- -
- 100%
- +
Вернувшись в избу, распахнув все окна, Скив принялся выгонять чад затертым до дыр кухонным полотенцем. И, хотя глаза уже не слезились, но запах паленого мяса никак не улетучивался. Да еще болела обоженная рука. Через пару минут в дверях показался Мерлин. Придерживая поясницу, маг доковылял до кровати, лег, и начал отдавать распоряжения:
– Не так машешь, не туда… Эх, и откуда ты только такой взялся?
– Почему-то дым в трубу не вытягивает. – заметил Скив. – Засорилась, наверное.
– Вот ползи теперь на крышу и чисти! – злился волшебник. – Обойдешь дом вокруг. Там лестница к чердаку приставлена. А дальше – Хорхе тебе в помощь.
Снова пришлось идти под дождь. Скив ругнулся, но вышел, хлопнув дверью.
– Давай, давай! – проворчал Мерлин вослед. – Устроил тут извержение вулкана.
За окном раздались чавкающие шаги, пыхтение и приглушенные ругательства. Это Скив наступил на забытые магом грабли.
Чародей тем временем щелкнул пальцами и письменный стол, заваленный всяческим хламом, подъехал к кровати. Маг принялся рыться в своих записях. На пол полетели разрозненные куски пергамента.
– Нашел! – обрадовался Мерлин.
Из-под вороха документов волшебник выудил засаленный носок, на котором красными чернилами были нарисованы забавные символы, похожие на уморительные рожицы. Это была магическая тайнопись, недоступная простым смертным.
Откашлявшись, Мерлин принялся читать. Это было самое эффективное заклинание от насморка и радикулита, но действовало оно не сразу, а лишь спустя пару минут.
Чародей прикрыл глаза и принялся ждать исцеления, но тут в дверь постучали. Это, точно, был не Скив. По крыше кто-то ходил, да и в камине пыхнуло сажей. Толстяк добросовестно чистил трубу. «Странно. – подумал Мерлин. – Кто бы это мог быть в такую погоду?»
Мерлину вовсе не хотелось вставать и рисковать собственным здоровьем лишь для того, чтобы впустить неизвестно кого. Ревматизм – штука серьезная и опасная. Но кто-то же должен открыть дверь. А на улице – ливень. И шум от дождя такой, что гость просто не услышал бы приглашения войти.
Волшебник хотел уже кликнуть филина, но вспомнил, что его пернатого ученика опять где-то носит нелегкая.
Призрак, вызванный из огня камина, сегодня уже выполнил три поручения. К тому же он был очень гордым, из племени Саламандра Второго, он бы никогда бы не унизился до роли привратника или сантехника. Мерлин на всякий случай посмотрел на своего слугу, сидящего в пламени камина, и указал глазами на дверь. Но призрак и ухом не повел. Он продолжал сосредоточенно и увлеченно копаться в носу.
В общем, не было здесь ни единой души, способной открыть дверь.
Мерлин глубокомысленно окинул комнату взглядом и остановил свой выбор на лысоватой голове гипсового мудреца, стоявшей на подъехавшем письменном столе. Взяв этот бюст, волшебник прицелился, и метнул философом в косяк. Петли заскрипели, дверь приоткрылась. Бюст, лишившись носа, откатился вбок и застыл там, состроив обиженную гримасу.
На пороге стоял полноватый пожилой человек в черной шляпе и в промокшем синем плаще. Властное, почти окаменевшее лицо, выражало презрение ко всему миру. Холодные голубые ледышки глаз казались безжизненными и смотрели куда-то в сторону. Маленькая седая бородка, солидное брюшко, белые руки с аккуратным маникюром прямо свидетельствовали о том, что незнакомец холит себя и лелеет. Вошедший держал спину неестественно прямо, словно его заставили проглотить кол. В общем, это был аристократ.
Мерлин почувствовал себя неловко: он был небрит уже четвёртый месяц. Да еще спина не разгибалась, и встать с кровати, чтобы встретить гостя, было немыслимо. А узловатые пальцы мага давно уже стали землисто-серыми, словно грязь въелась даже в поры тела. И пузыри после ожога крапивой не сошли с рук. Сравнение было явно не в пользу Нилрема.
– Входи, раз уж пришел. – чародей натянуто зевнул. – И дверь за собой прикрой.
Гость изобразил на лице гримасу отвращения и добровольного мученичества. Вышагивая, словно петух, он брезгливо прошел внутрь, скинул плащ и сделал левой рукой едва приметный магический знак Воды и Огня. Остатки дыма рассеялись.
– Ну-ну… – покачал головой старик. – Неплохо для начала.
– Я – Маурос. – представился мужчина, и надменно оглядел комнату.
Взгляд его скользнул вдоль полок с книгами, прошелся по пыльным чучелам; вдоль камина; по рабочему столу, заваленному бумагами, по опрокинутому мокрому креслу, по пробиркам и колбочкам; и, наконец, остановился на одном из трех стульев, обтянутых грязно-зеленой тканью.
– О, нет! – воскликнул волшебник, угадав намерения гостя.
Но в это время за окном раздался треск ломающихся черепиц, ступеней, и грохот падающего тела.
Маурос проигнорировал и вскрик чародея, и шум за окном. Он так был переполнен чувством собственного достоинства, что все происходящее не с ним казалось ему мышиной возней. Он величественно уселся и расправил складки дорогих клетчатых брюк. Ножки стула незамедлительно подогнулись, и аристократ рухнул вниз.
Мерлин горестно вздохнул. Ему было нестерпимо стыдно, но последние события развивались так стремительно, что за последние восемь лет совершенно не было времени заняться обустройством собственного жилища.
Подниматься с пола Маурос не стал. С оскорбленной миной он подобрал ноги под себя и снова неестественно выпрямил спину.
Чтобы как-то сгладить неприятное впечатление о своем доме, маг представился:
– А я – Нилрем. Чем могу служить?
– Видимо, вы долгое время отсутствовали в Эйроланде, раз мое имя вам ни о чем не говорит. – Процедил Маурос, глядя почему-то не на собеседника, а куда-то вдаль, в открытое окно. Казалось, что весь этот разговор утомлял гостя, но он должен был выполнить свой долг, во что бы то ни стало.
– Короче. – вздохнул чародей, уже догадываясь, с кем имеет дело.
– Я Маурос Гатьский. Правитель Плайтонии.
– Похоже, я и впрямь отстал от жизни. Помнится мне, в Плайтонии правил милый король Ричард. И наследник у него рос. Эдик, кажется. А еще: весь клан Ридверов происходит от рода первых королей романесков. Удивительно, что некому было занять престол кроме вас, господин Маурос. И что же это вы ко мне пожаловали один, да без охраны?
– Вы правы: я – узурпатор. Профессия ничем не хуже других.
– Ну, и в чем ваша проблема? Что: мальчики кровавые в глазах?
– Если бы. – Маурос вздохнул, но тут же вновь окаменел лицом. – В общем, мой переворот не удался.
– И вы решили «лечь на дно» в Шероиданском лесу. Мудро. Черная Эрландия политических беженцев не выдает. А если что: подадитесь на север. К хордам. Все-таки другое королевство. Там вас примут с распростертыми объятиями, деньжат на новый заговор подкинут. Но я никогда не выступал покровителем неудачников и тем более узурпаторов.
– Я знаю. – сказал Маурос. – Я прибыл сюда не просто так, а с миссией, возложенной на меня самой судьбой.
– О, нет! – Мерлин занервничал. – Если вы еще к тому же и сектант «Свидетель Аддорама», то не надо в моем доме душеспасительных проповедей! Я – маг. Мы с вами не сойдемся во мнениях.
– Я нормальной религиозной ориентации. – заверил Маурос. – И, честно говоря, подозреваю, что бог умер или просто удалился из нашего мира.
– Очень хорошо. – Мерлину удалось сесть. Боль в пояснице заметно ослабла. – У меня нет ни малейшего желания дискутировать с вами о законе и благодати. Ближе к делу, пожалуйста.
– Эдвард – не человек. Он – посланец Тьмы! – Маурос вынес решительный вердикт. – А весь наш мир опутан заговорщиками. Это все вессоны, пришедшие из другого мира, и их много!
– Вы имеете в виду принца Эдварда, сына Ричарда?
– Да.
– Если бы вы, дорогой Маурос, – вздохнул Мерлин, – прожили столько, сколько я, то давно бы уже успокоились. Мистическая истерия – болезнь, которой подвержен каждый третий житель Соединённого Королевства. И в этом нет ничего страшного. Не воспринимайте всё слишком серьезно. Ну, мало ли кто кого и куда мог послать? А вессонов в нашем мире не существует.
– Это ниже моего достоинства, доказывать, что заговор есть! – рассердился Маурос, он поерзал на полу, сложил руки на животе, и горделиво повел подбородком вверх.
– Стремление к диктатуре зачастую сопровождается шизофренией, эпилепсией и манией величия. – очень серьезно сказал Мерлин. – Хотите, я вам рецепт дам от неврозов? Будете пить травки – через месяц все, как рукой снимет; и вы сами пошлете куда-нибудь Тьму, да и вессонов в придачу.
На пороге послышалось топанье. Маурос оглянулся. Дверь распахнулась, и внутрь ввалился мокрый и грязный Скив. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего. Однако, покосившись на гостя, толстяк молча прошел к камину и принялся стаскивать с себя рубашку.
– Проверьте мои слова! – с жаром воскликнул Маурос. – И вы увидите, что я прав! Потом будет слишком поздно!
– Ну, хорошо, хорошо. – поморщился Мерлин и, обращаясь к Скиву, добавил. – Не сочти за труд, подай мне вон тот хрустальный шар с третьей полки.
Толстяк стащил с себя мокрую рубашку и швырнул ее в угол:
– Да ты задолбал уже, пень старый!
Мерлин добродушно развел руками:
– Так ты уже совсем передумал возвращаться домой?
– Зараза! – процедил Скив, и подошел к полкам с пробирками.
– Да не там, – услужливо подсказывал сварливый старческий голос, – вон за той колбой с цианистым калием. Да, именно тот шар. Тащи его сюда. Да поосторожнее, это тебе не печная труба.
Скив протянул Мерлину хрустальный шар:
– Кушать подано.
– Премного благодарен. – чародей подмигнул, и уставился в магический кристалл.
Поверхность шара стала мутной.
Внутри кристалла появилась темная комната.
Зарешеченные окна-бойницы производили тягостное впечатление. На стенах белели гобелены и парадные портреты бородатых королей. В полумраке выступали очертания стоящей на возвышении кровати; громоздкого письменного стола; каких-то шкафчиков, полочек, тумбочек и зеркал. У одного из окон отчётливо вырисовывался силуэт человека. Незнакомец зябко кутался в плащ, и, казалось, чего-то ждал.
Вдруг раздались шаги. Тяжелые двери распахнулись. И десятки факелов разогнали мрак по углам. В комнату ввалились вооруженные люди, во главе которых мчался Маурос, размахивающий обоюдоострым мечом и отрубленной головой, из которой все еще сочилась свежая кровь, пачкающая одежду, ковер и обувь.
– Эдвард! – взревели заговорщики. – Встреть свою смерть достойно!
Человек в плаще, скучающий у окна, величественно развернулся и обжег мятежников гневным взглядом. Черты его смуглого лица исказила ярость: брови взметнулись вверх, желваки нервно задвигались. В его глубоких темно-карих глазах метнулось безумие и ненависть. Принц воздел руки, и с пальцев его в заговорщиков сорвались тонкие фиолетовые молнии. Бунтари попятились. Трое осталось лежать на ковре.
– Ну, что же вы! – бесновался Маурос. – Ричард мертв! Неужели так трудно прикончить наследника-регенерата?! Ведь мы почти у цели!
Лицо Эдварда искривила ехидная усмешка. Принц провел пятерней по вьющимся черным волосам, вздыбил челку и выкрикнул странное слово, от которого стены комнаты задрожали.
Мерлин, смотрящий сквозь магический хрусталь, моргнул, и ему вдруг показалось, что и Маурос, и его солдаты, да и сам он – все попали в какую-то гигантскую паутину. И огромный жирный паук, со светящимися глазами, изрыгая черную ядовитую слюну, уже ползет к ним, предвкушая плотный ужин.
Волшебник тряхнул головой, наваждение спало.
Маурос, сидящий на полу, победно улыбнулся – мол, я говорил, – но лицо его при этом заметно побледнело.
А в магическом шаре вновь блеснули молнии, призывая вернуться и досмотреть, чем же все кончится.
Мерлин задумчиво погладил бороду и снова посмотрел в хрусталь.
В Плайтонии творилось что-то непонятное. Стены спальни принца пошли трещинами, они лопались, словно скорлупа яиц под ударами вылупляющихся цыплят. Это, определенно, была магия.
Бунтовщики попятились. Комната тряслась, из-за гобеленов вылезали клыкастые чудовища. Это были монстры с горящими огненными глазами, с желтыми кривыми когтями и с черными кожистыми крыльями. Они выли и сразу же кидались в бой. У них не было оружия, но движения их были неуловимы. Чудовища бросались на людей с голодной яростью. Они жаждали крови. Но при этом, монстры не были глупы: они не спешили высасывать из людей кровь, они просто убивали. И с каждой секундой этих тварей становилось все больше, а мятежников все меньше. Исход битвы был предрешен.
Маурос в шаре попятился, швырнул головой Ричарда в одного из монстров, и бросился наутек. Чудовища кинулись вдогонку.
А Эдвард скрестил руки на груди и лишь смеялся в след заговорщикам. И хохот этот был зловещим и страшным.
Погоня захлестнула другие залы замка. Где-то еще слышались хрипы, лязг мечей, топот убегающих, но в спальне принца все стихло.
Мерлин не мог понять, почему он все еще смотрит в хрусталь, ведь все уже было ясно.
Скив тем временем поднял рубашку, выжал из нее воду, оделся и с ворчанием закрывал окна.
Маурос елозил на полу, он все еще боялся подняться на ноги.
Старик знал, что все это не имело значения. А вот там, внутри шара, была разгадка чего-то очень важного.
Принц Эдвард оказался колдуном. Это смущало Мерлина. У принца никогда ранее не наблюдалось магических задатков, не было у него генетической предрасположенности к колдовству. Что-то неладно было в Соединенном Королевстве.
Но еще больше чародея смущало другое: кого это Эдвард призвал в Эйроланд, как и откуда?
Мерлин постарался сосредоточиться на этой мысли, и вдруг почувствовал, что у принца тяжело болит голова, и кровь пульсирует в висках. Законный наследник едва держался на ногах. Вообще, было неясно, как он до сих пор не потерял сознания.
– Свершилось! – крикнул между тем Эдвард и запрокинув голову, точно обращаясь к богам. – Я – король! И я не убивал отца. Мои руки и совесть – чисты!
Мерлин вдруг в полной мере ощутил боль нового владыки Плайтонии. Это были вовсе не душевные муки. Голову принца сжимало, точно в тисках. Мир для него превратился в адскую пытку. Мерлин чувствовал, как мозги Эдварда раздирает раскаленными щипцами.
Ещё мгновение – и принц не выдержал этой боли. Он рухнул без сознания. Он упал прямо на заляпанный кровью ковер. А рядом в посмертной гримасе скалила зубы голова его отца.
Мерлин хотел уже отодвинуться от шара, но непонятная сила удерживала его, заставляла смотреть. И в голове волшебника вдруг раздался холодный голос:
– Оба они: и отец, и сын – лишь игрушки, только марионетки в моей игре. Неужели мой стиль так изменился? Кстати, ты, старый паскудник, усыпивший меня в свое время, будешь нести ответственность за мою злобу и голод. Однако на этот раз, благодаря Мауросу и своему любопытству, ты не сможешь больше путаться у меня под ногами!
Мерлин слабо улыбнулся, пытаясь, что-то возразить, но внутри шара, прямо между портретами умерших королей Плайтонии, показались два огромных глаза. Узкие огненные зрачки глядели через пространство и время, прямо в душу волшебника.
Глава 2. Первый подвиг Волчонка
О заговоре плайтонский принц узнал накануне. Прогуливаясь по дворцу позже положенного времени, Эдвард увидел солдат, и спрятался от них в пустующей нише. Было бы обидно вот так глупо попасться на нарушении режима сна и питания.
Но гвардейцы вовсе не патрулировали замок. Это были мятежники, и лорд Баск на ходу отдавал им последние распоряжения. Так Эдвард и узнал, что власть в стране хочет захватить некий Маурос – дипломированный узурпатор, но неудачник. Баск зачем-то опять напоминал солдатам о том, что у короля прогрессирует паранойя, которую уже заметили при дворе, что эта болезнь грозит вылиться в массовые репрессии. Чтобы избежать террора члены династии решили убить Ричарда. На этом настаивали и звездочеты, предрекавшие грядущую смуту. Но чтобы не запятнать династию кровью, грязную работу поручили Мауросу. И гвардейцы должны были помочь узурпатору убить своего безумного короля. Все это принц понял из отрывочных фраз, долетевших до его ушей.
У принца было время, чтобы все рассказать отцу; но Эдвард не спешил. Выяснилось, что после переворота лорд Баск собирался возвести на трон вовсе не узурпатора, а именно Эдварда. Мауросу же в этом заговоре отводилась роль козла отпущения. Кого-то же надо потом публично казнить, чтобы народ знал: монархия сильна! В этом и была загвоздка. Эдварду уже исполнилось двадцать два, он жаждал славы и великих свершений, а отец последние полгода на костры чаще отправлял баронов, нежели ведьм. А как можно взять славу на острие клинка, если знать недовольна, если отец сам убивал любовь к династии?
Намеренья лорда Баска были ясны. Он тоже принадлежал к клану Ридверов и был племянником Ричарда, то есть сыном сестры королевы, той самой, что вышла замуж за Антуана Третьего, маркграфа Расского. Баск собирался править именем принца. Он хотел стать теневым владыкою.
Эдвард же метался между долгом и выгодой. В любом случае принц собирался преподнести дяде сюрприз. Эдвард твердо решил, что если переворот свершится, то обвинить лорда Баска в государственной измене и обезглавить нужно будет прямо на коронации. План Эдварда: выждать и добить пригретую у трона змею, был хорош, но Ричард, не смотря на свое безумие, все-таки оставался отцом. Эдвард не знал что делать. Корона явно перешивала, но и совесть не давала покоя.
Убийство было запланировано на рассвете.
До трех часов ночи Эдвард не спал, а потом не выдержал и отправился в спальню к отцу. Понимая, что гвардейцы уже всюду установили слежку, принц пробрался в рабочий кабинет своего отца через черный ход. Здесь была смежная комната со спальней короля.
Выйдя из потайного хода, принц зажег факел, и остановился.
В спальне мог прятаться убийца! Почему-то раньше об этом Эдвард не думал. Нужно было взять с собой на всякий случай стилет.
Ножи отец хранил в выдвижном ящике, в столе.
Сунув один стилет за голенище сапога, а второй сжимая в руке, Эдвард хотел уже погасить факел и войти в спальню, как взгляд его случайно упал на указ, подписанный отцом и скрепленный большой королевской печатью.
Ричард приказывал обезглавить сына за государственную измену.
Эдвард остановился. Нет, не ожидал он такого предательства.
Несколько минут принц тупо перечитывал свой смертный приговор. Сомнений быть не могло: подпись отца была подлинной.
У Эдварда не осталось выбора: он сунул приказ за пазуху и через черный ход вернулся к себе. Но заснуть принц так и не смог. Он просто стоял у окна и смотрел в пустоту. Он стоял и ждал убийства.
Но в эту ночь расстраивались многие планы.
Ровно в пять Маурос вошел в спальню Ричарда. Одним взмахом меча он отсек королю голову.
Тут же в комнату ворвались гвардейцы лорда Баска и арестовали убийцу.
Но и наемники Мауроса таились в замке уже третьи сутки. Они были вооружены не только мечами, но и луками. И они находились во второй спальне короля.
Не успели гвардейцы связать Мауроса, как наемники распахнули двери и пустили в солдат тучу стрел.
Узурпатор в это время лежал на земле, придавленный гвардейским сапогом.
Через минуту из гвардейцев в живых не осталось ни кого. Лорд Баск погиб здесь же. Узурпатору не нужны были претенденты на престол. Слава неудачника Мауроса сыграла с лордом Баском злую шутку.
И не только с Баском.
Убийство внутри королевской семьи пробудило древнее заклятие.
Когда Маурос ворвался в комнату принца, Эдвард ждал, что с секунды на секунду появится дядя со своими гвардейцами, и со всем этим будет покончено. Именно поэтому принц театрально простер вперед руки, и выкрикнул проклятие на голову убийцы отца.
Эдвард не знал, что эти слова, подкрепленные королевской кровью и участием в заговоре ближайших родственников, дадут ему силу колдуна. А еще – разбудят демона Плайтонии.
Когда от колдовской молнии упали трое заговорщиков, то за гранью миров, проснулось многорукое чудовище, похожее на огромного огненно-красного осьминога и на паука одновременно. Короткая рыжая шерсть покрывала все тело монстра. Зловещие, кровавые зрачки алчно поблескивали. Паучьи ротовые присоски нервно дергались. Кожа на абсолютно лысом черепе морщилась, образуя борозды.
Это был Жругр, и он чувствовал голод. Его мерзкие щупальца потянулись во все стороны, они проникали сквозь невидимую занавесь между мирами. Эти присоски, вырастали из земли, появлялись на островах Соединенного Королевства Эйроланд, они начинали принимать людское обличие. Сейчас осьминог был похож на кукольника, остающегося за ширмой, который надел на пальцы тряпичных актеров и собирался дать представление.
Как и все уицраоры, Жругр был очень коварен и жесток. К тому же, с некоторых пор он предпочитал не превращать свои щупальца в двигающихся манекенов, а вселяться в реальных, власть имущих людей, оставляя живыми их разум и чувства. Так было удобнее управлять желаниями и волей августейших особ. Люди чувствовали страх перед вселившейся в них сущностью и понимали, что это – навсегда. Смерть инородного разума обернулась бы и гибелью человека. А желание жить, на что, собственно, и сделал ставку уицраор, всегда пересиливало.
Жругр протягивал свои щупальца сквозь миры и протыкал ими свою очередную жертву. Люди жили, трепыхались, точно бабочки, проткнутые иголками, но сделать шаг в сторону уже не могли. В таком зависимом состоянии короли и министры существовали годами. Вот и получалось, что обреченный, практически мёртвый, правитель мог наслаждаться всеми прелестями жизни, но платил за это кровью своих солдат.
Те же, кто, пытался противиться воле уицраора, встречали паранойю или смерть. Жругр был азартным игроком, но самым большим его чувством был голод.
Последние годы Жругр пребывал в спячке. Это давало возможность многим политикам, в том числе и лорду Баску оставаться собой, а не быть марионеткой в руках дьявола. Но демона разбудила кровь Ричарда и слова Эдварда.
Жругр проснулся и начал свою игру. Одной из своих марионеток он выбрал Мауроса. Разбуженный в момент военного переворота, Жругр не сразу осознал истинную ценность каждого из участников этого заговора. Демон быстро вошел в тело узурпатора и погнал его на запад, в чащи Шероиданских лесов искать одного старого и вредного мага. Того, кто однажды уже усыпил уицраора. Так начиналась вся эта странная и немного запутанная история.
Но нити судеб всегда спутываются в клубки, завязываются узелками так, что потом невозможно отделить судьбы героев от жизни злодеев. Они всегда появляются вместе: и добрые, и злые, и равнодушные. Они не могут существовать друг без друга. И то, что кажется поначалу случайностью, спустя годы считается фатумом, закономерностью, роком.
В общем, в то самое время, когда Маурос постучался в избушку Нилрема Йехесодского, под веткой разлапистой ели, зарывшись с головой в листву, спал волчонок. Он перебирал лапами и поскуливал от холода и влаги. Зверенышу снились события, развернувшиеся накануне.
Во сне волчонка лес тревожно молчал. И небо было затянуло тучами. Поднимался ветер. Где-то далеко, за горизонтом, собиралась гроза.
Волки отдыхали. Кто-то спал, кто-то грыз кости, кто-то уединился в норе. Ничто не предвещало беды. И только матерый нервно перебегал от одного логова к другому, проверяя, все ли целы, все ли на месте. Вожак стаи прожил долгую жизнь, он привык доверять своей интуиции. Что-то надвигалось.
Волчонок резвился с молодняком, рыча и не больно кусая своих серых братьев. Это было обычное занятие, которое поощряли и взрослые. Так готовились к будущим битвам. Ведь все знали, что наступит день, и каждый малыш станет воином, добытчиком.
И вдруг пришел страх. Необъяснимая тревога всполошила всю стаю. Переярки вскочили. Они принялись озираться, не в силах понять, откуда исходит угроза. И протяжный вой огласил опушку. Где-то недалеко раздались шум и грохот.
Это пришли двуногие боги. Ангелы смерти. Они пришли за волками.
Стая рванула врассыпную. В ушах стояли лишь стон ветра и шелест погони. И весь мир превратился в ад.
Они появлялись отовсюду, эти странные двуногие существа, оседлавшие коней. В руках они держали молнии, и смертоносные вспышки света озаряли лес. Казалось, что двуногие затем и сошли с небес, дабы покарать серых.
Волчонок мчался изо всех сил. Времени на раздумья не было. Он следовал за родителями и братьями. И вначале всё это было похоже на какую-то новую игру. Но стая неслась не жалея лап, и волчонок, вывалив язык, осознал, что уже едва поспевает. Значит, стряслось что-то из ряда вон выходящее. Что-то страшное, непостижимое, раз даже взрослые спасаются бегством, но в бой не вступают.
Первым упал отец. Его бок расцвел огненным цветком. Кровь хлынула из раны. Волчонок в недоумении остановился и заглянул в остывающие глаза. В них были боль и отчаянье. Звереныш растерялся. Он знал, что такое смерть, но не был готов к гибели родителей. Они казались ему вечными, сильными и непобедимыми. Миф о бессмертии отца рухнул в одночасье. Следом погиб бы и сам волчонок, но оглянувшаяся мать вернулась, схватила его за загривок и какое-то время так и выносила из этой бойни.