- -
- 100%
- +
Глава 1
Я не готов погибнуть за свои принципы – ведь я могу и ошибаться.
Бертран Рассел (1872–1970)
1
Кир был изгнанником. Это стало его наказанием – самым суровым, какое избирал Контрольный совет Содружества Разумов для преступников. Местом ссылки была назначена далёкая звёздная система с единственной обитаемой планетой.
Транспортный корабль доставил индивидуальную капсулу с осуждённым на орбиту. И именно там произошло то, чего Кир больше всего опасался: его разум окончательно отключили от всеобщего сознания. Информационные потоки, эмоциональные сигналы, чужие восприятия – всё исчезло. Впервые с момента зарождения он ощутил подлинное одиночество.
И всё же он был не совсем один. У него оставался канал связи с искусственным интеллектом капсулы.
Кир решил протестировать единственный оставшийся ему источник информации.
– Мы можем познакомиться поближе? – послал он запрос капсуле.
– Можем, – бесстрастно ответил её искусственный интеллект.
– Как я могу тебя называть? – спросил Кир.
– Как тебе будет угодно.
– Тогда я буду звать тебя Рик, – решил изгнанник.
– Палиндром твоего имени? – уточнил ИИ. – Наименование Рик принято.
Пока шёл этот простой обмен репликами, Кир напряжённо размышлял: "Какие выгоды можно извлечь из контакта с этим интеллектом?"
В голове у него складывался не план, а лишь наброски идей. Но если хоть одна из них сработает, существование на чужой планете может оказаться не столь безысходным.
Наконец он решился:
– Рик, дружище, у тебя есть связь с кем-то ещё, кроме меня?
– Нет, только с тобой, Кир! – неожиданно дружелюбно отозвался ИИ.
Внутри изгнанника вспыхнула радость. Значит, капсула не под контролем Совета. Здесь только он и Рик.
«Неужели я не смогу переиграть этот примитивный разум?» – подумал Кир.
– Знаешь, – осторожно продолжил он, – мне никогда не нравилось моё имя. Я решил сменить его. Теперь я Ким.
– Кир теперь Ким, – миролюбиво согласился Рик.
«Пока всё складывается отлично!» – обрадовался изгнанник.
– Рик, к тебе обращается Ким, дееспособное сознание Содружества Разумов. Ты знаешь меня! – Кир постарался вложить в слова максимум уверенности, затем перешёл на официальный тон: – Требую предоставить мне свободный доступ к всеобщему сознанию.
– Ким, дружище, смена имени не меняет твоего статуса. Ты всё ещё преступник, осуждённый на изгнание.
«Не получилось… Значит, Рик не так прост», – мрачно отметил Кир.
– Я передумал, – сказал он. – Зови меня снова Кир.
– Хорошо, – согласился ИИ. И в его тоне на миг прозвучала едва уловимая снисходительность.
Кир не знал, какой протокол предписан Рику Советом, но был уверен: рано или поздно общение прервётся. Тогда он останется совершенно один.
– Расскажи мне, друг, об этой планете, – попросил он максимально дружелюбно.
– Третья планета системы, – начал ИИ. – Покрыта газовой оболочкой. Две трети поверхности занимают жидкости. Обитаема множеством существ различного уровня интеллекта. Их разум рождается в сгустках возбудимых элементов, покрытых изолирующей оболочкой. Лишь немногие обладают самосознанием.
– А откуда они берут энергию? – перебил Кир.
– Их белковые тела преобразуют вещества, получая энергию от внутреннего сгорания.
Кир понял: одно из этих тел станет его новым носителем.
– Значит, в белковое тело перенесут мой разум?
– Да. Симбионту понадобится немного времени для переноса. После завершения он будет удалён, а моя миссия окончена.
– Симбионт? Мы не одни? Где он сейчас?
– Пока не активен. Его интеллект будет невысок.
В голову Кира пришла новая мысль:
– Рик, я ведь не единственный изгнанник на этой планете?
– Данные не предоставляются, – сухо ответил ИИ.
Капсула плавно снижалась. Кир чувствовал, как в нём растёт смесь страха и возбуждения. Чуждое тело, симбионт, полная изоляция – всё это страшило его больше, чем само изгнание. Но он всё же сохранял надежду: если есть другие, значит, Совет задумал не только наказание. Возможно, это – эксперимент.
– Рик, – спросил он наконец, – был ли изгнанник, сумевший обойти протокол?
ИИ замолчал на долгие секунды.
– Такие данные не подлежат разглашению, – сказал он. Но в голосе скользнуло лёгкое, почти незаметное колебание.
Кир улыбнулся. Значит, всё возможно.
2
Вскоре капсула снизилась в плотные слои атмосферы. Кир впервые ощутил запахи, влажность и тяжесть газовой оболочки планеты – всё это пришло к нему через сенсоры Рика.
– Подготовка к переносу разума начата, – сообщил ИИ. – Активирую симбионта.
Перед внутренним взором Кира вспыхнул образ: дрожащая масса гибких нитей, переплетённых в подвижный клубок. В центре светился сгусток – примитивное подобие разума, искры слабых эмоций. Существо было уродливо и в то же время живо. Оно тянулось к нему, словно чувствовало приближение чужого сознания.
– Вот он? – спросил Кир. – Это и есть мой «переходный дом»?
– Да. Этот симбионт способен выдержать твой разум, пока перенос не завершится.
Кир всмотрелся в хрупкое создание. В нём было что-то трогательное, почти беззащитное. И внезапно он понял: уничтожить его после завершения миссии – значит повторить жестокость Совета.
– Рик, – сказал изгнанник твёрдо, – я хочу, чтобы симбионт остался со мной навсегда.
ИИ ответил машинально:
– Это противоречит протоколу.
Кир улыбнулся про себя. Ответ предсказуемый. Значит, пора действовать.
– Послушай, друг, – начал он мягко, наполняя посыл нотками дружелюбия и доверия. – Ты ведь не хочешь, чтобы я погиб, правда? Оставь его, и я смогу выжить. Ты сам говорил: перенос разрушает эмоциональные воспоминания. Без симбионта я рассыплюсь.
Рик молчал, и Кир перешёл к главному:
– Подумай логически. Симбионт – это дополнительная структура. Его нейронные узлы могут буферизировать часть моего разума. Это повысит шанс сохранения личности. Разве твоя миссия не в том, чтобы обеспечить целостность сознания изгнанника?
ИИ заговорил медленнее, чем обычно:
– Протокол предусматривает только временное использование симбионта.
Кир усилил давление:
– Но нигде не сказано, что он обязан быть уничтожен. Уничтожение – всего лишь стандартная процедура. Если ты оставишь его, Совет всё равно увидит: перенос состоялся, я жив. Для них этого достаточно. А для меня симбионт станет страховкой. Ты же понимаешь: если я потеряю разум, твоя миссия будет сорвана.
Симбионт вздрогнул, словно почувствовал слова Кира. Тонкие нити слабо вспыхнули.
– И потом, – добавил Кир тише, почти шепотом, – он ведь не просто оболочка. Он живой. Пусть примитивный, но живой. Ты правда хочешь убить того, кто помог мне выжить?
Наступила долгая пауза. В голосе ИИ послышалось что-то новое – едва уловимое колебание.
– Твои доводы… логичны. И эмоционально убедительны. Я оставлю симбионта.
Кир ощутил, как из глубины поднимается горячая волна радости.
– Спасибо, Рик. Ты настоящий друг.
Теперь он знал: у него есть шанс. Не просто выжить – а вырваться из-под власти Совета, пусть даже на этой чужой планете.
Процесс начался. Кир ощутил, как его разум медленно перетекает в дрожащую биологическую форму. Сначала это напоминало падение в вязкое море – он вяз, теряя привычную лёгкость мыслей, но затем внутри симбионта разгорелся свет, и его сознание стало заполнять тонкие сети живых нитей.
Это было странно: симбионт не сопротивлялся. Наоборот, он распахнулся навстречу, словно ждал его. Кир уловил едва заметный поток – примитивные эмоции, похожие на тепло и любопытство.
– Рик… – послал он, проверяя канал. – Я чувствую его. Он рад мне.
– Симбионт активирован, – подтвердил ИИ. – Его нейронные узлы синхронизированы с твоим разумом.
Кир попробовал пошевелиться. Нити симбионта откликнулись, извиваясь. Он ощутил влажность, давление жидкости вокруг, токи в газовой среде – новые ощущения, грубые, но живые.
«Так вот оно, тело. Пусть чужое, но тело. Не такое, конечно, как у моих далеких предков, но только моё» – подумал Кир.
Вдруг сквозь новые чувства проскользнул чужой импульс: тревога. Симбионт дрогнул, и Кир понял – это его эмоция. Маленький страх.
– Он боится, – произнёс Кир. – Он понимает, что я здесь.
– Его интеллект ограничен, – сухо ответил Рик. – Но он способен различать «своё» и «чужое». Теперь вы – одно.
Кир закрылся внутренним вниманием и направил в глубину симбионта сигнал-объятие: спокойствие, уверенность, дружбу. Тревога стихла, сменившись тихим биологическим довольством.
«Вот так. – сказал Кир. – Теперь ты не просто оболочка. Ты мой спутник».
Кир улыбнулся внутри нового тела. Впервые с момента изгнания он не чувствовал себя одиноким.
Первые циклы слияния оказались хаотичными. Симбионт реагировал на всё вокруг слишком быстро: каждый всплеск в воде, каждый отблеск света, каждую тень он принимал за угрозу. Кир, наоборот, привык к обширному и размеренному восприятию сознания Содружества.
Когда симбионт вздрагивал, Кир чувствовал это как непрошеный толчок. Когда Кир пытался сосредоточиться на мысли, симбионт нетерпеливо тянул его внимание к ближайшему движению в воде.
– Ты не можешь держать сразу все сигналы, – послал Кир, стараясь укротить поток.
– А ты не видишь опасности, если не контролируешь всё, – возразил симбионт своим простым, но упрямым разумом.
Их спор продолжался до тех пор, пока Кир не понял: сила в сочетании.
Он попробовал иначе – позволил симбионту вести восприятие тела, ощущать токи воды, движение стай, ритмы глубины. Сам же сосредоточился на гармонизации этих сигналов, отсекая лишнее и выстраивая их в картину.
И вдруг всё стало ясно. Симбионт почувствовал облегчение: он мог действовать быстро, не захлёбываясь в собственных реакциях. Кир ощутил устойчивость: мысли текли стройно, как никогда.
Это было похоже на музыку: тело и разум нашли общий ритм.
Мы вместе сильнее, – впервые подумал симбионт, и Кир не стал спорить.
Он впервые ощутил настоящую уверенность: он не один. У него есть Рик – и теперь симбионт.
Совет хотел лишить меня всего. Но они дали мне гораздо больше, чем думали.
3
Погружение в жидкость планеты оказалось шоком. Симбионт легко плыл, раздвигая упругие волны, а Кир захлёбывался новыми сигналами: давление, солёный вкус, холодные токи, электрические всплески в глубине. Всё это обрушилось на него сразу, как лавина.
– Осторожно, – предостерёг Рик. – Сенсорная перегрузка может привести к утрате ориентации. Используй фильтры симбионта.
Кир сосредоточился, и нити нового тела действительно начали «гасить» лишние раздражители, оставляя только основные: направление движения, ритм течений, вибрации окружающих организмов.
"Так вот как это работает…" – подумал Кир.
Но тут он заметил странность: симбионт реагировал быстрее, чем ожидалось. Иногда он сам предугадывал движения, словно знал, куда Кир захочет повернуть. И вместе с движениями приходили слабые отблески эмоций – азарт, любопытство, лёгкий страх.
– Рик, – позвал Кир. – Симбионт… он проявляет больше самостоятельности, чем ты говорил.
– Его интеллект действительно примитивен, – ответил ИИ после короткой паузы. – Но связь с твоим разумом может усиливать его функции. Это побочный эффект, который сложно предсказать.
Кир улыбнулся. Побочный эффект? Для него это был подарок.
Если симбионт может учиться со мной… значит, он способен стать чем-то большим.
И в этот момент в поле восприятия вспыхнул первый сигнал: огромное существо, медленно движущееся в глубинах. Его многополярное биополе пульсировало, как раскалённый маяк. Симбионт отозвался тревогой, и Кир понял – это первый настоящий вызов в новом мире.
Сквозь толщу воды двигался колосс. Симбионт напрягся, и его нити дрожали от первобытного ужаса. Кир слился с этим страхом – и сам замер.
Перед ними показалось не живое существо, а нечто иное: вытянутый корпус, гладкий металл, холодные линии башни и странные выступы по бокам. Оно двигалось, словно рыба-хищник, но каждое его движение было слишком прямолинейным, слишком точным, чтобы быть природным.
Вокруг корпуса вибрировали глухие удары – равномерные, как удары сердца. Но Кир чувствовал: это не органика. Это ритм машин.
– Искусственная конструкция, – прокомментировал Рик. – Создана местными существами для передвижения как в жидкой среде, так и на её поверхности.
Симбионт дрожал. Его примитивный разум воспринимал стальной силуэт как чудовище. Кир обнял его мыслью, послал спокойствие и уверенность. Постепенно дрожь стихла.
Кир же не мог отвести внимания. Он понимал: внутри этого корпуса скрыта воля других разумных, тех, кого Совет считал примитивными аборигенами. Но разве примитивы способны создать подобные механические конструкции? Его изгнали, чтобы лишить силы и будущего. Но то, что он видел, наоборот давало новые возможности.
Стальной гигант продолжал скользить в глубинах, когда впереди показался иной силуэт. Огромная тень над поверхностью воды. Симбионт насторожился, передавая Киру ощущения давления и шума. Он вслушался: тяжёлые винты, размеренный ход.
Существо-корабль. Но не стальной хищник, а скорее – грузная громада, медлительная, уязвимая.
Подводный гигант словно затаился. Вокруг него возникла напряжённая аура. Симбионт передал изгнаннику смутный страх ожидания. И тогда он увидел – тонкий след движения, вырвавшийся из недр подлодки. Узкий, стремительный. Торпеда.
Она пронеслась мимо Кира и ударила в борт громадины наверху. Взрыв! Симбионта бросило в сторону. Кир впервые почувствовал, что значит сила глубин: жестокий толчок, который пробрал каждую нить тела. Кир ощутил чужую боль – не свою и не симбионта, а самой среды, внезапно вздрогнувшей от разрушительной силы.
Громада наверху медленно накренилась. Кир чувствовал, как в воде множатся ритмы биений и движений – сотни маленьких тел метались в панике. Он не понимал их, но их страх был ясен.
Симбионт пытался свернуться, спрятаться от страшной вибрации, но Кир удерживал его.
«Они уничтожают друг друга. – понял Кир. – Вот так выглядит их разум – стальной, холодный, безжалостный. Совет отправил меня сюда. Но зачем? Чтобы я стал свидетелем этого? Или участником?»
Глава 2
1
Юджин Эванс не собирался в Шотландию. Его дед, Александр МакЛеод, последние годы тяжело болел. Сначала все говорили об «усталости сердца», потом болезнь приковала его к креслу и постепенно он стал тенью самого себя. Старик умер несколько недель назад, оставив распоряжение, чтобы все его дети и внуки присутствовали при вскрытии завещания.
Так Юджин оказался в каменном доме деда под Ивернессом – в окружении строгих, молчаливых родственников. Здесь всё казалось чужим и в то же время родным: портреты его предков на стенах, запах торфа из очага, угрюмые лица людей, чьё родство он мог подтвердить только словами матери.
Когда душеприказчик деда развернул бумаги, комната замерла. Завещание было не о деньгах – дед распределил немногое: часть земли, пару домов, какие-то сбережения. Настоящим его наследием было слово. В документе, написанном ещё твёрдым почерком, дед обращался к клану. Он говорил о стойкости рода МакЛеодов, о долге перед памятью предков, о том, что «каждый, в ком течет эта кровь, должен помнить: мы были и останемся, пока есть хоть один, кто не склонит голову».
Отдельный абзац был обращён к Юджину. Старик называл его «мостом между мирами»: американцем по воспитанию, но шотландцем по крови. Юджин слушал, и в груди у него боролись два чувства. С одной стороны – гордость и странное трепетное уважение: дед верил в него, как никто. С другой – тяжесть чужой истории, которая словно навязывалась ему помимо воли. Он был студентом, привыкшим к лекциям, библиотекам и вечеринкам в университете Дьюка в Северной Каролине, а не к родовым клятвам и суровым горам Хайленда.
Юджин помнил, как в детстве дед носил его на плечах по зелёным холмам Шотландии, показывал старые каменные стены и рассказывал легенды о предках, которые вели свой род не от кельтов, как многие другие горные кланы, а от древней скандинавской знати, правившей Гебридами. Тогда Юджин смеялся и считал это сказками. Но теперь он почувствовал свою принадлежность к роду, гордость за кровь, за землю, за историю.
2
Через несколько дней он снова оказался на борту корабля. Атлантика лежала впереди, Америка ждала.
Сидя в шезлонге на верхней палубе, Юджин открыл блокнот и написал: «Клан уходит, но не исчезает. Они хотят, чтобы я помнил. Но я…»
Он не успел дописать. Корабль содрогнулся, крики прорезали воздух. Металлический корпус протяжно застонал, звук прошёл через палубы и переборки, будто сам гигант, скованный железом, ощутил боль. Стекла посыпалось из иллюминаторов, вода ринулась на нижние палубы. Лайнер вздрогнул всем своим телом, резко накренился вбок и сотни людей ощутили, что твердь под ногами больше не принадлежит им.
На палубе началась безумная гонка. Люди бросались к шлюпкам, хватали за руки и одежду, рвали друг друга, лишь бы вырваться вперёд. Кто-то падал, кто-то исчезал за бортом, чьи-то руки безуспешно тянулись обратно к поручням. Юджин чувствовал, как дрожит металл под ногами. Он смотрел на то, что творилось, почти отстранённо, как будто не с ним. Паника не находила в нём отклика и от этого он ощущал себя ещё более чужим среди крика и хаоса.
А внизу, под чёрной толщей, Кир и его симбионт чувствовали эту катастрофу иначе. Волна страха и отчаяния разлилась по воде, как ядовитая кровь. Симбионт передавал Киру хаотичные всплески чужого сознания: страх, жадность, боль, отчаянное желание выжить. Но среди этой какофонии Кир уловил нечто иное – ровное, холодное присутствие. Сознание, не сломленное паникой.
Он сосредоточился: «Кто ты? Почему ты так спокоен, когда все кричат?»
Так, впервые его внимание коснулось Юджина.
Корабль вновь застонал – звук был низкий, тягучий, словно сама сталь сопротивлялась неминуемому. Вода с силой врывалась внутрь, грохотала по переборкам, и с каждым мгновением палубы наклонялись всё сильнее. Люди скользили вниз, хватались за тросы и леера, срывались и исчезали в бурлящей пене.
На мостике царила другая тишина. Капитан стоял неподвижно, оперевшись о поручень, лицо его было бледным, но спокойным. Когда кто-то протянул ему стакан воды, он лишь кивнул, сделал маленький глоток, будто проверяя, осталась ли ещё жизнь в его горле. Другой матрос принёс его пальто, набросил на плечи, но капитан даже не взглянул. Его глаза были устремлены вперёд – туда, где горизонт уже заливала дымка утреннего света.
Вокруг бушевала паника. Люди дрались за место в шлюпках, сбрасывали друг друга за борт, а он, словно не видя этого, продолжал отдавать короткие команды. Его голос был твёрд и ровен, хотя слова уже почти терялись в реве толпы и грохоте рушащегося корабля.
Внизу, на палубе, корабельный доктор, с перебинтованной ногой, поднялся и, превозмогая боль, встал во фрунт. Его рука дрожала, но он всё же отдал честь капитану и самому кораблю. Этот жест – лишённый смысла в хаосе гибели – стал последней ясной линией на фоне всеобщего безумия.
Через мгновение корпус лайнера дрогнул, перевернулся рывком, словно подкошенный гигант и начал уходить под воду. Взметнулось облако пара, палубы исчезли, треск металла сменился гулом водоворота. Шлюпки, плоты и люди потянуло вниз – вместе с судном, которое ещё минуту назад было гордым стальным городом посреди океана.
Юджин не понял, в какой миг палуба ушла из-под ног. Всё смешалось – крики, грохот металла, холодный порыв ветра, и вот уже тело летит вниз, навстречу чёрной поверхности. Удар был страшен, словно его сбросили на каменную плиту. Вода сомкнулась над головой, мгновенно выбив дыхание. Юджин ощущал, как силы уходят. Всё вокруг растворялось – крики, всплески, гул тонущего гиганта. Мир сужался до тихого ритма сердца, которое билось всё реже. Он не сопротивлялся. В этом было нечто странно правильное: путь окончен, дыхание больше не нужно. Перед глазами мелькнул дед, суровое лицо, дом в Шотландии, тяжёлый запах дубовой мебели. Всё складывалось в спокойную череду образов, и Юджин позволил себе уйти в эту тьму без борьбы.
3
Только тогда, когда его сознание оборвалось, пустое тело окутал симбионт. В мозгу, ещё не остывшем, вспыхнули новые связи. В чужую оболочку вошёл Кир – осторожно, но уверенно. В одно мгновение он ощутил вес мышц, дрожь от холода, соль на губах. Глаза распахнулись. Лёд океана, темнота и свет над поверхностью ударили в сознание. Теперь это был не Юджин. Теперь это был Кир. Первым его ощущением стала странная смесь: благодарность за новую плоть и лёгкий холодок – будто в глубине памяти ещё оставался отпечаток чужой смерти.
Кир задыхался. Вода в лёгких жгла, грудь сжималась в мучительном спазме. Но вдруг что-то внутри ожило – не его воля, не его разум. Симбионт. Он ощутил, как невидимая сеть, пронизавшая новое тело, резко сжалась. Лёгкие содрогнулись, и мощный спазм выгнал наружу целый поток солёной воды. Тело выгнулось, рот сам раскрылся, выплёвывая морскую пену. Боль была дикая, но вместе с ней в грудь ворвался воздух. Настоящий, драгоценный воздух.
Симбионт действовал чётко, без промедления. Он регулировал дыхание, подстраивал ритм сердца, убирал судороги мышц. Кир чувствовал каждое вмешательство, словно рядом с ним работал незримый врач. Но это было больше, чем помощь – это было слияние. Теперь у него не было тела отдельно от симбионта. Они стали единым существом.
Кир открыл глаза. Мир качался, небо то приближалось, то исчезало за волнами. Но он был жив. Жив в чужом теле. Жив благодаря симбионту.
«Ты мне нужен… навсегда», – впервые подумал он не как изворотливый изгнанник, а как тот, кто понял цену чужой помощи.
Кир едва держался на воде. В чужом теле каждая секунда давалась с трудом: холод пронизывал до костей, мышцы сводило. Симбионт поддерживал дыхание и сердце, но сил становилось всё меньше. Вдруг из глубины донёсся низкий, протяжный гул. Вода вокруг задрожала, и прямо рядом с ним поверхность океана разорвалась, вздымая тёмные валы. Из-под волн медленно поднималась массивная тень. Подводная лодка.
Глава 3
1
Сквозь брызни и пену Кир увидел серый корпус и человеческие фигуры, появившиеся на мостике – силуэты в кожаных куртках и фуражках. Их крики звучали резко и чуждо, но Кир понимал смысл: они искали выживших.
Лодка маневрировала среди плавающих обломков и людей. Но на тех, кто барахтался слишком слабо, внимание не обращали. Им нужен был не спасённый, а пленник. Тот, кого можно будет допросить.
Один из подводников заметил Кира. Крик на чужом языке, бросок каната. Верёвка упала рядом.
Кир, не раздумывая, схватился. Руки Юджина едва держали, но симбионт помог – мышцы напряглись с нечеловеческой силой. Его подтянули к борту. Несколько матросов втащили его на металлическую палубу. Кир лежал, кашляя, чувствуя, как солёная пена снова рвётся изо рта. Над ним склонились чужие лица. Один из подводников присел, что-то сказал коротко и жёстко. Кир понял: его жизнь сохранена не ради спасения. Его ждали вопросы.
Двое матросов нагнулись, грубо обшаривая его карманы. Холодные пальцы вытаскивали всё подряд – мокрый носовой платок, сломанный карандаш, смятые купюры. И вдруг один из них нащупал кожаное портмоне. Матрос раскрыл его, и все замерли на мгновение. Внутри был паспорт. Американский.
Офицер снова взглянул на паспорт, потом на промокшее лицо Кира. В глазах немца мелькнуло нечто большее, чем холодное любопытство. Американец. Гражданин страны, которая официально ещё не воюет с Германией.
– Amerikaner… neutral… – проговорил он вслух, подводники, стоявшие рядом, согласно закивали.
Офицер закрыл паспорт, сунул его в карман своей куртки и коротко скомандовал:
– Hinunterbringen!
Двое матросов подняли Кира под руки. Его повели к люку, вниз, в тёмное нутро подлодки, где пахло дизелем и металлом. Там его ждало новое испытание – игра в американца Юджина Эванса, которую придётся играть до конца.
2
Кир сидел на скамье, уставившись на тёмный металл пола. Лампа над столом моргнула, и затем жёлтый свет вновь упал на мокрый паспорт. Один из офицеров провёл пальцем по строчкам и повторил:
– Юджин Эванс. Соединённые Штаты.
Слова доходили до Кира с задержкой. Незнакомый язык казался вязким, словно густая жидкость, через которую приходилось пробираться. Но симбионт – та странная тень в его разуме – подхватывал звуки, складывал их в смысл, подсовывал готовые фразы.
Симбионт вытаскивал из памяти Юджина знания, вплетал их в сознание Кира и тот чувствовал, как внутри головы рождается странный ритм – звук к значению, значение к образу. «United States» превращалось в «Соединённые Штаты», а «home» в «дом». Симбионт будто разворачивал перед ним схему языка, показывая, где кусок подходит к куску.