Томские трущобы. Человек в маске. В погоне за миллионами

Глава 4. В небольшой, но тесной компании

Глаза молодой женщины блеснули радостным огоньком. Она бережно взяла переданную ей пачку и спросила:

– Сколько тут, Сеня?

Козырь промолчал и затем раздельно произнес, наблюдая впечатление, произведенное его словами:

– Ровно… шестьсот целковых!

Ольга Егоровна, так зывали сожительницу Козыря, даже онемела от неожиданности: слишком уж большой показалось ей эта сумма.

– Вот что, Оля, – обратился к ней Козырь, – всех-то денег ты не прячь, оставь на расходы рублей пятьдесят. Сегодня вечером у меня будут гости, так надо будет приготовить угощение. Ты уж похлопочи, чтобы все было как следует.

– Много гостей звал-то?

– Нет, двое товарищей придут, да хозяина надо пригласить.

– Пельменей разве сделать?

– Что ж, это хорошо! Стряпай пельмени. Ну, а пока поторопи самовар. Напьюсь чаю, да пойду в магазины – угощенья набирать.

Полчаса спустя Козырь, выпив наскоро два стакана чая, оделся в приличное пальто с барашковым воротником и вышел из квартиры.

Одноэтажный дом разделялся на две половины, в одной из которых, меньшей по размерам, жил Козырь, а другую, с окнами на улицу, занимал сам домохозяин, Василий Федорович Шумков – человек с “политичным обхождением”, как отзывался о нем Козырь. Шумков так же, как и его квартирант, пришел в Сибирь не по доброй воле. В молодости он был письмоводителем у мирового судьи, где-то на юге России. Попался в какой-то грязной истории и был сослан с лишением некоторых прав в места не столь отдаленные. Здесь, в Сибири, он переменил множество профессий, начиная от содержателя тайного дома терпимости и кончая скупщиком заведомо краденых вещей. Последнее занятие давало ему постоянный и очень большой доход. В этой сфере он не имел себе соперников и действительно был достоин отзыва Сеньки Козыря: вел свое дело "по самой тонкой политике". Кроме этого, так сказать, неофициального занятия, у Шумкова была мелочная торговля. Лавка помещалась в его собственном доме. Занимался он также скупкой и перепродажей просроченных ломбардных залогов. Вообще был человек оборотистый.

…В описываемое нами утро он стоял у себя в лавке за прилавком и щелкал на счетах, подводя итоги своих операций.

– Василию Федоровичу, – приветствовал его Козырь, показываясь на пороге лавки, – наше почтение!..

Шумков оторвался от толстой засаленной книги, которую он называл "мемориалом", и протянул Козырю руку.

– Здравствуй, здравствуй, Сеня! Что хорошенького скажешь?

– А вот хочу тебя, Василий Федорович, на пельмени звать. Приходи сегодня вечером и супружницу свою захвати. Гости у меня будут… покалякаем, значит!

– Спасибо на добром слове! Приду, всенепременно. Часиков в восемь, после запора лавки! – любезно раскланялся Шумков.

– Ну, а пока до свидания. Пойтить до магазинов – вина набрать!

– А ежели что из закуски понадобится, так у меня в лавке есть: ветчина, колбасы, селедка, консервы, если нужно! – крикнул ему вслед Шумков.

Но Козырь не намерен был угощать своих гостей залежалыми колбасами и ржавой селедкой. Он решил все это купить в хороших магазинах.

…Часа через два Козырь, нагруженный разными свертками, подъехал на извозчике к своей квартире и, расплачиваясь с последним, дал ему за три конца рубль серебром.

– Спасибо, барин! – пробормотал извозчик.

«Гм, барин! – усмехнулся про себя Козырь. – А и то сказать – деньги есть, стало быть, и почет, как барину!»

– Ну, Ольга, – заговорил он, входя в комнату, – всего накупил: закусок разных и вина – прямо любому купцу впору!

Первым из гостей пришел Филька. Войдя в кухню, он долго возился около дверей, отряхивая снег и откашливаясь.

«Ну и чертило!» – подумала про него Ольга Егоровна, пораженная громадным ростом и могучим телосложением Фильки.

– Раздевайся, брат, да проходи сюда, в чистую горницу, – встретил его Козырь.

Они прошли в другую комнату, отделенную от кухни дощатой перегородкой. Здесь все было готово к приему гостей. На большом столе, покрытом чистой скатертью, красовалась целая батарея бутылок: тут были и коньяк, и рябиновая, и киевская наливка. Громадный графин водки возвышался посередине стола.

– Ну-ка, Филя, хватим по единой для начала, – налил хозяин рюмки.

– С чем поздравлять-то, – прохрипел Филька, бережно беря толстыми пальцами налитую рюмку, – с новосельем, что ль?

– С окончанием дела! – подмигнул ему Козырь.

…Они выпили, и Филька, не без важности, ткнул вилкой в коробку с кильками. Дескать, знай наших, тоже не лыком шиты!

…Вскоре подошел верный своему слову Александр.

– Эге, да вы, братцы мои, я вижу, время не теряете! – весело заговорил он, входя в комнату и здороваясь с присутствующими.

Одет он был в красную шелковую рубашку, суконную поддевку и лакированные сапоги. Костюм этот очень шел к его статной, молодецкой фигуре.

«Ишь ты, как вырядился», – подумал Козырь и, приосанившись, церемонно ответил на пожатие руки.

– Гости дорогие, прошу – угощайтесь. Кому чего любо! – и он сделал пригласительный жест рукою…

…Выпивали, закусывали, но беседа клеилась плохо.

Козырь был слишком поглощен заботами хозяйственного характера, а Филька вообще был не из разговорчивых.

Некоторое оживление внесло появление Шумкова и его супруги. Сам Шумков был в длинном старомодном сюртуке. Щеки его были тщательно выбриты, а седоватые усы лихо закручены кверху. Супруга его, толстая дебелая женщина, куталась в дорогую ковровую шаль и производила впечатление недалекой простоватой мещанки, какой она и была на самом деле. Шумков женился на ней по расчету и, несмотря на все старания, никак не мог привить ей "хороший манер".

В разговоре принимала теперь участие и Ольга Егоровна. Обменивались незначительными фразами о погоде, о дороговизне дров, причем Василий Федорович не преминул рассказать о том, что в их местах – в Херсонской губернии – поздно ложится снег, и какими там теплыми бывают зимы.

…Мало-помалу вино начало развязывать языки. Оживился даже и Филька: пользуясь тем, что дамы вышли в кухню, он сразу опрокинул стакан водки.

– Не люблю из рюмки! – пояснил он.

…На сцене появилась гармония, и Пройди-Свет бойко заиграл какой-то марш.

– Я обожаю музыку, – подвинулся к нему Шумков…

Глава 5. Посланец шайки

На другой день после вечеринки, устроенной Козырем, утром, сидя у себя в лавке, Василий Федорович развернул только что принесенный номер местной газеты, прочел следующее:

“Загадочное преступление.

Вчера утром был найден в своей спальне задушенным известный Томску коммерсант и домовладелец NN. Убийство было совершено с целью ограбления: железный несгораемый шкаф, в котором покойный хранил ценности, оказался сломанным. Ящики письменного стола выдвинуты, вещи перерыты. Убийцы, очевидно, люди опытные, так как ими взяты только наличные деньги, сумма которых неизвестна, но оставлены именные серии свыше чем на 36000 рублей. Предварительным дознанием установлено, что преступники пробрались в дом через взломанную дверь парадного входа. На этом преступлении лежит печать загадочности. Положительно непонятно: каким образом убийцам удалось совершить свое гнусное дело, не разбудив никого в доме. Через две комнаты от спальни убитого спал его приемный сын – молодой человек. Жена покойного и его дочь, спавшие в своей комнате, тоже ничего не слышали…

Заканчивая настоящую заметку, высказываем горячее пожелание, чтобы перст карающей Немезиды указал преступников”.

…Прочитав это сообщение, Василий Федорович не спеша сложил номер газеты и многозначительно крякнул. Теперь ему было понятно появление портсигара в руках Фильки!

Покойный NN – был тот самый человек, которому принадлежал портсигар, узнанный Шумковым.

«Вот оно что, – размышлял Василий Федорович, – стало быть, это их рук дело! Однако не ожидал я от своего квартиранта такой прыти! Это, должно быть, все тот, в поддевке, руководит… Парень, видно сразу, прожженный!»

Шумков имел в виду Пройди-Света, импонирующее влияние которого на товарищей было им замечено во время пирушки.

«…Да… Дельце, можно сказать, тонкое… И взяли они, думать надо, сумму немалую! Недаром Сенька так раскутился: вина да закуски разные выставил. Чай, пришлось на его долю не одна тысяча! У покойника деньги должны быть большие! Эх, нельзя ли мне около этого дела чем поживиться!?»

Последняя мысль глубоко засела в голову Василия Федоровича, и он весь день, отпуская товар, считая деньги, казался озабоченным и непривычно рассеянным. У него созрел план, как извлечь выгоду для себя из той тайны, которую открыл ему портсигар с инициалами…

Вернемся к старому знакомому – Егорину.

Два дня спустя после упомянутого Кондратий Петрович сидел у себя в столовой за вечерним чаем и самым мирным образом беседовал со своей женой.

– Хозяин! Вас спрашивают там, на куфне! – просунулась в столовую голова кухарки.

– Кто это такой? – отставил свой стакан Егорин, выходя из-за стола.

В кухне около порога стоял неизвестный ему мужчина, довольно прилично одетый… При виде Егорина он молча подал ему небольшой конверт. В нем оказалась карточка, на одной стороне которой чернела зловещая печать “Мертвой головы”, а на другой была надпись: "Следуйте немедленно за подателем сего”.

Егорин нахмурил брови и обратился к таинственному посланцу:

– Подожди немного, я сейчас оденусь!

За все время, после того как Егорин вступил в шайку "Мертвая голова", ему не приходилось принимать активного участия в предприятиях шайки. Раза два он ссужал своих лошадей лицам, являвшимся от имени организации, причем каждый раз получал известную сумму. На его попытки узнать, где находится атаман шайки, "Человек в маске", что он теперь предпринимает, люди, бравшие у него лошадей, отговаривались незнанием. Надо сказать, что за последнее время тот ореол таинственности, который в глазах Егорина окружал личность главаря шайки, значительно рассеялся.

Наши читатели, без сомнения, помнят, как был удивлен Егорин таинственным приходом и не менее таинственным исчезновением "Человека в маске" при первой их встрече. Егорин, прошедший, что называется, огонь и воду, не верящий "ни в сон, ни в чох, ни в птичий грай", некоторое время склонен был видеть в своем полуночном госте нечто сверхъестественное.

…Но “ларчик открывался просто”.

Совершенно случайно Кондратий Петрович обнаружил в сенях, отделяющих его собственное помещение от соседней квартиры, потайную дверь. В квартире этой, теперь пустой, осенью жил какой-то приезжий из России господин.

Теперь Егорину было вполне понятно, что этот его квартирант был никто иной, как член шайки.

Потайная дверь была устроена им, и туда-то и скрылся "Человек в маске".

Во всяком случае, Кондратий Петрович не потерял веры в силы и могущество шайки. Мысль возвратить “свои” тридцать тысяч рублей не приходила больше ему в голову.

Теперь, получив приказание идти неизвестно куда и неизвестно зачем, Кондратий Петрович был сильно заинтригован: он предчувствовал что-то серьезное. Одевшись в шубу «барнаулку» с высоким воротником, сунув в карман пиджака револьвер, Кондратий Петрович вышел на кухню.

– Я готов. Идемте! – обратился он к своему проводнику. Тот молча поднялся с лавки, и они вышли на улицу, где их ожидал извозчик.

– На Бульварную! – приказал извозчику спутник Егорина, поднимая воротник пальто.

…Было часов около восьми вечера.

В воздухе было тихо и тепло… Падал мелкий снежок… Темная даль Бульварной улицы мигала огненными точками редких фонарей…

В душе Егорина поднималось какое-то неприятное чувство тоски и безотчетного страха.

Глава 6. Самосуд

На темном углу одной из темных улиц, пересекающих Бульварную, спутник Егорина остановил извозчика.

– Теперь мы пойдем пешком! – шепнул он Кондратию Петровичу, расплачиваясь с извозчиком.

Обождав, пока извозчик не скрылся из виду, они пошли дальше в темноту ночи. Свернули в один из глухих переулков и, пройдя по нему некоторое расстояние, вошли в небольшой, занесенный сугробами снега двор, посреди которого чернела какая-то постройка. Это был тот самый флигель, в котором помещалась "штаб-квартира" шайки, как называл ее Пройди-Свет. Казалось, что все в этом флигеле погружено в глубокий сон: ни одна полоска света не вырывалась из окон, плотно закрытых ставнями.

Спутник Егорина осторожно постучал в наружную дверь сеней.

– Кто там? – раздалось за дверью.

– Свои… Туз козырей! – ответил условным паролем стучавший.

Дверь была немедленно открыта.

– Проходите, што ль, – прохрипел чей-то бас в темноте сеней.

– Чиркни-ка спичкой, Иван! А то впотьмах лоб, пожалуй, расшибешь.

Слабое синеватое пламя спички осветило на несколько мгновений внутренность сеней; пользуясь этою краткой вспышкой света, все трое прошли во флигель. Первая комната представляла из себя род прихожей. Из нее вела лестница наверх, в мезонин.

– Проходите наверх. Там, почитай, все в сборе. За вами только дело. Нате вот вам маски, – и говорящий протянул Егорину и его спутнику две маски, грубо сшитых из черного коленкора.

– Это еще зачем? – недоумевающе пробормотал Егорин, не решаясь надеть маску.

– Стало быть, нужно. Что ты в чужой монастырь со своим уставом пришел? – грубо оборвал Кондратия Петровича его спутник. Егорину ничего не оставалось более, как повиноваться.

– Вроде как на святках ряженые! – произнес он деланно шутливым тоном, поднимаясь за своим проводником по ветхим скрипучим половицам лестницы.

В большой комнате мезонина сидело несколько человек, принадлежащих, судя по верхнему платью, к совершенно противоположным слоям общества. Рваный, покрытый заплатками армяк типичного "жигана" выделялся рядом с хорошей енотовой шубой какого-то солидного господина.

Все присутствующие были в одинаковых черных масках, совершенно скрывающих лица.

При входе Егорина некоторые из шайки с любопытством повернулись в сторону его, другие же остались неподвижны, не обратив внимания на приход новых лиц.

– Садись, где стоишь! – заметил Кондратию Петровичу его проводник, опускаясь прямо на пол. Его примеру последовал и Егорин. Он, усевшись недалеко от дверей, с любопытством окинул обстановку комнаты. Голые мрачные стены, покосившийся от времени пол, печка с облупившейся штукатуркой – все это гармонировало со слабым светом сальной свечи и торжественным молчанием людей в черных масках. Получилось сильное, оригинальное впечатление. Даже спокойный, привыкший ничему не удивляться Егорин – и тот был поражен необычностью происходящего.

«Маски эти недаром придуманы, – сообразил Кондратий Петрович, – это для того, должно быть, чтобы друг дружку в лицо не заприметить. Хитрая механика, однако! Интересно знать, зачем это собрались мы сегодня? Какие такие дела решать будут!?»

Естественное любопытство Егорина вскоре было удовлетворено.

Дверь, ведущая в соседнюю комнату, отворилась, и на пороге показалась новая фигура. Это был стройный, красиво сложенный человек, немного выше среднего роста, одетый в коротенькую куртку из желтого верблюжьего сукна. Лицо его также было закрыто черной маской. Он подошел к столу, стоящему посреди комнаты, оперся на него рукой, обвел глазами присутствующих и заговорил.

При первых же словах его речи Кондратий Петрович узнал в нем ночного гостя – "Человека в маске". Тот же резкий повелительный тон, тот же металлический холодный тембр голоса.

– Товарищи! – так начал главарь шайки. – Мы собрались сегодня для того, чтобы произвести суд над одним из членов нашей организации.

Среди присутствующих обнаружилось легкое движение.

– Он виноват в следующем: во-первых, в том, что самовольно присвоил себе вещь, принадлежащую общей кассе. Хотя это само по себе уже является нарушением наших правил, но, имея в виду, что вещь эта была им взята временно, можно было бы первую вину не считать особенно важной. Второй пункт обвинения вытекает из первого: одно лицо, не принадлежащее нашей организации, увидело эту вещь в руках виновного и, по печальному стечению обстоятельств, сразу же определило, каким путем эта вещь была взята от ее владельца. Таким образом, дело приобрело серьезный оборот. Тайна организации сделалась известной постороннему человеку, который захотел отсюда извлечь для себя выгоду. Он предложил поделиться с ним барышами той ночи, когда, между прочим, был взят и этот портсигар (речь идет о портсигаре).

В случае же нашего несогласия принять его в долю этот человек может очень навредить нам, так как ему известны трое наших. Одним словом, мы, благодаря одному болвану из своей среды, нажили для себя много хлопот! Вам предстоит теперь, товарищи, решить – как наказать виновного.

Обвинитель замолчал и пристальным выжидающим взглядом посмотрел на остальных членов шайки.

В комнате было тихо: все сознавали важность переживаемого момента. Обвиняемый – наш злополучный Филька, невольно навлекший на себя и своих товарищей такую неприятность, присутствовал здесь же и не без трепета ожидал решения большинства. Он отлично знал, что шайка шутить не любит, и что суд ее будет суров.

– Надо этого человека, который, то есть, доказчиком хочет быть – убрать, пока не поздно! – раздалось чье-то предложение.

– Это правильно! Пришить его, да и дело с концом! – послышались голоса…

– Так… А что мы должны сделать с виновником всей этой истории? – вновь спросил атаман.

Глава 7. Смертный приговор

…Опять наступило молчание.

…Никто не решался первым произнести слова обвинения. Все молча косились друг на друга, подозревая в своем соседе того обвиняемого, чья участь находится в зависимости от решения большинства.

– По уставу нашей организации виновный в выдаче товарищей обрекается на смерть! – спокойным бесстрастным тоном отчеканил атаман.

…Гробовая тишина служила ему ответом.

Холодный пот выступил на лбу Фильки.

«Крышка!» – подумал он с отчаянием.

– …Но, принимая во внимание, – также спокойно продолжал обвинитель, – что в настоящем случае нет со стороны виновного злого умысла, можно рассматривать его вину как простое нарушение дисциплины… Кроме того, человек этот, я говорю об обвиняемом, в свое время оказал важные услуги организации. Все это является смягчающими его вину обстоятельствами. Я со своей стороны предложил бы следующее: поручить виновному убрать опасного для нас человека, действуя на свой страх и риск. И, кроме того, при первом же серьезном деле, предстоящем нашей организации, дать ему не в очередь самую опасную роль. Согласны ли вы с этим?

– Что ж, это правильно!

– Пусть так и будет! – послышались голоса.

– Теперь, – продолжал атаман, – обвиняемый, выходи на середину комнаты и сними маску, пусть все присутствующие здесь запомнят твое лицо и будут на будущее время следить за тобой, пока ты не выполнишь тебе порученного дела!

Филька, тяжело ступая громадными сапогами, вышел к столу и молча снял маску. Его рябое, обычно угрюмое лицо выражало теперь глубокое смущение.

– Как перед Богом, братцы, по глупости это моей вышло! – виновато пробормотал он, повертывая во все стороны свою взлохмаченную голову.

– Ну ладно! Ступай на свое место! – прервал его атаман. – Нет у кого-нибудь из вас, товарищи, что-либо заявить общему собранию организации?

Но никаких заявлений не последовало.

Сохраняя глубокое молчание, члены шайки один за одним покинули комнату.

Егорин хотел было идти вслед за другими, но его остановил его спутник, сидящий рядом.

– Погоди малость, – шепнул он, – дело до тебя есть!

…В комнате остались трое – атаман, Егорин и его проводник.

– Здравствуй, Кондратий Петрович, – обратился к Егорину атаман, – подойди сюда поближе, мне с тобой поговорить надо! А ты ступай вниз, подождешь там меня…

Последнее относилось к спутнику Егорина.

Кондратий Петрович, оставшись наедине с атаманом, подошел к столу и развязно спросил:

– Чай, теперь-то маску снять можно?

– Разумеется… Ведь мне твоя физиономия отлично известна! – насмешливо кивнул головой атаман. – Скоро мы с тобой, Кондратий Петрович, дельце одно должны обделать… Будь готов!

– А в чем дело?

– Дело очень тонкое и весьма выгодное. Можно взять хорошие деньги!

– От денег кто станет отказываться! – вставил Егорин.

– Только, видишь ли, какая штука: надо нам с тобой хорошенько столковаться…

И атаман, приблизившись к Егорину, понизил свой голос до шепота…

Но оставим на время этих сообщников и перенесемся в другую обстановку....

В этот вечер, когда члены шайки вынесли смертный приговор человеку, грозящему их безопасности, иначе говоря – Василию Федоровичу Шумкову, как это уже, наверное, поняли наши читатели, – этот последний сидел у себя в квартире, не подозревая даже, что дни его сочтены. Он был вполне уверен, что задуманный им план поживиться на чужой счет будет выполнен как нельзя лучше. Сенька Козырь, по крайней мере, уверил его в этом, говоря, что, раз уж Шумков знает все, то им ничего не остается, как только принять его в долю.

…Было около десяти часов вечера, когда до слуха Василия Федоровича донесся стук в калитку. Кто-то стучался с улицы.

Шумков надел шубу и, держа в одной руке револьвер, а в другой свечку, вышел в сени.

– Кто здесь? – спросил он, подходя к калитке.

– Свои, – послышалось в ответ. – Отвори, Василий Федорович!

Шумков, ставший в последнее время очень осторожным, еще раз переспросил:

– Кто такие – свои? Наши, кажись, все дома…

– Ну вот, нечто по голосу узнать не можешь! – уже ясно различил Шумков голос своего квартиранта, Сеньки Козыря.

– Отворяй скорее, иззябли мы…

Василий Федорович отодвинул засов и посторонился в угол, держа револьвер наготове.

Вошли Козырь и Филька – оба, как было заметно по их наружному виду, сильно выпивши.

– Хозяину – Василь Федоровичу, наше особенное! – осоловело пробормотал Козырь, силясь твердо стоять на ногах.

– Что это ты, друг любезный, револьвер-то выставил, аль нас за грабителей счел? – разразился Козырь пьяным смехом, заметив в руках Шумкова блестящую сталь оружия.

– Ну, ну, пролазьте, что ли, – грубо проворчал Шумков. – Эк вы напились!