- -
- 100%
- +
Я ворвался в её комнату. Место, которое даже после её ухода сохраняло фантомный отпечаток её личности. Идеальный порядок, приглушённые пастельные тона, лёгкий, едва уловимый аромат каких-то цветов и старых книг. Всё это было насмешкой. Насмешкой над моим хаосом, над моим публичным унижением, над моим бессилием.
– Где ты прячешься, Алика?! – мой рык потонул в идеальной акустике комнаты.
Ответом мне была лишь тишина. И пара янтарных глаз, сверкнувших из-под кровати. Тихон. Этот пушистый ублюдок не сбежал. Он остался здесь, как молчаливый хранитель руин, как живой укор. Он смотрел на меня без страха, с каким-то вселенским, философским презрением. Словно я был не грозным хозяином, а всего лишь шумным, невоспитанным варваром, вторгшимся в чужой храм.
Его спокойствие стало последней каплей. И я сорвался.
Ярость. Она была не горячей, не обжигающей. Она была холодной, как жидкий азот. Она требовала разрушения. И я решил дать ей то, что она хотела. Моя нога в дорогом ботинке от Zegna встретилась с изящным туалетным столиком.
Дерево жалобно хрустнуло, флаконы с духами, которые она так и не забрала, взлетели в воздух и со звоном разбились о стену, окатив персидский ковёр дождём из стекла и приторно-сладкого аромата. Запах ударил в нос, смешиваясь с пылью, и эта смесь стала запахом моего безумия.
Это было только начало.
Я превратился в стихийное бедствие. В торнадо, запертое в четырёх стенах. Я рвал шёлковые шторы, которые она так долго выбирала. Я швырял в стены книги в дорогих переплётах, и они падали на пол, ломая корешки, как птицы с перебитыми крыльями. Кресло, обитое бархатом, которое она любила, полетело в панорамное окно. Закалённое стекло выдержало, покрывшись сетью уродливых трещин, похожих на паутину, в которую я сам себя и поймал.
Я крушил всё, что попадалось под руку, пытаясь выплеснуть эту холодную ярость, этот липкий, унизительный страх, который я не мог признать даже самому себе. Каждый разбитый предмет был маленькой местью. Местью ей – за то, что оказалась не той, кем я её считал. Местью Агерову – за то, что он методично меня уничтожал. Местью самому себе – за то, что я, гениальный стратег, оказался последним идиотом.
Из-под кровати раздалось утробное, недовольное шипение. Тихон выполз из своего укрытия и, не удостоив меня даже взглядом, с царственным достоинством прошествовал к двери. Он не убегал в панике. Он просто уходил, с оскорблённым видом, словно говоря: «С вандалами я в одной комнате не нахожусь». Его спокойствие взбесило меня ещё больше. Даже кот. Даже этот проклятый кот был умнее и сильнее меня в этот момент.
И тогда мой взгляд упал на него. Комод. Тот самый, из тёмного, почти чёрного дерева, который она привезла из отцовского дома. Единственная вещь, которая была здесь до меня. Её личная территория. Я вцепился в его резные ручки. Он был тяжёлым, основательным, как и всё, что было связано с кланом Агеровых. Адреналин ударил в кровь. Я напряг все мышцы, рывком оторвал его от стены и, развернувшись, с первобытным рёвом швырнул его в противоположную стену.
Оглушительный треск. Грохот, от которого заложило уши. Комод врезался в стену, как таран, оставляя в дорогой венецианской штукатурке уродливую, рваную рану. Осколки лака и щепки разлетелись по комнате, как шрапнель. Я стоял, тяжело дыша, упираясь руками в колени. Мышцы гудели. Ярость, достигнув своего пика, начала отступать, оставляя после себя выжженную пустоту и горький привкус пыли во рту.
Я поднял голову, обводя взглядом поле битвы. Разруха. Хаос. Идеальный порядок её комнаты был уничтожен. Но облегчения это не принесло. Её призрак никуда не делся. Наоборот, он стал только плотнее, словно подпитываясь энергией моего разрушения. Он был в запахе её разбитых духов, в разбросанных страницах её любимых книг, в каждой трещине на стекле.
Мой взгляд зацепился за стену. За ту самую стену, куда я только что впечатал её комод. Штукатурка осыпалась, обнажив гипсокартон. А в нём…
Там, где только что была ножка комода, зияла небольшая дыра. И в глубине этой дыры я увидел то, чего здесь быть не должно.
Тусклый металлический блеск.
Сердце пропустило удар, потом ещё один, а затем заколотилось с бешеной, пулемётной скоростью, разгоняя остатки ярости и заполняя вены ледяным, колючим предвкушением.
Сейф.
Встроенный в стену. Скрытый за комодом. В нашей спальне.
Компромат. Вот оно что. Моя тихая, покорная мышка всё это время собирала на меня грязь. Вот он. Её штаб. Её арсенал, из которого она нанесла свой последний, сокрушительный удар. Она готовилась. Готовилась к войне, улыбаясь мне по утрам и подавая идеальную овсянку. Какая же я слепая, самовлюблённая свинья!
Я рассмеялся. На этот раз тихо, зло, без капли веселья. Ну что ж, Алика. Давай посмотрим твои козыри.
Я не стал возиться с кодом. Сбегав в свой кабинет, я вернулся с тяжёлой монтировкой. Несколько резких, сильных ударов. Металл жалобно скрипел, но поддавался. Замок был не слишком надёжным, скорее символическим. Ещё один удар. Дверца с противным скрежетом отскочила в сторону.
Руки слегка дрожали от смеси злости и триумфа. Сейчас я всё узнаю. Сейчас я получу в руки нить, которая приведёт меня к ней. Я заглянул в тёмную нишу.
И замер.
Там не было ни пачек денег, ни жёстких дисков, ни диктофонов.
В аккуратной, ровной стопке, словно самые ценные сокровища, там лежали обычные тетради. Десяток тетрадей в твёрдых, разноцветных обложках. Такие, какие продают в любом книжном магазине для студенток и мечтательных барышень.
Что за чёрт?
Это была какая-то злая шутка. Насмешка. Я ожидал увидеть арсенал для шантажа, а нашёл библиотеку школьницы.
Брезгливо, двумя пальцами, я вытащил верхнюю тетрадь. Обложка была тёмно-синей, почти чёрной, с тиснёным серебряным узором. Приятная на ощупь, бархатистая. Я провёл по ней пальцами. Никаких надписей. Никаких дат. Просто тетрадь.
Раздражение снова начало подниматься во мне. Что это? Её девичьи стихи? Рецепты пирогов? Что за чушь она прятала в сейфе?
Я открыл первую страницу.
И увидел её почерк. Аккуратный, немного наклонный, с круглыми буквами. Каждая строчка была выведена с идеальным нажимом. Этот почерк я видел сотни раз, но здесь он выглядел иначе. Живее. Интимнее.
Первая строка, выведенная на белоснежной странице, гласила:
«Сегодня мне исполнилось шестнадцать. И сегодня я впервые его увидела. Я пропала».
Это был её дневник!
Что за бред?!
Кто в наше время ведёт дневник в тетради? Пишет ручкой??? Это же… доисторический век! Сейчас никто этого не делает, любые заметки составляются в гаджетах, где можно пароль поставить. А бумагомарательством уже несколько десятилетий не балуется… Ну, видимо, кроме моей жены.
Я стоял посреди разгромленной комнаты, в облаке пыли и обломков, и держал в руках ключ. Ключ не к её местонахождению. А к ней самой. К той женщине, которая три года спала в моей постели и о которой я, как оказалось, не знал ровным счётом ничего.
Я ещё не понимал, что, открыв этот дневник, я открыл ящик Пандоры. Что каждая следующая страница будет сдирать с меня кожу, ломать мои кости и выворачивать мою душу наизнанку. Я ещё не знал, что эта тёмно-синяя тетрадь – начало пути, в конце которого я разрушу свой мир до основания и буду вынужден по крупицам собирать не только её следы, а и остатки собственной души.
Я просто сел на пол, прямо среди осколков и пыли, прислонился спиной к холодной стене и перевернул страницу.
ГЛАВА 9
РОМАН
«Сегодня мне исполнилось шестнадцать.
И сегодня я впервые увидела ЕГО.
Я пропала».
Три строчки. Аккуратный, почти детский бисерный почерк на идеально белой странице. И всё.
Я сидел на полу, прямо посреди хаоса и разрушения, которые сам же и учинил, и тупо смотрел на эти слова. В воздухе висела густая взвесь из пыли, запаха разбитого парфюма и моего собственного бессилия. А в руках я держал эту тёмно-синюю тетрадь, тяжёлую, как надгробный камень.
Пропала.
Губы сами собой скривились в злой, саркастической усмешке. Какая дешёвая, водевильная драма. Пропала. Словно героиня копеечного романа, который моя мать тайком читала по ночам. Я ожидал чего угодно – компромата, финансовых отчётов, планов мести. А нашёл… что? Девичий дневник? Секреты шестнадцатилетней прыщавой дурочки, спрятанные в сейф? Это была какая-то извращённая, злая шутка. Насмешка над моим положением, над моим страхом, над моей яростью.
Ещё не хватало читать какие-то девичьи влажные фантазии о ком-то…
Я с силой захлопнул тетрадь, собираясь швырнуть её в стену, вслед за всем остальным. Пусть горит синим пламенем вместе с остатками её жизни в этом доме. Но рука замерла на полпути.
«Перестань недооценивать свою жену».
Голос Агерова, ледяной и бесстрастный, прозвучал в моей голове так отчётливо, словно он стоял за спиной.
Я медленно разжал пальцы. Нет. Это не просто мусор. Она спрятала это. Спрятала так же тщательно, как готовила свой побег. Значит, для неё это было важно. А всё, что было важно для неё, теперь стало жизненно важным для меня. Это был единственный след. Единственная нить в этом проклятом лабиринте, который она выстроила вокруг меня.
Скрипнув зубами от собственного унижения, я снова открыл дневник.
«Папа устроил праздник в честь моего дня рождения в загородном клубе. Приехали все его важные друзья со своими скучными жёнами и не менее скучными детьми. Я сидела в углу, на террасе, и делала вид, что читаю книгу, а сама мечтала, чтобы всё это поскорее закончилось. Воздух пах озоном после короткого дождя, мокрой травой и сигарами. Я ненавидела этот запах. Он всегда напоминал мне о том, что я – лишь красивое приложение к своему отцу. Кукла, которую нужно периодически показывать гостям.
И тут появился он.
Он вошёл на террасу не так, как все остальные. Он не шёл, а двигался. Как пантера. Плавно, уверенно, словно весь этот мир принадлежал ему по праву рождения. Чуть позже я узнала, что он – сын одного из папиных важных и нужных бизнес-партнёров. А сейчас он шёл в компании моего двоюродного брата. Они о чём-то громко спорили и смеялись. И его смех… Боже, это был не весёлый смех. Он был низким, немного насмешливым, полным какой-то тёмной, опасной силы. Он был одет в простые джинсы и чёрную футболку, которая обтягивала его сильное тело. Коротко стриженные тёмные волосы, резкие черты лица, волевой подбородок. Он не был красивым в том слащавом, журнальном смысле. Он был… настоящим. Живым. Хищным.
Брат помахал мне рукой, и они подошли. Он представил нас: «Рома, это моя мелкая сестра, Алика. Алика, это Роман. Мой друг».
СТОП!
Рома?
Я что ли?
Я встряхнул головой, пытаясь осознать прочитанное.
Вечер. Гости. Брат Алики… Алика.
Твою ж мать! Пусто.
Я чуть поковырялся в памяти, но так ничего путного не припомнив, вновь вернулся к чтению.
«Он протянул мне руку. Я подняла на него глаза. И утонула.
Его глаза были цвета мокрого асфальта. Тёмные, почти чёрные, без дна. И в них не было ни капли той снисходительной вежливости, с которой на меня смотрели все остальные взрослые. В них был холодный, оценивающий блеск. Он смотрел на меня секунду, может, две. Но за эти две секунды он, казалось, увидел всё. Всю мою неловкость, весь мой страх, всю мою тоску. А потом уголок его губ чуть дёрнулся в подобии усмешки, и он коротко кивнул.
– Приятно познакомиться, – бросил он, и его голос, глубокий и рокочущий, заставил что-то внутри меня оборваться и рухнуть вниз.
И всё. Он отвернулся и снова начал говорить с братом. Для него я перестала существовать в ту же секунду. А для меня в ту же секунду перестал существовать весь остальной мир. Остался только он. Его голос, его смех, его тёмные глаза.
Я пропала».
Я закрыл глаза, ещё раз пытаясь вытащить из памяти тот день.
Шестнадцатилетие Алики. Загородный клуб.
Чёрт, это было так давно.
Но, вроде как, я смутно начал припоминать какой-то пафосный приём, на который меня затащил её брат. Кажется, я тогда только-только закрыл свою первую крупную сделку и был на взводе, пьяный от успеха и адреналина. Весь вечер я провёл в компании каких-то нужных людей, которых мне подсовывал её брат, пытаясь выбить для себя очередной контракт. Я помню запах сигар. Помню скучные лица. Помню, как отчаянно хотел свалить оттуда к девчонке, которая ждала меня в городе.
Но её… Я совершенно не помнил её.
Я прокручивал в голове события того вечера, как старую киноплёнку, пытаясь найти в толпе безликих гостей её лицо. Ничего. Пустота. Для меня её в тот день просто не существовало. Она была частью интерьера. Мебелью. Бесцветным пятном на периферии моего зрения.
А для неё этот день стал точкой отсчёта. Началом её личного апокалипсиса.
Я рассмеялся. Тихо, беззвучно, сотрясаясь всем телом. Какая ирония. Какая злая, издевательская насмешка судьбы. Вся её жизнь, весь её мир перевернулся из-за встречи с человеком, который её даже не заметил.
Я встал, ноги затекли и неприятно гудели. Подошёл к разбитому бару, нашёл уцелевшую бутылку виски и плеснул на два пальца в стакан, чудом уцелевший в этом погроме. Жидкость обожгла горло, но не принесла облегчения. Я снова сел на пол, прислонившись спиной к холодной, поцарапанной стене, и перевернул страницу.
«Я начала следить за ним. Я знаю, как это звучит. Гадко. Унизительно. Как будто я какая-то маньячка. Но я ничего не могла с собой поделать. Он стал моим воздухом, моей одержимостью. Я узнала, где он живёт, в каком университете учится, в какой спортзал ходит. Я подкупила охранника в его жилом комплексе, чтобы он сообщал мне, когда Роман выходит и возвращается. Я «случайно» оказывалась в той же кофейне, где он завтракал. Я «случайно» ходила в тот же книжный магазин, что и он. Он никогда не обращал на меня внимания. Я была для него невидимкой. Но мне было достаточно просто дышать с ним одним воздухом. Видеть его. Чувствовать, что он рядом».
Маньячка.
Она сама написала это слово. И оно было единственно верным.
Я отложил дневник и потёр виски. Голова гудела. Так вот оно что. Все эти «случайные» встречи, которые я смутно припоминал уже после нашей свадьбы, когда она пыталась найти общие темы для разговора. «О, ты тоже любишь этот книжный? А я там часто бывала». «Помнишь ту кофейню на углу? У них был лучший в городе латте». Я списывал это на совпадения, на тесный мир, в котором мы вращались. А это была спланированная операция. Многолетняя, методичная, одержимая охота.
И жертвой в этой охоте был я.
А я-то считал себя хищником.
Я встал и подошёл к разбитому окну. Паутина трещин искажала мир за ним, превращая идеальный пейзаж с подстриженным газоном и голубым бассейном в картину сумасшедшего художника. Таким же треснувшим и искажённым теперь казался и мой мир. Моя жизнь.
Она не просто любила меня. Она была одержима мной. Она построила вокруг меня целый культ, возвела меня на пьедестал, сделала своим божеством. И ради того, чтобы быть рядом со своим богом, она была готова на всё. Даже выйти замуж за человека, который её презирал.
Я поднялся и подошёл к треснувшему окну. Моё отражение, раздробленное на десятки осколков, смотрело на меня. И я впервые за много лет увидел не гениального стратега, не короля этого города. Я увидел в этих осколках лицо слепого, самовлюблённого, неблагодарного ублюдка. Чудовища.
«У твоей жены был только один враг, зятёк. И он сейчас со мной разговаривает».
Слова Агерова, брошенные в день нашего первого разговора после её побега, теперь обрели свой истинный, чудовищный смысл.
Я стоял и смотрел на своё разбитое отражение, и впервые в жизни мне захотелось ударить не стену, не мебель, не кого-то другого. Мне захотелось ударить себя.
Я медленно вернулся к разбросанным тетрадям. Мои руки больше не дрожали. Брезгливое любопытство сменилось чем-то другим. Голодом. Отчаянной, всепоглощающей жаждой знать. Знать всё. Понять. Увидеть мир её глазами. Пройти весь этот путь вместе с ней, страница за страницей.
Это больше не было расследованием. Это больше не было поиском зацепок, чтобы спасти свою шкуру от гнева тестя.
Это стало покаянием.
Я поднял с пола тёмно-синюю тетрадь, с которой всё началось. Сел на пол, игнорируя осколки и пыль. В дверном проёме, я знал, не оборачиваясь, сидел Тихон. Её верный, молчаливый страж. И я чувствовал его тяжёлый, осуждающий взгляд.
Я открыл дневник.
Я перевернул страницу, и мир за пределами этих стен, за пределами этих исписанных её почерком страниц, окончательно перестал для меня существовать.
ГЛАВА 10
РОМАН
«Проект «Гранит». Конкурент – фирма Коршунова. Роман недооценивает его. Считает его неповоротливым динозавром, неспособным на резкие движения. Ошибка. Коршунов – удав. Он действует медленно, но неотвратимо. Он не атакует в лоб, он душит. Сейчас он через три подставные фирмы, зарегистрированные на Кипре на имена бывших одноклассников его сына, скупает мелкие пакеты акций «Гранита». Ещё неделя, и он соберёт блокирующий пакет. Роман узнает об этом, когда будет уже слишком поздно. Он потеряет всё. Я не могу этого допустить».
Строчки плыли перед глазами. Буквы, выведенные её аккуратным, почти каллиграфическим почерком, превращались в ядовитых насекомых, которые вползали мне в мозг и откладывали там свои личинки. Я сидел на полу, в эпицентре устроенного мной же урагана, и держал в руках серую, невзрачную тетрадь, которая была страшнее любого компромата, страшнее пистолета, приставленного к моему виску. Потому что она убивала не тело. Она методично, страница за страницей, уничтожала мою суть. То, кем я себя считал.
Проект «Гранит».
Память – жестокая, услужливая тварь. Она тут же подсунула мне картинку: я, стоящий перед советом директоров, пьяный от триумфа. Я только что размазал Коршунова по стенке. Уничтожил. Растоптал. За несколько часов до решающего голосования акционеров я получил анонимное письмо. В нём, как на блюдечке, была вся схема Коршунова. Имена, офшоры, даты переводов. И вишенка на торте – грязная история про его главного юриста, который оплачивал со счетов этих самых фирм услуги элитных эскортниц для нужных людей в министерстве. Я помню, как упивался своей гениальностью. Своим чутьём. Своей способностью видеть на три хода вперёд. Я был богом. Я был непобедим.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.