Зачем мы вместе

– Что было вчера? – спросил он у Нэйва.

– А ты не помнишь? – в притворном ужасе воскликнул симбионт.

– Нет. – Кир не поддался на его подначку и продолжил, – Не хочешь говорить, я спрошу у Рика.

– Рика нет. – сообщил Нэйв. – Он улетел.

– Куда? – Кир встрепенулся и понял, что он действительно не чувствует присутствия Рика: – Куда он мог «улететь»?

Кир сел на постели, голова отозвалась тупой болью:

– Ты же говорил, что мы связаны и никто из вас не может уйти.

– Никто из нас не может исчезнуть бесследно, – спокойно пояснил Нэйв. – Но Рик… он иногда делает то, что ты бы назвал «разведкой». Отсоединяется от общего потока и уходит искать информацию.

– Нэйв, ты можешь что-то сделать с этой болью! – спросил Кир у симбионта.

– Уже делаю. – отозвался тот.

Кир поднялся, натянул рубашку. Голова перестала болеть, но в ней было непривычно тихо. Без постоянных комментариев Рика мысли Кира казались оглушительно одинокими.

– Отлично, – пробормотал он. – Значит, остался только ты.

– Это тебе не нравится? – осторожно спросил Нэйв.

Кир посмотрел в окно: утро над пансионатом было ясным и спокойным, а внутри у него всё было наоборот.

– Нравится или нет – неважно. Важно другое. Если он ушёл… значит, нашёл что-то. И это что-то рано или поздно нас догонит.

Кир вышел из комнаты в общий зал пансионата. За длинным столом уже сидели МакЛеоды: кто-то пил чай, кто-то доедал овсянку. В окнах стоял серый свет утреннего шотландского неба.

– Доброе утро, Юджин, – приветствовала его тётя Маргарет и подвинула тарелку с хлебом.

– Ты хорошо спал?

– Как убитый, – буркнул Кир и взял чашку.

Разговоры текли вполголоса: обсуждали хозяйство, спорили о рыбалке. Постепенно родственники начали расходиться: мужчины собирались в гавань, женщины убирали со стола, дети выбегали во двор. Кир остался почти один, ощущая странную тишину после вчерашнего веселья.

Минут через двадцать у пансионата остановилась знакомая машина. В дверях появился капрал военной полиции и коротко сказал:

– Мистер Эванс, капитан Пэкстон ждёт вас.

Кир поднялся, кивнул тёте Маргарет на прощание и вышел, чувствуя, как семейное тепло остаётся за его спиной.

2

Капитан Пэкстон встретил Юджина Эванса на этот раз почти дружелюбно. В его кабинете пахло клеем и табаком, за окнами моросил дождь. Мисс Дороти принесла им чай на подносе, поставила чашки на стол и тихо присела рядом.

– Юджин, – сказал Пэкстон, – позволь тебе официально представить мисс Дороти Кларк. Её мать из Бремерхафена. Мисс Кларк долгое время жила и работала в Берлине. Нам почти чудом удалось вытащить её оттуда два месяца назад.

Дороти взглянула на Кира и улыбнулась едва заметно, словно проверяя его реакцию:

– Мой родной язык – немецкий, мистер Эванс и это я учила русский язык по тому разговорнику.

Кир на миг замер. Слово «немецкий» от неё звучало иначе, чем из уст Пэкстона. Он вдруг ясно понял: перед ним не враг, не моряк подлодки, а девушка, которой пришлось выживать в самом сердце нацистского рейха и это требовало куда большего мужества, чем просто держаться на плаву среди атлантических волн.

Пэкстон перевёл взгляд с мисс Кларк на Эванса и сказал:

– Так бывает, Юджин. Немцы не всегда враги, а англичане не всегда друзья.

Чтобы скрыть своё замешательство, Кир взял в руки кружку с чаем и сделал глоток.

– Так вот почему Рик не сказал нам, кто шпион, – догадался Нэйв. – Его здесь нет!

– Да, Нэйв, – подтвердил Кир. – Рик гораздо прозорливее нас с тобой.

– Конечно! – согласился Нэйв. – Рик – искусственный интеллект индивидуальной капсулы, а мы с тобой лишь симбионт-переросток только начавшийся обучаться мыслительному процессу, да разум, изгнанный из Содружества.

В словах Нэйва промелькнула лёгкая тоска и капля зависти. Раньше симбионт такими эмоциями своего носителя не баловал.

– Теперь, мистер Эванс, поговорим о вас, – прервал размышления капитан. Голос его снова стал сухим и деловым. – Ваш паспорт остался в кармане Гюнтера Прина и вам нужны новые документы.

Пэкстон достал со стола небольшой голубоватый запечатанный конверт и постучал по нему ногтем.

– Мистер Эванс, вам следует выехать в Лондон, в офис британской паспортной службы. Они займутся вашим делом. В конверте – деньги на дорогу и на новую одежду. Мисс Дороти подготовит для вас временное удостоверение личности и билет на поезд.

– Мне родственники привезли всё необходимое, – возразил Кир. – И деньги у меня есть на счету в банке. Я же недавно получил наследство.

Пэкстон прищурился, но кивнул, словно оценил попытку Эванса стоять на своём.

– Это деньги Его Величества, – твёрдо произнёс он, – и они для вас, мистер Эванс.

Кир взял конверт. Бумага была шероховатой, плотной. Он ощутил вес не только денег, но и чужой воли, что снова диктовала ему путь.

3

Дороти поднялась и жестом пригласила Кира следовать за ней. В соседней комнате стоял небольшой письменный стол, аккуратно заставленный чернильницами, формами и штампами. На полке над столом ровным рядом лежали папки с одинаковыми наклейками.

– Садитесь, мистер Эванс, – сказала она деловым тоном, доставая чистый бланк. – Мы оформим вам временное удостоверение. Оно будет действовать до тех пор, пока в Лондоне не подготовят для вас настоящий паспорт.

Кир сел, наблюдая, как её рука быстро и уверенно выводит строки. Казалось, она знала все правила наизусть.

– Подпишите здесь, – Дороти пододвинула ему перо.

Он поставил подпись и, не удержавшись, заметил:

– Удивительно, как быстро вы привыкли… после Германии.

Она подняла глаза. Взгляд был усталый, но твёрдый:

– Когда приходится выбирать между свободой и страхом, привыкаешь быстро, мистер Эванс.

Она снова вернулась к бумагам, и вдруг, сверяясь с датой, тихо произнесла с удивлением:

– Оказывается, у нас совпадают дни рождения – двадцатое апреля двадцатого года.

Кир криво усмехнулся:

– Дата, мягко говоря, громкая.

– Пусть у нас с вами она будет про другое, – ответила Дороти и улыбнулась чуть теплее.

Когда удостоверение было готово и аккуратно легло в карман Кира, они вернулись в кабинет.

Пэкстон отложил бумаги и поднялся, протягивая руку.

– Удачи вам, мистер Эванс. В Лондоне вы начнёте всё заново. Думаю, мы ещё пересечёмся.

Кир пожал его ладонь. В этом пожатии не было ни проверки, ни приказа – лишь простая, крепкая поддержка.

– Спасибо, сэр. Надеюсь, что да.

На мгновение показалось, что Пэкстон хотел добавить ещё что-то, но он только коротко кивнул и снова опустил взгляд в папку.

4

Знакомый капрал вывел Кира и Дороти за ворота штаба.

– Хорошей поездки, Юджин, – сказала Дороти и, показав рукой направление, добавила: – До железнодорожной станции недалеко. Минут семь пешком.

Нэйв в голове Кира встрепенулся:

– Смотри-ка, партнёр, она нас впервые назвала по имени!

– Не нас, а меня, – поправил его Кир.

Он молча кивнул девушке, развернулся и быстро зашагал к станции.

5

Поезд до Лондона оказался ночным. Впереди был целый день, который ему предстояло провести в ожидании посадки – в одиночестве. Неожиданно для себя Кир был предоставлен самому себе. Не надо было бороться за выживание среди океанских волн, отвечать на вопросы капитана Пэкстона, анализировать и печатать почти всю ту информацию, которую тело Юджина Эванса успело собрать за те несколько суток после того, как в него вселился разум Кира с попутчиками.

Он прошелся до вокзала, прогулялся по набережной и сел на скамейку у мокрого газона. Вокруг люди спешили по своим делам: кто-то катил тележку с овощами, кто-то тащил свёрток под мышкой, мальчишки играли в мяч прямо на улице. Для них этот день был обычным, заполненным делами. У Кира же, впервые за долгое время, был день без цели. Даже Нэйв почти не вмешивался – лишь иногда ворчал в глубине сознания, напоминая о банальных вещах вроде еды или тепла. Кир вернулся на станцию, купил там за 12 пенсов чашку чая и жареную рыбу с картошкой, завернутую в позавчерашнюю газету. Он ел медленно, словно смакуя саму возможность не торопиться.

Странно: одиночество, которого он так боялся в океане, теперь оказалось редкой роскошью.

Кир поймал себя на мысли, что впервые может думать не о том, как выжить, а о том, зачем жить дальше. Будто сам день, подаренный ему в придачу к спасению, просил ответа.

– Ты задумался, партнёр, – тихо отметил Нэйв.

– Да. – Кир посмотрел на мокрый камень мостовой, где блестели следы от чьих-то сапог. – Я всё время жил чужой памятью, чужим телом, чужими историями. Может, пора построить свою?

– И какую же? – в голосе симбионта звучало больше любопытства, чем иронии.Кир пожал плечами:

– Не знаю. Но я ведь не только изгнанник. Я ещё и человек.

6

Он бродил по улицам без спешки, словно примеряя на себя новое чувство – не быть загнанным, а просто идти, куда захочется. На углу небольшой лавки он остановился: за стеклом на витрине лежали аккуратные стопки книг, рядом – тетради и чернильницы. Кир долго смотрел, потом решился и вошёл.

Внутри пахло бумагой и пылью. Хозяин лавки, пожилой мужчина в очках, едва взглянул на него и снова уткнулся в газету. Кир взял в руки небольшой, но изящный блокнот в твёрдом коричневом переплёте. Бумага была грубоватой, но белой, готовой принять любую строчку. Рядом он выбрал недорогую авторучку.

– Сколько? – спросил он.

– Шиллинг за оба, – пробормотал хозяин.

Кир расплатился и, выйдя на улицу, ещё раз посмотрел на покупку. Тетрадь и ручка весили почти ничего, но ощущались тяжелее, чем чемодан. Это было его, собственное. Не память Эванса, не указание Пэкстона, не подсказка симбионта.

– Ну, теперь-то ты настоящий англичанин, – хмыкнул Нэйв. – Купил канцелярию.

Кир криво усмехнулся:

– Нет, Нэйв. Как ты мог забыть?! Мы же шотландцы.

Он сунул покупки в карман и пошёл дальше, впервые думая не только о том, что потерял, но и о том, что сможет создать сам.

Вечером Кир оказался на вокзале. Большие часы под аркой медленно отмеряли минуты, гул шагов и грохот чемоданов сливались в единый шум. Он устроился на деревянной скамье у дальней стены, где было чуть тише.

Кир достал блокнот и ручку. Долго вертел их в руках, будто не решаясь открыть. Нэйв молчал – возможно, впервые давая ему полное право на личный момент.

Кир раскрыл первую страницу. Белизна бумаги показалась почти ослепительной. Он вывел несколько слов – почерк был угловатый, неровный, но в этих линиях было больше, чем просто буквы.

«Воскресенье, 7 июля 1940 года. Сегодня я поверил, что могу жить заново. Не как изгнанник, не как чужак, а как человек».

Он поставил точку, откинулся на спинку скамьи и невольно улыбнулся.

– Записал для истории? – осторожно спросил Нэйв.

– Нет, – ответил Кир. – Для себя.

7

Гул усилился – по громкоговорителю объявили посадку. Кир закрыл блокнот, аккуратно убрал его во внутренний карман пиджака, словно вещь особой ценности. Скамья заскрипела, когда он поднялся и двинулся к платформе. На перроне воздух был влажный, пахло углем и паром. Огромная тень паровоза дымила, будто сама спешила в путь. Люди суетились: матери поправляли детям пальто, мужчины торопливо курили последние перед дорогой сигареты.

Кир нашёл свой вагон и поднялся по узким железным ступенькам. Проводник проверил билет и указал ему на его место. Внутри пахло свежим бельём и древесиной.

Днём купе выглядело как небольшой салон: мягкое сиденье у окна, деревянные панели, складной столик. Но проводник уже разложил для него постель: узкая, но аккуратная кровать с матрацем, подушкой и шерстяным одеялом с эмблемой компании. В углу скрывался складной умывальник с зеркалом, рядом висели крючки для одежды. Над изголовьем мягко светила лампа, а на окне висела плотная чёрная штора – часть маскировки, обязательной в военное время.

Кир провёл рукой по белоснежной простыне и неожиданно почувствовал лёгкое волнение: всё это было чужое, непривычное, но вместе с тем – удивительно уютное. Ещё несколько дней назад он тонул в ледяной воде, а теперь ехал в мягком вагоне в Лондон, с документами на имя Юджина Эванса.

– Человеческая цивилизация умеет делать себе гнёзда, – заметил симбионт.

– После всего… да, умеет, – хмыкнул Кир.

– Ну вот, партнёр, – негромко произнёс Нэйв. – Начинается новая глава.

– Да, – согласился Кир. – Впереди Лондон.