Построй свой мост

- -
- 100%
- +
– Нет, чайник сам в шкафу копался, заварку искал? – пошутил он в ответ, и в его интонации не было привычной раздраженности. Скорее – смущение.
Натка, улыбнулась и молча заварила чай им обоим. Она поняла, что это его способ сказать “спасибо“ за доктора, за заботу, которую она не оставляла, несмотря на его стариковское ворчание. Молчаливый мужской язык, который она научилась понимать.
Позже, когда она села с ноутбуком, ее взгляд упал в окно. В свете уличного фонаря она разглядела в их крошечном саду новую фигуру, выложенную из палочек. Рядом с самолетом-истребителем теперь был выложен из палочек… танк. Узнаваемый Т-34. Грубый, детский, но абсолютно узнаваемый.
Натка обернулась, отец, все так же держал в руках газету. Их взгляды встретились. Он не кивнул, не улыбнулся, просто посмотрел. И в этом взгляде было столько – и память о музее, и гордость за внука, и что-то новое или давно забытое – уважение к ней. К ее борьбе. К их общему дому, который она по кирпичику возвращала к жизни.
Натка легла на свой уютный диван и потушила свет. Впереди ждали новые заботы, старые проблемы никуда не делись. Но теперь она шла навстречу им с новым, странным чувством – не одинокого сопротивления, а тихой уверенности. Впереди были новые битвы – и с Шамим, и с бюрократией, и с собственными страхами. Она отстроила свою крепость сама. Но теперь у нее был союзник, чье присутствие, хоть и за тысячи километров, делало стены этой крепости прочнее.
Глава 7
Очередной звонок от бывшего мужа прозвучал как раз в тот момент, когда Натка и Костя закончили собирать модель танка. Мальчик с гордостью устанавливал готовую миниатюру на полку, а его мать улыбалась, глядя на его сияющее лицо. Идиллию разорвала вибрация телефона.
Натка, увидев имя на экране, сжала губы так, что они побелели. Она сделала глубокий вдох и приняла вызов, нажав на громкую связь – больше не было сил скрывать от сына суть этих разговоров.
– Что тебе нужно? – её голос прозвучал холодно и ровно.
– Милые мои! – в трубке зазвучал неприятно-приторный, фальшивый голос. – Я соскучился по вас невыносимо! Особенно по моему сыночку! Я решил, что хватит нам быть в разлуке. Я приеду к вам! В Германию! Скоро мы увидимся!
Услышав это, Костя побледнел и отшатнулся, как от огня. Его глаза, только что сиявшие от радости, наполнились страхом и отчаянием.
– Ты не имеешь права просто так приехать! – почти крикнула Натка, чувствуя, как её захлестывает волна паники. – И как ты вообще… Откуда у тебя деньги? Или ты… – она не договорила, с ужасом представив, как бывший муж пытается нелегально пересечь границу, рискуя жизнью.
– Не твоя забота! – по-хамски бросил он. – У меня всё схвачено. Готовься к встрече. Передай Косте, что папа скоро будет!
Связь прервалась. Натка опустилась на стул, обессиленно закрыв лицо ладонями. В ушах звенело. Она чувствовала, как по телу расползается ледяная дрожь. Этот человек был, как стихийное бедствие, которое всегда приходило неожиданно и сносило всё на своём пути.
– Мам… – тихий, испуганный голосок заставил её вздрогнуть. Костя стоял рядом, его нижняя губа предательски подрагивала. – Он, правда, приедет? Я не хочу его видеть! Он… он плохой! Он делает тебе больно!
Она обняла сына, прижала к себе, чувствуя, как его маленькое тело напряжено до предела.
– Ничего, сынок, ничего… – шептала она, гладя его по голове, хотя сама была на грани. – Мы не позволим ему ничего сделать. Я не позволю. Я обещаю.
Но как? Вопрос висел в воздухе. Как он собирается это сделать? Легальный выезд был практически невозможен для мужчины призывного возраста без связей и просто огромных денег. Нелегальный – смертельно опасен. Но Александр был трусом. Трусом и приспособленцем. Он не пойдет на смертельный риск. Значит, у него были деньги. Большие деньги. Откуда? Взятка? Или он влез в долги? Или… её осенило. Или его “патриотичные“ родители, те самые, что проклинали её при разводе, решили вложить свои сбережения, чтобы вернуть внука? Мысль о том, что они готовы финансировать этот цирк, вызывала тошноту.
Уложив перепуганного Костю, она стала читать ему сказку, отвлекая от недетских проблем. Вскоре ребенок перевернулся на бок и уснул, а Натка еще долго сидела рядом, глядя на его спокойное лицо. Битва только начиналась, но она впервые чувствовала себя во всеоружии.
Натка не могла уснуть. Она сидела в темноте на кухне, глядя в экран телефона. Пауль… ей хотелось позвонить ему, услышать его спокойный голос. Но она сдержала порыв. Это была её война. Её крепость. И она должна была первой понять, как её защищать.
Она взяла ноутбук и открыла чат с нейросетью, которую часто использовала для работы. Пальцы побежали по клавиатуре, формулируя запрос:
“Ситуация: Я гражданка другой страны, нахожусь в Германии с видом на жительство как беженка. Со мной проживает мой несовершеннолетний сын. Отец ребенка, гражданин другой страны, с которым я нахожусь в официальном разводе, преследует нас с сыном, постоянно создает конфликтные отношения, угрожает приехать в Германию против нашей воли. Сын боится его, общение с отцом травмирует ребенка. Какие права есть у меня и моего сына согласно германскому законодательству? Как я могу предотвратить нежелательные контакты?“
Ответ пришел почти мгновенно, длинный, структурированный текст с ссылками на параграфы законов. Натка уткнулась в чтение, и с каждой строчкой ледяной ком страха в её груди начинал таять, сменяясь холодной, выверенной решимостью.
Этой ночью Натка почти не спала. Мысли кружились, как осенние листья в вихре: “Как он нашел деньги? Взятка? Родители? Или он вляпался во что-то еще более опасное?“ Но больше всего ее пугала не его возможная криминальная авантюра, а то, что этот человек, этот призрак из прошлого, имел силу одним звонком разрушить хрупкий покой ее сына и вновь запустить в ее душу механизм паники, который она с таким трудом останавливала.
Утром, отправив Костю в школу, она позвонила брату.
– Макс, предупреждаю, мудак опять за свое. Грозится приехать.
– Да чтоб его… – в трубке послышался тяжелый вздох. – Ты как?
– Я уже штурмую немецкое законодательство. Кажется, нашла способы ему противостоять.
– Держись, сестренка. Ты сильнее. Помни, он – трус. А трусы не любят сопротивления. Если что, я тут, всегда могу приехать.
Эти простые слова “ты сильнее“ от брата, значили для нее не меньше, чем параграфы из закона.
*******
Александр сидел в тёмной комнате, подсвеченный только экраном ноутбука. На столе – пустые банки из-под пива, пепельница с окурками и открытая страница VPN-сервиса.
Он уже час изучал карты побега.
Молдова → Румыния → Венгрия → Германия.
Маршрут, по которому уезжали сотни таких же, как он. Отчаявшихся. Трусливых. Сломленных. Несогласных с диктатурой.
Он ненавидел себя за эту мысль. Ненавидел за то, что даже не пытался уйти добровольцем. Что с первой повестки начал искать способы откосить. Что поддакивал патриотичным речам родителей, но втайне мечтал только об одном – сбежать. Как Натка.
Она сделала это первой. Просто собрала вещи, взяла Костю и родителей – и уехала. Быстро, решительно, не оглядываясь.
А он остался. Потому что боялся. Потому что надеялся, что “всё рассосётся“. Потому что у него не было её стального стержня.
“Вытри сопли, нюня“.
Её любимая фраза. Та, которой она огрызалась на него, когда он ныл о проблемах на работе, о нехватке денег, о бытовых мелочах. Она всегда была такой – жёсткой, резкой, не терпящей слабости.
И он её ненавидел за это. И любил одновременно.
Потому что она была сильной. А он – нет.
На экране ноутбука всплыло уведомление. Сообщение от Кости – отправленное тайком от матери.
“Папа, не звони мне больше, пожалуйста. Мне плохо после твоих звонков. Я тебя люблю, но не могу так“.
Александр уставился на строчки. Читал их снова и снова, пока буквы не начали расплываться.
“Я тебя люблю, но не могу так“.
Костя написал это сам. Без Наткиной подсказки. Это был его голос. Голос восьмилетнего ребёнка, который просил отца оставить его в покое.
Александр закрыл ноутбук.
Встал. Подошёл к окну. Снизу доносились голоса патруля – искали уклонистов. Он отступил в тень.
“Я потерял его“.
Мысль была чёткой и холодной, как ледяная вода.
“Я потерял сына. Не потому что Натка украла. А потому что я сам его оттолкнул. Своими звонками. Своими угрозами. Своей слабостью“.
Он вернулся к столу, открыл телефон и стал листать фотографии. Костя в три года – с шариком на детском празднике. В пять – на его плечах, смеющийся. В семь – серьёзный, с первым школьным портфелем.
Когда это закончилось? Когда он перестал быть отцом и превратился в голос, который звонит раз в неделю и орёт в трубку?
“Когда началась война? Или раньше? Когда я стал поддакивать родителям, называть Россию врагом, верить, что “нація понад усє“?“
Он не знал. Всё смешалось в одну серую кашу из страха, злости и отчаяния.
Александр набрал номер матери. Она ответила на третий гудок.
– Саша? Что случилось? Ты в порядке?
– Мам, – он говорил медленно, подбирая слова. – Я хочу уехать. К Косте. В Германию.
Пауза.
– Что? – голос матери стал жёстким. – Ты о чём?
– Я хочу быть с сыном. Я… я не могу больше так. Не могу звонить ему и слышать, как он плачет. Не могу сидеть здесь и ждать, пока меня заберут.
– Саша, ты понимаешь, что говоришь? – мать повысила голос. – Ты хочешь сбежать? Бросить родину? Стать предателем, как эта… как твоя жена?
– Мам, я хочу быть отцом! – крикнул он, и голос сорвался. – Я хочу, чтобы мой сын не ненавидел меня! Понимаешь? Он написал мне, чтобы я не звонил! Восемь лет, бля…ь! Восьмилетний ребёнок просит отца оставить его в покое!
В трубке повисла тишина.
– Ты пьян, – холодно сказала мать. – Ложись спать. Поговорим завтра.
Она сбросила звонок.
Александр швырнул телефон на диван. Сел на пол, прислонившись спиной к стене, и закрыл лицо руками.
“Я потерял сына. Я теряю себя. И я не знаю, как это остановить“.
Где-то в глубине души он понимал: даже если он доберётся до Германии, ничего не изменится. Костя не побежит к нему с радостным криком. Натка не распахнёт объятия. Он будет таким же чужим, как сейчас. Или ещё более чужим – потому что увидит вживую, как они построили жизнь без него.
Но он не мог остановиться. Потому что это была его последняя надежда. Последняя ниточка, за которую он цеплялся, чтобы не упасть в пропасть окончательного отчаяния.
“Я приеду. Даже если мне придётся занять деньги. Даже если придётся идти пешком через границу. Я приеду. И я увижу сына. Хотя бы раз. Хотя бы издалека“.
“Чтобы знать, что он жив. Что он в порядке. Что я не совсем потерял его“.
Он встал, пошёл в ванную, умылся ледяной водой. Посмотрел на своё отражение в зеркале – осунувшееся, с тёмными кругами под глазами, с щетиной.
“Жалкое зрелище, Саша“.
Но всё равно. Завтра он позвонит тому человеку с форума. Узнает цену. Начнёт собирать деньги.
Потому что сдаваться было ещё страшнее, чем пытаться.
*******
Текст от нейросети оказался подробным юридическим анализом. Натка медленно переводила каждый пункт, чувствуя, как паника отступает перед холодной ясностью закона.
“Согласно параграфу 1626 Гражданского кодекса Германии, благополучие ребенка является первоочередным при рассмотрении вопросов опеки. Если общение с одним из родителей причиняет психологический вред… Jugendamt2 может ограничить контакты…“
Дальше шли конкретные инструкции: собрать доказательства негативного влияния отца – записи разговоров, свидетельства учителей, заключение школьного психолога. Подать заявление в семейный суд о ограничении родительских прав. Оформить запрет на приближение к дому и школе.
Самый важный пункт гласил: “Если отец действительно приедет в Германию, он не сможет просто забрать ребенка без решения немецкого суда. До рассмотрения дела полиция обязана защищать текущий статус-кво – то есть, ваше опекунство“.
Натка выдохнула. У нее появился план. Четкий, последовательный, основанный не на эмоциях, а на параграфах. Она скопировала самые важные пункты в отдельный файл, отмечая маркером ключевые фразы: “психологический вред“, “защита полиции“, “Jugendamt“.
В этот момент зазвонил телефон. Пауль. Натка глубоко вздохнула и приняла вызов.
– Привет, – его голос прозвучал как бальзам. – Как твой день?
Натка не стала скрывать. Она рассказала о звонке Александра и о своих страхах, но тут же добавила:
– Но я уже изучаю германские законы. Кажется, я нашла способ ему противостоять. Закон на нашей стороне.
Пауль выслушал молча, не перебивая. Когда она закончила, он тихо сказал:
– Я горжусь тобой. Ты не поддалась панике, а сразу начала искать решение. Это требует огромной силы. И помни, ты не одна. Если нужна будет помощь – юридическая, финансовая, любая – я здесь.
Он не предлагал все сделать за нее. Он не бросался громкими словами. Он просто дал понять, что является надежным тылом. И это было именно то, что ей было нужно.
После разговора Натка зашла в комнату к Косте. Мальчик не спал, он лежал с открытыми глазами и смотрел в потолок.
– Мам, а он правда приедет? – тихо спросил он.
Натка села на край кровати.
– Слушай меня внимательно, солдат. Мы с тобой – команда. И мы не позволим никому разрушить нашу жизнь. Я уже занимаюсь этим. У нас есть права, и мы будем их защищать. Я обещаю тебе, что не позволю ему тебя обижать или пугать. Никогда.
Костя внимательно смотрел на нее, и в его глазах медленно возвращалась уверенность. Он видел не испуганную маму, а сильную, уверенную в себе женщину, которая знает, что делать.
– Хорошо, – кивнул он. – Я тебе верю.
Он перевернулся на бок и скоро уснул, а Натка еще долго сидела рядом, глядя на его спокойное лицо. Битва только начиналась, но она впервые чувствовала себя во всеоружии.
*******
На следующее утро Натка действовала решительно и методично. Первым делом она записалась на консультацию в Jugendamt, воспользовавшись помощью Симоны, чтобы правильно заполнить форму на немецком. Коллега, узнав о ситуации, тут же предложила свою помощь:
– Мой муж работает в полиции, он может подсказать, как правильно оформить заявление о запрете на приближение!
Вечером, того же дня, к Натке домой заглянула Симона.
– Ну как, справилась с драконом? – поинтересовалась она, видя разложенные на столе бумаги.
– Пока только изучаю карту местности, – улыбнулась Натка.
– А вот и отличная карта! – Симона взяла со стола распечатку с юридическими нормами. – Смотри, мой муж сказал, что самое главное в заявлении о запрете на приближение – это конкретика. Не “он плохой“, а “такого-то числа в столько-то он сказал то-то и то-то, что можно трактовать как угрозу“. Давай-ка помогу тебе это все красиво сформулировать по-немецки.
Они просидели за чаем несколько часов, составляя документы. Эта практическая, почти бюрократическая работа с подругой действовала на Натку успокаивающе. Это была не война, а подготовка. Стратегия, а не паника.
Затем Натка позвонила школьному психологу и договорилась о встрече. Важно было документально зафиксировать нынешнее, стабильное, состояние Кости до возможного приезда отца.
Вечером она тщательно архивировала все старые переписки с мужем, сохраняя особенно оскорбительные сообщения, где он угрожал “вернуть сына любой ценой“. Каждое доказательство теперь было кирпичиком в стене, которую она возводила вокруг своего сына.
Когда она закончила, ее взгляд упал на модель танка на полке. Внезапно ее осенило: Александр не рискнул бы лезть в горы или платить десятки тысяч долларов. Его родители – те самые “кастрюлеголовые“, как их называл Костя – были достаточно богаты, чтобы оплатить “официальный“ выезд через коррупционные схемы. Они всегда считали внука своей собственностью, а ее – досадной помехой.
Но теперь у нее был не просто материнский гнев. У нее были параграф 1666 BGB, защищающий ребенка от вредного влияния, и параграф 1 SGB VIII, гарантирующий поддержку Jugendamt.
Она открыла чат с Паулем и коротко написала: “Начала действовать по закону. Спасибо, за моральную поддержку“.
Ответ пришел почти мгновенно: “Ты – самый сильный человек, которого я знаю. Мы справимся“.
Натка отложила телефон и подошла к окну. Где-то там, за сотни километров, бывший муж строил коварные планы. Но здесь, на берегу Мозеля, у нее была крепость, построенная своими руками, и армия союзников, о которой она раньше и мечтать не могла. И она была готова защищать свой мир до конца.
*******
Консультация в Jugendamt стала для Натки откровением. Социальный работник, фрау Вебер, внимательно выслушала её историю, просмотрела собранные доказательства и кивнула.
– Вы всё правильно делаете, фрау Натали, – сказала она. – Ситуация классическая. Сначала мы оформляем временный запрет на контакты через суд. Для этого нужны веские основания – угрозы, психологическое давление. Ваши записи разговоров и сообщений подойдут.
Фрау Вебер объяснила, что даже если бывший муж действительно приедет, он не сможет просто так забрать Костю. Полиция будет на стороне матери, особенно при наличии судебного решения.
– Но главное – это состояние ребёнка, – подчеркнула работница. – Заключение школьного психолога будет ключевым документом. И помните: вы не одна. Система защиты детей в Германии работает очень жёстко.
Выйдя из здания Jugendamt, Натка почувствовала, что обрела прочную поддержку. Она не просто защищалась инстинктивно – теперь у неё была целая система в поддержку.
Тем же вечером раздался очередной звонок от Александра. Натка, предварительно включив запись, ответила холодно и чётко:
– Послушай меня! Я официально предупреждаю тебя. Любые попытки встречи с Костей без моего согласия будут расценены как нарушение германского законодательства. У меня есть все доказательства твоих угроз. Следующий твой шаг – обращение в суд с полным пакетом документов на ограничение твоих родительских прав.
В трубке повисло ошеломлённое молчание. Александр явно не ожидал такого развития событий.
– Ты что, совсем охренела? – прошипел он. – Я его отец!
– Отец, который годами не платил алименты, оскорблял сына по телефону и теперь пытается нарушить его покой. Германскому суду это будет очень интересно, – голос Натки не дрогнул. – Подумай хорошенько, стоит ли тебе эта авантюра твоей репутации и денег.
Она положила трубку, не дожидаясь ответа. Сердце колотилось, но на душе было странно спокойно. Впервые за долгие годы она чувствовала себя не жертвой, а равным противником.
*******
На следующий день Костя вернулся из школы неожиданно оживлённым.
– Мам, а мы сегодня с психологом разговаривали! – сообщил он, забрасывая рюкзак на крючок. – Я ей рассказал про папу… и про то, как он кричит по телефону. Она сказала, что я молодец, что делюсь чувствами.
Натка с удивлением заметила, что сын говорит об этом без страха, почти с любопытством.
– И что ты ей рассказал?
– Что я не хочу с ним разговаривать. Что он делает тебе плохо. И что… – Костя потупился, – что я иногда боюсь, что он приедет.
– А что она ответила?
– Что у детей есть право чувствовать себя в безопасности. И что есть специальные люди, которые помогут нам, если что. – Он посмотрел на мать уверенно. – Ты же сказала, что мы команда. Вот и я помогаю.
В этот вечер их видео-звонок с Паулем был особенно тёплым. Натка рассказала о своих успехах, а Костя неожиданно взял трубку и показал доктору свою модель танка.
– Я её собрал сам! – с гордостью заявил он.
– Это высший пилотаж, – серьёзно ответил Пауль. – Такая работа требует невероятной усидчивости и точности. Ты настоящий инженер.
После звонка Натка долго сидела в тишине, глядя на спящего сына. Бывший не звонил больше. Возможно, он просто блефовал. Возможно, обдумывал следующий шаг. Но теперь это не имело значения, она была готова.
Перед сном вышла на кухню и с удивлением обнаружила, что ее отец не смотрит телевизор, а сидит и чистит апельсин, откладывая дольки на тарелку.
– Это Костику, – буркнул он, не глядя на дочь. – С витаминами. Чтобы не болел. И ты бери.
– Спасибо, пап.
– А того… к психологу, ты сказала, записала? – спросил он после паузы.
– Да. В Гейдельберг. На следующей неделе.
– Правильно. – Он отложил очищенный апельсин и тяжело поднялся. – Завтра в школу Костю я отведу. Ты не суетись.
И он ушел в свою комнату. Это было больше, чем просто “отведу в школу“. Это был его способ встать в строй. Занять свою позицию в обороне их общего мира.
Она подошла к окну. Тёмные воды Мозеля казались спокойными и безмятежными. Все эти недели борьбы научили её главному: её крепость – это не стены и не законы. Это спокойная уверенность в себе, которую теперь видел и её сын. И пока эта уверенность жива, никакие тени из прошлого не смогут её разрушить.
*******
Решив вопрос безопасности ребенка в Jugendamt, Натка чувствовала не только облегчение, но и щемящее чувство вины. Пауль уже прислал подтверждение бронирования отеля в Испании. Две недели. Целых две недели в разгар рабочего проекта. Мысль об этом казалась непозволительной роскошью, почти предательством по отношению к себе же – к той самой Натке, что с таким трудом выстраивала свою карьеру здесь.
Мысль о предстоящей поездке витала в воздухе их чердака, как навязчивый и сладкий аромат. Она проникала повсюду: в бесконечные списки Натки, в восторженные взгляды Кости, изучавшего карты Испании на планшете, даже в редкие улыбки ее отца, который однажды утром пробормотал: “На море… это хорошо. Костику полезно“.
Но для Натки это была не только радость. Это был внутренний раздор. Ее мир раскололся на два берега, и она стояла посредине, не зная, куда сделать шаг.
На одном берегу был ее проект. Тот самый, что принес ей первую настоящую победу. Йохан, сияя, утвердил ее концепцию набережной в Бернкастеле и предложил возглавить рабочую группу. Это был пропуск в мир профессионального признания, шанс получить наконец-то немецкую лицензию и твердую почву под ногами, выстраданную ее собственным талантом и упрямством. Это был путь медленный, трудный, но верный. Путь, на котором она была хозяйкой своей судьбы.
На другом берегу сияло призрачное марево Испании. Море, солнце, и он. Пауль. Его сообщения стали чаще, теплее, в них сквозила не только нежность, но и какая-то лихорадочная готовность. Он уже забронировал два номера в отеле у моря – “для приличия“, как он сказал, но в его голосе она уловила не только уважение, но и невысказанное желание – стереть эти границы, сделать их одной семьей. Это был путь быстрый, эмоциональный, соблазнительный. Но рискованный. Путь, на котором она снова могла оказаться в зависимой позиции, как когда-то с Александром, пусть и в позолоченной клетке.
“Не променяю ли я свою, выстраданную кровью независимость, на новую, красивую клетку?“ – этот вопрос стал ее ночным кошмаром и дневной навязчивой идеей.
Однажды вечером, укладывая Костю, она спросила:
– Скажи честно, ты хочешь поехать из-за моря… или из-за Пауля?
Мальчик, уже почти засыпая, прошептал:
– Из-за всего вместе… Он же сказал, что покажет мне, как устроены акулы. По косточкам.
И в его голосе не было ни капли сомнения. Для него эти два мира – ее упорный труд и новая привязанность – не противоречили друг другу. А для нее это был мучительный выбор.
*******
Недели напряженной работы над проектом летели незаметно. Натка с головой погрузилась в этот сложный, но увлекательный процесс. Хан и Симона были незаменимыми помощницами и вместе они составили отличную команду профессионалов. Чертежи, расчеты, спецификации материалов – все горячо обсуждалось и выполнялось вместе. Это был не только Наткин проект. Это был их общий проект.
Время назначенной поездки приближалось, Пауль уже несколько раз спрашивал, успеет ли Натка к сроку? И они успели. Вымотанные, утомленные бессонными ночами, бесконечными сверками и переделками чертежей, но счастливые. Они завершили первый этап проекта точно в срок.
Натка устало, но счастливо улыбалась, передавая Йохану материалы для дальнейшего согласования с заказчиком.
Но все равно, чувствовала себя школьницей, выпрашивающей отпуск накануне экзамена.
– Йохан, мне нужно оформить отпуск. На две недели, – выпалила она, прежде чем смелость успела ее покинуть.
Йохан поднял на нее удивленные глаза поверх очков.
– Сейчас? Натали, вы же знаете, у нас как раз стартует ключевая фаза по бернкастельскому проекту.
– Я знаю. И поэтому я подготовила всё, – она положила на его стол толстую папку. – Вот полный пакет рабочих чертежей и спецификаций по текущему этапу. Все расчеты проверены и согласованы с Хан. Я проинструктировала Терезу, она сможет координировать текущие вопросы с подрядчиками. Все коммуникации я буду держать на телефоне, для срочных вопросов. Я буду на связи.




