Русские и японцы на Сахалине

22-го апреля. – Сегодня японские караульные дали знать, что сельди (хероки) идут с моря к бухтам. Известие это чрезвычайно оживило японцев. Даже офицеры их вышли из домов своих смотреть на ход рыбы. Рабочие японцы и аины носили невода, готовили лодки – одним словом, все было в движении. Я велел дать знать мне, когда забросят японцы невод. Во втором часу, лодки с неводами отчалили. Я вышел посмотреть на ловлю. Японские неводы часты и чрезвычайно велики. Один невод окружает пространство сажен на 70 от берега. Но каково было мое удивление, когда, не дотащив невод сажен на 10 до берега, японцы оставили его в воде, потому что эти 10 сажен невод до того был наполнен сельдями, что несмотря на все усилия человек 60-ти работников, они не могли более притянуть невод в берегу. Я выехал на шлюпке к тому месту бухты, где вода возмутилась от хода рыбы. Гребцы, закладывая весла для гребки, выбрасывали ими по нескольку сельдей и жаловались, что они мешают грести хуже чем морская капуста. Можно представить себе теперь, как дорог Сахалин, т.-е. берег Анивы для японцев. Японцы и теперь уже много терпят в промысле, от того что аины восточного и западного берегов не пришли на работу, говоря, что они боятся войны между русскими и японцами. Они никому не хотят верить, чтобы возможно было, что русские будут жить в Аине с японцами без драки. Я предлагал японцам послать казака Березкина собрать аинов, но они просили, чтобы я этого не делал, что они уже послали 10 человек в Аруторо (восточный берег). Теперь у японцев работают только аинские аины, и то большею частью женщины. Для продовольствия команды свежею рыбою, я посылаю вечером трех человек на маленькой лодке с саками, чем на садках вынимают рыбу из барок. Люди наши вынимают, так сказать из природного садка, т.-е. прямо из бухты Томари, по 300 рыб в полчаса. Я закидывал наш невод и вытащил столько рыбы, что мы не знали куда девать ее, и потеряли только время на уборку её.

23-го апреля. – Сегодня, опять пришел ко мне Сумеди-Сама с Яма-Мадо. Кажется, цель его прихода была выпросить у меня карту России. Печатной я не имел, и потому согласился взяться не за свое дело – начертить карту всей российской империи, со всеми владениями её в Европе, Азии и Америке. Я нарисовал по просьбе Сумеди и пограничные с ней владения Китая и Японии. При этом я не провел границы между Сибирью и Китаем в Приамуском крае. Может быть, работа моя отправится к японскому императору на показ; хорошо что он не сумеет подметить неверность карты. Толковали мы с Сумеди и о торговле. Я велел принести красное и черное сукно. Мне хочется заставить как-нибудь японцев начать с нами мену. Вольность отзывов Сумеди о своих начальниках и о других предметах, относящихся до Японии и России, подавала мне надежду, что он согласится скрытно меняться с нами товарами; на первый раз и это было бы хорошо. К сожалению, надежда моя не сбывается, и я подозреваю, что хитрые японцы, поручив Сумеди выведывать от меня что их интересует, позволили Сумеди вести себя так, чтобы я думал, что он от себя говорит и действует для своей собственной пользы, между тем как он только исполняет задаваемые ему уроки старшим начальником. Я делаю вид, что будто ничего не подозреваю, и думаю, что действительно Сумеди скрытно действует от своих начальников и всегда серьезно обещаю ему, что ничего не скажу им про то, что он говорил со мною. Раз я попросил у него, чтобы он мне променял обделанную раковину на хрустальную тарелку. Он согласился, отдал раковину и взял тарелку.

24-ое апреля. – Многие аины говорили Дьячкову, что они слышали от других аинов, будто у Сиретоку (Анива) ходят два русских судна. Кажется, это уже 10-й раз с марта месяца, что видят судно у Сиретоку. Ловля идет у японцев очень лениво, хотя с тем числом работников, которое они имеют в Томари (около 100 чел. япон., аинов и аннок) можно бы гораздо более дела сделать. Они не убрали еще и одного невода, а несколько их стоит в воде с рыбою невытащенными еще на берег.

25-ое апреля. – Сегодня вновь пришедший аин потвердил, что два судна ходят у мыса Анивы, и что даже несколько человек съезжали на берег. Если это русские суда, то непонятно, отчего они нейдут внутрь залива Анивы. Надо полагать, что это китобои. Однако я решился поехать на шлюпке за мыс Эндоморо, закрывающий от нас м. Аниву, в надежде, что если горизонт будет ясный, то я увижу в трубу, если же туманный, то пошлю двух казаков в Сиротоку разузнать, правда ли, что жители видели суда, и если правда, то ожидать пока сами не увидят и тогда подать знать на судно, если оно русское, выстрелами из ружей. В 9-мь часу пришел Сумеди-Сама с Яма-Мадо и спросил слышал ли я, что русские суда пришли. Я сказал, что слышал. Тогда он спросил, поеду ли я сам, или пошлю кого-нибудь к ним. Я сказал, что я поеду к мысу Эндоморо посмотреть в зрительную трубу, когда марево пройдет. Он просидел у меня до того времени, когда мне дали знать, что люди готовы на молитву (это было в воскресенье). Я начал собираться, а Сумеди пошел к Рудановскому. Между разговором Сумеди сказал мне, что их начальник запретил, чтобы не пугать рыбу, бить в барабан, как это прежде делалось для сигнала идти в обеду и на работу. Я ему сказал на это, что вероятно они не полагают, чтобы наш маленький колокольчик, в который бьют часы и рынду, мог бы пугать рыбу. – «Колокол не мешает, но выстрелы из пушек могут прогнать рыбу; а я слышал что русские палят, когда приходят суда», ответил мне Сумеди. Я ему обещал, что буду просить свое начальство позволить не салютовать кораблям. Действительно, надо будет это сделать. После молитвы, в 1-м часу, я выехал на шлюпке. Обогнув м. Эндоморо, я увидел, что горизонт закрыт туманом и м. Анивы нельзя видеть. Я однако поехал далее, чтобы высадить двух казаков. Ветер, бывший от м. Эндомора совершенно противный, пошел немного в западу, и мы поставили паруса. Проезжая с. Хукуй-Катан, я увидел в зрительную трубу, что и в этом селении уже поймано много сельдей, они лежали большими кучами на берегу. Скоро мы обогнули мыс Хукуй-Катана и пошли мимо озера Отосам к следующему мысу, где и пристали в берегу. Я отправился с каз. Дьячковым и Березкиным вокруг мыса, чтобы выдти на открытое место. Обогнув его, мы увидели, что следующий мыс опять закрывает нам Аниву. Было уже часов пять, и надо было думать о возвращении домой. Мы вернулись к шлюпке, взойдя по дороге на вершину берега посмотреть в трубу. Идучи мы заметили на песке свежий след медведя. Я смерил величину следа – вышло две четверти: это лапа огромного медведя, каких в России кажется нет[6]. У меня естьшкура черного медведя, убитого в Хукуй-Катане: она имеет длины от шеи до хвоста 11 четв., т.-е. 1 с. без четв.; придя к месту, где вытащена была шлюпка, я застал готовый чай. Назначив казаков Березкина и Монакова идти к м. Аниве, чтобы разузнать о виденных судах, и отправил их с провиантом на неделю, а с остальными 3-мя гребцами отвалили от берега. Ветер был попутный, потому мы тотчас же поставили парус. Проходя не более как в полуверсте от берега, где находится оз. Отосам, мы увидели в саженях 20-и от нас, между берегом и шлюпкой, фонтан, пущенный китом. Скоро показалось туловище, а потом хвост чудовища. Не прошло получаса, как матрос на руле заметил, что-то лежит поверх воды перед носом шлюпки. Мы приняли сначала это за плавающее дерево, но приблизясь саженей на 5 к нему, я увидел, что не может быть такое толстое дерево и тотчас велел взять лево руля, чтобы отойти; едва мы отвернули, как вода с шумом и брызгами раздалась и хвост ныряющего кита поднялся во всю величину свою. Мы чуть-чуть не натолкнулись на спящего кита. Судя по хвосту он был из маленьких китов, т.-е. сажени четыре длины. Киты бывают в 12 и даже 13 сажен. Ужасное множество сивучей постоянно окружало нас. Сивучи, выныряя из воды, вытягивают к верху голову и так держатся совершенно вертикально, выказывая более аршина из своего туловища. Они имеют около одной сажени длины. Рев их похож на бычачий. Говорят, что их опасно стрелять лежащих на берегу потому, что раненые они с яростью бросаются на стрелка и чрезвычайно быстро бегут опираясь на свои лапы и хвост. Подъезжая к посту, я увидел, что пришли две японские джонки, находившиеся в Тиатонари, за японцами. Их приехало всего около 20-ти человек.

26-го апреля. – О судах нет никакого известия. Сегодня я смотрел на рыбную ловлю японцев, и теперь не удивляюсь, что они нуждаются в аинах. Способ вытаскивания невода так дурен, что действительно необходимо не менее 70-ти ч. на невод. У них нет тоней, какие делают у нас, где 10 рыбаков легко повертывают канат. У них тянут канат рабочие от начала до конца руками. Один конец впрочем наворочивали на вертящуюся тумбу, но она так тонка и канат делает столь малый оборот, что эта работа еще медленнее, чем просто руками тянуть. Необычайно количество рыбы, дешевизна найма аинов, или лучше сказать малость подачки, отпускаемой им.

27-го апреля. – Сегодня ночью пришли аины сел. Найпучи на работу к японцам. Один из них, узнав в часовом у южной казармы казака Дьячкова, подошел к нему и сказал; чтобы он вошел с ним в казарму. Дьячков вызвал смену пошел с аином. Тот ему дал трав, сказав, чтобы он не говорил японцам, потому что тогда они убьют его. Дьячков ему старался объяснить, что хотя русские дружно живут с японцами, но это не значит, чтобы они позволили японцам убить аина за то, что он служил им. Аин ответил на это, что если русские посылают аинов на работу к японцам, то значит они оставляют их беззащитными под начальством японцев[7]; сказав это, он попросил за траву табаку, и потихоньку ушел к аинским юртам. Вот ответ всех аинов на наши убеждения, чтобы они не боялись янонцев. Они не верят и совершенно справедливо; я вместе с ними не могу понять возможности, чтобы русские и японцы вместе жили в Аниве, и при этом чтобы аины оставались в прежнем отношении к японцам, т.-е. в рабстве. Это вещь невозможная; след. или японцы должны признать Кусун-Катан (Анива) русскою землею, и на этом основании изменив закон свой придти на русскую землю промышлять рыбою, уговариваясь с аинами насчет найма к ним в работники по вольной с обеих сторон цене; или русские должны перейти жить из Кусун-Катана в другое место, предоставя аинам оставаться работниками у японцев или перейти к русским поселениям для занятия пушными промыслами. В положении же, в котором мы теперь находимся, оставаться далее нынешнего лета нельзя. Я уже выше сказал, что аины дальних селений до сих пор нейдут в японцам на работу, отговариваясь тем, что они не могут верить тому, японцы с русскими будут мирно жить в Кусун-Катане. Чтобы собрать их, следует послать партию русских. Во-первых, теперь это невозможно, потому что вся команда больна цингою; а во-вторых, странно, если мы не только будем оказывать послабление японцам, оставляя аинов в их воле, но еще будем силою собирать их для отдачи в рабство к ненавистным для них господам. Поэтому не следовало, – решившись раз занять Аниву и встать в главное японское селение, употреблять увертливых приказаний, – стараться сдружиться с японцами и аинами и отнюдь не тревожить первых в их рыбных промыслах, не дозволяя только им привозить войска и пушки. Это возможно только тогда, мы встали бы севернее японских заселений. Объявив тогда японцам, чтобы они не привозили войска и пушек и доставили аинам свободно наниматься служить кому они хотят, мы могли бы рассчитывать на то, что хотя японцы вследствие этого и лишились бы в большой части аинских работников, но однако, дорожа своими промыслами и не имея над головами русских строений, они приезжали бы на Сахалин и не строили бы крепостей, лишь бы только не прогнали их.

Сегодня Сумеди-Сама пришел ко мне в 5-м часу, по обыкновению с чаем. Я ему подарил или лучше сказать заплатил шестью фунтами сахару за рис, который он прислал накануне. Он пришел собственно для того, сказать, что если завтра будет попутный ветер, то четыре конвася пойдут в Сирануси для того, чтобы перевезти оттуда офицеров и солдат, всего 77 челов. Это же самое число он говорил при первом объяснении со мною насчет того скольким солдатам я могу дозволит приехать на Сахалин. Отсюда надо заключить, что или вследствие этого объявления японцы послали с ушедшими тремя конвасями извещение о числе солдат, которое я могу допустить, или Сумеди обманывает. Мне еще то было подозрительно, что Сумеди хитрит; он между разговором сказал, будто слышал, что японское большое судно видели в море аины из Сирануси; что это вероятно судно с провиантом и товаром. Потом он сказал, что он тоже слышал, что из Мацмая приедет императорского войска офицер и солдаты. Подозревая, что он испытывает, как я смотрю на это обстоятельство, я ему сказал: «Сумеди-Сама, скажи своему старшему начальнику, что если приедет на Сахалин солдат и офицеров более того числа, в котором мы условились, то я приму это за враждебные действия и потому употреблю силу, чтобы не допустить японцев увеличивать числа вооруженных людей». Сумеди начал клясться, что японцы не хотят вести войну с русскими, что он не знает хорошо, сколько назначено всего солдат на Сахалин, а говорит так только; что же касается до него самого, то его главная забота о том, чтобы рыбные промыслы были успешны, что он отсоветовал своему начальнику поставить у своего дома пушки, боясь, что аины разбегутся. Я сказал ему, что он хорошо сделал, что отсоветовал ставить пушки, потому что если бы я их увидел, то потребовал бы их, и я ему поручаю сказать старшему начальнику японцев, чтобы я ни пушек, ни больше условленного числа солдат не видел у японцев, если они действительно не хотят воевать с нами; что я не хочу да мне и не приказано драться с японцами; а если я раз это говорю, то это правда, потому что русский офицер знает, что Бог слышит что он говорит; позволить же японцам вместо работников наводить войска, – не могу. Сумеди на это сказал, что японцы боятся нападений Хвостова и потому привезли солдат себе в защиту. Я на это возразил ему, что Хвостов был с купеческим судном и разбойничал, а я пришел от императора русского. Прощаясь он сказал мне, что поедет в Усунной и Унду сказать аинам, чтобы они не боялись и не убежали, если услышат пушечные выстрелы, потому что это будет салют русским. Я ему заметил, что намерен по прибытии русских судов послать шлюпку просить, чтобы не салютовали, потому что это может отогнать рыбу, а потому он может надеяться, что стрельбы не будет, если только не придется подать ночью сигнал, когда судно будет искать нас, и то я постараюсь дать знать огнем фальшфейеров. Сумеди очень обрадовался этому известью и довольный ушел от меня. Я приказал Дьячкову завтра постараться свидеться с ним или с Яма-Мадо, чтобы еще пересказать о нашем разговоре, потому что я худо говорю и может быть Сумеди не все понял. Аинам же я велел отвечать на вопросы, останутся ли русские, что никто не может теперь их вывести из Аину-Катан, потому что русские пришли туда по повелению своего императора, но что может быть перенесен пост на другое более удобное место.