Заткнись и молись

Следователь Серов С. С. установил: 13.06.2013 около 00:30 несовершеннолетняя Понагина А. С., 2000 г.р., подожгла дом, расположенный по адресу: ул. Комсомольцев, д. 23. В доме находились ее мать Понагина С. В., 1985 г.р., и сожитель матери Чукин В. С., 1973 г.р.

В результате пожара Понагина С. В. получила ожоги 3-й степени, Чукин В. С. скончался на месте.

Люблю этот город за гладкие, как кожа корейского айдола, дороги, благоустроенность и компактность. За самобытность и богатую историю. За то, что государственное финансирование используется-таки по назначению, и выделенные средства доходят до конечного пункта, позволяя сохранить отголоски прошлого. Город-музей под открытым небом: повсюду барельефы и мемориальные доски. В каждом квартале по церкви, действующей или закатанной под асфальтом. Разобрать собор для высвобождения материалов – частая практика в 1930-х. Необязательно уверовать в Бога, чтобы оценить красоту и проникновенность здешней культовой архитектуры, делающей городскую атмосферу уютной, мирной и чуточку домашней.

По всему центру витает дух времени, ненавязчиво знакомя с событиями прошлых столетий. Здесь когда-то был первый роддом. А вот этот ящик с литой ручкой в стене храма – не для мусора: сюда раньше скидывали новорожденных, чтобы о них хоть кто-то позаботился. Гуманно. В здании наркодиспансера в 19 веке (какая ирония!) располагалась городская винодельня. Тут – стена от снесенной мечети. Слышны звуки органа из польского костела. В вышине мелькают флюгер многострадальной синагоги и крыша старой водонапорной башни с заколоченными окнами и исписанными стенами. Наверно, даже к лучшему, что брандмауэры и мельницы не сохранились. Их исторический шарм и шершавость воспоминаний не будут попраны безвкусным граффити и низкими подтеками недержания маргиналов, алкашей и простых придурков.

Студенческие корпуса раскиданы по исторической части города так, что, прогуливаясь между парами от одного до другого, любуешься причудливым соседством современной застройки и памятников деревянного и каменного зодчества. Бетонные конструкции, облицованные зеркалами Гезелла, высокомерно отбрасывают тень на утопающие по самые окна домишки, пережившие если не восстание декабристов, то революцию 1905 года точно.

Новостройки взяли в осаду деревянный центр и береговую линию, выселяя коренных горожан в крохотные квартирки где-то на окраине, оставляя единичные экземпляры разодетых от фундамента до карниза в ажурную резьбу особняков. Все, как у Гиляровского: «Исчезают нестройные ряды устаревших домишек, на их месте растут новые, огромные дворцы26». Улицы укоротили, крошечные сады и скверы заасфальтировали, оставляя воспоминания о тени пышных кленов на страницах путеводителей и в памяти пенсионеров, сгорбленные деревяшки снесли, памятники отреставрировали. Ветшающие дома и руины с замурованными окнами и дверями отошли от центра всего на пару кварталов. Свернув не в тот проулок, оказываешься в какой-то глухой, убогой деревне середины 90-х. В то время, как всего в десяти минутах ходьбы разбит помпезный сад у здания городской администрации, а над обрывом ржавой речушки громоздятся каменные и деревянные громадины с арочными окнами и цветными изразцами.

Дома богатых и влиятельных купцов, меценатов и чиновников 18–19 вв. стали пристанищем музеев, военкоматов и ресторанов. «Игнатьевъ» – жемчужина города, ресторан с собственной пивоварней и живой музыкой –располагался в одном из них. Над кирпичным полуподвалом возвышался роскошный оштукатуренный желтый дом с мезонином и высокими расписными воротами. Изящная лепнина, окна в наличниках, над главным входом – огромная резная вывеска.

И вся эта красота – в центре города, растянувшегося на пару километров вдоль реки. Никакой мешанины, ничего лишнего. Улицы широкие, застройка невысокая. В солнечную погоду лучи света со скоростью цунами разливаются по проспектам и закоулкам, освещая не только новый день, но и надежды и мечты.

Мои – уж точно. Ответ на письмо пришел в обед. Приятный бонус после мучительного похмелья и бесплодной попытки вспомнить детали прошлого вечера. Подробности вечеринок, как правило, хранятся в памяти телефона. И это очень даже кстати. Сердце глухо лупит о грудную клетку. 100 ударов в минуту, не меньше. На лбу испарина. Всегда один и тот же страх увидеть ужасное: писаю в подъезде, убиваю случайного прохожего, сношаюсь с бомжом, записываю прямой эфир голой – в общем все, о чем потом пожалею. И вот я открываю галерею и с облегчением выдыхаю: никаких непотребств. Спасибо, Господь! 75 ударов в минуту. Включаю запись с поющими чашами, достаю тонометр и закрываю глаза. Давление 120/70, сердечный ритм приходит в норму. Риск умереть от внезапной остановки сердца – 20%.

Собеседование было назначено, и в указанное время я сидела за высоким массивным столом из грубой древесины, безнадежно пытаясь балансировать на седалищных костях, чтобы удержать ляжки от стыдливого растекания по сиденью. Обстановка чарующая: теплый свет ламп отражался в лакированных поверхностях столов и барной стойки, скользил по ним, создавая неповторимую атмосферу уютного шале на вершине холодной горы с мягким мерцанием рождественских гирлянд. Добродушное поскрипывание половиц, нежнейший аромат кофе, мелодичное потрескивание углей отзывались в моем сердце приятным удовлетворением от, несомненно, импульсивного, но все же верного решения, принятого у бассейна в Сиде.

Не заставив себя ждать, минута в минуту, подошел он – гид по барам, ресторанам и высокому сервису, Сергей Максимович, он же ГП. Собеседование проходило по сценарию из пособия для начинающего HR27: дружелюбное приветствие, создающее располагающую и доверительную атмосферу, приятный диалог с уместными личными вопросами, открытые позы и профессиональные шуточки. Если бы он сверкнул белоснежной голливудской улыбкой, ну, вы знаете, такой, которую обычно показывают в рекламе зубной пасты, с ярким, сияющим и ослепительным блеском на одном зубе, то я бы подумала, что попала в настоящий формалистический рай. Все по правилам, по учебнику, по закону, и никакого подвоха. Все счастливы и радушны.

Движущей силой лифта с небес на землю стали неоплачиваемая стажировка («нам нужно на вас посмотреть») и платный медицинский осмотр, расходы на который, конечно же, не компенсировались. Хотите работать в общепите – раскошеливайтесь. Давно пора принять, говорит Мила, прав всегда тот, от кого тебе что-то нужно: работа, займ, секс, ребенок, алименты и т.п. Цитировать с поднятым вверх указательным пальцем кодексы бессмысленно. Молчи, кивай и улыбайся.

Скотч в анусе (по-научному соскоб на энтеробиоз), два часа лекции о санитарных нормах в душном помещении под усыпляющий тембр, минус 5 600 руб. с моей карты (конечно, готовую медкнижку можно купить дешевле, но мне хотелось сделать все, как полагается) – и вуаля, в 10:05 я стою в новеньких балетках, выглаженной белой блузе и узкой черной юбке у сцены, переминаясь с ноги на ногу. Половицы предательски скрипят в такт моему волнению. Сердце бешено бьется, ком подкатывает к горлу. Лицо вот-вот взорвется от приливающей крови. Я мило улыбаюсь коллегам, в ответ встречая недоумевающие и равнодушные взгляды.

Дружелюбие и благосклонность исходили только от ГП. После разбора полетов о провалившихся продажах на выходных и раздачи планов на неделю меня представили коллективу и закрепили за худощавым, долговязым парнем с густыми черными волосами, сваленными в анимешную прическу а-ля Учиха Саске28. «Я просто не расчесался», – промямлил Пиноккио, Пино, на мой комплимент, отчаянно вздохнул и повел за собой. Остальные меня не замечали. У них начался очередной, предсказуемый, как и вчера, как и на прошлой неделе и в прошлом году, рабочий день. Шаркая ногами, уставшие официанты поплелись в сторону стейшенов29 готовить зал к бизнес-ланчу.

Никто в «Игнатьеве» не любил эти контролируемые только количеством посадочных мест разорительные набеги кочевников из ближайших офисов. Запара лютая, гости меняются со скоростью света, оставляя за собой засранные кашицей из хлеба и брусничного морса столы, всем нужно получить заказ сиюминутно, на кухне кончается резаный хлеб, трафик официантов, в прямом смысле слова летающих по ресторану, близится к джакартскому30. Зад в мыле, заказы в денежном эквиваленте маленькие и никакого «чая»31. Это как пытаться вызвать эрекцию у мужика, плотно сидящего на «Прозаке», или довести до оргазма безнадежно фригидную женщину. Пот в три ручья, а выхлопа нет. Утомительно и досадно.

Опытные официанты, «старички», под разными предлогами старались начинать рабочий день после обеда, чтобы успеть подготовить зал к вечерней посадке. Особенно по пятницам и субботам, когда пиво льется рекой, милые хрюшки целым стадом жарятся на мангалах, гости становятся пьяненькими и щедрыми. Даже если не оставят нормальных чаевых, то на дополнительные продажи раскрутятся точно. Ну а если не получалось отмазаться, они с невозмутимым видом айсберга, таранящего Титаник, неспешно плыли по залу к дергающимся от собственной важности гостям, успевшим сожрать весь хлеб и покромсать уголки подложек.

Жизнь в ресторане била ключом, освежающим и фантасмагоричным. Меня окружали герои сказок и мультиков, но только в adult version32. Наглая и матерящаяся Дюймовочка с прокуренным голоском. Гламурная, сутулившаяся Барби с перманентно блестящими губами, длиннющими ногтями и наращёнными ресницами. Хрупкая и высоченная Золушка с тонким голоском и кротким взглядом Настеньки из «Морозко». Долговязый и худющий Пиноккио, его щеки полыхали при каждой попытке соврать. Добрая Фея-крестная с потрясающим звонким смехом и щеками – наливными яблочками, всегда готовая прийти на помощь. И наконец, ГП – Гарри Поттер, самый настоящий, вымахавший под два метра ростом, с рваной челкой, закрывавшей лоб, круглыми очками, постоянно сползавшими вниз по переносице. Он мог за секунду одним взмахом руки разогнать курятник – излюбленное место официантов, огороженное от зала зубчатым забором. Оно выгодно располагалось между баром и сценой: можно намахнуть (не верьте барменам и официантам, которые говорят, что не пьют на работе), быть в первых рядах, пропуская через тело мощнейшие вибрации басов, следить за обстановкой в зале или просто зависнуть в телефоне.

Анимаги за баром из обаяшек превращались в церберов, если кто-то заходил за стойку. Это был настоящий анклав. Они делали все, что хотели, и это-то в рамках трудового договора! Все знали, что бар трогать нельзя. Пятилетка за два дня? Легко! Справиться с планом в одиночку без кухни? Нефиг делать! Наши бармены – легенда. По пятницам и субботам гости в три ряда выстраивались у стойки, чтобы поближе увидеть грандиозное fire-show. Обнаженные по пояс красавчики устраивали настоящий Burning Man33, синхронно жонглируя горящими бутылками под «It’s my life» Бон Джови, «Moscow calling» группы «Парк Горького» и «The final countdown» «Европы». Только после одного такого перформанса мы находили по пять лифчиков и две пары обгоревших трусиков, валявшихся за стойкой.

Да и у бара была своя харизма. Парни никогда не давали трубочки к пиву, аргументируя тем, что «в нашем баре не сосут». Поддерживали пьяненьких женщин комплиментом, шуткой или подарком от заведения. У них всегда было что сказать гостю: «Тигры крови не боятся» – на случай, если пришла подцепить парня на ночь, а он отказался из-за внезапно начавшейся менструации; «Хороший левак укрепляет брак» – когда женатый постоянник, неловко улыбаясь и краснея, садится за бар с новой любовницей. Послать тоже могли. Сколько было пролито слез и выпито пива – известно только нашим парням. Несмотря на «синие»34 конфликты, гости всегда оставались довольны. Они были окружены заботой, а главное – вниманием. Пьяные выходки и разболтанные секреты оставались профессиональной тайной бара.

Я чувствовала себя Алисой в стране ложек и вилок, в округе размазанных по тарелкам соусов, в городе скомканных салфеток, на проспекте вскукоженных от пролитого пива подносов. Неудержимый энтузиазм и бесконечный поток вопросов доканывали всех, от поваров до уборщиков. Больше всего доставалось Пино, который втайне мечтал избавиться от меня не самым гуманным способом. Мне все было интересно, все! От того, на каком масле обжаривают куриное филе для «Цезаря» и по какой технологии натираются столовые приборы, до того, как чистят дымоход. Оказалось, никакой технологии нет, курицу жарят на «Слободе», а трубу чистят, забив на меры пожарной безопасности и охраны труда, замотанным в пищевую пленку мангальщиком.

«Игнатьевъ» был одним из самых «тяжелых» заведений города: нагрузки колоссальные. Смена в ресторане с кухней на цокольном этаже заменяла неделю тренировок в зале. У всех официантов жопы были покруче, чем у фитнес-марафонщиц. Я каждый раз считала эти долбанные ступеньки, чтобы не выронить поднос, попутно уворачиваясь от встречного потока персонала. Двадцать чёртовых ступенек! Двадцать узеньких скрипучих, проваленных в центре дощечек. Это только от кухни до первого этажа. И восемнадцать до балкона, увешанного флажками с логотипами фирменного пива. Его заказывали «жирафами» – метровая пластиковая елда объемом четыре литра с медной подставкой весом в три килограмма. За вечер мы обслуживали пять-шесть столов по четыре-восемь посадочных мест, одним «жирафом» дело никогда не ограничивалось. Восемь штук в среднем за вечер. Плюс литровые кружки, тяжеленные до боли в ключицах, три в одной руке, три – в другой. После первой пятницы я отменила бронь на абонемент в ТGym.

В тот же вечер моим новеньким балеткам пришел конец: они раскисли от пролитого пива, и подошва предательски отвалилась. А новая обувь для официанта – это боль! Разнашивать ее приходиться во время смены, летая вверх и вниз по этажам – foot-БДСМ для самых отчаянных. Теперь моя косметичка пополнилась всевозможными пластырями: гидроколлоидными, латексными, тканевыми, разноцветными, с подушечкой и без – в общем, на любое настроение и для любого места натирания.

Но больше всего проблем доставляли даже не мозоли, а наши посетители. Типичный шекспировский драматизм сменялся боярским гонором или просто плохим настроением. Вереница бестактных, обожратых лиц крутилась шарманкой. Однажды я назвала гостей клиентами, за что была одарена едким замечанием: «Клиенты у проституток, а у вас, милочка, гости». Милашки с длинным чеком, щедрыми чаевыми и «Анечка, вы просто чудо» чередовались с быдлом – капля в рот, и понеслось: тут вам и разбитые стекла стейшенов, сломанные стулья, покалеченные официанты, а иногда и повара.

Так что коллектив в «Игнатьеве» собрался отборный, закаленный, матерый. Приветливым его с первого взгляда не назовешь, поэтому адаптироваться к новой среде мне было сложно. Очутившись в ресторанном мире, я будто уменьшилась в размере и смотрела на окружающих снизу вверх. Каменела от страха, когда ГП делал замечания. «Выкала» тем, кто казался старше и выше по должности, вызывая недоумение. Я боялась сказать лишнее слово и поддержать беседу. Все, кроме ГП, Феи, Золушки и бара, были настроены ко мне пренебрежительно и равнодушно: еще одна девочка-студентка, которая сбежит через пару смен.

Даже после месяца работы влиться в команду не получалось просто потому, что не было ни малейшего понятия, как это делать. Я никогда не была новенькой. Сработавшийся коллектив со своими законами и шутками не особо стремился облегчить мне задачу. Любой спор решался либо юмором, либо криками с хабальной акцией «ты мне слово, я тебе десять». Я как-то огрызнулась Барбе, и от психологического нокаута меня спасло не мое красноречие и лекции по конфликтологии, а Дюймовочка. Дипломатия? Нет, не слышали.

Но во всем этом наждачном хаосе была притягательная простота и легкость, греющая внезапными объятиями и подбадривающим крепким словцом. «Игнатьевъ» – это большая семья, очень своеобразная семейка Аддамс а-ля карт, но такая дружная и теплая.

С гостями тоже приходилось несладко. Я измазала тюбик тонального крема в первые две недели, потому что краснела каждый раз, подходя к столику с заученным приветствием: «Добрый день, меня зовут Анна. Сегодня я буду вашим официантом. Вы готовы сделать заказ?». От страха я тараторила быстрее Тины Канделаки в «Самом умном»35. Перфекционизм довел меня до состояния передутого шара. Еще одна подкачка – и ба-бах!

Спокойным субботним утром моя расфуфыренная и высокомерная гостья заказала каре ягнёнка с картофельным пюре. Ну кто ест каре с картошкой? Спаржа, овощи на гриле, брокколи и листовой салат – да! Но пюре? Серьезно? Кухня выдала его, красиво уложенное в форме розочки, Вова-мангальщик пожарил мясо, я переложила его к гарниру и унесла заказ – все по методичке. Через три минуты сучка-гостья гнусавым голосом с завидной артикуляцией выговаривала мне об отвратительном сервисе, нахальном равнодушие персонала и моей тупости. Через пятнадцать минут она повторила все в точности при ГП, приукрасив историю лживыми подробностями. Я расплакалась прямо в зале. ГП, как ни странно, слушал исполнение шизоидной бабехи с такой же заинтересованностью, как я рассматриваю пальцы на ногах, сидя на унитазе – с сочувствием и легким отрешением, неторопливо дожидаясь, пока мочевой сделает свое дело. ГП не только не отчитал меня, но еще и похвалил. Я все сделала правильно, но не учла, что гребаная пюреха была сделана накануне!

В этом новом мире моя персональная гелиоцентрическая система потерпела крах. Центробежная сила, вращавшая мир вокруг моей нескромной персоны, резко и грубо отбросила меня на задворки новой Вселенной, где было страшно, неуютно и холодно. Здесь никто не будет уговаривать, никто не даст поблажек. Эллинистическому строю пришла на смену Спарта. Реальность без прикрас, где люди зарабатывают на жизнь, чтобы прокормить детей, заплатить за аренду квартиры и выудить деньги на новую кофточку, а не борются за свободу курения.

Фрустрация, сменяющаяся паникой, загоняла меня обратно в зону комфорта, где довольные, потирая руки, поджидали родители. По их улыбкам читалась торжествующая фраза отеческого превосходства, подстрекающая натворить какую-нибудь дичь: «А мы тебе говорили». Но инфантильное желание утвердить свою зрелость и отстоять право на никотин было сильнее. И я продолжала полет вниз по кроличьей норе, а они поддерживали меня. Как могли.

«Сколько прошло? Месяц? Ну, увольняйся» – Papa.

«Что, уже заднюю даешь? А ты что хотела, чтобы тебе в зад заглядывали и в лобик целовали?» (ну вообще-то да) – Марина.

«Думаешь, нам было легче?» – мама.

Откуда в людях эта эгоцентрическая убежденность, что, если упомянуть об их более важном и значимом опыте, то тебе непременно должно стать легче? Это еще менее эффективно, чем фразы типа «Ты не одна такая». Облегчение должно прийти от того, что кому-то хреновее, чем мне? Это так работает? Короче, мам, обнулением страданий не помочь! Вводные-то у нас разные. Если бы вы были мной, вы бы тоже взвыли!

Хотя, соглашусь, начинать карьеру северян в 70-х было непросто. Никакой вам инфраструктуры, асфальтированных дорог и тротуаров, центрального отопления, теплых туалетов, дезинсекции, дератизации, доставок, WB36 и КБ на каждом углу и других благ, встроенных в современную жизнь по умолчанию. Свежие овощи и фрукты в скудном ассортименте и то только летом. Захотел банан зимой – хоти дальше или ешь прошлогодний компот с персиками. Они осваивали северные широты на свой страх и риск. У меня брови ползли вверх от папиных рассказов, как он на «Урале»37

Примечания