Его выбор

Пролог

Если на экране продемонстрировать человеку документальное кино про него самого, то много нового узнал бы о себе герой фильма. Значительную часть пленки составляли бы кадры навсегда позабытых эпизодов его жизни. Не зря говорят: «Существует лишь то, что вспоминается». Истина, которая уместилась в прокрустово ложе афоризма.

Выпавшие эпизоды… Означают ли они, что напрасно прожиты те, вылетевшие из памяти, дни? Нет, конечно. Что-то же происходило и, значит, не могло не оставить следа в последующей жизни.

Взять хотя бы нынешний день – какое там сегодня число? – много ли из событий данных суток достойно храниться в памяти? Но она, память, в силу данного ей природой неограниченного самовластья, сама отберет – что на выброс, что для долгого хранения.

Мы, может быть, и хотели бы решительно отказаться помнить какие-то тяжкие события, неприятных людей, собственные страдания, но не существует инструмента забывания.

Мы, безусловно, желали бы расширить рамки «хранилища», но нет у нас инструмента для запоминания того, что с нами происходило, происходит, будет происходить.

А был бы?.. Эрудитов, возможно, прибавилось бы. Счастливых? Вряд ли…

Только время – угроза и помощник нашей памяти. Когда во благо, когда во вред, оно вырезает или навсегда стирает кадры из документального фильма нашей жизни…

1

Человечество давно подметило лечебное свойство времени. Но каждый в пору коварного извива в своей судьбе заново открывает для себя чудодейственное лекарство от глубоких сердечных ран – время. Оно притупляет боль, ранее казавшуюся непереносимой, оно заживляет царапины на душе и даже возвращает здоровый вид лицу, еще недавно отмеченному печатью страдания. Так или примерно так рассуждала Катрин Гайс, легкой походкой выздоровевшего человека направляющаяся на встречу с мистером Томпсоном. Джефом Томпсоном, место которого в ее жизни должно измениться именно потому, что изменилась она сама.

Джеф незаменим у постели больного, но человеку, победившему недуг, он просто противопоказан. Невыносима его мелочная опека, его желание все решать и делать самому. Хватит! Никого нельзя так близко подпускать к своей жизни. А Джефа особенно.

Да, два месяца – срок немалый. Мистер Томпсон сам убедится, что и за такой отрезок времени можно сделать очень многое. Можно все изменить. В себе и в своей жизни.

Сегодняшний совместный обед как нельзя кстати. Катрин наконец даст ему понять, что больше не нуждается в опекуне. Сама способна о себе позаботиться. Так что Джеф с его чувством ответственности – или вины, кто знает? – может вздохнуть спокойно.

Что ни говори, она сейчас в прекрасной форме. Броское оранжевое платье – это тебе не угрюмый траурный костюм. Оно прекрасно подчеркивает фигуру, выгодно оттеняет загар и словно подсвечивает выбеленные пряди новой, стильной прически. Теперь-то уж Джеф не сможет назвать ее «бледной тенью самой себя».

Лицо снова обрело краски– щеки порозовели, блестят светло-карие глаза, умело подкрашенные золотисто-коричневыми тенями. Еще недавно густые волосы медового цвета уныло висели вдоль шеи – ведь она почти год ими толком и не занималась. Но теперь все позади, и короткая стрижка – дерзкая, воздушная, живая – идет ей гораздо больше, чем прежние безжизненные, тоскливые вихры.

Даже здесь, в одном из самых фешенебельных отелей города, Катрин чувствовала себя абсолютно уверенно. А женщине это так важно ощущать.

Катрин поднималась по лестнице в роскошный ресторан, где была назначена встреча, и бодрый ритм собственных шагов наполнял ее сердце радостным ожиданием. Не терпелось увидеть удивленные глаза Джефа. Он поймет, должен понять, что ей больше не нужны его советы и утешения, жалостливые слова и критические замечания. Красив, мужествен, ну и веди себя как мужчина, в конце концов! А то рвется в няньки и из нее, вполне зрелой женщины, способной за себя постоять, делает дитя малое. Чем питаться, с кем дружить, чем заняться, где работать, как распорядиться свободным временем… все знает! Не знает только, что ей ни к чему его знания. Миссис Гайс достаточно наслушалась поучений за целый год! Пришло время положить конец всему этому. Раз и навсегда!

Катрин вошла в фойе ресторана и отыскала глазами Томпсона. Сидит себе на диванчике возле стойки метрдотеля и, чуть наклонившись вперед, потягивает из бокала коктейль. Вид немного усталый – должно быть, после долгого перелета, – но в остальном все как всегда, – в высшей степени привлекательный мужчина. На нем элегантный костюм-тройка, явно очень дорогой – серая ткань отливает изысканным шелковым блеском. Наверное, сшил на заказ, подумала Катрин.

Но вот он поднял глаза и увидел ее.

Такой реакции женщина не ожидала. Конечно, она надеялась, что Джеф будет удивлен, но чтобы до такой степени? Нет, здесь что-то не то… Сидит и смотрит пустым, погасшим, отчужденным взглядом – будто желает отгородиться от окружающих, уйти в себя. И ее то ли не узнал, то ли не захотел узнавать.

Что это с ним? Просто не похож на себя! Радость, только минуту назад переполнявшая душу, вдруг исчезла. Странное, недоброе предчувствие охватило ее, мурашки поползли по спине. Катрин стало не по себе. Такая мгновенная перемена в человеке, которого знаешь долгие годы, застала врасплох.

Уж кого-кого, а Джефа Томпсона видеть растерянным не приходилось никогда. Этот мужчина всегда превосходно владел собой, умел справляться с чем угодно и с кем угодно. И ведь невозможно понять, что происходит у такого в душе. Туда никому нет доступа.

Катрин внимательно следила за ним. В считанные секунды целая гамма чувств отразилась на его лице – потрясение сменилось мучительной болью, потом мужчина решительно стиснул зубы, словно пытаясь скрыть гнев. До улыбки, адресованной ей, его мимика, судя по всему, послушно следовала за мыслями, которые тревожили человека. Что же получается – за два месяца их разлуки изменилась не только она? Только что подумалось о скрытности характера, недоступности внутреннего мира, а он на самом деле не может не выдать своих переживаний. Что-то с тобой творится, дорогой мистер Томпсон.

Вот наконец черты лица смягчились, он заставил себя улыбнуться теплой, дружеской улыбкой, поставил стакан и поднялся с дивана. – Катрин! – В голосе вроде бы звучало радостное удивление, но поди разгадай: подлинные чувства или просто знак внимания? Он шагнул к ней навстречу. – Как я рад видеть тебя такой ослепительной… и полной жизни!

Кто-кто, а Томпсон – великий мастер говорить подобные слова, подумала Катрин. Она давно его знает и не раз слышала, как он разговаривает с женщинами. Ну что ж, именно таких слов она и ждала сейчас. Но все же… что-то не так. Не хватает искреннего одобрения и привычной теплоты. Этого его взгляду явно недоставало.

Не то чтобы молодая женщина с нетерпением ждала от Джефа шумного одобрения. Но… почему его взгляд по-прежнему полон вопросов? Почему он не хочет признать, что она уже ответила на них, что не желает больше выслушивать дурацкие домыслы и замечания, которыми он просто измучил ее во время их предыдущей встречи?

Неожиданно мужчина взял ее руки в свои – так, словно в этом нет ничего необычного, словно иначе и невозможно. Но как раз это очень даже необычно! С ней он никогда так не поступал. С другими женщинами – да. Их он всегда брал за руки при встрече и легонько целовал в щеку. Но только не ее! Никогда, даже на ее с Гордоном свадьбе он не позволил себе ничего подобного, а ведь Томпсон был у них шафером.

Ее руки и плечи напряглись, будто по ним пробежал электрический разряд. Господи, да что, собственно, происходит! Джеф всегда был только близким другом и деловым партнером мужа – не больше и не меньше. Катрин и представить себе не могла других с ним отношений. Конечно, ей хотелось, чтобы он перестал относиться к ней, как к бедной безутешной вдове, покровительственно и свысока, но… нынешнее странное поведение попросту сбивало ее с толку. Еще хорошо, что он не попытался притянуть ее поближе – уж тут-то она бы наверняка инстинктивно отшатнулась. Вдруг, словно наперекор самой себе, женщина остро ощутила теплую силу его рук, почувствовала нежное, бережное прикосновение пальцев к своим запястьям.

– Когда я уезжал, ты была похожа на тень, – сказал Джеф с легким недоумением в голосе. Тон с налетом этакой игривости явно диссонировал с серьезностью испытующего взгляда. – А теперь возвращаюсь и нахожу ослепительную красавицу. Похоже, мое отсутствие пошло тебе на пользу. Итак, отчитайся, пожалуйста: в чем причина подобной метаморфозы?

Катрин пожала плечами.

– Причин много. – Одна из них– ты, подумала она и постаралась улыбнуться. – Ты же сам говорил, что я должна встряхнуться, вернуться к жизни.

– Да, но результат просто ошеломительный.

– И все-таки ты недоволен.

– У меня не было времени разобраться в своих чувствах.

Джеф смотрел на нее так, как раньше не смотрел никогда, – с откровенным, неприкрытым желанием. Было от чего оторопеть – глаза раздевали, обжигали. Под таким взглядом чувствуешь себя обнаженной. Он всегда относился к ней с дружеским участием и никогда не допускал ничего подобного. Глаза мужчины горели страстью, которую тот хоть и пытался, не сумел скрыть.

Сердце у Катрин сжалось, перехватило дыхание, а в голове запрыгали беспорядочные мысли: значит, для него вдова покойного друга перестала быть прежней малопривлекательной домохозяйкой; мужчина увидел ее другими глазами и дает понять это, без колебаний перечеркнув все их прошлое. Годы, когда он держался на расстоянии от нее, вмиг куда-то исчезли.

Джеф хочет ее, в этом нет никаких сомнений. Известный женолюб вновь вышел на тропу привычной охоты. Ничего другого не остается, как осадить его. Ну прямо-таки излучает чувственность! Не сразу найдешь, что и сказать в таком случае. Нервы ее трепетали, как провода под током.

Наконец Джеф отпустил ее, но облегчение оказалось недолгим: он тут же бережно взял ее под руку, чтобы проводить в зал ресторана. Не сводя с нее глаз, спросил:

– Ты голодна?

Интересно, о каком голоде говорит мистер Томпсон, подумала Катрин.

– Да, – ответила она небрежно, всеми силами стараясь противостоять его тревожащей близости.

Ну и что тут такого? Мужчина ведет под руку свою давнюю знакомую – обычный жест вежливости. Глупо было бы вырывать руку и отстраняться. Да в том и нет нужды. Уж ее-то этот вечный сердцеед никогда не соблазнит, не сможет втянуть в любовную авантюру. Для Катрин это равносильно тому, чтобы снова связаться с Гордоном, что по многим причинам исключено. И помыслить невозможно! Ни за что и никогда! Так что пусть лучше мистер Томпсон выкинет из головы свои похотливые мысли, не то их совместный обед закончится, не начавшись.

Джеф сделал знак женщине-метрдотелю; та широко улыбнулась и с готовностью поспешила к ним, чтобы проводить до столика.

Женщины всегда так реагируют – улыбаются на призыв этого мужчины. И неудивительно: мало кому удается устоять пред обаянием высокого темноволосого красавца, наделенного к тому же живым умом, уверенностью в себе и твердой мужской силой.

Дамы, сидящие за столиками, провожали его заинтересованными взглядами. Впрочем, Джеф Томпсон привлекал внимание не только женщин, но и мужчин. Сразу ясно, что это – неординарная личность. Увидев раз, его трудно забыть – качество, всегда помогавшее его обладателю и в жизни и в работе, в чем Катрин убеждалась не раз.

Но она и представить себе не могла, что достаточно ему взять ее под руку – и она сама окажется в центре всеобщего внимания. Взгляды, обращенные на ее спутника, тут же перескакивали и на нее; женщины смотрели завистливо и оценивающе, прикидывая, подходит ли спутница этому обольстительному мужчине. Под любопытствующими взглядами стало совсем неуютно.

Нет, нет, пусть хорош, пусть наделен сногсшибательным обаянием, но не удастся ему ее покорить. Пускай по нему сохнут другие, не ей пополнять собой список многочисленных побед и мимолетных увлечений. А сколько их было! Ей-Богу, даже скучно. И то, что, увидев жену покойного друга в новом обличье, он сразу воспылал страстью, лишний раз подчеркивает его оскорбительно-легкомысленное отношение к женщинам. Что называется, «всегда готов».

Джеф никогда уже не женится, в чем-чем, а в этом можно быть абсолютно уверенной. Однажды, задолго до их знакомства, такое произошло. Ему тогда было лет двадцать пять. Как ни странно, жена сама ушла от него, и в этом событии Катрин тоже усматривала особый смысл.

Слава тебе Господи, наконец добрались до столика. Можно сесть. Теперь постараемся избавиться от напряжения и сосредоточимся на самых простых действиях: повесим сумочку на спинку стула, улыбнемся предупредительному официанту, закажем коктейль с шампанским. Удалось! Ваша власть надо мной, мистер Томпсон, имеет границы. Надо только не забывать о главной цели свидания: сегодня мы освобождаемся от опеки, начинаем самостоятельно думать, жить, работать. И ни один совет, ни одно возражение, дорогой мистер, не будут приниматься во внимание. Главное – нельзя вам показывать слабые места в досконально продуманном плане освобождения – чары ваши, конечно же, действуют, о чем вам знать не положено. Несвязные эти мысли дали возможность вернуть хотя бы часть прежнего воодушевления и приблизиться к исполнению желаний и связанных с ними надежд.

Почувствовав на себе взгляд Джефа, Катрин подняла голову, стараясь вести себя естественно и непринужденно. Вежливость требует поинтересоваться его делами.

– Как прошла поездка?

– Успешно, – прозвучал короткий, без эмоций ответ.

Обычное дело. Всегда все успешно. Мистер Томпсон неизменно полон энергии и вдохновения. Женщина улыбнулась.

– Значит, теперь часто будешь летать на Восток?

Ответ прозвучал лаконично:

– Нет.

Он полуприкрыл глаза, опустив густые черные ресницы. Эти глубоко посаженные глаза поначалу можно принять за темные, и всякий раз их яркий серебристо-серый цвет оказывался для собеседника неожиданностью. Удивляло новое выражение лица, отражающее твердую решимость. Для нее неожиданности не было – привыкла. Вернее сказать, подобное выражение было свойственно ему при разговоре с другими. Но никогда в беседе с ней. Что-то задумал. Ну и шут с ним! Лишь бы его новости не мешали ее собственному обновлению. Надо выразить вежливое любопытство. Не совсем же они чужие друг другу, в конце-то концов.

– Что-то случилось, Джеф?

– Я продаю компанию, Катрин. Она перейдет к консорциуму, который хочет распространить сферу влияния за пределы своих границ. Если, конечно, все получится.

Господи, от этого человека просто голова кругом! С бухты-барахты в новую авантюру! Неожиданно кольнуло беспокойство за него.

– У тебя неприятности с деньгами, Джеф? Ты же выплатил мне долю Гордона…

– Нет, – коротко ответил он. – Я уже говорил тебе, хотя это и звучит жестоко, но смерть Гордона… – Он вдруг запнулся.

– Смерть мужа разрешила твои финансовые проблемы, – закончила Катрин за него. И не только финансовые, подумала про себя. Впрочем, и «предоплата» с ее стороны тоже была достаточно щедрой.

– Совершенно не собирался вновь поднимать эту тему, – холодно возразил Томпсон.

– Ты не должен продавать компанию из-за меня, – запротестовала женщина. – Если есть нужда, мне ничего не стоит вернуть тебе деньги. Я к ним даже не притронулась.

– Деньги тут ни при чем. Просто я хочу выйти из дела, только и всего.

– Но почему? Ты же превосходный работник, и… – Новая мысль, пришедшая только что, заставила ее замолчать. А вдруг все произошло из-за того, что Гордона больше нет? Томпсон – прирожденный бизнесмен, прекрасный специалист по продаже новейшей бытовой техники, умеет уладить любое дело с клиентом. Но генератором идей всегда являлся Гордон; своим процветанием компания в первую очередь обязана его хватке и таланту.

– Мне трудно одному. – Голос Джефа звучал ровно и безжизненно. – Остались умелые работники, огромный накопленный опыт, наш бизнес по-прежнему очень перспективен. Но мне недостает Гордона, его острого ума, умения быстро принимать решения. Все напоминает мне о нем, ведь это было наше общее детище.

– Да. Да, я понимаю тебя.

Друзья были очень близки – ближе, чем братья. Это не значит, что они никогда не ссорились, наоборот, порой сцеплялись, как кошка с собакой. Но по большому счету всегда действовали заодно. Они были безгранично преданы друг другу, и нередко от этой преданности страдали другие. И в первую очередь – она, Катрин.

Официант принес коктейли и меню. Женщина смотрела на отпечатанный листок невидящим взглядом. Ей впервые открылось, что скорбь Джефа так же глубока, как ее собственная. Ему даже тяжелей. Ведь он был там, возле обрыва, – беспомощный свидетель гибели сперва Рона, а потом Гордона, когда тот пытался спасти ребенка. Ужасно стать очевидцем подобной трагедии. Слава Богу, ее миновала чаша сия.

Катрин справилась с подступившими слезами. Да, ее ребенок погиб, и уже ничего не поправишь. Но пусть отчаяние останется в прошлом. Хватит с нее скорби, она и так уже едва не поставила крест на собственной жизни. Однако больше не позволит себе потерять уверенность в своих силах.

Женщина остановила выбор на салате и лососе, запеченном со специями, и отложила меню.

Джеф внимательно следил за ее лицом. Ничего, дорогой, ты на лице моем не прочтешь. Я научилась скрывать свои мысли. Испугался вести дела без Гордона– твои проблемы. И мнения моего не прочтешь по глазам. Хотя бы потому, что нет у меня мнения о том, как тебе поступать, как жить. Впрочем, не дадим иссякнуть беседе. Мы же нечто вроде «двоюродных» друзей. Пока есть силы на вежливость в общении, будем вежливыми.

Она подняла бровь, выказывая интерес к судьбе собеседника.

– И что же ты собираешься теперь делать?

Он вздохнул.

– Еще полгода поработаю в компании, чтобы помочь людям приспособиться к переменам. После этого по условиям договора я не должен заниматься подобной работой три года.

– Три года – большой срок. Чем ты их заполнишь?

– У меня есть на этот счет кое-какие идеи.

– Какие же?

Он посмотрел на нее выжидающе, будто они способны понимать друг друга без слов.

– А ты не догадываешься?

– Вот уж нет. – Ответ был произнесен намеренно беззаботным тоном.

– Ну что ж, тогда все несколько сложнее, чем предполагалось.

Мужчина немного помолчал, словно заново оценивая ситуацию. Женщина не стала побуждать собеседника к откровенности и сохраняла на лице выражение сдержанной заинтересованности. Тогда Томпсон решил зайти с другой стороны:

– А у тебя какие планы, Катрин? Ты ведь пришла на этот обед с какой-то определенной целью, верно?

И вдруг ее осенило: Джеф посчитал, что ее новый облик – это приманка для него. Думает, что она хочет его соблазнить! Было от чего смутиться. Да как ему могла прийти в голову подобная дикая мысль! Что же, теперь понятно, почему он посмел смотреть на нее с нескрываемым вожделением. Нужно немедленно все расставить по местам, снять с ситуации налет двусмысленности. Светло-карие глаза Катрин засверкали злыми золотистыми искрами.

– Да, я пришла с определенной целью.

– С какой?

– Мне нужно кое-что сказать тебе.

Он подбадривающе улыбнулся, уверенный в том, что наперед знает ее мысли и намерения, и приглашающе развел руками.

– Ну что же, говори, я слушаю тебя.

– Прежде всего, я не хочу, чтоб ты опекал меня, как маленького ребенка.

Улыбка Джефа вмиг увяла.

– Но я только хотел помочь тебе. Ты была такая… потерянная и беззащитная.

– Так вот, теперь я сама могу за себя постоять.

– Замечательно!

– И больше не желаю выслушивать твои советы и замечания. Это моя жизнь, и я буду жить так, как сама того хочу, а не по твоей подсказке.

Томпсон насторожился, взгляд не скрывал тревожных предчувствий. Женщина гордо вздернула подбородок.

– И не хочу больше ничего слышать про Гордона, – добавила она твердо, но запнулась, натолкнувшись на тяжелый, неотрывный взгляд собеседника.

– Это все? – коротко спросил он.

– Более или менее. Но если ты станешь на меня давить, список требований придется продолжить.

– Другими словами, ты хочешь, чтобы меня просто не было в твоей жизни?

– Да.

– Как советчика в делах и как друга тоже?

– Да.

А как еще ответить, если видишь желание мужчины перевести дружеские отношения в интимную близость. Другого ответа и быть не может. Конечно, чувство благодарности за все то, что товарищ мужа для нее сделал, может подвигнуть на многое, но не до такой же степени! И все же Катрин почувствовала внутри какую-то странную пустоту. Слишком долго пришлось держаться за него как за соломинку. Он оказался на время главной поддержкой и опорой в ее жизни. И теперь от избытка самостоятельности слегка закружилась голова. Как странно и непривычно – освободиться от него навсегда! Вот только вопрос: нужно ли ей это на самом деле?

– У тебя есть мужчина? – Вопрос прозвучал резко, почти грубо.

Глаза Катрин вспыхнули.

– Пока нет, но обязательно будет!

На ее вызов он ответил хладнокровным взглядом.

– Скажи мне правду – чего ты хочешь, Катрин?

Как ему удается читать чужие мысли? Возможно, угадал, почувствовал, что ей страшновато вот так враз оборвать былые связи и отринуть сомнения. Нет, нельзя ничем выдать свое смятение. Надо взять себя в руки. Если уж окончательно решено стать самостоятельной, придется без экивоков ответить на его вопрос. Неожиданно пришло осознание того, что именно сейчас необходимо сказать, о чем ее мысли.

– Самое лучшее, что было в моей жизни, – это Рон, мой мальчик, единственный и неповторимый. Но, Джеф, у меня может родиться еще один ребенок. По-своему чудесный и тоже необыкновенный. Вот чего я в данное время желаю больше всего на свете. А здесь не пригодятся ни твои советы, ни твоя помощь.

Потрясенный, Джеф откинулся на спинку стула и посмотрел на Катрин пустым, невидящим взглядом; глаза, обычно живые, полные мысли, потухли. Человек словно замкнулся в себе.

Женщина похолодела. Он покидает ее! И вдруг до боли в сердце захотелось вернуть его, и, не отдавая себе отчета в том. что говорит, она произнесла напористо:

– Разве ты не рад избавиться от меня? Разве не счастлив сбросить с себя груз ответственности?

Упреки достигли цели. Глаза Томпсона, уверенно встретив ее взгляд, снова ожили.

– Нет!

Ответ прозвучал коротко и резко, но это никак не способствовало пониманию его истинных чувств. Как разобраться, что происходит сейчас в душе Джефа? Будь проклят этот мужчина! Ну почему он такой непробиваемо сдержанный? Почему никогда не выдает своих мыслей?

– Скажи, ну зачем нам с тобой видеться? – настаивала она. – Приведи хотя бы одну причину!

– Мы дружили с твоим мужем, – проговорил он медленно, тщательно подбирая слова. – Но как бы он ни любил тебя, другом он тебе никогда не был.

Катрин знала: то, что говорится сейчас, очень важно. Она сидела и слушала, затаив дыхание. Джеф был бесконечно предан Гордону. Неужели сейчас он осмелится открыть правду о своем друге и признается наконец в тех изменах, которые один совершал, а другой покрывал? Догадывается ли Томпсон, что ей давно уже все известно? Или все еще пребывает в уверенности, что ему с его дружком удавалось искусно ее дурачить.

Ох уж эти законы мужской дружбы! Выручают друг друга в делах, далеко не чистых, и гордятся взаимной преданностью. Да приходит ли в ваши глупые мужские, замороченные гордыней головы, что вы лишь множите обман, удваиваете предательство, а значит, усиливаете чью-то боль. Предавал Гордон, покрывал предательство его лучший друг, тихо сочувствующий ей, набивающийся к ней в друзья, и, судя по выражению лица, не только в друзья.

Джеф подался вперед. Теперь, когда он наконец позволил ей заглянуть в свои мысли, его глаза снова загорелись нескрываемой страстью.

– Знаешь, почему я решил продать компанию, Катрин? Я хотел, чтобы у меня появилась возможность доказать тебе, доказать окончательно и бесповоротно, что ты вышла замуж не за того человека. – Его голос, низкий и страстный, вдруг зазвенел взволнованно и убежденно: – Тебе нельзя было становиться женой Гордона. Ты должна была выйти замуж за меня!

2

Вот это поворот! Замуж за Джефа. Ну просто удар в солнечное сплетение! Все мысли в голове перемешались. Катрин изумленно смотрела на взволнованного собеседника, пытаясь связать то, что о нем знала, с этим его заявлением. Мужчина не сводил с нее глаз, словно стараясь подтвердить правоту своих слов настойчивым и убеждающим взглядом.

Наверное, здесь ей следовало почувствовать себя польщенной… Ну еще бы, такой привлекательный во всех отношениях мужчина – и вдруг возжелал ее! Интересно, подумала Катрин, что предопределило подобный выбор. Про любовь даже и не заикнулся. Она не первая женщина, которую он хочет, и уж наверняка не последняя. Так почему прозвучало столь категоричное заявление? Почему адресовано именно ей?