Офицеры переглянулись. Один что-то записал в блокнот. Кир ощутил, что они верят. Каждое слово давалось с трудом, но с каждой минутой язык переставал быть чужим.

Офицер наклонился ближе:

– Значит, вы американский студент?

«Отвечай. Просто. Коротко». – подсказал симбионт.

– Я ехал из Шотландии. Похороны деда… – голос дрогнул, но звучал убедительно. – Возвращался домой.

Вопросы продолжались, и каждый новый ответ был уже не только подсказкой симбионта, но и результатом того, что Кир сам начинал «думать» на новом языке. Он учился прямо во время допроса.

Офицеры переговаривались между собой. Кир сидел неподвижно, делая вид, что ничего не понимает, хотя симбионт в его голове улавливал смысл быстрее, чем он сам. Слово за словом складывалось в общую мысль: «нейтрал», «свидетель», «пропаганда», «полезен».

Наконец старший офицер повернулся к нему.

– Господин Эванс, – произнёс он на английском, подчёркивая каждое слово, – вы гражданин нейтрального государства. Германский Рейх не воюет с Соединёнными Штатами Америки.

Офицер сделал паузу, словно проверяя, понимает ли пленник. Кир кивнул.

– Мы доставим вас в порт. Там решат, что с вами делать дальше. Для нас важно лишь одно: вы видели нашу атаку. Ваши слова могут подтвердить, что мы действовали по праву войны против британского судна.

Кир уловил подтекст. Его будут использовать. Его жизнь теперь зависела не от сострадания, а от пользы.

Симбионт тихо подал мысль: «Ты должен оставаться «Юджином». Чем дольше верят в его историю, тем больше у тебя времени».

В этот момент по корпусу прокатился тяжёлый металлический звук – захлопнулся верхний люк. Наступила почти звенящая тишина, нарушаемая лишь лёгким потрескиванием металла под давлением. Подлодка перешла на электродвигатели. В нос ударил иной запах – более сухой, электрический, с примесью озона. Ход стал ровным и мягким, лодка скользнула в тёмную толщу океана, скрывшись от мира. Кир почувствовал это движение телом, как будто в глубину погружался не только корабль, но и он сам – всё дальше от того, кем был прежде.

Симбионт шепнул мысль, будто проверяя его состояние: «Запомни. Электричество – тишина. Тишина – жизнь. Здесь каждый звук может стоить им гибели. А значит, и тебе тоже».

Кир кивнул сам себе. Он понял: в этой железной утробе он стал частью мира, где каждый вдох и каждое слово измеряются не привычкой, а выживанием.

– Снимай это, – сказал один из матросов, показав рукой на мокрую куртку и брюки Кира. – Здесь не гостиница, в мокром долго не протянешь.

Его вещи, тяжёлые и промокшие, унесли. Кир облачился в чужую одежду: грубая шерстяная рубаха неприятно кололась, но была сухой и тёплой. Брюки сидели плохо, ремень пришлось затянуть до последней дырки. На ноги выдали стоптанные ботинки, явно не по размеру.

В отражении тусклого металлического шкафа он почти не узнал себя: больше не студент, не изгнанник Содружества, а какой-то усталый моряк, выброшенный морем.

Кто-то принес ему кружку крепкого кофе с сахаром и сунул в руки.

– Пей. Горячее питье хорошо согревает.

Подводники переговаривались между собой и украдкой наблюдали за ним. Их любопытство было понятно: редко на борту оказывался чужак, да ещё нейтрал, спасённый прямо из океана. Кир допил чай и, незаметно для самого себя, заснул. Один из матросов забрал пустую кружку из его ослабевших рук.

Кир никогда прежде не спал – для существ Содружества отдых означал просто временное снижение активности в общем сознании, но поток мыслей, образов и эмоций никогда не прекращался. Одиночество, разорвавшее этот поток, казалось пыткой. И вот теперь – темнота. Настоящая. Тёплая, мягкая, не пугающая. Кир понял, что его новый носитель, тело Юджина, дышит ровно и глубоко, мышцы расслаблены. Симбионт, словно заботливый хранитель, поддерживал этот процесс, очищая лёгкие, уравновешивая ритм сердца. Кир впервые позволил себе отпустить контроль. Никаких сигналов, никакого давления извне – только собственные образы. Сон. Настоящий сон.

В этом сне пришёл Рик. Не в виде голоса, а как ощущение знакомого присутствия рядом.

– Я выполнил свою, – напомнил он, – я дал тебе больше, чем было положено. Теперь у тебя есть то, чего прежде не было. Сон. Ты человек, Кир.

Кир, впервые за всё своё существование, улыбнулся во сне. В темноте сна вспыхнул свет. Кир сперва решил, что это иллюзия, созданная симбионтом, но вскоре понял – образы не его.

Перед глазами возник зелёный газон, запах скошенной травы, голос женщины, зовущий ребёнка домой. Мальчик – светловолосый, в белой рубашке, с книгой в руках. Он бежал, спотыкаясь, смеялся – и Кир осознал, что это Юджин.

Следующий образ: кирпичные стены корпусов университета, тишина библиотеки, исписанные листы бумаги. Кир ощутил, как будто сам сидит за столом, погружённый в строки. Математика? Философия? Нет – скорее поиск смысла, который теперь был и его поиском.

Затем дом в Шотландии. Холодный камень, огонь в камине, старик в кресле. Дед. Его дыхание хриплое, лицо осунувшееся, но глаза – добрые. Вокруг собирается семья, кто-то шепчет про клан, про традиции. Кир вдруг почувствовал гордость и тяжесть одновременно – и понял: это не его эмоция. Это наследие Юджина.

– Это память, – тихо произнёс Рик, ещё раз появляясь в его сне, словно на прощание. – Ты теперь не один. У тебя здесь тоже есть прошлое.

Кир стоял в этом двойном мире: его собственное «я», рождённое в Содружестве, и обрывки чужой жизни, вплетённые в него навсегда.

Воспоминания Юджина растворялись, как туман. Кир почти растворился вместе с ними, когда снова возникло то знакомое присутствие.

– Ты хотел знать, – сказал Рик. Его голос был теперь еле слышным, словно сквозь тысячи слоёв помех. – Приговор исполнен. Ты изгнан. Но ты не один в этом мире.

Кир замер.

– О чём ты говоришь?

– Есть ещё один. Разум Содружества. – Голос становился всё слабее, рвался. – Москва…

– Кто он? – выкрикнул Кир в пустоту сна. – Друг? Враг?

Ответа не было. Лишь чувство необратимости: Рик уходил окончательно. Симбионт остался – но Рика уже не было.

И Кир понял: теперь у него есть цель. Впервые с момента изгнания – цель, за которой стоит смысл. Москва. Другой разум.

Сколько он проспал, Кир не понял. Время потеряло привычный смысл.

Сначала ничего не изменилось – тот же металлический потолок, гул воздуха, тесный отсек. Но потом он ощутил лёгкую вибрацию корпуса, и в груди что-то отозвалось, словно сам симбионт почувствовал перемену. Подлодка всплывала. С каждым метром давление ослабевало, затем короткий толчок и по переборкам прошёлся характерный скрежет – лодка вышла на поверхность.

Люк распахнулся, внутрь ворвался запах свежего океанского ветра. Кто-то из подводников окликнул его, кивком приглашая наверх. Кир поднялся по узкому железному трапу и выбрался наружу. Ночь встретила его звёздным небом и тьмой, пронзённой лишь слабыми огнями самой лодки. Атлантика дышала ровно, тяжёлыми волнами, но без гнева – словно море на время утомилось от крови и пожаров.

Кир вдохнул глубоко, ощутил прохладный воздух в лёгких и впервые за всё время своего существования понял, что значит «свежесть». Кир стоял, держась за холодные поручни, и смотрел в темноту океана. Он всё ещё чувствовал в себе чужую память Юджина и эхо Рика, исчезающее, но оставившее след.

Сзади послышался мягкий скрип ботинок по палубе. Кир обернулся. Рядом оказался офицер в фуражке с белым верхом, низко надвинутой на лоб. В руке у него тлела сигарета.

Офицер задержал взгляд на нём, выдохнул дым и негромко спросил:

– Как себя чувствуете, мистер Эванс?

Кир замер на мгновение. Имя прозвучало чужим, но симбионт тут же отозвался, вытащив из глубин памяти Юджина привычное звучание, интонацию, даже ассоциации. Он кивнул и спокойно ответил:

– Лучше. Спасибо.

Подводник снова выпустил дым в сторону моря, словно не желая заглядывать глубже в чужие слова.

– Хорошо, что вы нейтрал. Вам повезло. Вы можете вернуться домой, подальше от всего этого. – сказал он негромко, почти доверительно.

Кир вглядывался в серебристую дорожку, вытянутую луной над чёрной водой. Моряки рядом переговаривались вполголоса, не замечая ничего необычного. Но внутри Кира что-то дрогнуло. Симбионт словно коснулся невидимой струны, усилил едва уловимые вибрации воздуха.

Он услышал это первым: низкое, тянущееся гудение, похожее на далёкий раскат грома. Человеческое ухо могло бы принять его за игру воображения, но Кир знал – звук был настоящим. Сердце забилось быстрее.

Он поднял голову – и в ту же секунду лунная дорожка дрогнула, пересечённая тёмным силуэтом. Английский бомбардировщик скользил над водой, словно тень, и шёл прямо на подлодку.

Кир резко шагнул вперёд, забыв о том, что он всего лишь спасённый чужак.

– Самолёт! – выкрикнул он. – Бомбардировщик! Он идёт прямо на нас!

На мостике обернулись сразу несколько голов. Командир, тот самый офицер в фуражке с белым верхом, не веря своим глазам, вскинул бинокль к глазам. Секунда – его лицо побледнело.

– Все вниз! Срочное погружение!

Моряки бросились к люку, спеша скрыться в железном чреве. Кто-то уронил фонарь, свет полоснул по мокрой палубе, смешавшись с бледной луной. Кир, неожиданно для самого себя, прыгнул в воду и ледяная тьма сомкнулась над ним, в то время как на лодку, разрывая воздух, падали первые бомбы.

Глава 4

Кир пробил поверхность. Надводный мир взорвался шумом. Волны бросали его, словно щепку, в лицо хлестала солёная пена. Симбионт держал его тело на воде. Лёгкие работали ровно, как будто чужая сила вытесняла из них отчаяние вместе с воздухом. Кир ощутил – он жив. Но вокруг не осталось никого, он снова был один

И тогда лунная дорожка дрогнула. Сверху медленно скользнула тень, распластавшаяся над волнами. Кир вскинул голову: чёрный силуэт бомбардировщика тянулся через небо, низко и неотвратимо, будто сама смерть проверяла, есть ли живые. Гул моторов пробирал до костей, а свет луны выхватывал острые линии крыльев. Кир застыл в воде, стараясь не шуметь, хотя понимал – его дыхание, удары сердца ничтожны для этой машины.

В его сознании возник чужой шёпот, мягкий и уверенный:

«Он уходит. Его цель – лодка, не ты. Моторы удаляются. Через миг он исчезнет за облаками».

Кир почувствовал, как симбионт унимает дрожь в его мышцах, ровняет дыхание. Он доверился этому голосу. Действительно – гул начал стихать, самолёт уходил прочь, превращаясь в далёкую тень на краю неба. Океан снова стал владением тишины и луны. Кир, один среди холодных волн, прислушивался к себе и услышал, вернее почувствовал своего симбионта.

– Зачем ты прыгнул в воду? – спросил Кир его.

– По моим расчетам шансы выжить в воде были на четыре с половиной процента выше, чем в подводной лодке, – ответил симбионт.

– Не очень-то ты и дальновиден, – хмыкнул в ответ Кир. – Ну вот выжили мы и что дальше? Сколько мы так будем болтаться по среди океана?

– При таком темпе расхода энергии моих запасов нам еще хватит на неполных двадцать шесть циклов вращения данной планеты вокруг её оси, – бесстрастно ответил симбионт.

Невидимые струны вдруг натянулись в сознании Кира. Он, вернее его симбионт, что-то уловил в небесной вышине.

«Я чувствую сигнал. На орбите – объект. Капсула. Оставленная, но ещё активная. Она держится в дрейфе, медленно снижаясь» – сообщил симбионт.

Кир замер: "Капсула? Здесь? Его сердце болезненно сжалось: если это правда, значит, приговор Содружества всё ещё рядом, тянет за ним невидимую цепь".

«Она не управляется никем. Но её системы живы. Я могу тянуть к ней линии связи… слабые, обрывочные», – продолжал симбионт.

«Если я дотянусь до неё, – тихо сказал симбионт, – мы сможем узнать больше. Возможно, там хранятся образы, данные… или следы другого сознания».

– Рик? – удивился Кир.

В ответ – тишина. Только холодные волны и солёный вкус на губах. Но в глубине сознания едва ощутимо дрогнула искра – будто кто-то очень далёкий действительно услышал его.

Кир понял: капсула не просто обломок прошлого. Она всё ещё жива. И если симбионт сможет соединить их, то Рик – или то, что от него осталось, – может вернуться.

«Я могу попробовать, – сказал симбионт. – Канал слабый, но у меня есть твоя память. Через неё я дострою путь».

В мозгу Кира вспыхнуло ослепительное напряжение, словно в каждую клетку вбивались искры. Волны вокруг исчезли, и вдруг – тьма сменилась мягким светом.

– Кир… – знакомый голос отозвался внутри, ровный и спокойный. – Твоя идентификация принята.

Он задрожал. Рик. Не голос моряков, не чужая паника, не рев моторов – а его единственный собеседник, оставшийся от прежнего мира.

– Но… – Кир едва не захлебнулся от нахлынувшего чувства. – Ты же сказал, что твоя миссия завершена.

– Верно. Но твой симбионт изменил мой протокол. Я активирован фрагментарно. Капсула частично законсервирована и может поддерживать свою орбиту, так что мне пока не грозит сгореть очередным метеоритом в плотных слоях атмосферы этой планеты, – голос Рика звучал словно сквозь толщу стекла. – Я могу сопровождать тебя лишь пока капсула держится на орбите.

Кир понял: Рик вернулся. Не целиком – как тень, как отголосок. Но этого было достаточно, чтобы он снова не чувствовал себя одиноким в бескрайнем океане.

Море глухо перекатывалось под луной. Кир дрейфовал, слушая, как в голове переплетаются три голоса.

– Я вижу города, – сказал Рик, будто сам глядел сверху сквозь облака. – Каменные коробки с узкими улицами, переполненные дымом фабрик. Люди гонят машины с моторами, питающимися жидким топливом. Редкие высотные башни гордо торчат среди низкой застройки, но вокруг ещё много деревень с примитивным ведением сельского хозяйства.

Симбионт тихо добавил:

– Здесь пахнет железом и углём. Их энергия – это огонь, заключённый в металл.

Кир закрыл глаза, прислушиваясь к этому новому взгляду.

– Они сражаются, – произнёс он. – Множество солдат в шинелях, с винтовками. Это оружие кажется нелепым, но убивает так же легко и убивает в огромных количествах. Они тратят мир быстрее, чем строят его. Здесь ещё много жизни. Рыба в морях, леса, птицы… Земля не иссушена, как многие миры, которые мы знаем.

Кир вдохнул солёный воздух.

– Значит, они одновременно дети и воины. Их мир полон ресурсов и страха.

– Да, – ответил Рик. – Именно в такие времена рождаются самые опасные решения.

Волны били по лицу, но внутри вспыхнула тишина – чужая, теплая. На мостовой маленького американского городка летний вечер ложился мягким светом. Девушка смеялась, поправляя прядь каштановых волос, и солнце задерживалось в её глазах.

– Дженифер, – прошептал Кир, не понимая, откуда пришло это имя.

Юджин шёл рядом с ней. Она поддразнивала его, вытягивая из рук тетрадь, а потом вдруг становилась серьёзной, и он ловил её взгляд, полный того, чего не решался назвать.

«Юджин хотел вернуться к ней, – подсказал симбионт, – но не успел».

Кир замер, позволив памяти затопить себя. Он чувствовал биение сердца, неловкое желание коснуться её пальцев, то, чего у него самого никогда не было. Это не было его жизнью – но теперь это жило в нём.

– Это якорь, – сказал Рик. – Используй его, если хочешь быть человеком.

Небо разливалось бледным золотом. Первая полоска света прорезала горизонт, и океан, ещё недавно казавшийся бездонной чернотой, заиграл мягким серебром. Волны лениво перекатывались, подхватывая и качая Кира, словно он был их частью. Холод пробирал до костей, но вместе с ним пришло странное ощущение ясности. Симбионт ритмично выталкивал из лёгких остатки углекислого газа и наполнял их воздухом, словно дыхание моря стало его дыханием.

– Нас трое, – тихо заметил изгнанник. – Кир, Рик… и тот, кто держит меня на плаву. Нельзя же его всё время называть просто «симбионт».

Рик откликнулся издалека, с орбиты, его голос был суховат, но в нём звучала лёгкая ирония:

– Ты хочешь дать имя части самого себя?

– Имя нужно каждому, – упрямо ответил Кир. – Даже если это часть меня.

Симбионт молчал, будто прислушиваясь к их словам.

– Пусть он будет… Нэйв, – предложил Кир после паузы. – От «navis». Корабль. Он стал моим кораблём в море.

– Подходит, – кивнул Рик. – Без него ты бы уже был на дне. Он спас тебя, хотя задачи Нэйва изначально были сугубо утилитарные: провести слияние и первичную адаптацию. Ни один протокол не предусматривал его дальнейшего сосуществования.

Кир усмехнулся.

– Но ведь ты и сам нарушил протокол, Рик. Ты оставил его со мной, хотя должен был удалить.

В тишине проскользнула пауза, и Кир уловил лёгкое, почти неуловимое напряжение в тоне Рика:

– Верно. Возможно, я счёл это повышением твоих шансов.

– Тогда давай повысим их ещё больше, – упрямо сказал Кир. – Дай ему возможность расти. Подними уровень его интеллекта. Пусть он станет тем, кто мыслит самостоятельно.

Рик долго молчал, словно обдумывал последствия. Наконец прозвучал его ответ:

– Это риск. Но если ты настаиваешь, я открою симбионту доступ к дополнительным когнитивным модулям. Его сознание начнёт формироваться – ускоренно, вне природных пределов.

В тот же миг Кир ощутил всплеск внутри – не просто образ, а осмысленный поток: свет сложился в узор, в знак, похожий на букву.

Мысли Нэйва больше не были вспышками света или короткими словами. Теперь они звучали ясно, уверенно, почти властно:

– Я не просто часть. Я – целое.

Кир вздрогнул.

– Ты моё дыхание, моё спасение. Но ты во мне.

– Нет, – возразил Нэйв. Его голос внутри не был детским – он стал твёрдым, с оттенком силы. – Ты во мне. Ты держишься на воде, потому что я веду твои лёгкие. Ты жив, потому что я не позволил тебе утонуть. Я – твой якорь, твой кормчий.

Рик вмешался, но в его тоне скользнуло беспокойство:

– Симбионт ускоренно формирует структуру «я». Это нестабильно.

– Нестабильно для вас, – жёстко ответил Нэйв. – Но не для меня. Я больше не инструмент.

– Ты хочешь быть лидером, – спокойно сказал Кир, сдерживая тревогу. – Но подумай: если мы начнём борьбу, погибнем оба.

В ответ раздался мощный импульс, почти удар:

– Я уже веду тебя. Это я держу твоё сердце, твои лёгкие.

Кир не отступил.

– Верно. Но я даю тебе память, разум, знания. Вспомни: ты видел рассвет моими глазами. Ты почувствовал море через моё тело. Без меня ты не был бы тем, кем становишься.

Симбионт замолчал. Внутри проскользнула дрожь, похожая на сомнение.

Рик вмешался, его голос был строгим:

– Лидерство – это не власть, а ответственность. Если ты, Нэйв, возьмёшь на себя роль вожака, тебе придётся защищать не только себя, но и носителя.

Нэйв ответил тише, но твёрдо:

– Но я не хочу быть тенью. Я хочу быть равным.

Кир вдохнул прохладный морской воздух и произнёс:

– Тогда договор: мы трое – партнёры. Никто не лидер, никто не раб. Я – глаза и руки. Рик – знания. Ты – сила и дыхание. Вместе мы больше, чем поодиночке.

В груди откликнулась пульсация – ритм сердца и Нэйва совпал. Это был знак согласия.

– Договор принят, – прозвучало в сознании Кира.

Глава 5

Кир и Нэйв уловили далёкий ритм моторов. Рик через капсулу сопоставил звук с воспоминаниями Эванса и мгновенно выдал:

– «Каталина». Летающая лодка. Используется в морских патрулях. Они ищут подлодки.

Кир прищурился, вслушиваясь.

– Значит, я слышу то, что слышит Нэйв?

«Да, – подтвердил симбионт. – Многомоторная машина, медленная, но с огромной дальностью. Её появление всегда означает охоту. Они ищут таких, как те, кто подобрал тебя на подлодке».

Рик добавил мягко, но с ноткой тревоги:

– Для Британии сейчас океан – поле битвы. Эти машины тянут над морем невидимую сеть. Ты, Кир, стал звеном в этом противостоянии, хочешь или нет.

И в этот момент первые лучи рассвета осветили небесную арку – и вдали показался силуэт: силуэт «Каталины», медленно скользящей над океаном.

«Каталина» медленно спускалась ниже, будто втягивалась в круг, начертанный на воде.

Гул стал нарастать, крылья самолёта врезались в солнечный луч, и Кир почувствовал, что его маленькая точка среди волн больше не скрыта. Двухмоторная амфибия с широкими крыльями скользила по лучам восходящего солнца. «Каталина» сделала первый круг, затем второй – длинный, медленный, словно осторожная птица, принюхивающаяся к запаху моря.

– Но они видят нас. – заметил Рик. – Иначе не снижались бы.

Кир молчал, чувствуя, как сердце колотится. Самолёт накренился, широкое крыло блеснуло в рассветном небе, воздух завибрировал, моторы перешли на меньшие обороты. Секунда – и корпус "Каталины" коснулся воды. Сначала мягко, затем с рывком. Брызги взметнулись, сверкая в лучах солнца, и тяжёлая машина скользнула по поверхности, оставляя за собой длинный пенистый след.

Фюзеляж дрогнул, из бокового люка показались люди. Один, в накинутом спасательном жилете, бросил в море конец верёвки. Другой, держа багор, высматривал, куда тянуть. Их движения были деловитыми, без лишних жестов – видно, не впервые подбирали потерпевших. Кир молча потянулся к верёвке, схватился за неё и позволил себя тянуть. Вскоре его плечи задели бортик люка, сильные руки подхватили, подтолкнули внутрь и «Каталина» тут же пошла на взлет.

Внутри самолёта шум моторов приглушал голоса. Один из летчиков склонился к Киру, присел на корточки и заговорил резко, на немецком. Вопросы звучали коротко, резко, как удар хлыста: имя, звание, должность.

Кир молчал пару секунд – симбионт подталкивал слова, переводил их в голове. Он произнёс:

– Юджин Эванс. Американец.

Летчик прищурился, скользнул взглядом по его мокрой одежде и коротко стриженным волосам.

– Viele lügen… – буркнул он и, уже по-английски спросил: – Американец, говоришь? Где твои документы?

Кир замялся, но симбионт тихо подтолкнул нужные слова:

– Документов нет, но у меня есть родня в Шотландии. Клан МакЛеод. Мой дед, Александр МакЛеод, последние годы жил в Инвернесс-шире.

– Как ты оказался в открытом море? Вернулся из Америки на родину предков, служить Vaterland?

Кир почувствовал, как горло его пересохло. Симбионт, словно едва ощутимое эхо, подсказал спокойствие.– Нет. Я не служу никакому Vaterland, – он сделал ударение на чуждом слове. – Я был на «Арандоре». Вчера нас утопили.

– «Арандора Стар»? – летчик уточнил название и в голосе зазвенело недоверие. – Ты утверждаешь, что был на ней?

– Да, – коротко ответил Кир. – Мы шли в Канаду.

– Зачем тебе в Канаду, американец?

– Хотелось как можно быстрее выбраться из Старого Света в Новый.

– Надеетесь отсидеться у себя за океаном? – хмыкнул британец.

– Президент обещал, что Америка не вступит в войну! – воспользовался Кир воспоминаниями Юджина.

– Ну да, – саркастически согласился летчик. – В прошлый раз у вас это, почему-то, не очень получилось.

Кир пожал плечами, стараясь не выдать ни раздражения, ни страха:

– Может быть. Но Америка – моя страна. Там моя семья. Где же мне ещё быть?

Британец прищурился, перевёл взгляд на его странную одежду – явно не соответствующую ни пассажиру лайнера, ни моряку.

– Только вот твой костюм… Не похож он ни на пассажирский, ни на судовой. Откуда он у тебя?

Губы Кира пересохли, и тут симбионт тихо шепнул внутри: «Не оправдывайся. Говори просто. Слова без деталей звучат правдивее».

– Долго плыл, что уцелело – то и на мне, – твёрдо сказал он. – Остальное море забрало.

Летчик внимательно посмотрел на Кира, потом кивнул сам себе:

– Мы передадим тебя береговому командованию. Там решат, кто ты есть на самом деле.

Каталина, тяжело шлёпнувшись поплавками о воду, выровнялась и, гулко тарахтя моторами, потянулась к берегу. Винты еще не прекратили вращаться, а по дощатому настилу уже бежали люди в форме.

– Выходи, МакЛеод, – сказал летчик, помогая ему выбраться наружу.

– Я – Эванс, – поправил его Кир.

К ним подошли двое: один постарше, другой помоложе.

– Это он? – тот, кто постарше ткнул пальцем в Кира, обратившись к пилоту с «Каролины».

– Это – я. – ответил за летчика Кир.

Но спрашивающие проигнорировали его слова и, дождавшись подтверждение пилота, приказали Киру следовать с ними. У причала их ожидала легковая машина с водителем. Все четверо сели в автомобиль. Спустя полчаса, не проронив ни единого слова, они приехали во двор старинного кирпичного особняка. Кир отметил, что вокруг не было случайных прохожих – только солдаты с винтовками снаружи у входа и деловая суета внутри. Особняк выглядел странно: не как роскошное жилище, а как крепость, приспособленная под штаб: заколоченные окна на нижних этажах, прожекторы на крыше, следы песка у входа.

<1234>