Рамон из бродячего цирка

Карлик все-таки оставался галантным кавалером до конца:

– Анна! Ты, наверное, тоже хочешь спать? Может быть, проводить тебя до твоей комнаты? Столько слуг шатается по замку, я опасаюсь за одинокую красивую девушку!

– Ты считаешь, что меня так легко обидеть, Рамон?

Карлик смерил оценивающим взглядом собеседницу:

– Я считаю, что ты чертовски хороша и умна во многом, но! Рисковать своей честью не стоит – твоя бравада тебя не защитит, – он икнул, но торжественность речи не сбавил.

И посмотрел на Бабулу – оценил ли тот глубину мысли? Силач спал.

– Я тебя про..провожу, – закончил Рамон.

Анна рассмеялась и взяла карлика за руку, глядя в глаза.

– Ты должен остаться у барона, – начала внушать она ему. – Ты же хочешь этого?

Карлик выдернул руку:

– С чего вдруг? Не хочу я оставаться! Я еду в Мелир начинать новую жизнь! Когда мы разбогатеем, то вдвоем с Бабулой откроем кабак. Я буду разливать выпивку, а Бабула приносить бочонки с вином и пивом. По воскресениям начнем давать представления. Знаешь, как народ валом повалит в кабак «У силача и карлика»?

– Ты чертовски пьян, Рамон! – восхитилась девушка полетом его идей.

– Возможно, – согласился он. – Но оставаться я все равно не хочу. Пошли, иначе я тоже засну.

– Стой же! Ты должен остаться в замке! – приказала ведьма потрусившему к двери карлику.

Но это не остановило его, и он даже не соизволил ответить на ее слова. Анна не могла поверить своим глазам и ушам: карлик не поддавался ее внушениям! Что это за стойкость духа? Только святой мог противостоять ведьминым чарам. А Рамон явно не был святым. Неужели и она пьяна? Или все-таки карлик не так прост?

Эта мысль не давала покоя ведьме по дороге к ее комнате, поэтому она молча шла рядом с Рамоном, который дремал на ходу. Пожелав спокойной ночи и даже не дожидаясь, пока Анна откроет дверь, карлик поспешил прочь, во двор, по совершенно негалантной потребности – отлить лишнего после выпитого вина и поскорее.

Ведьме это было на руку: в ее постели сладким сном спал Сериус. Будить его было незачем, и знать об этом никому не стоило. А вот пустая комната хозяина цирка могла приютить девушку на ночь, туда она и отправилась в задумчивости. Закрыв дверь на засов от посторонних визитеров, Анна улеглась, положив руки под голову. Размышляя о невосприимчивости Рамона к колдовским чарам, она незаметно для себя заснула, так и ничего не придумав в объяснение.

13

Утро в замке Готхена для всех циркачей началось по-разному.

Анна долго нежилась в постели под солнечными лучами. И, хотя таинственный карлик не давал ей покоя и даже приснился, – во сне она отдавалась Рамону на шабаше под яркой луной, и дрожь пробегала по коже ведьмы от его прикосновений, – сейчас ей было хорошо и приятно, след сновидения еще не стерся из памяти, и можно было продолжать грезить наяву.

Матео и Лала все-таки успели вчера помириться и наслаждались покоем и удобством. Матео завел разговор о том, что пора и им обзаводиться своим домом и детьми. Лала была не против, но спешить не хотела: мол, поживем-увидим, денег на покупку дома все равно нет, да и воспитывать детей в нищете тоже не стоит.

Карла отлично выспалась и уже успела сходить и проверить, все ли цело в кибитках. Обратно в замковые покои возвращаться не стала, осталась у себя, где ей было привычнее. Да и за имущество не надо беспокоиться. Кто ж кроме нее будет думать о пожитках цирка? Одни пьянствуют, другие влюблены, – никакой надежды на благоразумие нет.

Братья-жонглеры спали. Привычных к суровым походным условиям мужчин разнежили мягкие кровати, и торопиться и уезжать им не хотелось.

Бабула и Рамон тоже отсыпались после вчерашних возлияний. Сонно и спокойно было в их крыле замка.

И Илона предпочла задержаться в роскошной комнате, побыть в кои-то веки одной, в свое удовольствие, тихо помечтать.

Сериус же проснулся в неземном блаженстве. Сны его были настолько яркими, что он был убежден в их реальности, смущало только отсутствие Анны рядом в постели.

– Куда она могла подеваться? – думал Сериус. – Ушла на прогулку на рассвете? Какая горячая эта девушка! Жаль, что ее нет сейчас, можно было продолжить любовные игры. Сегодня же женюсь, чтобы каждую ночь она была моей! Так не хочется вставать… Как хорошо! Подожду Анну еще немного, она должна вернуться!

Прошло полчаса, а девушки все не было. Нехотя Сериус поднялся с постели и отправился к кибиткам, проверить, все ли в порядке.

Его встретила Карла:

– Ну, вы и сони стали: полежали ночь на кровати и дрыхнете до обеда! Что будет коли задержаться здесь на неделю?

– Доброе утро, мама! Как тебе спалось?

– Для кого оно и доброе, раз ты похож на кота, который объелся сливок! А у меня старые кости ломит к дождю. Пора собираться, загостились мы!

– Карла, куда ты спешишь? Надеюсь, нас накормят перед отъездом, еды у них хватает! А дорога от нас никуда не денется.

– Я слышала, карлика предложили поменять на коня? Слуги судачат, спрашивают меня. А я и ни сном, ни духом, – заворчала старуха.

Сериус насупился:

– Пускай судачат, мы не вассалы барона, и никто не может купить свободного человека, даже если он и карлик.

– Так-то оно так, – промолвила Карла, – но хорошая лошадь и новая кибитка в придачу не помешали бы. А Рамон жил бы как король, на всем готовом.

– Жаль, что барон не захотел обменять тебя на лошадь, мама, вот ты бы, не раздумывая, осталась в замке, в роскошных покоях, – отшутился Сериус, который вспомнил о ночных утехах в гостевой спальне и сразу повеселел.

– Все бы тебе смеяться да выставляться перед новой красавицей! А кто будет думать о нашем цирке?

– А кто будет выступать в нашем цирке, если мы оставим карлика? Я только и пекусь о нашем благополучии, а что толку? – не выдержал сын. И резко заявил, – я женюсь. На Анне.

– Тоже мне удивил. Да женись хоть на Рамоне, мне-то что. Может быть, на старости лет внуков понянчить удастся.

– Мама, ты меня сегодня удивляешь с каждым словом: первый раз о внуках заговорила.

– Слишком много смертей я за последнее время повидала, – устало ответила Карла. – Скоро и мой черед придет. Боюсь я за тебя, один на белом свете останешься. А жену хорошую найти непросто.

С этой Анной ты счастлив будешь, не знаю, правда, как уж она с тобой уживется. Ну, мы едем или как? – неожиданно закончила мать.

– Да нет еще, – опешил Сериус. – Пойду разбужу лежебок и о завтраке узнаю. Тебя как поганой метлой отсюда выгоняют, спешишь все куда-то?

– За Рамона беспокоюсь. Авось передумает, да и останется. Что же мы без него делать будем? Придется мне на старости лет кувыркаться по сцене.

– Карла! Хватит! Это ты голодная недовольная!

– Были бы в дороге, давно поели бы, – начала ворчать старуха. – А тут жди баронов, сонь всяких дожидайся! Давай, сынок, решай вопрос с завтраком! Опоздавших ждать не будем!

Сериус пошел собирать людей по замку. Разбудил спящих, погнал к кибиткам проснувшихся. Наконец решил заглянуть в свою комнату, проверить, не забыл ли чего. Дверь была заперта! Удивленный, он постучал.

Анна, пробужденная от приятной дремы, вздрогнула: кого там принесло? Она вскочила и набросила на себе кое-как платье, приоткрыла дверь – и они с Сериусом изумленно уставились друг на друга, одновременно заговорив:

– Вот ты где!

– А, это ты!

Анна расхохоталась и втащила любовника в комнату. Утренний ветер взъерошил темную шевелюру Сериуса, на лице была обида и непонимание. В сочетании с суровым обличьем хозяина цирка – кожаные сапоги, темные штаны, потертая куртка и яркая рубашка, расстегнутая на груди – это был милый культурный медведь, от которого просто исходила сила и мужественность. А ведьме, как нельзя кстати, требовалась разрядка после эротического сна.

Сериус так и не понял, как эта хрупкая девушка в мгновение ока уложила его в постель, стянув сапоги и штаны, и устроилась верхом. Такого ощущения он еще не испытывал! Анне оказалась чужда всякая стеснительность, в солнечных лучах нагое тело, казалось, светится, а сама ведьма то изгибалась, то принималась бешено раскачиваться, сжимая своими бедрами бедра Сериуса, все глубже и глубже впуская его в себя. Он задыхался и стонал, пока наконец не кончил, изнемогая от наслаждения. Анна, довольная и насытившаяся, слезла с него и улеглась рядом.

– Не обижайся, милый, что утром покинула твое ложе, – задыхающимся голосом проворковала она. – Не хотела, чтобы нас застали вместе, слухами земля быстро полнится. А честь девушки так легко опорочить!

Сериус привлек ее к себе и, крепко сжимая в объятиях, потребовал:

– Я хочу, чтобы ты стала моей женой! Немедля! Священник барона нас обвенчает!

Ведьма аж вздрогнула и отодвинулась. Вот только этого не хватало! Ей и подходить близко к церквям было невозможно. Пока там велись службы, и святость стен не была нарушена, темных слуг как будто отталкивала незримая сила от церковных зданий. Сестры-ведьмы поговаривали, что священники с чистой душой, окропив святой водой служанку Темного господина, могут даже явить истинный лик ведьмы, смыв заклинания и фальшивую молодость. Но проверять это, понятное дело, никто не спешил. Хотя новообретенных сестер часто пугали выдачей инквизиции за ослушание и выдачу тайн. А вот о том, что любая ведьма способна отвести глаза инквизитору-грешнику говорили не сразу, ибо все познавалось с опытом.

Анна, согнав с лица отвращение от одного упоминания о священнике, прильнула к Сериусу и стала уговаривать подождать.

– Не будем спешить. Я не хочу венчаться на бегу. Мне хотелось бы красивое платье, чтобы отец вел меня к алтарю, – ведьму передернуло от этого слова, но разгоряченный любовник решил, что девушка плачет.

– Хорошо, горячая моя! Как скажешь, но так долго ждать придется! И по ночам ты не сможешь быть со мной! Карла спит чутко, да и Илона тоже может проснуться. Может быть, передумаешь?

– Нет, Сериус, – как отрезала Анна и начала одеваться. – Пора собираться, нас заждались. Я пойду первая.

Сериус только вздохнул в ответ: ему все равно нужно было идти на кухню, чтобы узнать о завтраке.

14

У кибиток циркачи недовольно ждали запропастившегося хозяина цирка.

– Где его черти носят? Выгнал всех из роскошных покоев спозаранку зазря! Рамон, сходи-ка ты на кухню, спроси, накормят ли. Или поедем голодные? – Бабула с похмелья был совсем не в духе.

– Ой, так идти далеко! – карлик тоже был не в форме и сидел, держась за голову.

– Сходи-сходи, набей карманы, пока есть возможность, – подначивала его Карла, зная уязвимое место вечно голодного Рамона.

Аргумент был убедительный, и карлик немедля отправился по знакомому пути, размышляя сам с собой:

– А останься я здесь, ел бы вволю! Эх, одной гордостью сыт не будешь. Только где потом наш цирк искать? Да и здешние красотки скоро приедятся… Нет! Мало того, карлик, так еще и глупец, не о том я думаю. Пить да гулять – так вся жизнь и пройдет, и после меня даже памяти не останется. Вроде и жил Рамон, а вроде и не жил! Ого, вот идея – захвачу-ка я баронского вина пару бутылей в дорогу, чтобы обсудить тщетность бытия с Бабулой вечерком!

У кухни Рамон столкнулся с Сериусом. Тот тотчас спросил у карлика:

– А что ты тут забыл? Или решил остаться и посчитать, на сколько времени хватит баронских запасов еды, чтобы тебя прокормить?

– На пару месяцев должно хватить. А потом я найду другого барона. Покамест ты, Сериус, не спеша прогуливаешься по замку, твои голодные люди безжалостно гоняют меня с больной головой за едой! – пожаловался карлик.

– Ладно-ладно, не помираешь пока. Сам спросишь или мне зайти?

– Да ты, Сериус, и так много для нас делаешь, не беспокойся, раз уж я пришел…

– Чувствую я, что ты и о своем брюхе не забудешь позаботиться?

– Сам о себе не позаботишься, никто не позаботится! – Рамон торопливо повернул ручку двери кухни и заскочил внутрь.

Хозяин цирка с легкой улыбкой остался ждать карлика. Без него и, в самом деле, стало бы скучно. Кто же знал, что из грязного уродца, подобранного на дороге, больного и истощенного до костей, получится неунывающий весельчак-товарищ?

15

Нынешний хозяин цирка вовсю тренировался метать ножи, с удовольствием воровал яблоки в садах и выглядел гораздо старше своих девяти лет. Жив был еще его отец – первый хозяин цирка, который не забывал учить мальчишку и цирковой науке, и жизни. Карла успевала и выступать, и следить за хозяйством. Цирк также странствовал по Эльхайе и всегда помогал нуждающимся на своем пути, пусть и сами циркачи не купались в роскоши. Хотя звонкая монета тогда гораздо громче бренчала в карманах артистов.

В те далекие времена в холодный осенний вечер первая кибитка из каравана чуть не наехала в сумерках на грязного маленького оборванца на дороге, и сердобольная Карла велела остановиться и накормить беднягу. Тогдашняя прорицательница мадам Софи, – старая дева, которая через пять лет слегла с гриппом среди суровой зимы, да так и не поднялась, – перевернула лежащего лицом в пыли маленького, как ей показалось, ребенка, кляня бессердечных родителей.

Каково же было удивление всей цирковой группы, когда ребенок ломающимся подростковым голосом попросил:

– Дайте хоть корочку хлеба!

– Карлик! Ну, надо же, карлик, – зашептались циркачи. – Это просто судьба, что он нам встретился.

А сам Рамон мог лишь торопливо жевать краюху хлеба, не в силах дождаться, пока сварят ужин на привале. Отмытый и переодетый в одежду не по росту карлик казался совсем тощим с голодными, но добрыми глазами. Спутанные волосы после расчесывания легли мягкими светлыми кудрями, будто освещая лицо изнутри.

– Да он у нас станет красавчиком, – добродушно посмеивалась Софи, наблюдая за своим воспитанником. – Откормим, будет выступать в цирке.

Грустная история Рамона, которую он вскоре поведал, вызвала сочувствие циркачей: его подбросили в монастырь совсем крошкой, когда стало ясно, что ребенок – карлик. Монахини в глубине души считали, что малыш не зря родился уродом и отмечен дьяволом уже с детства. Частенько напроказившего Рамона лупили, приговаривая, что он послан им за грехи.

– Да, – философски встрял отец Сериуса, Михлей, – святости в их монастырях еще поискать надо. Кому, как ни им, твердить об отпущении грехов!

– Были там и добрые сестры-монахини! – заступился карлик за своих воспитательниц. – Сестра Мария стала моей крестной матерью и всегда защищала за меня. Она – самая святая из них была, наверное, поэтому ее так скоро и забрал к себе Бог…

"Моя мама Мария", – так про себя называл ее Рамон. Единственная, кто заботилась о карлике с самого начала. Опекала и лечила, за шалости выговаривала, но никогда не била. Милосердия и любви в Марии было много: своих детей она похоронила в младенчестве, а после смерти мужа ушла в монастырь – молиться за потерянную семью. Убогих и нищих она не гнушалась лечить и терпеливо выслушивала их горести. А одинокого карлика, которого все в монастыре сторонились, приняла как сына, пожалела и полюбила. Сестра Мария частенько рассказывала ему притчи и учила молитвам, объясняла, что счастье не в богатстве, а в чистой душе и совести. Именно эта светлая женщина воспитала Рамона честным и добрым и не позволила погрязнуть в обидах на судьбу.

Но недолго радовала карлика его вторая мать: врачуя очередного больного беднягу, Мария и сама заразилась тяжелой хворью. Несколько дней провела она в бреду, жар сжигал ее тело, а перед смертью Мария очнулась и попросила позвать Рамона.

– Мальчик мой, ты единственное, о чем я жалею, покидая этот мир! Горько мне оставлять тебя одного, но Господь призывает меня к себе, а тебе еще жить и жить, – Мария дрожащей рукой сняла с шеи серебряный крест и надела на Рамона. – Все мое богатство и память обо мне для тебя! Я благословляю тебя, сын мой!

Карлика трясло, и слезы из его глаз лились без остановки, в горле застыл ком, не давая дышать.

Он рухнул на колени у постели больной и рыдал:

– Мама, мамочка! Не уходи! Не оставляй меня!

Но душа Марии уже отлетала в иной мир, где, как она надеялась, не было места злу и печалям.

А после похорон Рамон сбежал из монастыря. Он сгреб каравай хлеба из монастырской пекарни и с ним пошел, куда глаза глядят. Когда карлик добрался до первой деревни, хлеб закончился, и его терзал голод. Так и началась новая свободная жизнь: то тут, то там он пытался воровать еду. Опыта не было, и чаще всего его ловили и били.

Из деревни в деревню брел Рамон, благо лето стояло жаркое, и можно было прокормиться овощами с огородов. Время шло, лето сменила осень, похолодало, еды стало не хватать. Сил у ребенка становилось все меньше и меньше. Последние два дня карлик почти ничего не ел, кроме ягод, и, в конце концов, рухнул на дорогу и не смог подняться. Тогда его и подобрал бродячий цирк, который дал ему новое цирковое имя, взамен отвергнутого старого, и стал новым домом Рамона на много лет.

Карлик не просто прижился у циркачей, а сразу влился в их ряды: на представлениях помогал нести реквизит, балагурил со зрителями, занял место незаменимого и любимого шута.

С одногодкой Сериусом Рамон нашел общий язык – других детей в цирке не было. Но дружбы не получилось: один был сыном хозяина цирка, другой – бездомным бродягой. Да и сам Рамон не желал привязываться к кому-то, боялся новых потерь, ладил со всеми, но никого особенно не выделял.

А цирк ездил по стране, менялся его состав, люди с годами приходили и уходили. Неизменным оставалась семья Сериуса, Рамон да еще Аскар и Освальд, для которых цирк Михлея быстро заменил их дом.

Шли годы. Предшественника Бабулы убили в пьяной драке: силач Гойдза получил злодейский удар ножом в спину и погиб от потери крови. Нового силача сманили из другого цирка, наобещав побольше звонкой монеты и отдельную кибитку для жилья – все равно была свободная.

Бабула, в то время молодой и задиристый, был перекати-поле и нигде не задерживался. И в новом цирке силач не собирался оставаться дольше месяца-другого. Но привык к отдельному жилью, веселым циркачам, честному Михлею. А потом у него появился приятель Матео, ставший со временем лучшим другом. И Бабула остался.

Сейчас силач считал цирк своей семьей и даже не думал, что можно уйти куда-то в новое место. Лишь изредка проскальзывали в его голове и другие мечты: открыть свою таверну или кабак лет так через десять-пятнадцать, а пока – катись, кибитка, по полям и лесам!

Сериус со временем заменил отца, который порезался своим же ножом, освежевывая дикого кабана, да так и умер от заражения крови. Карла стойко перенесла потерю мужа, нашла утешение в Илоне, приняла старость и перестала выступать, когда Сериус сумел найти нового дрессировщика.

И если бы не полоса нынешних несчастий, то вряд ли пришлось Сериусу всерьез жаловаться на свою труппу. Но, увы, уменьшенный состав артистов в столице, скорее всего, ожидало фиаско. Вся надежда была на Анну, по иронии судьбы виновницу всех бед бродячего цирка.

16

Пока Сериус предавался воспоминаниям, Рамон основательно запасся на кухне провизией. Теперь он пытался бочком выйти из-за дверей, чтобы невольный свидетель Сериус не увидел и не отнял у него хороший кусок солонины.

– А, Сериус, ты все еще здесь? – фальшиво удивился карлик.

– Тебя ждал, чтобы не украли по дороге. Давай корзину с едой, понесу сам.

– Спасибо, Сериус!

Рамон сунул хозяину цирка корзинку, придерживая за спиной одной рукой солонину.

– Ты не исправим, карлик, – протянул Сериус, – что ты прячешь?

Мастерски Рамон перебросил еду из занятой руки в другую и показал пустую ладонь хозяину цирка.

– Так, а теперь обе сразу!

С глуповатой улыбкой карлик вытянул перед собой обе руки. Пустые.

Сериус нахмурился.

– А зачем тогда прятал?

– Спина зачесалась, – честность Рамона граничила лишь с его скромностью.

– Ну, ладно, извини, показалось!

Сериус пошел вперед, помахивая корзиной с едой, а Рамон поглубже затолкал за пояс солонину, да еще поерзал, чтобы она провалилась как можно дальше.

Циркачи встретили их не очень довольными лицами, так как порядком заждались. Хорошо, что лакомый запах еды привел всех в доброе расположение духа. Церемониться и капризничать, отказываясь от предложенных деликатесов, никто не стал, корзина опустела быстро.

Довольные и сытые циркачи грустно обводили взглядами гостеприимный замок, где так вкусно кормили и отлично спалось на кроватях. Вольный народ еще не успел соскучиться по бескрайним просторам Эльхайи, хотя многие в душе полагали, что через неделю-другую им захочется тронуться с теплого места в новые края.

– Итак, все поели и собрались? – заторопил людей Сериус. – Сейчас поговорю с охраной, и отправимся.

Как нельзя вовремя капитан Сержио вышел из караульни, посмотреть, что там творят гости-бродяги. После их выступления, которое ему понравилось, и выигранной у барона в споре бочки вина отношение капитана к бродячему цирку заметно улучшилось. Да и ночью они вели себя вполне благопристойно, не шумели, не шатались по замку, чего опасались слуги и стража. Не то, что некоторые гости барона! Те, того и гляди, напьются и начнут буянить: переломают мебель, станут ломиться к девкам-служанкам, на кухню и в подвалы за вином лезть. И что делать стражникам? Высокородных гостей так просто разговорами не утихомирить, а не дай Бог кого-нибудь поведут в покои под руки и уронят! Дежурства в такие ночи приходилось нести самому.

– Доброго дня, капитан! – Сериус подошел к Сержио. – Нам пора в дорогу. Передайте барону Готхену нашу искреннюю благодарность за гостеприимство!

– И вам доброго дня! Задерживать не буду. А благодарность можете передать лично, сейчас кто-нибудь из людей оповестит барона о вашем отъезде, он хотел с вами попрощаться.

Сериус согласно кивнул, но на душе у него стало неспокойно: неспроста барон собрался провожать дорогих гостей. Такой почет да простолюдинам! Угроза потери Рамона становилась реальной.

Сериус вернулся к труппе и сказал:

– Барон хочет с нами попрощаться. Подождем его, – и негромко добавил, – Рамон, ты лучше побудь в кибитке.

– Вы что это задумали?! – карлик аж подскочил. – Оставить меня решили! На лошадь поменять! И спросить забыли!

– Э, потише, Рамон, не вопи на весь замок! – Сериус пытался успокоить карлика и одновременно подталкивал его к кибитке.

– Рамон поедет с нами! – внезапно зазвенел голос Анны, как удар плети, рассекая тишину.

Изумлению Сериуса не было предела, но попытка возразить наткнулась на жесткий отпор.

– Кого следующего мы продадим на ближайшей ярмарке? Бабулу? – язвительно поинтересовалась Анна. – Поменяем на мешок муки у мельника, когда тот решит, что ему нужен силач-помощник таскать кули?

Среди артистов поднялся тихий ропот, и послышались недовольные голоса:

– И правда! Он свободный человек!

А Рамон продолжал сопротивляться Сериусу, отталкивал его и упорно оставался на месте.

– Да вы с ума посходили что ли? – у хозяина цирка наконец лопнуло терпение, и он повысил голос. – Уймитесь оба, я, наоборот, карлика прячу от барона! Чтобы глаза не мозолил, убираю! А вы орете так, что за две версты отсюда слышно.

Пристыженные циркачи замолкли. Рамон почесал голову и молча залез в кибитку. И полог опустил за собой. Анна покраснела от досады. Решение отстаивать карлика было спонтанным, и теперь ей было неудобно, что она зря накричала на Сериуса.

На ее счастье из замка вышел барон. Помятый после вчерашнего пира, на котором после ухода циркачей распили бочку вина, выигранную капитаном Сержио, невыспавшийся Готхен, даже и не помнил, зачем он велел разбудить его. Но привычка не долго раздумывая принимать решения взяла верх над растерянностью: барон бегло посмотрел на труппу, кибитки и, кивнув капитану, – мол, все в порядке, отправился досыпать, даже не попрощавшись.

Озадаченный капитан, который вчера пол ночи слушал рев барона, что «карлик останется любой ценой!», мог только покрутить кончики усов и отпустить бродяг на волю.

– Что ж, – было заметно, что Сержио колеблется, – вы можете ехать! Легкой дороги!

– Спасибо! – Сериус тотчас взобрался на облучок повозки и тронул лошадь. – Поехали!

И цирк с облегчением покинул замок. Пусть без звонкой монеты в карманах, зато полным составом и, вдобавок, накормленным на славу. Впереди их ждала столица Эльхайи.