Искусство падения

– С возвращением! – закричал первый голос из света.

– А, блин, это Максим, – сказал второй.

Парни вышли из укрытия и в расстройстве завалились на мягкий диван. Слива и Антон, тоже друзья, один пухлый и небритый, всегда в полосатых жилетках поверх выглаженной рубашки, в очках из какого-то европейского магазина и с короткой стрижкой, второй тощий, вечно в каком-то мятом тряпье, но всегда выбрит и идеально расчесан. Такими я их знал.

Слива, тот, что пухлый, недоуменно спросил:

– Где же Матвей? Есть в доме рабочий телефон, чтобы ему позвонить?

– Ты же сам здесь живешь через день, неужели не знаешь? – ответил ему худой Антон.

Я спешно поднимал выпавшие на пол пельмени и бутылку рома, все, на что хватило фантазии по дороге.

– Конечно, живу, коли хозяин мне разрешил, – уточнил Слива. – А сам-то сколько девушек сюда водишь? Своего дома нет, так вы тут все крушите, пока он в разъездах. И телефон раздавили вот, извращенцы, и ковер…

– Вот про ковер ни слова! – занервничал Антон. – Мы же договаривались! Ты дал слово джентльмена.

– Да-да, базара нет. Я просто волнуюсь. – Слива стянул с носа очки в толстой оправе и вытер их о свою полосатую жилетку.

Я переместился за их спины, складывая провиант в холодильник, заросший льдом, со вмерзшим куском старой ледяной рыбы и свежей связкой бананов, парни определенно постарались на славу, насколько хватило денег. И сказал:

– Звонил я ему! Успокойтесь. Каждые пять минут. Выключен абонент. А самолет приземлился шесть часов назад, такие дела, – договорил я и присел наконец на край большого дивана.

– Дела! – Слива почесал согнутой пластиковой бутылкой голову.

Мы втроем и куртка занимали весь диван, смотрящий на пустой вход с неявившимся гостем. Перед нами блестел пыльный след от ковра, когда-то лежащего на полу, теперь запорошенном разноцветными конфетти. Чуть дальше впереди нас была закрытая парадная дверь, крыльцо, улица, город и, возможно, вся наша страна. Я ничего не мог понять, думая совсем о другом человеке, – о девушке, с которой весь вечер переписывался короткими сообщениями, так ни разу и не отдохнув с момента вчерашней встречи. Внезапно меня озарила далеко не самая важная мысль.

– Владислав Вениаминович, – повернулся я задумчиво в его сторону, – вы не курить ли тут собирались?

– Курить? – переспросил Слива. – А, это… – Он спрятал за пазуху скрюченную бутылку с куревом. – Привычка юности.

– Давайте без привычек, – буркнул я. – Что-то странное затевается… Кстати, читали его новую статью о Нью-Йорке?

– Да, вчера упала на мыло. Восхитительная работа.

– Это точно, – поддержал Антон. – Выше всяких похвал.

– Жаль, что это был последний материал из кругосветки. По возвращении Матвей еще долго ничего не напишет.

– Зато привезет нам уйму заметок, – ответил я. – И тогда уже мы займемся своим делом. Пора собрать статьи для полноценного бумажного выпуска. Чтоб было как у самых крутых журналов.

– Было бы замечательно, – произнес Слива и, освободив насиженное место, пошел возиться на кухню.

Я машинально завалился в опустевший нагретый угол дивана, впервые за день сомкнув веки. Столько мыслей пронеслось диким гулом и растворилось где-то в забвении, окутав меня на миг пустотой. От сильно хлынувшего расслабления все тело аж вздрогнуло, заставив меня проснуться. Я взвился как ужаленный, подскочив на месте. Оказалось, что, обессиленный неожиданными знакомствами и несостоявшимися встречами, я проспал почти час.

Слива уже варил пельмени, а его друг Антон пытался разблокировать мой телефон. Они оба познакомились с Матвеем в его путешествии по Азии, вместе арендовав соседние комнаты в домике на берегу океана, разговорились, оказались родом из одного уральского города, с тех пор стабильно поддерживали отношения. Им было даже дозволено использовать этот гостеприимный дом при условии содержания его в идеальной чистоте. Слива устраивал тематические вечеринки с такими же ценителями киноискусства, каким являлся он сам. Пару месяцев назад я ходил на такую вечеринку, все смотрели «Касабланку» в оригинальной озвучке, пили коктейли со свежевыжатым соком, слушали старую музыку в современной обработке, типа саундтреков из новых фильмов о «ревущих двадцатых». Антон же водил сюда девушек исключительно для собственного удовольствия, личного жилья не имев по причине своеобразного характера и слабых моральных устоев. И наследственной бедности. Вечеринки были каждую неделю, и, видимо, ковер не пережил одну из таких.

Я закрыл телефон ладонью, пока он его окончательно не доломал.

– Хотел позвонить Матвею, – ответил Антон. – Ты тут целый час проспал. Надо что-то делать.

Исключив все поводы для недоверия и поставив вызов на громкую связь, мы снова услышали слова робота об отсутствии абонента в сети.

– Надо что-то делать, – все сильней волновался Антон.

Он был самым молодым из нас.

В конечном счете я познакомился с этой троицей через наш общий журнал, на который стал работать по велению сердца. Парни же пришли к нему через литературные собрания, на которые следовали за магнетической харизмой Матвея. Ради его общества они посещали эти тщеславные посиделки, где все хвастаются своими будущими достижениями, пытаясь открыть в этом мире еще хоть что-то уникальное. Матвей умудрялся ловить главный смысл общественных трендов, поэтому все тянулись дружить с ним, но получилось только у нас троих, повторявших древнюю историю Александра Дюма.

Но в тот вечер многое изменилось. Это была либо большая игра, либо большая трагедия.

– Позвоним в полицию? – спросил Антон.

– Давай лучше его отцу, – ответил Слива. – Может, он что-то знает? Сейчас только найду записную книжку.

Отец Матвея ничего не знал, разозлился, что его отвлекают в столь поздний час, и мы на ночь глядя заторопились в аэропорт. Я, сразу одевшись, читал новые сообщения в телефоне. Еще был пропущенный звонок от Кати. Судя по оповещению, очень короткий и поэтому подозрительный. После него прекратили поступать ее сообщения. Собравшись с мыслями, я перезвонил в ответ, но монотонные гудки закончились ничем.

Молчаливые парни убирали комнаты дома уже без единой нотки радости, пытались оставить все в идеальном состоянии, будто для выставки или, не приведи боже, грустного собрания всех родственников под одной крышей.

– Я говорил сразу поехать встречать его в аэропорт! – злился Антон.

– Да ты видел, какие там толпы? – кипел Слива. – Ты хоть раз там бывал?

– Побольше некоторых! – Антон швырнул подушку на диван. – Будешь мне рассказывать!

– Конечно, буду. Максим работает допоздна, поэтому решили подождать лишний часок и собраться все вместе, – объяснил Слива. – Не на то обращаешь внимание! Человек пропал! А ты ноешь.

– Да я хотя бы думаю, в отличие от некоторых.

Нервное напряжение, которое эти творческие натуры держали в себе целый час, перелилось через край.

– Ничего ты не думаешь, только портишь. Я больше всех забочусь об этом чертовом дерьме, которое ты называешь журналом!

– О еде ты только заботишься! – нервничал Антон. – Человека просрали, а этот обжора пельмени накладывает!

Они начали драться подушками, как нервные дети с замедленным развитием. Вместо того чтобы принять чью-то сторону, я снова набрал необычной девушке Кате. К моему удивлению, абонент тоже был недоступен. Меня окутало удивительным ощущением дежавю. Каждый раз голос автоответчика повторял одно и то же. Неожиданный удар так расстроил и обессилил меня, что я даже не стал разнимать дерущихся, вышел на свежий ночной воздух, походил кругами и в итоге сел на капот своего автомобиля, залипнув взглядом на уличном фонаре. Старался нервничать как можно сильнее. Беда не приходит одна, и когда она раскрывается всей своей драмой, почему-то хочется оказаться в самом ее эпицентре, лично засвидетельствовать все от и до. Это по-нашему, по-шекспировски. Маска жертвы сменяла маску романтика, а виновато, как всегда, было поколение Х, благодаря своему непобедимому характеру придумавшее все эти проблемы, с достоинством прошедшее через них, но не научившее нас, бесхарактерных, как их решать.

Сначала это поколение всемогущих стариков подсадило нас на мобильную связь, а потом разорвало ее к чертям собачьим. Не дало нам связаться по телефону, поиздевалось, как над беспомощными детьми. Зачем же было ее изобретать? Оторвать от меня двух близких людей за один вечер – это особо тяжкое преступление. Я знал адрес Кати, был полон уверенности в ее отсутствии дома, но все равно решил ехать, проверить, удостовериться.

«Может, они с Матвеем сбежали вместе?» – подумал я. Да нет, полный бред, они даже не знакомы. Наверное. Что я знаю о Катерине? Почти ничего.

Тучи сгущались на невидимом небе, закрытом от нас коварством подлой судьбы.

А что я скажу, если она окажется дома? Очередной детский лепет про заскучавшего паникера, который по каждой мелочи теперь будет ее терроризировать? Чтобы отвлечься, я зашел в соцсети, но ее аккаунт был удален, стал серой бессмысленной пустотой. А с ним и вся наша история переписки оказалась вычеркнута из жизни. Нас заманили к жизни в социальных сетях, но не предупредили, что человеку в них так легко испариться.

Я затянулся бы сигаретой, если бы курил. Пришлось лишь пускать белый пар, укутавшись в воротник куртки, и ждать двух драчунов, которые спешно закрывали обитель пропавшего человека. Слива вышел на морозный воздух с фотографией Матвея трехлетней давности, лежащего на гамаке меж двух деревьев в белой сетчатой шляпе и солнцезащитных очках на груди. При поиске человека любая деталь может оказаться полезной, особенно изображение его улыбающегося лица.

Шел первый час ночи. Я спешно посадил обоих молодых людей в такси, скомандовал сонному водителю ехать в аэропорт, а сам пообещал присоединиться сразу же, как решу один маленький волновавший меня вопрос. Любая большая проблема в человеческой жизни раздувается из крохотной мелочи. И чем больше стала проблема, тем невиннее эта мелочь была. Например, один час наедине, один выпитый кофе и недопитый стакан воды – это ничтожная мелочь в масштабах нашей горящей молодости. А вот постоянные мысли, бесконечные сообщения по каждому поводу, разглядывание ее страницы, ассоциации со всем окружающим – это уже явление с большой буквы. Она меня запутала, свела с ума, и чтобы решить проблему на пике привязанности друг к другу, разрубить гордиев узел, я должен поехать в логово этого необузданного создания. Встретиться с ней лицом к лицу, сказать пару ласковых слов, улыбнуться, спросить, почему оборвала связь. Мы живем в великом множестве параллельных вселенных, так вот в одной конкретной вселенной это было критически важно, и никто не представлял себе жизни иначе. К тому же я просто-напросто затосковал.

Через несколько минут приятной свободы на опустевших, блестящих снегом дорогах я приехал по адресу из памяти. Все осталось как днем прежде. Такие же вывески, здания, фонари. Какая-то мрачная дама в соблазнительном макияже, короткой юбке поверх обтягивающих чулок и крошечном пуховике на мощном бюсте заходила в нужный подъезд. Я заскочил следом за ней и подождал в предбаннике, пока женщина уедет на нужный этаж, чтобы не показаться насильником, затем снова вызвал лифт. Я нервничал, как мальчик на первом свидании, чувствовал озноб, несмотря на теплую куртку, которая не согревала снаружи, зато сердце горело в трепетном предвкушении непонятно чего изнутри. Дверь в квартиру была на своем месте, я помнил, как Катя смущенно роняла ключи. Спустя одни сутки здесь еще витал запах ее духов, так мне казалось. Дверной глазок источал свет и уверенность в скорой развязке.

Я снова набрал ее телефонный номер и после отказа оператора постучал в дверь. Раздался тихий шорох, я стукнул еще. Свет в глазке заслонился, я представил, как девушка заигрывающе смотрит на меня своим самым красивым из глаз. Ничто и никогда так не обламывает, как реальность. Дверь открыл злой мужчина лет сорока в больших тапках, семейных трусах и спальной майке без рукавов, растянутой на груди.

– Ты че, охренел? – примерно так он сказал.

За спиной послышался плач ребенка.

– А Катя дома? – оторопел я.

– Нет здесь никаких Кать! – рявкнул он. – Вали, пока я тебе морду не начистил.

Дверь захлопнулась, свет маленького глазка снова прикрыл его выжидающий взгляд.

Сцена меня шокировала, и все тело в миг онемело. Последовала долгая пауза, после которой я поочередно стал чувствовать свои члены, выходящие из оцепенения, кровь снова побежала по телу, я мысленно сматерился и пулей выскочил на улицу. Осмотрел дом, дорогу от кофейни, знакомые рекламные плакаты, все было на месте. Это казалось невероятным. Один большой сон под покровом реальности. Я умудрился потерять то, что не успел обрести. На огромных пустотах без света и воздуха летал маленький шарик под названием Земля, на котором кто-то разрешил случаться такой глупости. Какой-то жалкий трус, боящийся открыть свое космическое лицо, играл с нами, как африканский колдун с куклами вуду.

Я вытер лицо пригоршней снега, чтобы охладить пыл. Дошел до «Старбакса», посмотрел внутрь через широкие окна напротив вчерашнего барного стола, который еще помнил тепло наших тел. Стоял как одурманенный перед витриной любимой кофейни, пока не привлек удивленный взгляд уборщицы. Это была старая смуглая женщина в серой форме, с длинной лохматой шваброй. Она тоже подошла к окну и стала смотреть на меня изнутри угрожающим взглядом. Так мы и замерли, как два истукана.

Я оказался настолько ошарашен и подозрителен к происходящему, что передавал это ощущение всем окружающим, заражая их энергией недоверия, бьющей из меня, как раскаленные камни из недр вулкана по пролетающим самолетам. Хотелось бросить все и уехать, но, так как бросать было уже нечего, следовало действовать наоборот. Меня обходили на шаг, а может быть, на два. Ох уж эта странная паранойя!

Есть прекрасные мотыльки, живущие один день, бабочки, о которых пел Линдеманн по-английски, бывают залетные гастролеры с корыстными намерениями, бывают ветреные путешественники, сжигающие за собой чужие мосты, но Катя явно не относилась к их числу.

Вот если бы можно было вычеркнуть всего один день, а другой растянуть на всю оставшуюся нам жизнь! Если бы люди летали. Если бы вода превращалась в вино, а из всех уст всегда звучала лишь правда. Мы бы воспарили над снежными небесами, отправились на самый край суши, где всегда светит солнце и дует приятный ветер, построили бы дом из веток заброшенных гнезд на стыке стихий земли и воды и под расслабляющие звуки прибоя качали бы на руках своих маленьких демонов, из которых при большой любви и заботе вырастают прекрасные человеческие создания. Добрые и всегда идеальные.