Заговоры донской целительницы. Заповедные слова Казачьего Спаса против сглаза, порчи и дурного умысла

Очень часто какое-то большое дело начинается с чего-то очень незначительного. Так вышло и с этой книгой. Поводом к ее написанию послужил один небольшой разговор. Собственно, это и разговором-то назвать нельзя: просто перемолвились парой слов за общим столом. Был ноябрь; мы с мужем гостили на Дону у Калитвиных; там же был и дядя Домны Федоровны, Степан Терентьевич. Он заехал к Калитвиным по дороге домой из Ростова, где был в гостях у старого товарища, с которым прошел всю войну. Там, где казачье застолье – там разговоры и воспоминания, а дядя Домны Федоровны – прекрасный рассказчик. Затаив дыхание, мы слушали о его военной молодости, картины сражений и битв представали перед нами, как живые. Между прочим, Степан Терентьевич обмолвился, что в его отряде за всю войну никто не погиб, а если кто и получал ранения, то самые легкие, не требующие отправки в госпиталь. Домна Федоровна сказала ему на это:

– Ну, удивляться тут нечему, дядька Степан. У тебя же Спас-Броня, с ним никто не погибнет.

– Что такое Спас-Броня? – встрепенулась я. (За семь лет моих занятий Казачьим Спасом я ни разу не слышала такого названия.)

– Слова особые, как молитвы, – ответил Степан Терентьевич. – Читаешь их, чи наговариваешь на что-то, чи просто на бумажку пишешь, и в карман зашиваешь, альбо в пилотку. И вроде как получается броня у тебя от тех словес. Ни пуля не берет, ни хворь, никакая другая беда.

– А-а… это защитные заговоры, что ли? – спросила я.

– Не совсем, – старик погладил бороду, словно раздумывая, нужно ли объяснять подробнее. – Не совсем… Заговор – он в мирной жизни действует. А на войне, там заговор не поможет. Там сила побольше нужна. Вот эта сила и есть – Спас-Броня. Но пользовать ее, – тут он метнул острый взгляд в мою сторону, – можно только, ежели погибель грозит.

– Понятно, – кивнула я. Домна Федоровна много раз говорила мне о том, что в Казачьем Спасе существуют особые техники, которые используются только в экстренных случаях. Хранители передают их лишь тем, кто по роду деятельности постоянно подвергается опасности. Например, такими техниками владеет Георгий, сын Домны Федоровны – он полковник пограничной службы, служит на Кавказе в отряде особого назначения.

На том разговор и закончился. Я тут же забыла про Спас-Броню, не потому что мне было неинтересно, а потому что знала: в Казачьем Спасе есть вещи, недоступные простым ученикам, и нечего про них и думать.

Но на следующий вечер произошло нечто неожиданное. Домна Федоровна появилась в хателечебнице (где она принимает пациентов, и где останавливаются все гости) с красной папкой из кожи старинной выделки.

Ни слова не говоря, знахарка села за стол, достала из папки толстую тетрадь, прошитую суровой ниткой.

– Вот, доня, возьми.

И с этими словами вручила тетрадь мне.

– Что это, Домна Федоровна? – спросила я.

– Спас-Броня. Тот самый, о котором говорил самчон[1] Степан.

– Но ведь он сказал, что это только для тех, кто идет на войну… – изумилась я. – Как же вы это мне можете показывать?

– Ох, доня, – тяжело вздохнула Домна Федоровна. – Ты думаешь, сейчас люди мирно живут, не воюют? Еще как воюют! Только война эта – невидимая. Но гибнут люди на ней по-настоящему.

– А что мне делать с этой тетрадью? – спросила я.

– Самой учиться, и людей научить, – просто ответила наставница.

– Людей – близких? – уточнила я.

– Всех, кого сможешь.

– То есть… вы хотите сказать, что эти заговоры… эти словеса (я не знала, какое слово подобрать) – можно опубликовать в книге? – Можно, – кивнула знахарка.

– Но… это же тайное знание! – я была ошеломлена, вспомнив, каких трудов мне стоило уговорить знахарку издать заговоры из тетрадей бабушки Оксиньи[2].

– Теперь, доня, нет тайного знания, – скорбно ответила Домна Федоровна. – Тайное знание возможно только тогда, когда в мире все более или менее ладно идет. Когда жизнь сама по себе течет гладко: дети рождаются, люди живут, работают, женятся, пользу своей стране приносят, помнят Бога и знают, зачем живут. Теперь же все не так. Мир давно уже не тот, что раньше. Люди теперь не все вместе, а каждый сам по себе. И каждый человек воюет против целых полчищ зла, только сам об этом не знает. А один в поле не воин. Вот и пришло время открывать самое тайное, самое сильное. Вот как ты думаешь, для чего они вообще существуют на свете, тайны-то?

Я сразу не нашлась, что ответить.

– А тайны существуют для того, чтобы когда-нибудь они были раскрыты и поведаны всему миру.

– Не понимаю, – я пожала плечами. – А почему их сразу не поведать?

– А почему тебе сразу не поставить пятое колесо? – засмеялась знахарка.

– Какое пятое колесо?

– Которое у твоего мужа в машине в багажнике лежит.

– Так это запаска… куда ж ее ставить? Проколется рабочее колесо – пойдет в ход и запаска.

– Так вот тайна – это тоже запаска. Только особенная. На тот случай, когда у человека проколется не одно, а все рабочие колеса.

– А, поняла! – вскрикнула я.

– Ты, доня, не кричи, не радуйся раньше времени. Ничего ты пока не поняла, – нахмурилась Домна Федоровна. – Я тебе очень-очень попростому объяснила. На самом деле все гораздо сложнее, но это ты поймешь, когда сама начнешь заниматься Спас-Броней. Сперва тебе нужно уразуметь, зачем в мирной, как ты говоришь, жизни нужны эти словеса.