От Русско-турецкой до Мировой войны. Воспоминания о службе. 1868–1918

Российское историческое общество

Федеральное архивное агентство

Государственный архив Российской Федерации

Публикуется по рукописи: ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 1. Д. 197. Л. 1–416

Комментарии. А. И. Дерябина

© Государственный архив РФ, 2014

© Грюнберг Н. П., вступ. ст., 2014

© Дерябин А. И., коммент., 2014

© ООО «Кучково поле», 2014

Генерал трех императоров

Эпоха царствования Николая II оставила после себя множество мемуарной литературы, подчас малоизвестной или вовсе неизвестной и недоступной широкой публике. Как правило, подавляющее число воспоминаний написаны тяжелым языком, а содержащиеся в них сведения довольно отрывочны, крайне субъективны и, давая чересчур узкую картину исторических событий, интересны лишь специалистам. Редкие образцы мемуарной литературы выделяются из этого общего ряда, и лишь единичные труды можно назвать поистине бриллиантом русской мемуаристики благодаря их легкому, увлекательному стилю изложения и поистине неисчерпаемому кладезю исторической информации. Именно таковыми являются воспоминания генерала от инфантерии Эдуарда Владимировича Экка, служившего при трех императорах и ставшего участником трех войн – Русско-турецкой 1877–1878 гг., Русско-японской 1904–1905 гг. и Первой мировой.

Нет смысла подробно останавливаться на биографии этого, вне всякого сомнения, выдающегося военного и талантливого рассказчика. Экк сам более чем подробно рассказал о своей жизни на страницах своих воспоминаний, и к этим сведениям можно лишь добавить, что с 1918 года он находился в Добровольческой армии и до конца Гражданской войны исполнял обязанности председателя военно-полевого суда при главнокомандующем Вооруженными силами Юга России и был вынужден эмигрировать вместе с остатками армии генерала Врангеля в Турцию. Позднее он перебрался в Югославию и до самой своей смерти жил в Белграде, где пользовался непререкаемым авторитетом как среди эмигрантов, так и у местных властей. Был начальником 4-го отдела Российского общевоинского союза, председателем Совета объединенных офицерских обществ. По его инициативе в Белграде издавался «Русский военный вестник», издание, ориентированное на небезразличных к военному делу представителей русской эмиграции. Последние годы жизни генерал потратил на создание своих воспоминаний, так и не изданных ни за рубежом, ни в России. Скончался генерал Экк 5 апреля 1937 года. На похоронах на Новом кладбище Белграда присутствовала почти вся русская община и в знак особого уважения военный министр Югославии. Сейчас мы имеем уникальную возможность опубликовать воспоминания генерала от инфантерии Экка не только как ценнейший исторический источник и блестящее литературное произведение, но и как дань памяти этому, без сомнения, незаурядному человеку.

Воспоминания Эдуарда Владимировича Экка дают уникальную картину не только его собственной биографии, но и жизни Российской императорской армии от могущества 1860-х до развала ее в хаосе Февральской революции 1917 года. Сам автор скуп на оценки, воздерживаясь от общих комментариев и суждений, и старается описывать только то, что сам видел и чему был сам свидетелем. От повествования веет легким чувством ностальгии по «старым добрым временам», по молодцам-семеновцам, блиставшим выправкой на разводах караулов в Санкт-Петербурге, по полным опасностей предприятиям в Восточной Румелии, по лихим кавалерийским атакам на маневрах Варшавского военного округа, по аромату полевых кухонь, строгости полевых лагерей и ушедшей навсегда храбрости солдат 71-й пехотной дивизии, с которыми приходилось делить все радости и горести Маньчжурской кампании. И эта ностальгия сама собой захватывает читателя, втягивает его в рассказ, заставляя вместе с автором проживать все моменты его непростой военной жизни.

Генерал Экк относился к поколению людей, вся жизнь которых была связана с армией от начала и до конца и которые не могли существовать без военной службы. Его воспоминания проникнуты глубоким осознанием таких понятий, как долг, честь, достоинство и присяга. Вне военной службы для автора нет смысла существования, и вне ее он себя не видит. Вся жизнь Экка была подчинена служению царю и Отечеству, и от начала и до конца ее он не нарушил присяги и не поступился своей честью. Эдуард Владимирович, в отличие от многих современников, не гонялся за чинами и во главу угла ставил не достижение карьерных высот, а принесение пользы своей стране и своему императору на любом месте в военной системе. Его не интересовала политическая жизнь страны, так как, согласно древнему принципу, «армия вне политики», генерал Экк не считал себя вправе поддерживать какие-либо политические взгляды и течения, на которые было столь богато российское общество начала ХХ века. Экк был целиком и полностью военным профессионалом, и потому его мемуары рассказывают о военном деле более чем о чем-либо еще. Тем не менее не был он и примитивным солдафоном – слог и стиль воспоминаний говорят о высочайшем уровне культуры их автора.

Карьеру автора нельзя назвать быстрой и блестящей, тем не менее ее нельзя назвать и неудачной. Она давалась Экку непросто, и все назначения были получены лишь благодаря его несомненно выдающимся личным качествам. Военная служба генерала Экка началась в качестве юнкера в одном из наиболее привилегированных и престижных полков Российской императорской армии – лейб-гвардии Семеновском полку, основанном еще Петром Великим и входившим вместе с другим детищем своего основателя в состав «Петровской бригады» – 1-й бригады 1-й гвардейской пехотной дивизии. В качестве юнкера Экку пришлось на себе испытать все трудности солдатской жизни, познать все тонкости строевой службы. В таком полку, как лейб-гвардии Семеновский, с высочайшими стандартами выправки, строя, владения строевыми приемами, служить было нелегко. Присутствие на всех важнейших государственных торжествах, несение караульной службы в Зимнем дворце при императорской фамилии, а также высокий статус полка, его традиции и история накладывали свой отпечаток на все стороны жизни семеновцев. В полку все было лучшим, от качества формы до выполнения строевых эволюций, и семеновцы гордились этим. Не каждый был способен соответствовать этим стандартам, и не все юнкеры – товарищи Эдуарда Владимировича – заслужили чести стать офицерами лейб-гвардии Семеновского полка, но всякий, достигший семеновской планки, навеки входил в полковую семью. Даже расставшись с полком, семеновец на всю жизнь оставался семеновцем, и одним из них стал Экк, удостоившийся производства в офицерский чин в полку.

Более чем шестилетняя служба в лейб-гвардии Семеновском полку не прошла для Экка даром, навеки привив ему высокие стандарты отношения к себе и окружающим. Не менее высокие образцы, но несколько иного уровня дала ему Николаевская академия Генерального штаба, которую Экк окончил осенью 1877 года. Высочайшие требования к слушателям и не менее высокие стандарты образования академии формировали у ее выпускников такие навыки, как глазомер, умение ориентироваться в сложной обстановке и вести самую сложную штабную работу. Безусловно, военное образование, полученное Эдуардом Владимировичем, можно назвать блестящим, и воспользовался он им не менее талантливо, выполняя ответственные задания помощником штаб-офицера над колонновожатыми в заключительных операциях Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Именно личные качества Экка, проявленные им в ходе войны, послужили основанием для назначения его военным агентом при русской дипломатической миссии сначала в Константинополе, а позднее в Филиппополе (ныне Пловдив), столице автономной провинции Турции Восточная Румелия. Врожденный такт и умение находить общий язык с людьми позволили ему с успехом выполнять весьма непростые обязанности в такой сложной и неоднозначной военно-политической обстановке, какая сложилась в населенной преимущественно болгарами Восточной Румелии. В этой провинции под руководством русских офицеров было сформировано местное ополчение, формально подчинявшееся Турции, а на практике совершенно самостоятельная сила, что вызывало многочисленные осложнения. Не меньшей проблемой был и плохо скрываемый курс Восточной Румелии на присоединение к Болгарии. Масла в огонь подливали и попытки Болгарии и Сербии поделить между собой Македонию. В своих воспоминаниях Экк раскрывает массу подробностей хитросплетений местной политики, давая неоценимые сведения о роли России в становлении болгарской государственности. Не менее интересны и приводимые Экком подробности обстоятельств убийства О. Н. Скобелевой, матери выдающегося русского полководца М. Д. Скобелева, совершенного неподалеку от Филиппополя в 1880 году.

Дослужившись на посту военного агента до чина полковника Генерального штаба, Эдуард Владимирович, имея возможность продолжать военно-дипломатическую карьеру, все же не видел себя вне армии, вне ее строевых частей. В 1885 году он расстается с Болгарией для того, чтобы отбыть цензовое командование батальоном 1-го лейб-гренадерского Екатеринославского полка в Москве. Без опыта командования батальоном было невозможно получить строевую должность, и Экк активно включается в непростую и очень ответственную работу батальонного командира, решая совершенно иной круг задач, нежели задачи военного агента. На этом посту Эдуард Владимирович впервые проявил себя как заботливый, но в то же время весьма требовательный командир. Весьма трудно достичь необходимой золотой середины: некоторые офицеры слишком погружались в бытовые проблемы своего подразделения, забывая про требования службы и ведение боевой подготовки, иные, наоборот, за излишней требовательностью в обучении личного состава не замечали необходимости заботы о его повседневных нуждах. Именно на посту батальонного командира Экк проявил качества, все ярче и ярче раскрывавшиеся в дальнейшем. Несмотря на то что цензовое командование батальоном было во многом необходимой формальностью, полковник Экк не только сдал его в блестящем с точки зрения строевой и боевой подготовки состоянии, но и вникая во все мелочи солдатского быта и проявляя постоянную заботу о нуждах подчиненных. Экк, в отличие от многих коллег, не стеснялся разговаривать с солдатами, регулярно общался с унтер-офицерами, с уходившими в запас и, поскольку общение это было не для галочки, а от души, знал душу русского солдата, его менталитет, его потребности и надобности. Требовательность и одновременно искреннее, неподдельное внимание давали потрясающий результат: солдаты души не чаяли в своем начальнике, ибо чувствовали его заботу, а не отбывание номера. Именно понимание психологии солдата, его мира позволяло Экку приводить в чувство разболтавшиеся полки, из не лучшего качества резервных батальонов формировать боеспособные дивизии и руководить корпусами в самых тяжелейших операциях. Доверие солдата своему командиру и безграничное уважение к нему творили поистине чудеса, позволяя им выполнять невозможное. Высокие чины не мешали Экку обходить позиции на передовой, вникать в каждую мелочь окопной жизни и делать все возможное, чтобы люди были не только снабжены боеприпасами, но и сыты, одеты, обуты, чтобы укрытия были сухи, а каждый солдат имел возможность помыться и переодеться в чистое. Даже второочередные дивизии, сформированные по мобилизации 1914 года, под командованием Экка воевали как лучшие кадровые части, ибо не чувствовали никакого различия между собой и подразделениями первой очереди, ощущали такую же заботу и внимание и платили за них сторицей. Даже в страшные послереволюционные дни 1918 года бывшие солдаты одного из полков, сражавшегося под началом генерала Экка во время Мировой войны, а теперь красноармейцы, не просто не смели тронуть царского генерала и «классового врага», а оказывали ему всяческую посильную помощь, настолько большим авторитетом в их среде он пользовался.

Экк обладал редким талантом мотивировать, воодушевить своих людей, увлечь их общим делом, вдохнуть в равнодушных искру, заставлявшую их равняться на лучших, а не на отстающих. Стремление командира сделать вверенное ему подразделение не просто хорошим, а лучшим передавалось подчиненным, они сами уже старались не подвести своего начальника, не ударить в грязь лицом, потому что для них не было средней оценки – только «отлично» и «плохо». Достигнутые на маневрах результаты и оценки на смотрах, а потом и отбитые штурмы, и удачные наступления, и прорывы, и требования не были пустой рутиной, а жизненно необходимыми навыками, а самого Экка превращали из просто заботливого начальника в настоящего боевого командира, которому солдаты доверяли безгранично.

Отношения Экка с подчиненными офицерами далеко не всегда складывались просто, ибо, будучи требовательным к солдатам, к офицерам, он был не просто требовательным, а сверхтребовательным. Высочайшие стандарты военной службы, вынесенные Экком из лейб-гвардии Семеновского полка, прививались им неустанно в любом подразделении и соединении, которым приходилось командовать, и не все офицеры в состоянии были дотянуться до столь высокого уровня. Не способных справиться с возложенными на них обязанностями офицеров он всегда старался применить там, где они могли оказать наилучшую пользу, с не желавшими справляться безжалостно расставался. Трепетно относясь к кодексу воинской и офицерской чести, Экк внимательно следил за неукоснительным соблюдением его подчиненными и умел внушить им правильное понимание заложенных в нем ценностей. Но в строгости он не был бесчеловечным, всегда шел навстречу в чем-либо нуждавшимся офицерам, способствуя решению их проблем. Офицер должен был быть безукоризненным во всех аспектах своей жизни, считал Экк, и не просто требовал безукоризненности от подчиненных, но в первую очередь спрашивал соответствие собственным стандартам с себя. Офицеры это чувствовали, понимали и потому души не чаяли в своем командире, командующем, начальнике, зная, что он требует с них в любом случае меньше, нежели от себя самого.

Помимо требовательности генерал Экк обладал таким ценным качеством, как умение разбираться в людях. Знание способностей своих подчиненных, умение видеть все их достоинства и недостатки позволяли ему избегать неудачных назначений и ставить офицеров на те посты, на которых их недостатки нивелировались, а таланты, наоборот, максимально раскрывались. Наиболее ярко это качество Экка проявилось в ходе мобилизации 1904 года, во время которой из сомнительной боевой ценности резервной дивизии ему удалось создать полноценное боевое соединение и в первую очередь благодаря продуманной и удачной кадровой политике.

Удивительный талант быть внимательным начальником и быть любимым подчиненными Экк совмещал с талантом настоящего военного, цепкого, меткого и решительного. Впервые став самостоятельным начальником, Экк железной рукой навел порядок в 26-м пехотном Могилевском полку, порядком запущенном предыдущим командиром, сумел не только наладить быт подчиненных, но и вытянуть полк во всех прочих аспектах. Наиболее ярко военные дарования Экка проявились в ходе Русско-японской войны, где не раз ему вместе с подчиненными войсками приходилось выдерживать неравные бои с японцами, не имея зачастую никакой поддержки от командования корпусов или армий. В отличие от многих «интеллигентов в погонах», буквально наводнивших армию перед Мировой войной, Экк никогда не сомневался в собственных действиях, никогда не впадал в апатию нерешительности и никогда не отвлекался от выполнения собственных обязанностей. Спокойствие и четкое осознание своих целей – вот одна из лучших черт генерала Экка. Также не свойственны ему были присущие службистам-карьеристам черты, такие как забота о «достойном» назначении и дифференцированное отношение к подчиненным в зависимости от «статусности» их подразделения. Экк, гвардеец-семеновец, никогда не ставил себя выше армейских офицеров или командиров, не имевших академического образования, он одинаково прост со всеми, и его отношение к людям зависело прежде всего от их личных качеств, а не карьерной лестницы или принадлежности к элитным соединениям.

Обладая прекрасным глазомером, а также пониманием настроения войск и хорошим чувством момента, генерал Экк превосходно справлялся как с командованием дивизией, так и корпусами. Руководство 71-й пехотной дивизией стало для него своеобразным испытанием на прочность. Сформированные из резервных пехотных бригад на время войны, подобные дивизии считались неустойчивыми, обладавшими низким боевым духом и малой боеспособностью, а служивших в ней резервистов – плохо обученными и не желающими идти в бой солдатами. Под руководством генерала Экка 71-я пехотная дивизия полностью опровергла негативную репутацию резервистов, а благодаря его мастерству военачальника заслужила уважение противника. В отличие от многих своих коллег, Экк не возмущался назначением во второсортную дивизию и не вымещал свою досаду от подобного «принижения» на окружающих, он просто выполнял свой долг так, как он его понимал, а свой долг начальника дивизии он видел в придании боеспособности этому подразделению. И надо сказать, свой долг Экк выполнил от начала и до конца.

Интересны наблюдения Экка над противником – японцами. С удивлением он отмечает попытки пленных японцев покончить жизнь самоубийством, а также отмечает высокие боевые качества японской пехоты. Эти наблюдения тем ценнее, что с русскими пленными японцы обращались в высшей степени предупредительно, однако качества, проявленные ими во Второй мировой войне, Экк отметил еще во время Русско-японской: невероятное упорство в атаке, предпочтение смерти плену, способность продолжать бой, не считаясь с потерями, и в то же время необычайная изобретательность и способность к неожиданным тактическим решениям. Впоследствии русский опыт войны с японцами был проигнорирован всеми без исключения крупными державами и стоил большой крови союзникам в годы Второй мировой войны.

Надо отметить, что как военный Экк никогда не отставал от требований времени. Его полки одними из первых начинают применять ручные гранаты против японцев. Он один из первых понял преимущества комплексного физического развития солдат, а не формальных занятий гимнастикой и широко внедрил систематические спортивные занятия в Гренадерском корпусе. Во время Первой мировой он, словно копируя Суворова под Измаилом, строит копии австрийских укреплений и обучает на них своих солдат штурмовать позиции противника. Изменения тактики, нововведения в военном деле – ничто не проходит мимо него незамеченным. Использование артиллерии в боевых порядках пехоты невозможно? Экк тут же опровергает этот тезис. Военная мысль Экка живая, плоть от плоти и кровь от крови русской военной школы. Врага надо не просто разбить, не просто прорвать фронт, надо не дать ему опомниться, садиться ему на плечи и превращать поражение в разгром. Однако отсутствие в его распоряжении должных сил и средств ни разу не позволило довести начатое до конца, а неприятие его методов вышестоящим начальством не давало ни малейшего шанса на реализацию задуманного. Тем не менее действия генерала Экка в качестве командующего 7-м и 23-м армейскими корпусами в годы Первой мировой войны требуют подробного изучения и являются яркими образцами русской военной школы.

Не менее интересны воспоминания Экка о встречах с известнейшими политическими и военными деятелями его времени. Уникальны его воспоминания о пребывании императора Николая II и императорской семьи в Ливадии в 1913 году, изобилующие многочисленными подробностями, через призму которых и сам император, и его семейство предстают перед нами не застывшими историческими персонажами, а живыми людьми со своей собственной частной жизнью. Подобные свидетельства от лиц, не входивших в ближайший круг императорской фамилии, уникальны и позволяют взглянуть на жизнь царской семьи глазами человека, не подверженного влиянию придворных интриг и сплетен.

Колоритны и характерны те эпизоды воспоминаний Экка, в которых он вспоминает свои встречи с генералом А. А. Брусиловым, а также участие подчиненных ему подразделений в ставшем знаменитым Брусиловском прорыве. Экк предельно корректен, даже передавая оскорбительные для него слова Брусилова, тем не менее оценка действий этого военачальника Экком так или иначе прорывается сквозь максимально нейтральный и лишенный резких оценок текст. Противоречивые действия Брусилова, нередко продиктованные личными мотивами и не связанные или противоречащие военным надобностям, вносят перекликающиеся с оценками А. И. Деникина интонации в образ этого известного полководца, поднимая проблему достоверности наиболее распространенного представления о нем.

На страницах своих мемуаров генерал Экк не пытается сводить личные счеты или «рассказать всю правду» даже о людях, с которыми у него случались служебные и личные конфликты, его повествование максимально нейтрально и при ощущении глубокого личного переживания прожитого предельно дистанцировано от каких-либо резких оценок и суждений. Экк всюду корректен, всюду скромен и не пытается распространить свою собственную роль далее тех пределов компетенции, которые были ему доступны в описываемый им момент. Оценки, критика или неприятие действий того или иного лица прорываются через описание его деятельности, позволяющее читателю самому делать выводы, но только не в личностных оценках или едкой критике, исходящих от лица автора.

Огромное количество уникальных подробностей, масса зарисовок из военной жизни Российской империи, описания встреч автора с крупными историческими фигурами и, бесспорно, живые, яркие, красочные образы дореволюционной России делают воспоминания генерала от инфантерии Эдуарда Владимировича Экка поистине блестящим историческим источником и в противоположность многим работам этого жанра являющимся по совместительству и прекрасным литературным произведением. Пронизанные насквозь беззаветной любовью к России, высоким чувством долга и ощущением своей причастности к ее истории, эти мемуары станут настоящим украшением библиотеки любого любителя истории и, несомненно, привлекут внимание не только специалистов, но и благодаря своему легкому и доступному стилю достоянием самого широкого круга читателей, могущих отдать должное человеку, всю свою жизнь положившему на алтарь служения нашей стране.

Глава I

10 октября 1868 года, 17 лет, я поступил юнкером в лейб-гвардии Семеновский полк[1] и был зачислен в роту Его Величества.[2] Требования нам предъявлялись большие. Все отделы службы должны были быть усвоены в совершенстве. Рота была великолепно подобрана, рост юнкеров так велик, что я был почти на два вершка ниже левофлангового (правда, я был ниже ростом, чем теперь, но все же около восьми вершков). В строю еще находились люди, призванные под знамена на пятнадцать лет, и именно они лучше всего относились к нам, что особенно ярко сказывалось в дни, когда нам, юнкерам, приходилось весь день проводить в роте в ожидании тревоги. В такие дни мы обедали в роте и подолгу с ними беседовали, иногда читали им вслух взамен занятий грамотой.

Моим дядькой был унтер-офицер Брун, латыш десяти с лишком вершков росту, строгий, молчаливый, прекрасный гимнаст. Учителями были Фогель и Мордвинкин, оба разжалованные за пьянство, но лучшие фронтовики в роте. В то время в царские дни[3] и в дни двунадесятых праздников всем людям, помимо улучшенной пищи, полагалось от казны по чарке водки, и нам, юнкерам было особенно приятно уступать учителям наши чарки. Зная, что наша доля принадлежит им, Фогель и Мордвинкин подходили к ведру, имея в рукаве шинели по большому стакану, черпали им водку и с наслаждением пили ее маленькими глотками.

В строевой выправке, в маршировке, в фехтовании на ружьях трудно было с ними равняться, зато в гимнастике я мог тягаться с любым из них.

В мае 1868 года я сдал успешно офицерский экзамен, прошел съемки и прибыл в лагерь.

В лагере юнкера проходили полный курс строевого обучения, по очереди с прочими унтер-офицерами дежурили по роте, но в караул не заступали. Обедали в офицерской столовой, но после офицеров. Ужинали за отдельным столом, так как время ужина продолжалось от 8 до 10 часов вечера.

Однажды, будучи дежурным по роте, я уже после зори зашел поужинать и сел за наш юнкерский стол. Не успел я поесть, как подошел ко мне унтер-офицер Штамм и передал, что господа офицеры просят меня к своему столу.

Я тотчас же подошел к ним и представился. Все заговорили:

– Пожалуйте, Экк, садитесь, мы давно хотим с вами поближе познакомиться.

Тотчас же появились бутылки «Белой головки», которую пили во всем Красносельском лагере, причем не бокалами, а обыкновенными большими стаканами.

Напрасно я их уверял, что никогда еще не пил вина, они только посмеивались и говорили, что это ничего, у нас привыкнете. Тут же пошли брудершафты. Я выдержал все семь стаканов, но, выпив последний, категорически заявил: