- -
- 100%
- +
Оракул едва уловим движением головы, показал, что соглашаться нельзя. Я и сам уже догадался.
– Предпочитаю полностью прояснить ситуацию, и только потом принимать какие-то бы ни было решения. – сказал я.
– Мудро. – кажется, мной были довольны. – Ты пока меня не помнишь, а темнить – не в моих правилах. Я поддерживаю порядок во всей Конституционной Федерации. Как ты понял, я и есть Великий Инквизитор.
– Зачем же было себя уродовать? – дерзко спросил я, глазами указывая на лоб.
Инквизитор понял мой намек и усмехнулся, но как-то неэмоционально:
– Я таким родился. Если тебе так проще, то считай, что это – печать бога.
– Я уж было думал, что боги здесь вы.
– Мило. – Великий Инквизитор щелкнул пальцами и стал перебирать бумаги. – Что это, вообще, такое?
Олег Петрович услужливо принял из рук начальника ворох листов, посмотрел на них и вынес вердикт:
– Симпатические чернила. Сейчас никакая экспертиза не прояснит, что здесь было напечатано. Кто-то украл наши последние разработки принтерной печати не красками, а усыпленными микроорганизмами. Процесс пробуждения микробов с одновременной потерей клейкости бумаги позволяет тексту расползаться прямо на глазах в точно установленное время. Это заговор. Глеба Юрьевича хотят сбить с толку до анамнесиса. Я даже догадываюсь кому все это выгодно.
– Кардиналу Антонио Шварцу? – усмехнулся Великий Инквизитор. – Чтобы на следующем заседании Конклава повернуть дело так, что я специально провоцирую бывших заключенных на выступления против президента до анамнесиса.
– Я этого не говорил. – Олег Петрович услужливо сделал шаг назад, всем своим видом показывая, кто здесь хозяин.
– Но подумал. – и снова усмешка Великого Инквизитора показалась мне какой-то неживой, фальшивой. – А должны только пророчить. Остается выяснить, кто передал ему эти бумаги, и что именно в них было.
Мне на мгновение показалось, что про меня совсем забыли. Но я понимал, что люди высокого ранга не могут позволить себе подобную рассеянность.
– Что там было написано ясно, как божий день. – Олег Петрович блестяще играл роль первого советника. – Скорее всего, это реальные материалы дела о расследовании заговора «Возмездия», непременно перемешанные с сфабрикованными данными. Глеб Юрьевич вернулся в прекрасной физической форме. Его ум не отягощен ежедневными заботами о хлебе насущном. Нужно только слегка подтолкнуть его в любом направлении – и все: мавр сделает свое дело.
– Вы считаете? – Великий Инквизитор повернулся к Третьему Оракулу. – Или предвидите?
– Элементарная психология освобожденных. Третий курс. Факультатив Социологии и сознания репрессированных. – пожал плечами Олег Петрович.
Похоже, я тут у них в роли подопытного кролика. Паренек для битья.
– Вероятно, вы правы, Олег Петрович. И весь этот спектакль с неудавшимся налетом, якобы ставившим целью освобождение бывшего лидера Сопротивления, разыгран с одной целью: дабы именно Всемирная Конгрегация Доктрины Веры вынесла новый судебный приговор. Инквизиция в этой ситуации непременно должна оспорить правительственную амнистию. Не плохая, надо сказать, идея. Столкнуть лбами нового президента и старого Инквизитора – что ж, это достойно восхищения.
– Нужно только понять, на кого сделали ставку заговорщики. Если мы поймем, кого из вас двоих хотели сместить, мы будем знать, в чьем окружении искать заговорщиков и информаторов. – Олег Петрович явно хотел подтолкнуть инквизитора к определенным раздумьям.
– Тут и так все ясно. – усмехнулся Великий Инквизитор. – Нового президента можно поставить на колени, а меня – нет. Так что под подозрением вы в первых рядах, господин Третий Оракул.
Олег Петрович побледнел, поклонился:
– Я с удовольствием подам в отставку.
Интересно, они играют для меня, для себя, для кого-то стороннего? Или они, в самом деле, так живут? Как разобраться? И какую роль отвели мне?
– Не стоит юродствовать, Олег Петрович. Мне вы просто необходимы. Но подозревать всех в ереси – моя прямая обязанность.
И вдруг Великий Инквизитор резко повернулся ко мне. Он смотрел прямо в глаза. От этого стало дурно в прямом смысле слова. Меня затошнило от ужаса. Нормальные человеческие глаза инквизитора изменились: зрачки внезапно стали вертикальными, как у кошки. Я в ужасе отпрянул назад, перекувыркнулся через больничную кровать и тут же вскочил на ноги.
– Тяжела ты, шапка Мономаха? – неожиданно спросил Великий Инквизитор. Его глаза были уже нормальными. – Ничего, ничего, Глеб Юрьевич. Я умею прощать. Никакого заседания Военного Трибунала не будет. Мы с вами встретимся после полного анамнесиса. Я привык играть с достойным противником. И, кроме того, нет никакого удовольствия сражаться с безоружным.
– Может быть, все-таки послать в администрацию Президента отчет о несанкционированном вторжении? – робко вставил Олег Петрович. – Управление Федеральной Безопасности непременно положит свою собственную версию событий прямо на стол уполномоченного представителя. Ведь это их ребят здесь успокоили.
Последняя фраза Оракула предназначалась явно для меня. Мне показывали, что я – яблоко раздора между спецслужбами, что это вовсе не повстанцы пытались вырвать меня из лап Всемирной Конгрегации Доктрины Веры, а боевики группы захвата УФБ. По крайней мере, мне четко давали это понять. И это означало, что, в принципе, «пустить меня в расход» не составит инквизиции особого труда, объяснив впоследствии это как неудачную попытку к бегству. Прецедент для подобного рапорта уже налицо.
А еще я испытывал физиологический, животный страх перед Великим Инквизитором. Я ощущал, что он может разделаться со мной в считанные секунды. Было в нем что-то хищное, жаждущее убийства, нечто такое пряталось в его зрачках, от чего хотелось бежать без оглядки!
Я чувствовал, как пот тек у меня под рубашкой. Нет, я не верил, что передо мной стоял настоящий вампир или оборотень. Но вот то, что они все тут обладают какой-то формой гипноза, – в этом не было ни малейшего сомнения. Возможно, что странная внешность Великого Инквизитора – лишь плод этого массового гипноза.
С другой стороны, возможно, он просто принадлежит к другой ветви человеческой эволюции.
Как бы там ни было, но его присутствие не просто подавляло волю, оно заполняло все в этой палате. И если Олег Петрович мог спокойно выносить присутствие начальника, значит, он сам был таким же.
Ну конечно, а как же иначе он смог отдать бумаги мне, а потом с этими же бумагами выйти из помещения?!
Здесь нет ничего настоящего. Все фикция. И солдаты – это фантомы.
– Но оставить вас в Реанимационном Центре, Глеб Юрьевич, как вы сами понимаете, мы не можем. – Великий Инквизитор снова начал говорить со мной. Слова его были тягучими, произносил он их нараспев, точно взвешивая. – Похищение или гибель особо опасного преступника, попавшего под амнистию и не прошедшего восстановительный курс – это не просто дурная реклама, это могущественный удар по репутации Всемирной Конгрегации Доктрины Веры. Ну и по Управлению Федеральной Безопасности тоже. Вы ведь должны понимать, что ни одно ведомство не примет на себя ответственность за ваше похищение, но сам факт подобного, пусть даже фальшивого, побега очень удобен многим секретным службам.
– Меня заключат в одиночку? – я постарался усмехнуться, но, думаю, оскал у меня получился жалкий.
– Мы не палачи и не полицейские. – Великий Инквизитор покачал головой. – Мы вас переведем в иной корпус, в здание, которое находится под усиленной охраной. Это, кстати, в ваших же интересах.
– Это все блеф. – я едва сдерживался. – Эта бойня, которую вы устроили, – это ведь виртуальные разборки ваших электронных копов между собой, да? Живых людей здесь нет, так ведь?
Олег Петрович прикрыл лицо, скрывая улыбку. Значит, я ляпнул что-то не то. Но что именно?
– Да, компьютерные спецэффекты разрабатывались на основе физиологических возможностей наших специализированных подразделений. Элитные войска могут и по потолку бегать, и летать без самолетов. Они даже выдержат смертельный удар. Временно, конечно, они ведь граждане Федерации, а не идеальные солдаты. – Великий Инквизитор взмахнул рукой, жестом показывая, что я могу приблизиться к погибшим.
Я подошел к трупам, что лежали у входных дверей, разорвал на одном из них черную рубаху и с ужасом уставился на рваную рану с запекшейся кровью. Такое возможно только при огромной температуре. И это означало, что в меня выстрелили чем-то другим.
«У них были не просто разные лучи, а именно разные заряды в них. – понял я. – Меня парализовали, потому что я был нужен живым».
А этих ребят убили, потому что они что-то знали. Инквизиция не просто соперничает с УФБ, они друг друга ненавидят.
Хотя, конечно, возможно, это вовсе не спецназовцы, а мне морочат голову именно для того, чтобы я даже думать не смел переметнуться на сторону УФБ.
Но кто их, погибших ребят, на самом деле, послал на верную смерть, если заранее было ясно, что бойцы Всемирной Конгрегации Доктрины Веры никого не выпустят живым?
Может быть, мне пытаются показать, насколько велики ставки в их игре? Что для них смерть людей, когда замешана небесная политика? Всеми мирами правят тираны.
Я склонился к убитому еще ниже, чтобы Олег Петрович не заметил, как у меня трясутся губы. Ох, хотел я все ему сказать, едва сдерживался, но понимал, что нельзя.
Из убитого солдата не торчали провода, из него не высыпались ни шестеренки, ни микрочипы, но от этого было только хуже.
Значит, меня умышленно обманули, но зачем? Или их роботы настолько совершенны, что даже в смерти своей детально копируют наши физиологические особенности?
– Простите. – сказал я Великому Инквизитору, поднимаясь с колен. – Мне сказали, что полицейские, все эти капитаны без имен – лишь проекция вашей глобальной полицейской компьютерной сети. Я думал, что все эти парни были программами, голограммами.
– Что, Глеб Юрьевич, неприятно, что из-за вас погибли люди? Придется потерпеть. И, заметьте, это не мои ребята устроили войнушку, а те, кто сотворил из вас Знамя Сопротивления. А вот вы, Глеб Юрьевич, возьмите и выступите по телевидению, объявите миру, что лидер оппозиции вернулся с миром, а не для того, чтобы множить смерть вокруг себя.
Вот теперь все стало предельно ясно.
Они мне не верят, но они не думают, что я способен купить свободу предательством тех, кого даже не вспомнил. Они просто смеются надо мной. Или очень четко, продуманно, ведут к какому-то важному для них решению. Олег Петрович тоже участвует в этом, но вовсе не на стороне повстанцев.
Меня обложили со всех сторон. Им нельзя меня убить. Они не могут позволить мне сбежать. Я нужен живым. И они все: и официальные власти, и подвижники сопротивления – все хотят заручиться моим словом до того, как я вспомню все. Интересно, почему? Возможно, у них есть какие-то микрочипы, которые не дают гражданам нарушать своих клятв?
– Вы готовы проследовать к новому месту вашего лечения? – спросил Олег Петрович.
Что-то хитрое промелькнуло в глазах Третьего Оракула. Теперь нас с ним соединяет тайна. Не знаю, хорошо это или плохо.
Сохраненная игра №2
Странно идти по коридору, ощущая за спиной дыхание автоматчиков. Никогда в своей короткой земной жизни я не был под стражей. Шаги за спиной синхронные, точные. Охранники идут, словно роботы.
Но я своими глазами видел смертельную рану одного из них. И это, несомненно, был человек. Роботы мертвыми не бывают! Или у них здесь все-таки процветают высокие, но безумные технологии? Кто знает, фантазия или указания из этой реальности подталкивают земных ученых на клонирование живых существ, на создание гибрида живой ткани и электронных мозгов?
Впрочем, я видел погибших в присутствии Третьего Оракула и Великого Инквизитора. Возможно, это была вовсе не реальность, а иллюзия. Гипноз обыкновенный – и никакой мистики.
Но, кроме этого, мучили меня и другие вопросы.
Как может типичный инопланетянин руководить целой автономной империей внутри космической федерации? Или они – эти яйцеголовые – элита государства? Местные истинные арийцы, так сказать. А остальные, пусть даже Оракулы, – у них на посылках?
Может, мне умышленно формируют убеждения, не соответствующие общей идеологии, именно для того, чтобы я начал обличать социальное устройство мира до того, как вспомню все? Им, наверняка, нужен «козел отпущения» для показательного процесса. Вот мне и внушаются образы того, чего я не понимаю и, соответственно, опасаюсь. Кто поручится, что, на самом деле, со мной разговаривал вовсе не лысый инквизитор, а какой-нибудь рыжий толстый очкарик. Тоже, ведь, не исключено.
А еще может быть, что местные аборигены прячутся от нас, выздоравливающих, обретающих память, в человеческих телах, как в комбинезонах. И на самом деле, они, истинные граждане, напоминают: Чужих, осьминогов, пауков, червей, монстров.
Вдруг граждане откладывают свои яйца в нас, в людях. И, возможно, наши мятежные души, склонные к насилию и самоуничтожению, вовсе нам и не принадлежат, а являются кладкой этих самых граждан. Бр-р-р!!!
Так и свихнуться не долго!
Вполне вероятно и то, что я давным-давно в психиатрической больнице, а все происходящее крутится в моем воспаленном мозгу. Или, вообще, все снится?
Но если меня, действительно, извлекли из-под руин, то сначала я и должен находиться именно в каком-нибудь Реабилитационном Центре. И в коме. Так что теория жизни во сне – не такая уж и плохая.
Однако в чужом мире было слишком много реальных, настоящих деталей. Во снах всегда есть некий фантастический элемент, позволяющий понять, что все это – не правда. Летающие люди, к примеру. Разговаривающие рыбы. Во снах всегда что-то не так. А здесь – все слишком логично, математически точно, будто просчитано компьютером, в память которого ввели мои страхи и детские мечты.
И, потом, я совершенно не понимаю, кому и что от меня здесь нужно. Если бы события являлись порождением поврежденного гипоталамуса, то я оказался бы хозяином положения. Но я двигался наугад, в полном неведении.
На самом деле, не так уж и трудно принять существование иного, высшего мира. Об этом я слышал всю жизнь, но представлял: ангелов с крыльями, невиданных зверей-мутантов: с семью глазами, тремя носами, ну и так далее.
Опять же, при той глобальной слежке, которую здесь устроили, история с уборной комнатой выглядит как насмешка. Они должны были знать, что рано или поздно, но все освобожденные начнут почитывать на толчке запрещенную литературу.
Не стоит сбрасывать со счетов, и то, что абсолютно все разговоры в Реабилитационном Центре вели к принятию конкретных решений. Мной умело манипулируют!
Одно остается не ясным: почему же они допустили в мою душу сомнения? Может, это очередной тактический ход, военный маневр, и тогда именно в этой, испытываемой мной сейчас, мешанине чувств и заключается их стратегия управления сознанием. Ведь враги хотят, чтобы я совершил идеологическую ошибку, прекрасно это осознавая. И пока пресловутый анамнесис не наступил, лучше, вообще, держать язык за зубами.
Вот мы и пришли. Люк плавно ушел в стену и в лицо ударил ветер.
Выйдя из здания, я натолкнулся на символ, изображенный на стене. Готов поклясться, что где-то это уже видел! Рисунок походил на свастику, только у него было не четыре лопасти, а девять, и сломаны пополам они были не как у фашистов, а по ходу солнца. И стоял знак не под углом в сорок пять градусов, а ровненько на одной из половинок лопасти.
Вскоре мы оказались на круглой площадке, с которой вниз уводили пять белокаменных лестниц. Я подумал, что для советских граждан такая планировка напомнит звезду, образованные европейцы решат, что это – пентаграмма.
Если рассматривать подобную архитектуру именно как тюремную символику пресловутой Федерации, то перевернутая звезда – печать Люцифера – известна именно тем, что главный ее носитель заточен в глубины ада.
Возможно, во мраке, глубоко под шахтами, есть и другие казематы, в которых нет видимости свободы. И именно там добрые капитаны Полицейской дознавательной сети пытают лидеров сопротивления огнем и серой.
Конечно, Земля находится под властью тьмы. Вопрос только в том, кто для нас страшнее: боги, которых для надзора за нами сотворили граждане Дельты; или те, кто понял суть мироздания, отрастил копыта, и противостоит произволу инквизиции?
В чем разница между человечеством и демоническими народами? Не в том ли, что вначале мы все были сосланными, но нашлись те, которые отреклись от своих идеалов и ушли прислуживать в жандармское управление светлой, ангельской структуры исправления? Те же, кто не сдался и бился за свободу духа – в итоге оброс шерстью и рогами?
Если главный революционер принял облик рогатого ублюдка, то он сам этого хотел. Наверняка, он сделал это из вредности, всем назло, движимый юношеским максимализмом. А инквизиция тут же навесила на него ярлыки. И сейчас уже не важно, борец ли он за права или сумасшедший, черпающий удовольствие в унижении других.
Практика показывает, что победитель всегда переписывает историю. Прометей и Дьявол совершили один и тот же проступок: предали босса. Однако подвиг Прометея мы воспеваем, а отступничество Денницы – вызывает гнев и отвращение…
Тем временем мы спустились вниз по одной из лестниц.
Передо мной снова расстилалась круглая площадка, и от нее вновь вели в разные стороны пять троп.
После третьей, такой площадки мы спустились к аэродрому: округлому, как и все здесь.
Система площадок и лестниц что-то напоминала. Может быть, структуру молекулы какого-то вещества? Например, воды или огня? Может, здесь воспроизведена математическая красота непонятного мне уравнения?
Круг, пять лучей, опять площадка, и снова звезда. Вдруг это символ огранки человеческого мозга в момент анамнесиса?
На аэродроме, не было ни военных истребителей, ни скоростных самолетов, ни вертолетов в привычном понимании. Отсутствовали даже стартовые дорожки. Зато стояли кабинки, рассчитанные максимум на двух человек, как на наших детских каруселях: маленькие, обтекаемые. Они были без мотора и труб, выводящих газы двигателя внутреннего сгорания. Да в них, вообще, не было ничего, кроме сидений и имитации пульта управления! Как они меня в таком корыте конвоировать собираются? Я уже наблюдал из окна, как взлетают эти «ведра», но на Земле ведь преступников в «Запорожцах» не перевозят!
Я думал, что мы обогнем это кладбище детских каруселей, и двинемся к нормальной технике, пусть к летающим тарелкам, что стояли чуть дальше, но все-таки – хоть к какому-то подобию средства передвижения. Однако солдаты держались на этот счет иного мнения, они остановились именно у карусельной кабинки:
– Прошу проследовать в мыслелет, наблюдаемый №749520100725.
Ага, вот теперь все ясно. Внутри какая-то электроника, но не на полупроводниках, а именно на микросхемах и чипах, не на индуктивных катушках, не на аккумуляторных батареях, а на каком-то внешнем источнике питания. Типа как троллейбус, который едет лишь там, где висят провода. Похоже, мыслелеты присоединены к силовым линиям, и потому угнать такую штуку не удастся. Только почему не видно этих самых силовых линий? И что будет, если врежешься в такую невидимую линию: горстка пепла или только основательно тряхнет? А мыслелетом его назвали… А, действительно, почему?
И еще возникло стойкое ощущение, что прямо сейчас спецслужбы создают идеальные условия для побега, дабы при первой же попытке уклонить корабль от курса, пристрелить меня, как шелудивого пса. При их технологическом уровне шпионажа, им даже солдат со мной отправлять не нужно. Так, дистанционно кнопочку нажал, – и нет кабинки.
Но ведь, наверняка, что-то можно придумать!
Выпрыгнуть во время полета, чтобы просто свернуть шею при падении?
Угнать такую капсулу, точно, не получится. Она, наверняка, нашпигована датчиками и маячками. И как ей управлять? А чем заправляться? Или эта техника летает именно на силе мысли? Мозг ведь постоянно порождает волны. Мне Оракул что-то по этому поводу пытался разъяснить.
Возможно, местные Кулибины научились использовать электричество мыслей как топливо, но что же тогда сжигает мыслеволны? Не пожирает ли их электрический скат, перерабатывая наши нервные импульсы в механику движения? Это было бы понятнее.
Я сел в одну из кабинок и поворчал:
– Мило. Только вот со зрением у меня плохо.
На лице одного из сопровождающих мелькнуло удивление.
– Тормозов и руля не вижу. – пояснил я.
– Они тебе не понадобятся.
– Ну да, я ведь не свободный гражданин, а наблюдаемый. Не доверяете, да?
Тот конвоир, который удивился, вдруг расплылся в улыбке:
– Что за удовольствие крутить баранку? Есть ощущения и покруче.
– Например?
– Протяни руки перед собой и представь, что взлетаешь.
– И все? – конечно, я не поверил. – А на фиг мне в вашу ступу садится? Я прямо здесь представлю, что я – дома, и – гуд бай, Федерация, мне стали слишком узки ваши конституционные рамки.
– Умных нигде не любят. – подал голос второй стражник. – Ты еще не прикрыт статусом неприкосновенности.
– Нет, ну скучно с вами. – я положил руки на пустую панель перед собой, ладонями вниз. – А что сказать-то надо? «Земля, прощай! В добрый путь?»
– Лучше помолчать, – хмыкнул первый страж, – чтобы мысленная энергия была использована по назначению.
– Ладно, ладно. – процедил я голосом Васечкина.
А потом представил, как кабинка рывком взмыла вверх, сделала петлю и набрала скорость.
И в тот же миг моя кабина оказалась в воздухе. Скорость полета, действительно, увеличивалась с каждой секундой. Мыслелет сделал мертвую петлю, отчего у меня подвело живот. Я вцепился руками в корпус своей машины там, где теоретически должны были крепиться отсутствующие двери. Пальцы дрожали от напряжения. Я ведь не летчик, и к тому же не пристегнулся, меня едва не выбросило из кабинки вниз головой. Я ощутил себя в высшей степени некомфортно. Оно и понятно. Когда я последний раз крутился на центрифуге? Два года назад, три? А ведь к этому нужно привыкать так же, как к физическим нагрузкам.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.