Мусорный архипелаг. Книга 2

– И что же нам с этим делать?

– Организовать выборы. Не сейчас. Чуть позже. Пускай мои собратья немного придут в себя и встанут на сушу обеими ногами. Меня до сих пор немного пошатывает. На плавучем острове я этого не замечал, а тут это ощущается довольно сильно. Стены нет-нет да и покачнутся. Вестибулярный аппарат сходит с ума, оказавшись на неподвижной поверхности. Земная твердь действует на мореплавателей опьяняюще.

– Вы, как я вижу, неглупый человек. Кем вы были до потопа?

– Майором полиции.

– Это заметно. Чувствуется недюжинная хватка. Может быть, у вас есть какие-то конкретные предложения или мысли?

– Да, – Дубравин потёр ладонью лоб. – Мне в голову только что пришла одна дельная идея. Нужно ввести должность вице-президента и назначить на неё кого-нибудь из бывших изгоев. На большее мы не претендуем, понимая, что являемся пришельцами и что нас меньшинство.

– Хорошо, что вы это осознаёте. И кого же вы предлагаете назначить на эту должность?

– Председателя совета общины Владимирского. Пускай и дальше занимается делами изгоев. Нашему народу потребуется немало времени на то, чтобы забыть все мытарства и невзгоды, выпавшие на его долю.

– Что ж, возможно, в вашем предложении есть рациональное зерно. Мы поговорим об этом позже – подробно, с выкладками, аргументами и цифрами. Нужно как можно скорее остановить эту ужасную и бессмысленную бойню.

– Совершенно с вами согласен. Это наша первоочередная задача. Ответьте мне, господин президент, зачем вам столько мечей и сабель?

Болтенко кисло усмехнулся.

– Они оберегали нас от вторжения иноземцев.

– Допустим, это так. Но кто должен был на вас напасть?

– Вы же напали.

– А мне кажется, что всё вышло наоборот. Мы не хотели войны.

– Чего же вы хотели?

– Договорного мира.

– Значит, мы не поняли друг друга.

– Или не захотели понять. Вам проще было сжечь проблему, прибившуюся к вашим берегам, вместе со всеми её обитателями.

– Поймите, полковник, мы не были уверены в том, что на земле не осталось никого, кроме нас, а от людей всегда исходит опасность. Я понял это ещё до того, как стал губернатором. Ну а в президентском кресле уверенность переросла в некий сдерживающий постулат. И, как оказалось, не зря. Мы стали ставить кузни. Там ковались мечи, сабли, боевые ножи, наконечники для пик. Первым делом мы снабдили армию и силовые структуры холодным оружием. Склады с огнестрельным были разрушены до основания. Оно пришло в негодность, а вместе с ним утратились и боеприпасы. Те пистолеты и автоматы, что были на руках у военных и других силовиков, всего лишь капля в море, тем более к ним нет патронов. Их производство мы до сих пор не можем наладить. Возможно, через какое-то время мы это сделаем, а заодно выпустим новую, более простую линейку огнестрельного оружия, для сборки которого не требуется высокоточное оборудование. На незатопленной части Красноярского края воинских частей и военной техники было очень мало. В них не было смысла. Центральная часть края расположена едва ли не в середине России, а с учётом объединения человечества потребность в воинских формированиях в таких малозаселённых местах и вовсе отпала. Их просто не успели сократить. Мы сумели оживить пару танков, но расход топлива такой, что напрочь перечёркивает все плюсы и отбивает всяческое желание их использовать. Офицеров для республиканской армии готовит красноярское военное училище. За десять лет нам удалось создать неплохую профессиональную армию. Поначалу основу силовиков составляли полицейские, гвардейцы, спасатели и сотрудники службы исполнения наказаний. Солдат и офицеров было мало. На аэродромах ещё стоят, словно памятники, пустые остовы самолётов и вертолётов. Без запчастей воздушные суда превратились в сосредоточие электронных устройств и приборов. Да и взлётно-посадочные полосы полностью разрушены землетрясением. Не говоря уже о том, что самолёты и вертолёты потребляют огромное количество топлива. Винтокрылые машины в наших условиях удобны, но чертовски не экономичны, поэтому все летательные аппараты, стоящие под открытым небом, разобрали до винтика. Всё, что можно было использовать, пустили в дело. Повторюсь, у нас острый дефицит всяких станков и приспособлений, и авиационные электронные компоненты нас здорово выручили.

– Поищите среди своих умельцев современного Демидова, он вам и пушки отольёт, – мрачно пошутил Дубравин.

Президент с серьёзным выражением лица кивнул:

– С учётом происходящих событий пушки были бы весьма кстати.

Сергей недобро усмехнулся.

– Ничуть не сомневаюсь, имейся они у вас, вы бы устроили на архипелаг длительный убийственный и всеразрушающий артналёт.

– Мы ждали вражеского набега.

– А к вам приплыли мертвецы с палками.

– Такое даже в страшном сне не приснится.

– То, что пришлось пережить нам, вы вряд ли сумеете представить и осознать. Зачем вы подожгли наш плавучий дом? Вы хотели сжечь нас заживо? Но мы же живые люди! Такие же, как вы. Вы вообще нормальные?

Болтенко недовольно нахмурился.

– Зря вы так. Мы были уверены, что уничтожаем не людей, а одичавших дикарей, не чувствующих ни боли, ни страха, ни жалости. Мы защищали себя и свои семьи.

– Таким варварским способом? – Дубравин заиграл желваками. – Ведь в нынешних реалиях он сродни атаке ядерными бомбами.

– Вот именно. Нам нужен был один эффективный и ошеломляющий удар. И мы его нанесли. У нас не было права на ошибку. Человечество поставлено на грань выживания. Сначала взбеленившаяся природа не оставила нам выбора, потом – вы. Мы проскользнули между пальцев апокалипсиса и потому не имели права рисковать. Нужно возродить земную цивилизацию, и любая помеха на этом пути должна рассматриваться как смертельно опасная.

– И чтобы спастись самим, вы решили уничтожить нас. Я правильно вас понял, господин президент?

– Не передёргивайте, иначе мы с вами никогда и ни о чём не договоримся. Вы всё прекрасно поняли, полковник. Мы уничтожали не людей, а зверей в их обличье.

Сергей возмущённо вскинулся и сжал кулаки.

– А звери? Разве звери не имеют право на существование?

– Гм… – Болтенко задумался, но тут же разгладил лоб и ответил: – Зверей, безусловно, можно было бы пощадить, но не в человеческом же обличье!

Дубравин снова сжал кулаки и едва сдержался, чтобы не разорвать Болтенко.

– Как вы могли обречь детей на нечеловеческие мучения? Разве нельзя было освободить их от жребия до совершеннолетия?

Президент нахмурился – на его переносице чётко прорезались две параллельные складки.

– А разве дети не люди? Когда они кого-то убивают, то общество изолирует их, не позволяет им оставаться среди нормальных людей. Если бы мы стали выбирать, кому тянуть жребий, а кому нет, дело дошло бы до усобицы. Освободили бы мы детей и стариков от жребия – всем остальным стало бы обидно. Они почувствовали бы себя ущемлёнными. Стали бы разделять детей по возрасту – тут же бы поднялся родительский крик. Одних, значит, трогать нельзя, а других – пожалуйста. Всё это привело бы к беспорядкам и хаосу. Этого мы допустить не могли. И не допустили. Пытка голодом – одна из самых мучительных. Она растянута во времени и убивает человека медленно и изощрённо. Смотреть, как умирают тут все эти люди, было бы невыносимо горько и тяжело. Мы вверили их сýдьбы природе и не прогадали. Во время Гражданской войны никто никому не давал пощады. Истреблялись и старики, и дети. Вóйны, как известно, порождают поголовную жестокость. Они похожи на убежавшее молоко, заливающее собой всё, до чего сумело дотянуться. Вскипевший и возмущённый разум призван разрушать. Созидает другой – спокойный и рассудительный. Вспомните детей врагов народа. Можно подумать, их кто-то щадил. А мы никого не убили и не уничтожили.

– Но вы отправляли детей на верную погибель!

– Разве? Вы же живы. Не умерли и не опухли с голоду. Мы дали детям возможность выжить, только в другом месте. Никто ведь не знал, что творится за горизонтом. Может быть, неподалёку от материка изгоев ждали райские острова с бананами, ананасами и кокосами. Так, собственно, и случилось.

Лицо Сергея окаменело, и лишь подрагивающие уголки губ выдавали в нём сильное волнение и гнев.

– Очень много детей погибло.

Болтенко едва заметно пожал плечами.

– Всё человечество, включая младенцев и детвору, погибло. Никто их не пощадил.

– Это была стихия.

– А у нас – осознанный выбор. Даже те люди, что остались на материке, долгое время жили впроголодь. Эти дети умерли бы тут от голода. Мы поступили разумно и дальновидно. Как видите, многие из них выжили и явились к нам с палками, чтобы убивать.

– Да вы, Аркадий Борисович, просто оплот гуманизма.

– Не ёрничайте, полковник. Обвинять легче всего. Поймите же наконец, упрямец, что если бы мы сделали исключение для детей и стариков, то материк лишился бы самых ценных работников – мужчин и женщин среднего возраста. Ну а следом за детьми и стариками и женщины потребовали бы к себе особенного отношения. Разве это не логично? Ну и кого бы нам удалось отправить в океан? Мёртвые души? Начни мы делать исключения, и всё покатилось бы в бездну. Подумайте над этим, полковник. На словах руководить людьми легко, а вот на деле… Чтобы их организовать и направить в нужную сторону, иногда приходится закладывать и даже продавать свою душу. Вы бы смогли на это пойти?

Сергей неопределённо пожал плечами.

– Мне никто такого не предлагал. Я справлялся без помощи нечистой силы.

Президент скривился в ироничной улыбке.

– Да вы прямо агнец божий. Как вам удалось стать военачальником? С таким мировоззрением в коридорах власти делать нечего, вы в них заблудитесь. Человеческие мысли редко созвучны делам, реальность выстраивается обстоятельствами. На самом деле руководить людьми действительно несложно, гораздо сложнее управлять их пороками. Не научившись этому, в кабинете руководителя делать нечего. Тяжёл и неподъёмен крест ведущего за собой.

– Так расстаньтесь с ним. Идите налегке.

– И рад бы, да не могу. Я чувствую свою ответственность перед людьми. Кто-то же должен принимать непростые и непопулярные решения.

– А вы, случаем, не перемудрили?

– А как бы вы поступили на моём месте?

– Умер бы вместе со всеми.

– Это поступок праведника, но не государственного деятеля. Придёт и моё время, не расстраивайтесь. Ну а пока я нужен людям. И вам, полковник, придётся с этим смириться.

– Ваша Голгофа весьма уютна и изысканна, а крест усыпан бриллиантами. Вы не находите?

– Suum cuique – каждому своё. Того света и мне не избежать.

Дубравин порицательно покачал головой.

– И всё-таки у меня в голове не укладывается, как можно было сажать в лодки детей и стариков!

Аркадий Борисович едва заметно поморщился. Его всё больше тяготил этот беспредметный, по его мнению, разговор. Он вздохнул и ответил на вопрос:

– Дети и старики, как ни крути, – иждивенцы. Кто бы их стал кормить? Ведь вместо них пришлось бы отправить в Мировой океан истинных кормильцев. Следовательно, что? Они бы всё равно умерли – от голода. Хорошо быть добрым и гуманным задним умом. Поймите, полковник, это непростое решение позволило сохранить земную цивилизацию.

– Цивилизацию? Вы называете такое варварское отношение к людям цивилизацией?

– Не сократи мы тогда численность населения, сейчас бы на материке оставалась горстка одичалых людей, борющихся за существование.

– Вы не можете знать этого наверняка.

– Но предполагать-то я могу. Случай и обстоятельства свели на клочке суши случайных людей. Кто оказался на нём на момент потопа, тот и выжил. Всё приходилось решать и делать в условиях чрезвычайной ситуации. Все старые, допотопные законы и правила больше не действовали. Общества как такового больше не было, его нужно было создавать заново. Были лишь случайно выжившие люди, и следовало организовать и упорядочить их пребывание на материке.

– И вы решили, что у вас это получится лучше, чем у всех остальных. Кто дал вам право распоряжаться человеческими жизнями и судьбами?

– Здравый смысл. У меня были и опыт, и умение, и желание.

– Насчёт желания я даже спорить не стану. Ловко же вы водрузили своё фамильное знамя над остатками суши и человечества.

– Сейчас легко обвинять, полковник. Вспомните те времена.

– Я их никогда не забуду, – Сергей вновь окаменел лицом.

Болтенко многозначительно усмехнулся.

– Если бы вы не вытащили чёрный квадратик, то и рта бы не раскрыли. И слова бы не сказали в защиту тех несчастных, с которыми нам приходилось прощаться, на первый взгляд, негуманно и жестокосердно. Разве это не так?

На лицо Дубравина нашла тень.

– Вы правы. Я тогда многого не понимал.

Президент кивнул.

– Вы и сейчас не всё понимаете.

– Возможно. Но во всём разберусь.

– Очень на это надеюсь. У вас есть реальная возможность воткнуть в эту землю и свой скромный флажок. Неплохая перспектива, не правда ли?

– Я не собираюсь нигде и ничего столбить.

– Как знать. Я тоже когда-то был светлым и лучистым.

– Чего же потускнели?

– Окислился. Знали бы вы, полковник, сколько мыслей и всевозможных планов было в моей голове в те непростые времена. Они рождались и умирали, роились и бились изнутри в моём черепе, требуя выпустить их на волю. Но я сумел взять себя в руки и смог отказаться от всего второстепенного, сосредоточившись на главном – на выживании человечества. Как видите, я не пошёл на поводу у антропогенетики и спасал всех подряд вне зависимости от вероисповедания и цвета кожи. Все для меня были одинаковы и равны. В этом равенстве и крылся залог спасения и выживания. Как видите, я не ошибся. Человечество выжило и снова потихоньку развивается. Знаете, в прошлом веке на телевизионных экранах в течение некоторого времени крутилась серия занимательных рекламных роликов. У них был единый слоган: «Вот был бы тогда ВТБ…» Так вот у нас его, к сожалению, не было. Всё приходилось делать без сторонней помощи. Понимаю, вам так и хочется отсечь мне голову мечом сослагательного наклонения, но это не лучшее решение. Ваши действия во время битвы тоже кто-нибудь разберёт по косточкам и обнаружит в них изъяны и даже ошибки. Призываю вас отнестись с пониманием к тем условиям, в которых мне приходилось решать тяжелейшие задачи. Ещё неизвестно, каким бы история запомнила вас, будь вы на моём месте.

Сергей посмотрел в окно на открывшееся бездонное небо.

– Вы спасали тела, а нужно было заботиться о человеческих душах.

Аркадий Борисович отрицательно мотнул головой.

– Я не священник, а управленец. Спасением душ человеческих пускай церковь занимается, не нужно у священнослужителей хлеб отбирать. Я крепкий материа-лист, и разговорами о душе меня не проймёшь. Еслибог существует, то он сам позаботится о душах людей. Всё просто. Зачем лезть в то, чего мы не знаем и не понимаем? Не бог, а я спас множество человеческих жизней. Где он был, когда суша уходила под воду? Открывал до упора краны? Вопросами, неподвластными нашему сознанию, пускай занимается небесная канцелярия. Если она есть. Ну а если её нет, с ними неплохо справятся сказочники, пишущие для взрослых. Поймите, полковник, моя канцелярия занимается конкретными делами – текущими, насущными, общечеловеческими. Без них обществу не выжить. Неужели вы хотите вернуться к родоплеменным отношениям между людьми?

– Я не хочу возвращаться к жребию.

– Тут уж как бог решит. Природа непредсказуема и своенравна.

Дубравин устало вздохнул.

– На «Титанике» в первую очередь спасали детей и женщин…

Болтенко несогласно покачал головой.

– Тогда речь шла не о выживании человечества, они могли себе это позволить. Голод и жажда делают людей неадекватными. В блокадном Ленинграде никто не давал детям дополнительного пайка хлеба. Более того, иждивенцы и дети получали самый маленький паёк. Словом, все были в равных условиях.

Дубравин недобро усмехнулся.

– Кроме руководства. Оно питалось отдельно. Были у него и ананасы, и рябчики.

У Болтенко нервно дёрнулось веко.

– Руководитель всегда должен быть сытым и адекватным – с ясной головой.

– Поэтому вы и установили себе особые пайки – правительственные?

– Считайте, что мы получали управленческие карточки. Какой бы от меня был толк, если б меня шатало от голода? Я работал не покладая рук, не щадя здоровья и нервов. И это не просто слова. Умственная работа отнимает уйму времени и сил. Со стороны всегда кажется, что руководители жируют и необоснованно и незаслуженно получают блага. Но это не так. Они необходимы нам для эффективной работы. Попробуйте влезть в мою шкуру, поработайте с моё, и вы взвоете от усталости.

Сергей задумчиво почесал висок.

– Но почему неприкасаемые не тянули жребий?

Аркадий Борисович приподнял брови.

– Разве не ясно? Они обеспечивали порядок. Без него ничего бы не удалось сделать. Порядок – основа любого общества. А основа порядка – разумное насилие. Проводники насилия были нужны власти как воздух. Его орудием, инструментом и явились избранные судьбой силовики. Неприкасаемые справились со своей задачей. Если бы тронули членов их семей, то неизвестно, чем бы всё это закончилось. Нам удалось сохранить наше общество, и оно выжило в тяжелейших условиях всемирного потопа. Мы руководствовались правилами и законами, какие были необходимы на тот момент. Таковы были требования переходного периода. Если бы мы дали слабину, от человечества вообще бы ничего не осталось. Все бы перегрызлись, дерясь из-за еды и воды. Малой кровью мы избежали большой.

– Малой?! – брови полковника поползли вверх.

– Да, малой, – спокойно ответил Болтенко.

Сергей печально усмехнулся.

– Законы, господин президент, должны быть человечными.

Хозяин кабинета пожал плечами.

– Сейчас мы продолжаем жить по тем законам, которые были приняты ещё до потопа, разумеется, адаптировав их под современные реалии. Зачем изобретать велосипед, если он давно изобретён?

– А если он с квадратными колёсами? – Дубравин прожёг неприязненным взглядом президентскую переносицу.

– Вы говорите странные вещи.

– А вы их делаете.

Президент кисло усмехнулся.

– Мы живые люди, а им свойственны ошибки. Сибирская республика – молодое государство. Мы обязательно всему научимся. Время – самый хороший учитель. Вы мне лучше скажите, арестован я или нет.

Дубравин тоже не сдержал усмешки.

– Задержаны. На некоторое время. До прояснения обстановки. Но вы можете беспрепятственно общаться со своей командой. Думаю, скоро всё образуется.

– Надеюсь.

– Пока отдыхайте, а я пойду посты проверю. – Сергей вышел из кабинета и подозвал к себе одного из взводных. – За президентом глядеть в оба. Провороните – бед не оберёмся. Это наш единственный козырь. Выставьте посты под дверью и окнами. Мы не должны упустить Болтенко. И накормите бойцов, пока президентские охранники всё подчистую не съели.

Лейтенант кинулся выполнять приказание, а полковник вышел на улицу и сел на широкую, удобную скамью. На него вдруг навалилась дикая усталость – и физическая, и моральная. К комполка подошёл один из бойцов.

– Поспите, полковник, а я покараулю ваш сон. Если что, сразу разбужу.

– Спасибо, боец, – Дубравин благодарно улыбнулся солдату и тут же заснул.

Силы покинули Сергея. Он будто провалился в непроглядную темень какого-то беззвучного подполья. Посмотрев в окно на уснувшего полковника, президент тоже лёг на диван, укрылся пледом и задремал. Им обоим оставалось одно – ждать известий с обеих передовых.

Боевые действия удалось остановить с большим трудом. Сплошного фронта больше не было. Бои то затихали, то вспыхивали с новой силой. То тут, то там время от времени слышались характерные для стычек звуки: сабельный звон и резкие отрывистые крики сражающихся. Из-за разрозненности и разбросанности подразделений процесс перехода к перемирию затянулся и шёл со скрипом и трудностями. Необходимо было наладить централизованное управление вооружёнными силами, потерянное в самом начале сражения.

Когда звон сабель стих, воюющие стороны сели за стол переговоров. Сибирскую республику представляли президент и правительство, а со стороны изгоев всё в свои руки взял, как старший по званию, полковник Дубравин. Больше никого из высших чинов архипелага обнаружить живым не удалось. Высокая должность Сергея ко многому его обязывала. Ему помогали майор Евтушенко и пятеро уцелевших членов малого совета. Переговоры решили провести в президентской резиденции. Ну а где же ещё? Не на площади же. У президента и помещение подходящее имелось – зал для совещаний.

Рассевшись за длинным столом, переговорщики по очереди вздохнули. Оглядев принимающую сторону, Дубравин через силу улыбнулся.

– Что ж, все в сборе. Не будем тянуть резину.

Болтенко кивнул.

– Согласен. Что конкретно вы предлагаете?

Сергей задумался, взор его зацепился за щербинку на столе. Полковник почесал пальцем висок и поднял взгляд на президента.

– Для начала хотелось бы понять, как устроен государственный костяк. Мы люди новые, пришлые. Хочется услышать это из первых уст.

Аркадий Борисович кивнул.

– Разумное желание. Всеми делами заведует кабинет министров. Это исполнительный и законодательный орган. Депутатского корпуса у нас нет. Зачем плодить тех, кто очень быстро забывает и об избирателях, и о том, что они не одни на Земле. Законы разрабатываются совещательной комиссией, которая состоит из советников и помощников министров. Готовые законопроекты обсуждаются и принимаются членами правительства путём открытого голосования. В том случае, если голоса разделятся поровну, глава кабинета министров берёт на себя всю ответственность и либо голосует за законопроект, либо отклоняет его. Ну а я утверждаю принятый закон – подписываю его. Всё просто. Народ выбирает президента и его программу, избранный глава государства назначает премьер-министра и членов правительства, ну а они – всех остальных чиновников. Как видите, депутаты лишние в этой и без того длинной управленческой цепочке.

– А где же судебная власть? – Дубравин наморщил лоб. – Кто-то же должен судить граждан за преступления.

Болтенко улыбнулся краешками губ.

– В полицейских управлениях есть судебные комиссии. Состав совещательно-судебной группы, состоящей из тринадцати человек, всякий раз меняется – её членов определяют методом случайной выборки. Так что сотрудники полиции время от времени становятся ещё и временными судьями. Члены комиссии чем-то схожи с присяжными заседателями. Им нужно ответить однозначно: виновен человек или нет. Решение принимается большинством голосов. Служба исполнения наказаний тоже относится к полиции. Если у нарушителя закона это первый привод, то он отправляется на общественно-полезные работы. Ему выдают рабочую одежду и обеспечивают питанием. Но денег за свой труд осуждённый не получает. Если же преступление тяжкое или совершается повторно, то его отправляют в тюрьму под контроль полицейских надзирателей. Матёрых правонарушителей у нас немного. Все они нам известны и на виду – под присмотром. Разгула преступности нет, прятаться от возмездия негде.

– А как у вас обстоят дела с образованием? – поинтересовался Евтушенко.

Курганов, перехватив побуждающий взгляд президента, пожал плечами.

– Странный вопрос. Мы с вами выходцы из одного племени. Думаю, наш подход к образованию мало чем отличается от вашего. Дети получают среднее образование. Востребованным профессиям обучают институты и средние учебные заведения. Менее востребованное профессиональное образование можно получить на курсах, в том числе и высших.

Президент отпил воды и посмотрел на Дубравина.

– Разумеется, мы всё обрисовали вкратце. Теперь ваша очередь. Рассказывайте, чего вы там придумали. Только покороче. Чем скорее мы сойдёмся в главном, в основном, тем быстрее приступим к второстепенному – к подробностям и особенностям.

Сергей кивнул.

– Мы тут с товарищами набросали кое-что. Во-первых, нам негде жить, так как наш архипелаг уже наполовину сгорел. Мы просто вынуждены остаться на материке.

– Мы можем предоставить вам плавсредства, – премьер-министр поджал губы. – Уплывайте, вас никто не держит. Так будет лучше для всех.

– Для вас – да, – Дубравин недовольно сдвинул брови к переносице. – А нас в открытом океане ждёт одна лишь погибель. Архипелага-то больше нет. И вряд ли найдётся второй такой.

– Как знать.

– Даже если и существуют где-то такие же мусорные острова, то до них ещё нужно доплыть. А течения не позволят нам этого сделать. Второй шанс выжить нам никто не даст.

– Как раз они-то и способны быстрее всего доставить вас в нужное место. Течения несутся скорыми поездами.

– Давайте не будем гадать на кофейной гуще. Изгои больше не покинут материк. Это решение окончательное и обсуждению не подлежит.