Болевая точка: Воскреси меня для себя

ГЛАВА 5

МАРГАРИТА

– Да у него же здесь сквозное! Идиот! Он же сейчас кровью истечёт!

Мой собственный крик, злой и отчаянный, рикошетом отскочил от стен, утонув в глухом стуке его тела о паркет. Он рухнул не мешком, а целой скалой – тяжело, основательно, и на мгновение в квартире воцарилась оглушительная тишина. Гул холодильника, тиканье часов на стене, испуганное дыхание младшего брата – всё утонуло в вакууме, который образовался вокруг распластанного на полу тела.

Время сжалось до одной пульсирующей точки. Врач во мне одним щелчком выключил паникующую женщину, здравый смысл и инстинкт самосохранения. Мозг заработал с холодной, кристаллической ясностью, прокручивая протоколы действий в экстренной ситуации.

Первое – оценить угрозу. Угроза была не в нём, а в дырке, которую проделали в его боку.

Второе – остановить кровотечение.

Третье – не дать ему умереть и не сесть за это в тюрьму. Последний пункт казался самым маловероятным.

– Ты! – я рявкнула на Руслана, который застыл посреди комнаты с круглыми от ужаса глазами, глядя то на меня, то на своего брата. Он походил на оленя, застигнутого светом фар на ночном шоссе. – Не стой столбом! Помогать будешь!

Парень вздрогнул, словно его ударило током.

– Что… что делать? Бро… он…

– «Бро» твой сейчас отправится к праотцам, если ты не прекратишь хлопать ресницами! – отчеканила я, опускаясь на колени рядом с Дамиром. Быстрый взгляд на его лицо – бледное, с синевой у губ. Пульс на сонной артерии – частый, нитевидный. Плохо. Очень плохо. – В ванную! Быстро! Все полотенца, какие найдёшь, тащи сюда! И аптечку с верхней полки шкафа!

Руслан, наконец, сорвался с места, гремя ногами и едва не снеся торшер. Пока он метался по квартире, я уже действовала. Разорвала на его теле рубашку, не тратя время на пуговицы. Дорогая ткань, пропитанная кровью, поддалась с влажным, отвратительным хрустом.

Господи.

Взгляд профессионала мгновенно оценил масштаб катастрофы. Входное отверстие было небольшим, аккуратным, чуть ниже рёбер сбоку. А вот выходное, на спине, – рваным и некрасивым. Задеты мышцы, возможно, что-то ещё. Сколько крови он потерял, пока строил из себя героя и молчал, – одному богу известно.

– Вот! – Руслан вывалил на пол гору махровых полотенец – белых, бежевых, моих любимых, с вышитыми лавандовыми веточками. Следом на паркет с грохотом приземлилась аптечка.

– Давлю я, держишь ты! – я схватила первое попавшееся полотенце, свернула его в тугой валик и со всей силы прижала к ране на спине. Кровь тут же пропитала светлую ткань. – Дави сюда! Сильнее! Твоя задача – не дать ему истечь кровью, пока я разбираюсь с этим, – я ткнула пальцем в его младшего брата, который всё ещё лежал на диване, постанывая.

Моя гостиная окончательно превратилась в филиал преисподней на земле. Один бандит в полубессознательном состоянии на диване, второй – истекающий кровью на моём персидском ковре. Посреди всего этого – перепуганный юнец, пытающийся остановить артериальное кровотечение полотенцем для лица. А в углу, под креслом, сидел мой десяти-килограммовый кот Маркиз, распушившись до размеров небольшого медведя, и с немым ужасом взирал на происходящее. Его жёлтые глаза были похожи на два блюдца, и я была уверена, что если бы коты умели седеть, мой Маркиз уже стал бы платиновым блондином. Его царственное величество, привыкшее к порядку и своевременной порции тунца, явно не одобряло кровавую вечеринку.

– Так, – я поднялась, отряхивая руки. Адреналин бил в виски. В голове была звенящая ясность. – Младший, слушай мою команду. Сначала ты, – я подошла к дивану. – У тебя всё не так страшно. Пара царапин и ушиб. Сейчас быстро залатаю, и будешь мне ассистировать.

Пока я обрабатывала ссадины Руслана, мой мозг лихорадочно строил план. Моя квартира – моя операционная. Торшер, сдвинутый к самому дивану, – операционная лампа. Кухонный стол – стерильный (насколько это возможно) столик для инструментов. Вместо ассистента – парень с лексиконом из Тик-Тока. Идеальные условия для того, чтобы загреметь за решётку лет на десять.

Закончив с Русланом, который теперь смотрел на меня с благоговейным ужасом, я выпрямилась.

– Этого, – я кивнула на Дамира, – нужно перетащить на диван. Он тяжёлый, как чугунный мост, одна я не справлюсь.

– Я… я попробую…

– Не пробовать, а делать! На счёт «три». Раз… два…

Вдвоём, кряхтя и ругаясь шёпотом, мы кое-как втащили обмякшее тело на диван, который жалобно скрипнул под его весом. Я испортила его окончательно, но сейчас это было последнее, что меня волновало.

– Что у тебя в аптечке? – спросила я, вытряхивая содержимое на стол. Бинты, вата, перекись, йод… Скудно. – Крепкий алкоголь в доме есть?

– А? – не понял Руслан, не отрывая взгляда от брата.

– Водка! Коньяк! Виски! Что-нибудь выше сорока градусов! – прорычала я. – Быстро!

Он снова кинулся исполнять, на этот раз на кухню. Через минуту передо мной стояла початая бутылка дорогого коньяка.

– Отлично. Хоть какая-то от вас польза, – я открутила пробку и щедро полила свои руки, а затем протёрла лезвие кухонных ножниц. – Свети. И не отсвечивай.

Ножницами я безжалостно разрезала остатки его рубашки и дорогущих, судя по ткани, брюк. Пришлось повозиться, чтобы освободить его от одежды, не переворачивая лишний раз. Когда я закончила, то на несколько секунд замерла, разглядывая то, что оказалось под тряпьём.

Я видела много мужских тел. В силу профессии. Атлеты, качки, обычные офисные работники. Но это… это было другим. Не гора стероидных мышц, надутых в тренажёрном зале. Это было тело хищника. Длинные, сухие, идеально очерченные мышцы, каждая из которых была на своём месте и несла функциональную нагрузку. Рельефный пресс, косые мышцы живота, широкие плечи, плавно переходящие в сильные руки. И всё это покрыто сетью тонких, выцветших шрамов. Следы старых ножевых, несколько круглых отметин, похожих на ожоги от сигарет. Его тело было картой его жизни – жестокой, беспощадной, полной боли.

Я тряхнула головой, отгоняя неуместные мысли. Он не произведение искусства. Он мой пациент. Кусок мяса с дыркой, которую нужно залатать.

– Так, юноша, диспозиция следующая, – я обернулась к Руслану. – Я буду шить. Ты будешь держать его. Если он дёрнется, я могу проткнуть ему что-нибудь жизненно важное. Например, почку. Или печень. Учитывая, сколько он потерял крови, второй раз я его уже не спасу. Уяснил?

Руслан сглотнул и решительно кивнул.

– Уяснил. Что делать?

– Становись у его плеч. Держи крепко. Всем своим весом наваливайся, если понадобится.

Я приготовила всё, что было нужно. Промыла рану перекисью, затем остатками коньяка. Он застонал сквозь стиснутые зубы, даже в беспамятстве реагируя на боль. Его тело напряглось, превратившись в натянутую струну.

– Держи! – скомандовала я Руслану.

Взяла в руки иглу. Обычную, швейную, самую большую, какую нашла у себя в шкатулке. Простерилизовала её над огнём зажигалки, пока она не раскалилась докрасна. Нитку взяла шёлковую, самую прочную.

Это было безумие. Полное, чистое, дистиллированное безумие. Я, специалист по опорно-двигательному аппарату, собиралась зашивать сквозное ножевое ранение на дому, используя подручные средства.

Я сделала первый прокол.

Его тело выгнулось дугой. Из горла вырвался сдавленный, звериный рык. Руслан навалился на его плечи, что-то испуганно бормоча на своём языке.

– Тихо! – шикнула я. – Терпи, герой. Сам виноват, нечего было из себя Рэмбо строить.

Я работала быстро, на адреналине, полностью отключив эмоции. Стежок за стежком. Прокол, протягивание нити, узел. Мои пальцы, привыкшие к тонкой работе с позвонками и суставами, двигались уверенно и точно. Я была так близко к нему, что чувствовала жар его кожи, видела каждую каплю пота, выступившую на висках. Запах его тела – смесь крови, пота, дорогого парфюма и чего-то ещё, первобытного, чисто мужского, – забивался в ноздри, кружил голову. Запах опасности.

На середине работы он вдруг открыл глаза.

Взгляд был мутным, не сфокусированным, полным боли и недоумения. Но он смотрел прямо на меня. Его губы шевельнулись.

– Ты…

– Я, – отрезала я, не прекращая работы. – Лежи смирно. Иначе рискуешь остаться без селезёнки. Я не хирург, штопаю как умею.

Он снова попытался что-то сказать, и в этот момент его тело рефлекторно дёрнулось. Игла едва не соскользнула, опасно приблизившись к краю рваной раны.

Меня накрыло волной холодной ярости. Профессиональной злости на пациента, который мешает себя спасать.

Я наклонилась к самому его уху, так близко, что мои волосы коснулись его щеки. Мой голос был тихим, но, я знала, он пробирал до костей.

– Ещё раз дёрнешься – пришью твою руку к ноге, будешь всю жизнь здороваться, как пионер. Ты меня понял, Хасаев?

Я впервые назвала его по фамилии. И увидела, как в его помутневших тёмных глазах что-то щёлкнуло. Узнавание. Осознание. Он медленно закрыл глаза и обмяк. Больше он не мешал. Просто лежал, стиснув зубы так, что на скулах ходили желваки, и терпел.

Я закончила через вечность, которая на самом деле была, наверное, минутами двадцатью. Наложила тугую повязку из разорванной наволочки. Мои руки дрожали от перенапряжения. Спина гудела. Вся моя пижама, волосы, лицо – всё было в его крови.

Я отошла от дивана и, шатаясь, добрела до кресла. Рухнула в него, чувствуя, как уходит адреналин, оставляя после себя звенящую пустоту и дикую усталость.

Руслан всё ещё стоял над братом, как верный пёс.

– Он… он будет жить?

– Будет, – хрипло ответила я. – Если не подхватит заражение крови от моих нестерильных инструментов и шёлковых ниток. Первые сутки – самые важные. Нужен покой. И антибиотики. Которых у меня нет.

Я закрыла глаза. Картина последних часов пронеслась перед ними калейдоскопом: авария, угрозы, кровь, боль, его тело под моими руками…

Я стала соучастницей. Я укрыла преступников. Я оказала им помощь, не сообщив в полицию. Одной этой ночи было достаточно, чтобы моя размеренная, правильная жизнь полетела ко всем чертям.

Маркиз, решив, что самое страшное позади, неслышно спрыгнул с кресла и подошёл ко мне. Он запрыгнул на колени, свернулся тяжёлым, тёплым клубком и громко замурчал, пытаясь своим вибрато привести хозяйку в чувство. Я уткнулась лицом в его густую, пахнущую пылью и домом шерсть.

– Что же я наделала, Маркиз? – прошептала я в его пушистое ухо.

Кот в ответ лишь мурлыкнул громче, будто говоря: «Ты сделала то, что должна была. А теперь дай мне тунца за моральный ущерб».

Я подняла голову и посмотрела на них. Два брата. Два хищника из другого, жестокого мира, которые ворвались в мою жизнь и перевернули её с ног на голову. Один спал тревожным сном, другой лежал без сознания, залатанный мной на живую нитку.

«Утром я их выгоню», – твёрдо решила я. – «Выгоню и забуду, как страшный сон».

Но, глядя на тёмный профиль Дамира на фоне моей светлой стены, на его длинные ресницы, отбрасывающие тень на впалые щёки, я впервые за всю ночь почувствовала не злость и не страх. А что-то другое. Странное, тревожное, похожее на укол любопытства.

Что заставило этого человека с телом гладиатора и глазами смертельно уставшего волка молчать о ране, которая едва не стоила ему жизни? Гордость? Глупость? Или что-то ещё, чего я в своём правильном мире никогда не смогу понять?

Именно в этот момент Руслан, который до этого молча наблюдал за братом, тихо произнёс, глядя куда-то в стену:

– Он всегда такой. Никогда не скажет, что ему больно. Отец так учил. Жалость – для слабаков. А Дамир… он не слабак.

Эта простая фраза вдруг подсветила всё произошедшее совершенно иным светом. Она не оправдывала его, нет. Но она объясняла. И эта крупица понимания пугала меня гораздо больше, чем вид крови. Потому что она неожиданно превращала безликого бандита в человека с историей. А сочувствовать таким, как он, было опасно для жизни. Моей.

Я откинулась на спинку кресла, чувствуя, как сон, тяжёлый и липкий, как патока, начинает меня одолевать. Последней мыслью, промелькнувшей в тумане сознания, была абсурдная уверенность: эта ночь ещё не закончилась. Самое интересное только начиналось.

ГЛАВА 6

МАРГАРИТА

Я проснулась от боли.

Не чужой, а своей собственной. Тупой, ноющей, которая гнездилась в затылке и разливалась по затёкшей шее, превращая её в камень. Я спала в кресле, свернувшись в позу эмбриона, как будто подсознательно пыталась спрятаться от той реальности, что развернулась в моей квартире.

Первым, что ударило в мозг, был запах. Резкий, химический коктейль из спирта, йода и чего-то сладковато-металлического. Запах крови. Он пропитал воздух, въелся в обивку мебели, в шторы, в меня саму. Это был запах чужого, жестокого мира, который я неосторожно впустила в свой дом.

Я резко открыла глаза.

Картина, представшая передо мной, была хуже любого ночного кошмара, потому что была до ужаса реальной. В сером утреннем свете, пробивающемся сквозь щель в шторах, моя гостиная выглядела как декорация к низкобюджетному фильму про бандитов.

На моём любимом диване, том самом, за которым я охотилась полгода, лежал он. Старший. Дамир. Его огромное, израненное тело казалось инородным на светлой ткани, теперь безвозвратно испорченной огромным бурым пятном. Он дышал ровно, но неглубоко, грудь едва заметно вздымалась под самодельной повязкой из моей лучшей наволочки. На полу, на наспех брошенном пледе, скорчился младший, Руслан, который что-то тихо бормотал во сне.

Вокруг них – поле битвы. Окровавленные салфетки, пустые ампулы, пустая бутылка из-под коньяка, мои швейные ножницы, брошенные на журнальном столике.

Что я наделала?

Вопрос прозвучал в голове не с паникой, а с холодной, отрезвляющей злостью. Злостью на себя. На свою идиотскую профессиональную деформацию, на клятву, которую никто не заставлял меня давать, на рефлекс спасателя, который сработал раньше инстинкта самосохранения.

Ночь закончилась. Адреналин, который держал меня на плаву, схлынул, оставив после себя гулкую пустоту и дикую усталость. И решение. Твёрдое, как сталь.

Я поднялась с кресла, разминая затёкшие мышцы. Мои движения были тихими, выверенными. Я подошла к дивану. Наклонилась, чисто автоматически проверила пульс на его шее – ровный, уже не такой частый, как ночью. Осмотрела повязку – сухая, слава богу. Значит, внутреннее кровотечение я остановила. Затем так же бесстрастно осмотрела младшего. Тоже стабилен.

Прекрасно. Они выживут. А это значит, что моя миссия окончена. Они больше не мои пациенты. Они – проблема. Угроза. Два кровавых пятна на моей репутации, свободе и душевном спокойствии. И их нужно было срочно вывести.

– Подъём, – мой голос прозвучал хрипло и тихо, но в утренней тишине он щёлкнул, как хлыст.

Руслан вздрогнул и сел, испуганно хлопая глазами. Дамир открыл глаза медленнее. Взгляд у него был тяжёлый, осмысленный. Он молча смотрел на меня, и в его тёмных, почти чёрных глазах не было ни боли, ни удивления. Только холодная оценка.

Я скрестила руки на груди, чувствуя, как моя пижама, пропитанная запахом их крови, неприятно липнет к телу. Мне хотелось немедленно залезть под душ и тереть себя мочалкой до тех пор, пока не сойдёт кожа.

– Доброе утро, джентльмены, – в голосе звенел лёд. – Ночлег и медицинское обслуживание окончены. У вас есть ровно пять минут, чтобы собрать свои израненные тела и убраться из моей квартиры.

Руслан открыл рот, чтобы что-то сказать, но Дамир опередил его, бросив на брата короткий, властный взгляд. Тот сразу заткнулся.

– Мы не заплатили, – ровным, безэмоциональным голосом произнёс Дамир, делая попытку сесть. Он поморщился, но не издал ни звука.

– Ах, вы ещё и о счёте беспокоитесь? Какая трогательная щепетильность, – ядовито усмехнулась я. – Считайте это благотворительностью. Фонд помощи заблудшим бандитам. А теперь – на выход. Ваши пять минут пошли.

Я отошла к окну и демонстративно посмотрела на часы. Я не боялась их. Страх сгорел ночью, остался только пепел отвращения и желание поскорее очистить своё пространство.

Они поднимались медленно, кряхтя, поддерживая друг друга. Два подбитых волка, вынужденные покинуть чужое логово. Я смотрела на них, не чувствуя ни капли жалости. Только холодное удовлетворение от того, что этот кошмар вот-вот закончится.

Руслан, ковыляя к двери, обернулся. В его глазах было что-то похожее на щенячью благодарность.

– Спасибо вам… Вы… Вы нас спасли…

– Я спасала не вас, – отрезала я, не глядя на него. – Я спасала свою нервную систему от необходимости лицезреть два трупа на моей лестничной клетке. И свой ковёр от трудновыводимых пятен. Как видите, со второй задачей я не справилась. Так что не за что. Дверь вон там.

Они дошли до прихожей. Я шла следом, как тюремный надзиратель, провожающий заключённых к воротам. Я распахнула входную дверь, впуская в квартиру стылый утренний воздух подъезда.

– И чтобы я вас больше никогда не видела, – бросила я им в спину. – Чтобы даже духу вашего в моём районе не было. Понятно?

Руслан торопливо кивнул и уже шагнул за порог. А Дамир остановился. Он медленно обернулся, и наши взгляды встретились.

ДАМИР

Её голос – холодный, как сталь хирурга, – выдернул меня из тяжёлой, вязкой полудрёмы. Я открыл глаза и сразу её увидел. Она стояла у окна, и серый утренний свет очерчивал её строгий профиль, делая её похожей на статую разгневанной богини.

Я всё помнил. Боль. Её руки. Её голос у самого уха, тихий и яростный: «Ещё раз дёрнешься – пришью…». И странное, почти унизительное облегчение, когда я подчинился ей, отдал своё тело в её безжалостные, но спасительные руки.

Она нас выгоняла. Логично. Правильно. Любая другая на её месте уже давно сдала бы нас ментам. А она ждала до утра. Дала нам прийти в себя. И даже в её ледяном голосе не было страха. Только выжигающее презрение и усталость.

– Мы не заплатили, – я заставил себя сесть. Боль в боку тут же напомнила о себе тугим, горячим узлом. Каждый вдох отдавался эхом под рёбрами.

Её язвительный ответ не задел. Я привык к другому. К страху в глазах, к заискивающим улыбкам, к поджатым губам. А она смотрела на меня так, будто я был досадным недоразумением, мусором, который нужно вынести. И это… это вызывало странное, извращённое уважение.

Я кивнул Руслану, приказывая молчать. Лишние слова здесь были ни к чему. Она установила правила. Мы играем по ним.

Подниматься было адом. Мышцы не слушались, тело было чугунным. Я опёрся на плечо брата, он – на моё. Так, поддерживая друг друга, мы двинулись к выходу, оставляя за собой её осквернённый мир. Её дом, пахнущий книгами, кофе и какими-то травами, а теперь – нашей кровью.

Её последние слова, брошенные нам в спину, были приговором. «Чтобы я вас больше никогда не видела».

Я остановился на пороге. Руслан уже выскользнул на лестничную клетку. Я нутром чувствовал, что не могу уйти вот так. Не сказав ничего. Не оставив следа. Не «спасибо» – это слово было слишком пустым, слишком жалким для того, что она сделала. Нужно было что-то другое. Что-то, что она запомнит. Что-то, что свяжет нас крепче любых слов благодарности.

Я медленно обернулся.

Она стояла в дверном проёме – высокая, злая, невероятно красивая в своей ярости. Её серые глаза были похожи на штормовое море. Она смотрела на меня в упор, готовая захлопнуть дверь перед моим носом.

Я посмотрел ей прямо в глаза. Недолго, всего пару секунд. Но в этот взгляд я вложил всё. Осознание того, что она сделала. Понимание цены этой ночи. И обещание.

Мой голос прозвучал тихо, почти шёпотом, но я знал, что в пустой прихожей он прогремит, как выстрел.

– Я твой должник. Я вернусь. За часами.

Я не стал дожидаться её реакции. Резко развернулся и, опираясь на стену, пошёл вниз по лестнице, увлекая за собой ошарашенного Руслана. Я не видел её лица, но чувствовал её взгляд спиной.

Дверь за нами захлопнулась. Щелчок замка прозвучал как точка.

Но я знал, что это была не точка. Это было многоточие.

В моём мире долг за жизнь – это не деньги, которые можно вернуть. Это клеймо. Это цепь. И я только что надел один её конец на себя, а второй молча вложил в её руку. И теперь, хочет она того или нет, мы связаны.

МАРГАРИТА

Щёлк.

Замок сработал как гильотина, отсекая их окончательно. Я прислонилась спиной к холодной двери, и меня, наконец, затрясло. Неконтролируемая, крупная дрожь сотрясала всё тело. Адреналин отпустил, и на меня разом навалилась вся тяжесть этой бесконечной ночи.

Я медленно сползла по двери на пол.

Его последние слова висели в воздухе. «Я твой должник».

Не «спасибо». Не «извините за беспокойство и испорченный диван». А это. Тяжёлое, как могильная плита. Властное. Обрекающее. В его устах это прозвучало не как признание благодарности, а как приговор. Как будто он не получил от меня помощь, а, наоборот, взял что-то, что теперь давало ему на меня права.

Из-под кресла бесшумной дымчатой тенью выплыл Маркиз. Он подошёл, ткнулся своей огромной башкой мне в колено и громко, требовательно мявкнул. Затем обошёл квартиру, брезгливо обнюхивая следы чужого присутствия, и вернулся ко мне. Запрыгнул на колени, свернулся тяжёлым, мурлыкающим клубком и уставился на меня своими немигающими жёлтыми глазами. Во взгляде его величества читался немой вопрос: «Ну и что это, позвольте узнать, было? И где мой завтрак?»