава 1. Особенный ребёнок
Наши дни
Любовь резко вскочила с кровати, схватившись за горло и учащённо глотая ртом воздух, словно задыхаясь. Её симпатичное лицо выглядело сегодня помятым, как после бурной ночи. Хотя… похоже, она и вправду перебрала вчера.
Массируя пульсирующие виски, Люба заметила на полу пустую бутылку из-под вина и всмотрелась в этикетку. Странно, она никогда не любила полусладкое. Что на неё вчера нашло, вспомнить пока не получалось.
Скинув одеяло, Люба уставилась на пустую половину огромной кровати. Подушка лежала идеально ровно, без единой вмятины, а значит, он не ночевал дома. Опять… Задумчиво проведя ладонью по белоснежной простыне, она дотянулась до телефона и набрала номер.
На экране высветилось «Миша», но гудков не последовало, лишь высокочастотное пиликание эхом зазвенело в голове, и противный голос следом сообщил, что «Абонент недоступен». Сбросив вызов, Люба только сейчас заметила на дисплее время: «8:02».
– Твою ж мать! – прохрипела она ещё сиплым спросонья голосом и, схватив стакан воды с прикроватной тумбы, жадно осушила его.
В половине девятого Любовь уже должна была сидеть в кабинете своего психоневролога, но в это время она ещё с мокрыми после душа волосами носилась по комнате в поисках своего любимого ярко-голубого брючного костюма, который пошили по индивидуальному заказу. Последний раз она должна была быть в нём как раз-таки вчера.
Неужели можно напиться настолько, чтобы ничего потом не помнить? Люба каждый раз клялась себе, что бросит злоупотреблять алкоголем, но эта клятва осталась лишь на словах.
Костюм так и не нашёлся, а одеваться абы как Любовь не привыкла, поэтому ей понадобилось ещё минут двадцать, чтобы собрать новый образ, сделать хотя бы минимальный макияж и хаотично уложить волосы.
В девять двадцать Люба сидела напротив Олеси Владимировны, своего психоневролога, милой, спокойной и уравновешенной женщины сорока пяти лет. Из-за опоздания непутёвой пациентки той пришлось двигать остальные записи и перестраивать весь график приёмов, вот она и смотрела выжидающе на жадно пьющую воду Любовь.
Наконец Люба поставила стакан на стеклянный журнальный столик. Стильно одетая во всё чёрное, она сидела напротив врача, облокотившись на спинку кресла и закинув ногу на ногу. Теперь женщину можно было рассмотреть во всей её природной красе.
Да что тут говорить, внешне она выглядела очень эффектно. Стройная и ухоженная шатенка с тёмно-карими, почти чёрными глазами и прямыми волосами, слегка «зализанными» и заправленными за уши, как у моделей на показах Fashion TV. В свои тридцать четыре года женщина смотрелась лет на десять моложе. Возможно, решающую роль играли гены, а может – отсутствие детей, мужа и в принципе семейного быта с прочими хлопотами.
Хороший заработок позволял Любови не готовить, а питаться в ресторанах или заказывать еду, пользоваться услугами клининговой компании, путешествовать и расслабляться в спа и салонах массажа.
С одной стороны – не жизнь, а сказка, с другой – отношения с её мужчиной Михаилом стали напоминать эмоциональные качели. Совместное будущее они не обсуждали, их связывал прекрасный секс, и на этом, пожалуй, всё. И хоть Люба не относила себя к ревнивым женщинам, частое отсутствие Михаила дома в последнее время её сильно напрягало. Но больше всего её тревожили постоянные кошмары, от которых не спасали ни снотворные, ни алкоголь.
Любовь потянулась к графину, чтобы налить ещё воды. Олеся Владимировна, делая пометки в ноутбуке, недовольно покосилась на часы.
– Любовь, с вами всё в порядке? – наконец прервала она молчание.
– Да-да, просто вчера немного не рассчитала силы с вином… Похоже… я ничего не помню, – закусила губу Люба.
В серых глазах Олеси Владимировны читалось разочарование.
– Мы с вами уже обсуждали, что те лекарства, которые я выписываю, несовместимы с алкоголем.
– Простите, больше не повторится, – без тени раскаяния протараторила Люба.
Олеся Владимировна открыла толстый блокнот и бегло просмотрела последние записи.
– Тогда продолжим, – щёлкнув ручкой, она что-то подчеркнула в своих заметках. – Я проанализировала нашу последнюю встречу, и у меня возник ещё один вопрос. Попадали ли вы в какие-либо экстремальные ситуации в детстве?
Люба молчала, то ли стараясь что-то вспомнить, то ли пытаясь уловить суть вопроса.
– Физические, эмоциональные травмы… Может, что-то похожее из ваших однотипных ночных кошмаров, про которые вы мне рассказывали? – уточнила Олеся Владимировна.
Любовь подалась вперёд, оперлась локтями на колени, подперев подбородок кулаками, и уставилась в пол.
– Я ничего подобного не помню… В принципе я себя осознанно помню лишь лет с восьми-десяти.
Олеся Владимировна отложила блокнот, подвинулась ближе к ноутбуку и громко застучала по клавиатуре.
– Вам придётся пройти ряд психологических тестов, – не отвлекаясь от монитора, проговорила она серьёзным тоном. – Список анализов выпишу отдельно. Возможно, потребуется сделать МРТ головного мозга. Дальнейшая медикаментозная терапия будет зависеть от результатов.
Дойдя до последней графы с заключением, Олеся Владимировна взглянула на растерянную пациентку и допечатала: «Испытывает постоянные проблемы с воспоминаниями детских событий». Распечатав документ, она добавила:
– И допейте всё, что я вам назначила в прошлый раз…
– А МРТ зачем? – перебила её Люба. – У меня что-то не так с головой? Это из-за панических атак?
– С головой у вас всё в порядке, но для полной картины МРТ всё же лучше сделать. – Олеся Владимировна заглянула в свои записи и ещё раз что-то подчеркнула. – Вернёмся к вашему повторяющемуся сну. Что за девочка душит вас подушкой? Сестра?
– Я не знаю… Но по ощущениям похоже на неё. Я всегда просыпаюсь на этом моменте, и мне будто нечем дышать. Но во сне девочка старше меня, а Катя ведь младше. Всё как-то спутано.
– Как складываются ваши отношения с сестрой в настоящий момент?
Разговор прервала вибрация телефона. Люба взглянула на мигающий дисплей с именем «Катя» и фотографией улыбающейся светловолосой девушки с милыми ямочками на щеках. Впервые за утро Любовь расслабилась, даже усмехнулась и взяла трубку.
– Легка на помине. Я перезвоню, я тут немного…
Стало тихо. Олеся Владимировна отвлеклась от своих записей и заметила, как её пациентка побледнела, а её улыбка сошла на нет. Прошло несколько секунд, после чего женщина выронила телефон, не закончив разговор.
***
Любовь пулей влетела в открытую нараспашку квартиру своей сестры, не заметив полицейских, чуть не сбив с ног стоявшую в коридоре пожилую соседку и какую-то женщину, похожую на работника скорой медицинской помощи. Из квартиры доносился пронзительный детский крик.
Люба замедлила шаг и, пытаясь успокоить учащённое дыхание, прошла на кухню, с ужасом увидев, как накрывают тело сестры. Трясущимися влажными ладонями женщина зажала рот, её резко замутило, перед глазами всё поплыло, голоса слились в единый гул.
Через несколько минут, выйдя из ванной комнаты с мокрым серо-зелёным лицом и размазанной вокруг глаз тушью, Люба бросилась в комнату, откуда слышались истошные крики.
Медбрат лет двадцати пяти пытался успокоить орущего десятилетнего мальчика. Ребёнок бился в истерике и кусался, не выпуская из рук ярко-фиолетовый альбом для рисования.
– Да что б тебя! Неси успокоительное для мальчика! – крикнул медбрат женщине, стоявшей с пожилой соседкой. – Тихо, парень, тихо! – продолжал держать он заходившегося в плаче ребёнка.
– Отпустите его! – подбежала к медработнику Люба. – Он не выносит грубых прикосновений. У него свои особенности развития.
Мужчина растерянно опустил руки.
– Аутист что ли?
Люба не ответила, а лишь злобно сверкнула чёрными глазами на непутёвого медработника. Мальчик сел рядом с ней и, обхватив колени, принялся раскачиваться вперёд-назад, словно маятник. Его рассеянный взгляд был направлен куда-то вперёд, не фокусируясь на чём-то конкретном.
Люба суетливо осмотрела детскую. Первым, что попалось ей на глаза, был стеллаж со стопкой разноцветных альбомов. Она вытащила чистый, схватила стакан с фломастерами и осторожно наклонилась к ребёнку.
– Артёмка, привет! Тётя Люба нашла тебе чистый альбом, зелёненький.
Артём наконец-то затих. Он не посмотрел на Любу, но ярко-фиолетовый альбом, который держал до этого в руках, аккуратно положил рядом, взял фломастеры, разложил их по очереди в идеальный ряд, открыл чистый лист зелёного альбома и приступил к рисованию.
Люба медленно выдохнула и вышла из детской. Краем глаза она заметила, как криминалист делает фотографии и что-то записывает в блокнот.
Около кухни стояли врач скорой и соседка. Люба старалась не смотреть на тело, но тошнота всё равно подступала. Соседка вытирала носовым платком покрасневшие глаза.
– Это я вам звонила с Катиного телефона. Я нашла её на полу в кухне и сразу же вызвала скорую, думала, что она просто потеряла сознание, а врачи уже после осмотра тела уведомили полицию.
Женщина-врач ушла в комнату к криминалисту, где они оба принялись что-то увлечённо обсуждать, параллельно делая записи.
Соседка подошла ближе к Любе и почти шёпотом сказала:
– Я тут краем уха услышала, как они говорили что-то про оторвавшийся тромб…
– А как вы вообще попали в квартиру? —перебила её Люба.
– Я каждое утро выношу мусор. Сегодня, как обычно, прохожу мимо Катиной квартиры и слышу сильные крики ребёнка. То, что её сын периодически, так сказать, орёт, я привыкла, но чтобы так долго… – Соседка замолчала, пытаясь вспомнить все детали. – В общем, возвращаюсь я уже без мусора обратно, – продолжила она, – снова подошла к Катиной квартире, стучусь в дверь. Мне никто не открыл, а вопли мальчика стали только сильнее. Я потянула за ручку, вот дверь и открылась.
– То есть она была не заперта на ключ?
– Либо ваша сестра забыла закрыть, либо мальчик баловался. Я подумала сначала, что она ушла куда-то, а про Артёмку забыла. И уже на кухне я увидела лежащую на полу Катеньку, а её бедняга-сын стоит такой рядом с телом со своим альбомом для рисования и раскачивается туда-сюда, завывая, как волчонок. Жалкое зрелище.
Соседка замолчала и высморкалась. Люба терпеливо ждала, чтобы узнать, что было дальше.
– Я сразу вызвала скорую, думала, Кате просто плохо стало. Подойти к телу побоялась, мальчика тоже решила не трогать. Ваша сестра рассказывала про его особенности. Хорошая она… была.
Тут соседка и вовсе разрыдалась. Любовь, еле сдерживая слёзы, попыталась взять себя в руки, сделала несколько глубоких вдохов и выдохов и, мысленно считая до десяти, подошла ближе к входной двери, осматривая замочную скважину.
– Получается, дверь была открыта, но замок при этом не взломан… Скажите, к ней накануне в гости никто не приходил?
– Я ничего такого не слышала. Катя же всегда либо дома с сыном занималась, либо в клуб с ним ездила. Это всё, что я про неё знаю.
– Точно! Клуб! – Люба судорожно принялась рыться в сумочке, достала телефон и вышла за дверь на лестничную площадку. Она хотела обратиться за помощью к близкой Катиной подруге по клубу особых мам, Юлии, с запоминающейся фамилией Стриж.
***
Юлия Стриж, привлекательная блондинка с большими синими глазами и умным, а не кукольно-пустым взглядом, относилась к тем редким женщинам, которые обладают минимумом ненужных эмоций, аналитическим умом и уравновешенной психикой. Она всегда элегантно и дорого одевалась, независимо от того, куда ей на надо, на работу или на прогулку.
К своим тридцати девяти годам Юлия накопила колоссальный юридический опыт. Раньше она работала в следственном комитете, а несколько лет назад, после раскрытия дела об убийстве любовника её родной сестры , открыла с партнёром агентство и по сей день занималась частной практикой и как известный в узких кругах специалист иногда консультировала правоохранительные органы
Помимо предоставления услуг адвокатам защиты, она также работала и на частных лиц: дела о подозрениях в измене, споры между отдельными людьми и компаниями, а также криминальные дела, где обвиняемые хотели большего, чем могло предоставить государство. К Юлии обращались и те, кто считал, что полиция недостаточно тщательно разобралась в их деле.
Четыре года назад Юля стала мамой девочки Евы, светловолосой, с ангельскими кудряшками. Роды прошли благополучно, в срок, без каких-либо осложнений, малышка развивалась без отклонений. Но в два года счастливые родители обнаружили странности в поведении ребёнка. Неожиданные пронзительные крики, стихающие лишь тогда, когда сил уже не оставалось ни у кого, дефицит общения с окружающими и полное отсутствие зрительного контакта – всё это вызывало у Юли и её мужа тревогу.
Люди со стороны осуждающе качали головой, «я ж матери» на детских площадках перешёптывались между собой, мол, какое у девочки плохое воспитание и куда смотрят её родители.
Юлия порой думала, что причина бесконечных истерик Евы – её работа, что ребёнок тем самым лишь пытается обратить на себя внимание. Но когда приступы стали повторяться снова и снова, родители решили подключить психологов, неврологов и психиатров. После обследований и тестирований дочки Юля вместе со своим супругом Матвеем услышали непонятные для них три слова: расстройство аутистического спектра.
Не все отцы выдерживают такой груз ответственности. Но Матвей относился к настоящим Мужчинам, с большой буквы «М», и с первых дней активно принимал участие в воспитании Евы. Именно он нашёл на просторах интернета клуб для особенных мам и их детей. Там Юля быстро завела знакомства с такими же женщинами и сразу нашла общий язык с матерью-одиночкой Катей, женщиной с ангельским лицом и добрым сердцем.
На своём дне рождении Катя лично познакомила новую подругу со своей старшей сестрой Любой, и та увидела в Юле человека, на которого можно положиться в любой ситуации. Но именно о такой ситуации, как сегодня, она могла подумать в последнюю очередь.
***
Юлия работала в гостиной за ноутбуком в окружении аккуратно сложенных стопок бумаг и юридических фолиантов и что-то сосредоточенно печатала. За соседним столом сидела Ева и, слегка покачиваясь, собирала паззлы, Матвей помогал ей в таком сложном деле. Когда зазвонил сотовый, девочка прикрыла одной рукой ухо, но от игры не оторвалась. Юля потянулась за телефоном и, взглянув на дисплей, удивлённо приподняла брови.
– Алло! – сделала она небольшую паузу. – Да, Люба, здравствуйте… узнала.
Слушая путанный быстрый рассказ, Юлия поменялась в лице.
– Когда? – медленно закрывая ноутбук и откладывая в сторону все бумаги, прошептала она. После недолгого молчания добавила поникшим тоном: – Уже еду.
Матвей, оторвавшись от игры с дочерью, обеспокоенно посмотрел на супругу. Юлия растеряно подошла к нему и обняла.
– Случилась беда с одной из наших мамочек из клуба. – Её голос слегка дрожал. – Я только узнаю подробности и сразу вернусь.
Матвей поцеловал жену. Он уже привык к подобным спонтанным отъездам, поскольку не понаслышке был знаком со спецификой её работы. Поэтому даже не стал задавать лишних вопросов. Он знал: внешнее спокойствие супруги скрывало сильную тревогу.
Юля на ходу кидала документы в сумку, параллельно набирая чей- то номер. Уже из дверей эхом донёсся её уверенный и твёрдый голос:
– Приветствую! Теперь и мне нужна твоя услуга…
Полтора часа спустя Юлия и Люба стояли на застеклённой лоджии Катиной квартиры. Люба нервно курила, время от времени бросая тревожные взгляды на кухню, где люди в форме методично фотографировали, делали записи, упаковывали в пакеты посуду и тщательно протоколировали свои действия.
Юля, с состраданием посмотрев на Любу, сказала:
– Молодец, что сразу мне позвонила. Отошла немного?
– Пока ещё до конца не осознала, что сестры больше нет. – Любовь потушила сигарету и полезла в карман за следующей. – Спасибо за помощь. Мне больше не к кому было обратиться. Ты так быстро всех на уши подняла.
– Мне несложно, я хоть и отошла от следственной работы, но часто консультирую, скажем так, серьёзных дядь. Я им – они мне.
Люба подошла ближе к Юле и, обернувшись, заговорила тише обычного.
– Я хочу узнать, что случилось с сестрой. Тромб или внезапная остановка сердца – это что-то из области фантастики. Она никогда не жаловалась на здоровье.
– Ну а если всё-таки допустить эту вероятность?
– Даже если представить такую ничтожно малую вероятность, почему тогда дверь была открыта? Артём не умеет открывать и закрывать замки, я это точно знаю.
Любу передёрнуло от клубов дыма, которые она сама же вокруг себя и создала. Она потушила только что начатую сигарету, бросила её в переполненную пепельницу и зашла из лоджии обратно на кухню. Юля молча пошла следом. Они направились к детской комнате, где сидел десятилетний Артём.
– Артёмка единственный свидетель случившегося, следов взлома нет, и, сама понимаешь, от него мы ничего не услышим. – Юлия внимательно разглядывала мальчика.
– Но Катя как-то умудрялась с ним общаться по карточкам…
– Это чтобы лучше распознавать его эмоции и показывать свои, но он не в состоянии по этим карточкам рассказать то, что мы хотим услышать, по себе знаю, – опустила глаза Юля.
– И что дальше? – Люба смотрела, как Артём с отрешённым взглядом перебирал паззлы, раскачиваясь на стуле.
– Если судмедэксперты ничего не обнаружат, ДНК-анализы ничего не дадут, тут я уже буду бессильна, прости. – Юля по-дружески сжала руку Любы. – Теперь ты его ближайший родственник и поддержка. Будет сложно, но ты в любой момент можешь обратиться за помощью.
– А твоя дочка тоже не разговаривает? – спросила Любовь.
– Ева произносит отдельные звуки, но ей всего четыре. Надеюсь, что прогресс впереди, – Юля мечтательно улыбнулась. – Твоя Катя научила меня оптимизму.
В этот момент Артём уронил один из кусочков паззла. Он начал растерянно перебирать оставшиеся, затем отвернулся в сторону и, недовольно завывая, принялся бить себя кулаком по голове. Люба тяжело вздохнула, массируя пульсирующие виски.
– Увы, но, похоже, родители передали львиную долю оптимизма только Кате, – и, на секунду задумавшись, продолжила: – Если б они были живы, то не перенесли бы её потери. Катя всегда была всеобщей любимицей.
Привыкшая к подобному поведению детей Юля спокойно приблизилась к Артёму, подобрала упавший кусочек и вернула мальчику в руки. Артём тут же успокоился. Юлия обернулась к Любе.
– Ты справишься. Ради Кати…
***
Люба всё ещё спала после бессонной ночи, проведённой под аккомпанемент бесконечных странствий Артёма по квартире. Михаил уже проснулся, взял с прикроватной тумбы пустой стакан и, зевая, направился на кухню выпить чашечку кофе.
Михаил жил с Любой чуть меньше года. Они составляли яркую и эффектную пару. Правда, иной раз даже смазливой от природы Любе приходилось прикладывать усилия, чтобы внешне затмить своего спутника. Михаил относился к тем мужчинам, которых называют метросексуалами. В тридцать пять лет – ни единой морщинки, всегда идеально уложенные волосы, фигура слеплена благодаря почти ежедневным походам в спортзал. Он не жалел денег на парфюм, походы к косметологу, стилисту, массаж и маникюр с педикюром. При чём в нём не было ничего женственного, напротив, орлиный нос, хищный взгляд, ямочка на волевом подбородке и низкий тембр голоса придавали его облику яркой брутальности.
На первый взгляд – мечта любой женщины, но Люба знала цену такого спутника. В подобных парах мужчины любят себя больше. А о том, как они наслаждаются женским вниманием, она убедилась уже через месяц их совместной жизни. В последнее время их отношения сводились преимущественно к отличному, порой даже дикому сексу, но, судя по всему, Михаилу и этого было мало, раз он позволял себе пропускать ночи дома под предлогом дружеских посиделок. Но Любе нравилось, что они были парой, как на картинках Pinterest, завидной для всех, хотя и без душевного обоюдного тепла. Тратить время на подобное им было некогда; каждый был зациклен на себе. Однако такие союзы, как правило, счастливы лишь до поры до времени и редко заканчиваются «и жили они долго и счастливо».
Так что вполне логично, что Михаил не проявил восторга от появления особенного ребёнка в доме. Об аутизме он слышал лишь отдалённо, поэтому к жизни под одной крышей с Артёмом был, мягко говоря, не готов.
По пути на кухню Михаил заметил открытую дверь в туалет. Полуголый Артём смывал своё нижнее бельё в унитаз и с явным удовольствием на это смотрел. Мужчина раздражённо сорвал банное полотенце с крючка и швырнул в Артёма.
– Ты совсем больной? Прикройся!
Артём стоял неподвижно, отводя взгляд.
– Прикройся, я сказал! – перешёл на крик Михаил.
Артём продолжал раскачиваться на месте, но через пару секунд начал бить себя по голове.
Люба проснулась от детского завывания и, машинально сбросив с себя одеяло, тут же побежала на звук.
Взбешённый сожитель схватил Артёма за плечо и потащил из туалета в коридор. Мальчик неожиданно со всей силой укусил мужчину за руку, оставив на ней красные вмятины.
– Вот, гад! – разъярённый Михаил замахнулся на Артёма.
Любовь увидела это, и перед ней внезапно возникло что-то похожее на воспоминание из прошлого или галлюцинацию: она увидела себя в детстве.
Её видение было расплывчатым, словно в расфокусе. Вот она стоит, маленькая и беззащитная, а рядом – женщина, чьё лицо неразличимо, лишь смутные очертания и движения. И вдруг Люба слышит свой детский, жалобный голос:
– Не надо, мамочка!
Рука женщины всё вздымается, и девочка получает пощёчину.
Люба вернулась из галлюцинации, но пришла в себя не сразу. Она потрогала щёку – всё как прежде: ни боли, ни отёка. Зато она заметила, что Артём, неистово завывая, схватился за свою щёку. Михаил испугано обернулся.
– Люб, он сам меня вывел…
– Пошёл вон! – перебила она его неестественно спокойным тоном.
От неожиданности Михаил застыл на месте. Но через секунду осмелел.
– А знаешь, ты и сама ненормальная. Вместо того, чтобы отдать его туда, где за ним достойно присмотрят, ты готова разрушить свою личную жизнь.
Не дожидаясь ответа, с намёком на окончание разговора, он направился в спальню одеваться. Артём продолжал выть, но уже на тембр пониже. Любовь, медленно закипая, стояла на месте.
– О какой личной жизни идёт речь, когда ты приходишь ночевать через день? – заорала она в сторону закрывшейся двери в спальню.
Зазвонил телефон. Люба краем глаза взглянула на дисплей и вспыхнула ещё сильнее. Убежав в ванную комнату, подальше от криков мальчика, она, медленно выдохнув, взяла трубку.