Томские трущобы. Человек в маске. В погоне за миллионами
- -
- 100%
- +
– Вот еще спрашивает, чудак! Поезжай, куда было говорено.
Асан нетерпеливо толкнул его в спину и полушутливо, полусерьезно добавил:
– Гони живей! На чай не получишь!
– Одно только у меня на уме неспокойно: засыплют нас те собаки, попадутся.
– Не посмеют, не бойся, – отрывисто проворчал черкес, хмуря брови при воспоминании о трусливом бегстве своих сообщников.
– А Кондратий-то меня не узнал, – заметил Козырь. – А, положим, давно и не виделись мы с ним.
– Когда ему было узнавать: душа в пятки ушла! Ты не о том толкуй, что засыплют они нас, когда попадутся, а вот беда: деньги зря пропадут.
Разговаривая таким образом, наши герои подъехали к старому двухэтажному дому, в котором помещалась пивная Голубка, уже знакомая читателям этого романа по предыдущим главам.
Около ворот, которые были заперты, Асан и Козырь слезли с пролетки и, захватив с собой портфель, прошли во двор.
Обедня еще не кончилась, поэтому наружные двери пивной и окна были заперты.
На крыльце встретил Голубок в калошах на босую ногу и в азяме, накинутом на плечи. Лицо его было опухшим, как от многодневного пьянства. Под глазом красовался синяк, очевидно, недавнего происхождения.
– Приехали, – медленно заговорил он, прибегая к своему любимому жесту – почесывая поясницу. – Ну, ступайте, сам-то наверху сидит. Должно, серчает шибко, вас поджидаючи.
Козырь, давно не видевший Голубка, заметил новое архитектурное украшение на лице этого почтенного мужа, дружески похлопал его по плечу.
– Кто это тебя так разукрасил, дядя?
– Свои ребята. Маленько не в аккурате расчет вышел, – флегматическим тоном отозвался Голубок, сторонясь, чтобы пропустить своих посетителей в сени.
Пройдя по полутемным сеням, заставленным разной рухлядью и пустыми корзинами из-под пива, они поднялись по ветхой скрипящей лестнице наверх.
В небольшой комнатке с окном, выходящим на двор, весьма скудно меблированной и отделенной от соседнего помещения дощатой перегородкой, их встретил таинственный «Человек в маске».
– Ну что, орлы, целыми явились? Не пришлось на "вдове" жениться?
Эта мрачная шутка профессионального жаргона напомнила Асану опасность грядущей им петли. Он нервно передернул плечами и сердито сплюнул.
– Мы-то пришли, а вот те-то названные товарищи, чтоб им ни дна ни покрышки, пришили нам бороду…
– Как так? – удивленно и негодующе поднялся атаман.
– Да так… Взвалили чемодан на телегу, да и были таковы.
– Труса праздновали оба, и Егорин, и другой, как его фамилия…
Глаза таинственного незнакомца блеснули из-под маски зловещим огнем. Он прошептал какое-то проклятие и так сильно сжал спинку стула, что она разлетелась вдребезги.
– А этот, третий, молодой грузин? Он где? – резко, отрывистым тоном, видимо, пересиливая овладевший им гнев, спросил «Человек в маске».
– Тот убежал. Не знаю, как удалось ему скрыться, – ответил Асан, кладя на стол портфель.
– Это что такое? – обратил на него внимание «Человек в маске».
– Это мы захватили у артельщика, которого "похерили", – спокойно отозвался Асан.
– А чемодан-то, говоришь, Егорин увез? – оживленно переспросил атаман.
– В телегу я велел его положить, как и было условлено. Разве я думал, что они пятки покажут? – начал было оправдываться Асан. Но «Человек в маске» успокоил его, хлопнув ладонью по плечу:
– Черт с ним, с чемоданом! Не в нем дело.
– Как так? – в один голос удивились громилы.
– Ошибка неприятная произошла. Неверные сведения агенты мне доставили. Триста-то тысяч, о которых мы думали, не эти артельщики должны были везти, а другие. Они, должно быть, на Межениновку поехали. Поздно уж только сказали-то мне. Предупредить вас я не успел! Ну не беда: авось, на наше счастье, в портфеле деньги-то найдутся…
С этими словами «Человек в маске» раскрыл объемистый портфель черной кожи, застегнутый двумя ремнями… Сообщники жадно следили за его движениями. Какова же была их радость, когда они увидели толстые пачки кредитных билетов. Трофей победы на Вокзальном шоссе оказался ценным для них приобретением.
– Ах, ешь тебя волки! А ведь мы чуть не забыли его на дороге, – вырвалось у Козыря невольное восклицание. – Вот бы дурака сваляли!
Глаза Асана заискрились мрачным огнем алчности. Ноздри его широко раздувались.
– Ну, атаман, теперь крышка! – не спускал он глаз с заманчивых пестрых кучек. – Как получу с дувана свою долю – сейчас же на родину махну! Гори весь Томск огнем!
Деньги были тщательно пересчитаны.
– Семьдесят девять тысяч! – медленно произнес атаман, обводя глазами присутствующих.
Эффект этих слов был поразительным. Ни Козырю, ни Асану никогда еще не приходилось видеть такой большой суммы.
– Вот это… денежки! – даже головой покачал Сенька.
Черкес сделал нетерпеливое движение в сторону стола.
– Ну, дувань, хозяин. Чего еще ждать?! – глухо спросил он, видя, что атаман не торопится приступить к дележке.
– Подожди маленько… успеешь еще! – остановил его «Человек в маске». – Должен я вам сказать, товарищи, на прощанье несколько слов… Я говорю на "прощанье" потому, что вряд ли мы когда-нибудь увидимся. Ты, Асан, можешь ехать сегодня же, ночным поездом. В Сибирь, наверное, по доброй воле вернуться не захочешь! Тебе, Козырь, тоже незачем оставаться здесь. Паспорт у тебя есть хороший… Поезжай в Россию – живи себе барином. Подфартило нам на сегодня, хотя и не так, как рассчитывали, а все же не с пустыми руками находимся. Другого такого случая долго ждать придется!.. Последние мои слова к вам будут: не попадайтесь, а попадетесь – не выдавайте! Ты вот, Асан, парень молодой еще, характер у тебя горячий, смелый… Хвалю я тебя за это, недаром и к себе приблизил, своей правой рукой сделал. Смотри же, и в остальном будь тверд, товарищей не выдавай, тюрьмы не бойся!
– Что ты говоришь, атаман? – обиженно прервал молодой человек. – Разве я баба, что зря языком болтать буду! Сделано дело, значит – могила!
– Да уж, понятное дело! – поддакнул Козырь.
– Пятьдесят тысяч я беру себе. Из этих и остальным всем выделим, а эти ваши! Берите каждый свою долю и уходите… Теперь вы вольные казаки!
Отсчитав пятьдесят тысяч рублей, атаман сунул их в портфель и протянул остальные деньги Козырю и Асану.
– Прощайте, товарищи! Желаю вам счастья. В Сибирь не возвращайтесь!
Они обменялись рукопожатием.
– Эх, атаман, век бы с тобой жить! – вырвалось у Асана. – На родину тянет, вот беда…
– Ну, уходите теперь поскорее: чем быстрее мы разойдемся, тем лучше. Задним крыльцом ступайте: через пивную идти неудобно. Могут быть чужие.
Обменявшись последними приветствиями, Козырь и Асан вышли из комнаты.
«Теперь вы мне больше не нужны!» – проводил их задумчивым взглядом «Человек в маске».
Глава 37. Путь приближается к концу
Сенсационное известие о кровавом деле, разыгравшемся среди белого дня на глазах ехавшей на вокзал публики, быстро разнеслось по городу и дало обильную почву для разных толков и пересудов. Не обошлось, конечно, и без преувеличений. Рассказывали, что нападающих была целая шайка, вооруженная винтовками. Сумма похищенных денег, пока это не было выяснено точно, возрастала на языке досужих болтунов до чудовищных размеров – чуть ли не миллиона рублей…
…Всем лицам, замешанным в это дело, удалось благополучно скрыться с места преступления, за исключением одного Михладзе. Он во время бегства был задержан солдатами пехотного полка, расквартированного по городу, патруль которых преградил ему дорогу…
Юноша, не сопротивляясь, отдался в руки своих преследователей и был заключен под стражу. Мрачные двери тюрьмы гостеприимно открылись перед ним и навсегда похоронили молодые мечты о родине, о счастье…
Не счастливее его были и наши герои: на другой же день они были арестованы и заключены в тюрьму. Их выдал злополучный чемодан, спрятанный ими в каретном сарае у Андросихи. В первую же ночь после убийства Кочеров и Егорин поспешили туда с целью воспользоваться содержимым чемодана. Каково же было их огорчение и изумление, когда вместо ожидаемых денег в чемодане оказались одни бумаги: платежные ведомости и тому подобные документы. Огорчение обманувшихся в своих надеждах сообщников было так велико, что они не позаботились даже уничтожить эти вещественные доказательства: чемодан и бумаги. Чемодан попал в руки полиции, и дознание установило их прикосновенность к этому делу. Оба были арестованы.
Арест этот увеличил в публике сенсацию и повысил интерес к делу. Многим из томичей и Кочеров, и Егорин были знакомы лично.
– Помилуйте, домовладельцы, денежные люди, и вдруг на такое дело пошли! – удивлялась и негодовала публика.
– Не миновать им теперь петли, потому что город на военном положении! – предсказывали другие…
Дня через два после убийства артельщика в общей зале гостиницы "Европа" за одним из угловых столиков сидело двое из наших старых знакомых.
Это были Асан и Козырь, но никто бы не узнал в этих прилично, даже изыскано одетых людях, мирно беседующих за ужином, наших героев недавнего нападения на Вокзальном шоссе. Крупная сумма денег, полученная с дувана, и дерзкая удача вскружили им голову. Они пренебрегли прощальными советами атамана и не только не уехали тотчас же из города, но рискнули показываться в общественных местах. Это была большая ошибка с их стороны, которая чуть не стоила им жизни…
В эту ночь Асан намерен был наконец уехать из Томска, и теперь они зашли в "Европу", чтобы чинно, по-благородному распить на прощание бутылочку-другую "настоящей шипучки".
– Сроду не пивал! – откровенно заявил Козырь своему товарищу, с любопытством осматривая засмоленную бутылку.
– Не пивал, говоришь? Ну зато теперь вволю можно пить, благо деньги есть! – весело улыбнулся Асан.
Они чокнулись и залпом осушили свои бокалы…
– За благополучное возвращение домой! – прошептал Асан.
– Дай Бог счастливого! – отозвался ему в тон Сенька.
– Теперь, как на родину вернусь, совсем мне другая цена будет, самодовольно заговорил Асан, вновь разливая вино и любуясь его игрой. – Был когда-то и беден, и неизвестен, а теперь, при деньгах-то, все переменится.
– Понятное дело… Что-то я, брат, замечаю, никакого толку в этом шампанском нету. На вкус, правда, сладкое, а крепости настоящей нет!
Асан только улыбнулся на эти слова собеседника.
– Подожди, вступит в голову – ног не понесешь. Такое уж это вино: незаметно действует!
– Дорогое, сволочь… Двенадцать рублей бутылка!
– Чего ж ты хочешь!? На то и Сибирь! Здесь вон виноградное вино столовое дешевле, как рубль бутылка, хорошее нельзя достать, а в наших местах оно нипочем. Там у нас свои виноградники.
– Да уж, одно слово – Сибирь! Это как у нас в партии, по первому разу я тогда шел, был один "обратник" – бродяга, так тот, бывало, начнет сибирскую сторону ругать: "Эх, говорит, ну и климат! Две копейки игла!"
Козырь громко рассмеялся, вспомнив этот эпизод из своего прошлого. Асан последовал его примеру. Оба преступника держали себя совершенно спокойно, непринужденно. Опасность быть каждую минуту узнанными и взятыми, казалось, не существовала для них. Ничего похожего на угрызения совести не отражалось на лицах этих недавних убийц. Точно новые надетые на них костюмы раз и навсегда отделили их от прошлого…
– Сам-то ты, Семен, когда думаешь из Томска выбраться? – спросил Асан.
– На этих днях уеду.
– В Россию тоже думаешь вернуться?
– Нет… на восток махну. Там у меня в Чите благоприятели есть. С ними надо повидаться. Паспорт у меня хороший, чистый…
Разговаривая таким образом, наши приятели допили шампанское и спросили еще. С непривычки к такому напитку голова у Козыря порядочно закружилась… Он стал клевать носом, то и дело наваливаясь на стол. Асан, как более трезвый, понял, что необходимо уходить. Он вынул свой туго набитый бумажник и достал сторублевую ассигнацию.
– Ах, черт его возьми! – пробормотал он, внимательно рассматривая билет. – Остались все-таки пятна!
– Какие пятна? О чем говоришь? – навалился к нему через стол Козырь.
– Да вот на деньгах-то… Видишь ли, деньги у меня первое время были в воде спрятаны… Хотя и хорошо были завязаны, но сырость проникла. Потом уж над печкой пришлось сушить их. На некоторых билетах остались, смотри вот, знаки, точно вылиняли они… Пожалуй, еще за фальшивую сочтут!?
– Ну так другую достань.
– Неловко много денег-то показывать. Публика заметить может… Ну, да пустяки, сойдет!
Асан решительно позвонил в колокольчик.
Моментально явившийся лакей подобострастно изогнулся в ожидании хорошо получить “на чай”.
– Сколько с нас? – отрывисто спросил Асан.
Глава 38. Таинственный спаситель
Лакей перекинул салфетку из одной руки в другую, пересчитал глазами пустые бутылки и посуду, стоящую на столе, и в свою очередь спросил:
– Прикажете счетец подавать?
– Говори, сколько следует. Зачем нам счет? Когда прискакали приискатели гулять, то уж в копейках не считаются! – деланно беспечным тоном возразил Асан.
Последние слова им были сказаны для того, чтобы не возбуждать никаких подозрений ни в лакее, ни в сидящей около публике. Природная находчивость и ум подсказали Асану, что появление неизвестных лиц, кутящих в ресторане, может вызвать неприятные для них предположения, связанные с событиями на Вокзальном шоссе, и что лучше всего выдать себя за приискателей, возвратившихся откуда-нибудь из тайги с хорошими деньгами….
Лакей вынул из кармана бумажку, где был записан заказ этого столика, вооружился карандашом и быстро подвел итог.
– Тридцать шесть рублей ровно-с! – без запинки ответил он.
– Получай, братец! – равнодушно протянул ему Асан сторублевую ассигнацию.
– Сию минуту, разменяю-с! – бросился со всех ног лакей.
– Ну, товарищ, что ты раскис? – обратился черкес к Козырю. – Крепости, говоришь, настоящей в шампанском нет, а?
Семен пьяно улыбнулся, пытаясь закурить папиросу.
– Крепкое, сволочь… Аж в голову вступило!
– То-то и оно-то! Это, брат, не гляди, что винцо сладкое, а в лоск кладет!..
В ожидании, пока лакей принесет сдачу, Асан осмотрелся, тревожимый каким-то невольным, непонятным волнением. В публике, сидящей за ближайшими к ним столиками, никого подозрительного он не заметил. Рядом с их столиком сидела какая-то большая, шумная и веселая компания, очевидно, представителей золотой молодежи. Они пили крюшон, курили тонкие сигары и были заняты оживленным разговором. На своих соседей не обращали никакого внимания. С правой стороны от наших приятелей, за угловым столиком, сидел какой-то солидный господин с рыжеватой бородкой, в золотых очках. Он скромно проводил время за чтением газеты, изредка отрываясь от нее затем, чтобы налить пива.
«Что это он так долго копается?» – подумал Асан про лакея, с досадой наблюдая за своим товарищем, который все более и более раскисал в душной атмосфере зала.
Наконец лакей появился. У него был смущенный и несколько недовольный вид. В руках он держал злополучную сторублевку.
– Простите, господин, – начал он, переминаясь с ноги на ногу, – хозяин не хочет менять эту бумажку… Так что сумлевается… Пятна на ней какие-то…
Минута была решительная, и всякое колебание со стороны Асана могло повредить им. Но он нашелся.
– Что ж он, хозяин твой, думает, что фальшивая это бумажка, а! – высокомерным тоном заговорил Асан, откидываясь на спинку стула и бросая на лакея уничтожающий взгляд. – Скажи твоему хозяину, что пятна эти от воды… Когда мы с приисков ехали, попали в “наледь” (вода, выступающая из-подо льда), ну и вымокли все, и деньги замочили… Понял? Сегодня утром я в казначействе такую же менял, на пятна никакого внимания не обратили! Да, впрочем, чего с тобой толковать! Давай сюда сто рублей… Кажется, у меня наберется, чтобы заплатить сколько следует. Тридцать шесть рублей, говоришь?
– Так точно-с!
Асан порылся в карманах, делая вид, что ищет деньги.
– Ну конечно найдется! Только вот на чай тебе мало придется…
Последние слова возымели на лакея надлежащее действие. Он решительно тряхнул головой.
– Позвольте-с, господин, я еще раз схожу к хозяину, пусть он посмотрит как следует…
– Поскорее только ходи! – крикнул ему вслед Асан, внутренне улыбаясь своей выдумке.
– Ну, Асан, ходим, брат… домой… Чего сидеть? – совсем пьяным голосом заговорил Козырь и довольно недвусмысленно замурлыкал, обнаруживая желание петь.
– Тише ты! С ума спятил!? – остановил его товарищ. – Сейчас домой пойдем, вот только сдачу принесут!
– А то, брат, к девочкам махнем! Чего нам… Деньги – во-о они! – и Козырь хлопнул себя по карману.
Сцена эта начала уже привлекать внимание посетителей, но, к счастью для наших героев, явился лакей со сдачей.
– Разменял-с! – скромно доложил он, – извольте-с получить!
Асан, не считая, сунул деньги в карман, оставив лакею три рубля. Тот отвесил ему низкий поклон.
– Ну, идем! – сказал Асан, отодвигая свой стул. Козырь поднялся и, слегка пошатываясь, направился вслед за товарищем к выходу.
– Аж в голову вступило… – бурчал он себе под нос, тупо смотря вперед осоловелым взглядом сильно пьяного человека. В коридоре Асан остановился и обратился к Козырю:
– Ты подожди меня на площадке. Я зайду в бильярдную. Там мой один знакомый играет, надо ему два слова сказать.
Козырь молча кивнул головой и прислонился к перилам площадки. В это время кто-то над его ухом прошептал:
– Берегись… за вами следят.
Козырь вздрогнул и повернул голову. Как ни сильно он был пьян, но эти зловещие слова заставили его вспомнить опасность своего положения.
Он молча и тяжело дыша смотрел на человека, предупредившего его об опасности. Последний, заметив, что Козырь совершенно растерялся, энергичным шепотом приказал ему:
– Ступай вниз. Одевайся! Выйдешь, подожди меня на улице. Смотри же, скорей! Каждая минута дорога!
Козырь машинально, плохо сознавая, что он делает, спустился вниз, придерживаясь за перила, кое-как оделся при помощи швейцара и вышел на улицу…
На свежем воздухе хмель с прежней силой ударил ему в голову. Мысль о грозящей опасности, на минуту осветившая пьяный мозг, погасла… Как сквозь сон помнит он, что кто-то подхватил его под руки, повел куда-то, помог сесть в экипаж… Чей-то незнакомый голос громко крикнул:
– Пошел! Живее!
Глава 39. В участке
…Асан несколько задержался в бильярдной и, выйдя в коридор, уже не застал Козыря.
Предполагая, что тот спьяна или вернулся в общий зал, или отправился разыскивать его, Асан решил не уходить из гостиницы, пока не разыщет пьяного товарища. Он заглядывал и в общее зало, и в бильярдное, и в уборную, расспрашивал лакея, – Козыря нигде не было.
Придя, наконец, к убеждению, что Сенька, не дождавшись его, ушел домой, Асан в свою очередь направился к выходу, не замечая, что за ним неотступно следит тот самый господин в очках, который сидел за соседним с ними столиком и пил пиво.
«Ах, нелегкая его задави, – думал черкес про Козыря, выходя из гостиницы, – куда это он, пьяная башка, направился? Заберется с пьяных глаз куда-нибудь в знатное место и влетит! Там теперь переодетых "крючков" (полицейских) – сколько хочешь… Поджидают, не навернется ли кто из "блатных"».
Размышления Асана были прерваны громким окликом очередного извозчика, стоящего у подъезда "Европы":
– Прикажете подать, барин?
– Давай…
Пролетка застучала по мерзлым кочкам дороги… Электрические фонари большой улицы сменились теперь мраком глухих переулков, куда приказывал ехать извозчику Асан. Прежде чем отправиться на вокзал к ночному поезду, ему было необходимо заехать на квартиру: взять вещи и спрятанные там деньги. При при себе у него было около трех тысяч рублей…
Асан был далек от всякой мысли об опасности и поэтому не обращал внимания на ехавшую сзади на некотором расстоянии пролетку с двумя седоками, которые были, как казалось, сильно выпивши. Они орали на всю улицу и то и дело пытались затянуть какую-то пьяную песню…
– Эх-х! Да возле речки… – выкрикивал один из них и в то же время шептал своему спутнику: – Первое дело – оглушить его надо сразу, а то, черт его знает, ножом пырнет!
– Да уж знаю, ваше благородие, не впервой!
– Прямо кастетом по башке… извозчик! Дуй в хвост и в гриву! Сы-ыпь!! Вези прямо к "квартерным"!
Извозчик торопливо передергивал вожжами и погонял лошаденку....
– Эко их разбирает! – подумал с досадой Асан, оглядываясь на шумливых гуляк.
В это время он поровнялся со своей квартирой и велел извозчику остановиться…
Ворота были заперты, и Асану пришлось постучаться в одно из окошек нижнего этажа.
– Ты меня подожди, я сейчас на вокзал поеду! – крикнул он извозчику…
Задняя пролетка тоже остановилась, и ночные “гуляки”, быстро соскочив с нее, бросились к Асану. Тот в это время стоял, нагнувшись к ставне окна, и не заметил их приближения. Между преследователями и Асаном оставалось всего не более двух шагов, когда последний повернулся к воротам и увидел пред собой две темные фигуры. Поняв, в чем дело, молодой черкес сделал быстрый и сильный прыжок в сторону, выхватывая револьвер. Но, к его несчастью, нога подвернулась на обледенелом тротуаре: он потерял равновесие и упал. Почти в тот же момент один из нападающих со всего размаха ударил Асана по голове и лишил возможности сопротивляться далее. Извозчик, привезший Асана, увидев происшедшее, закричал было во все горло о помощи, но его остановили.
– Молчи! Мы – полиция!
Асан был обезоружен; руки ему связали ремнем и посадили на пролетку. Один из переодетых полицейских сел рядом с ним, крепко обхватив арестованного, а другой полицейский поехал сзади… Весь этот кортеж тронулся к ближайшему участку… У ворот участка извозчики были отпущены.
– Ну, выходи, што ли! – грубо толкнул Асана в плечо его конвоир. – Не пробуй бежать – сейчас же пристрелю, как собаку!
Морозный ночной воздух совершенно освежил Асана. Несмотря на сильную боль в плече и в голове от полученного удара кастетом, он довольно бодро сошел с пролетки и поднялся на крыльцо…
Вероятно, не многим из наших читателей приходилось бывать глухой ночью в помещении полицейского участка. Поэтому мы позволим себе несколько остановиться на описании той картины, которую увидел Асан, когда тяжелая дверь со скрипом и визгом ржавых петель отворилась пред ним. Первая комната, небольшая – в одно окно, с грязным заплеванным полом, служила приемной. Здесь по утрам толпилось обыкновенно много народу: просители разного рода, лица, приходившие за справками. Спинки скамей, стоящих около стен, хранили на себе в виде темных лоснящихся пятен красноречивые следы долгих часов скуки и ожидания, которые выпадают на долю мелкого обывателя, когда он приходит за чем-нибудь в участок. Грязные стены комнаты с обвалившейся кое-где штукатуркой были украшены разного рода объявлениями и постановлениями, начиная с последнего номера «Губернских ведомостей» со списком разыскиваемых лиц и кончая предостережением, написанным красивым канцелярским почерком: "Шапок в передней не оставлять!" На самом видном месте стены была прилеплена кнопками небольшая фотографическая карточка – снимок с обнаженного трупа, выставленный для "опознания". Приемная освещалась маленькой лампочкой, стоящей на подоконнике. Воздух был скверный, тяжелый: пахло махоркой, сыростью… На одной из скамеек лежала неподвижная фигура, покрытая шинелью. Фигура эта испускала неистовые носовые рулады, к которым примешивались однообразные звуки часового маятника и храп дежурного околоточного, доносящийся из соседней комнаты, дверь в которую была полуоткрыта…
– Эй ты, чучело, вставай! Ишь, разоспался, точно дома на печке! – довольно бесцеремонно ткнул один из конвоиров Асана спящую фигуру. Тот зашевелился, фыркнул, из-под шинели показалась заспанная взлохмаченная голова.
Узнав в одном из вошедших начальство, городовой моментально вскочил со скамейки и захлопал сонными глазами.
– Ты, тетеря сонная! Спать у меня! Смотри!
– Так что, виноват, ваше благородие, вздремнувши малость.
– Обыскать! – последовало краткое распоряжение.
Асан был тщательно обыскан с ног до головы, и все содержимое его карманов выложено на стол…
– Спустить его вниз!
Глава 40. Дверь открыта
– В общую прикажете посадить?
– Запереть в женскую камеру! Там ведь у нас сегодня никого нет?
– Так точно…
Асану развязали руки и, еще раз пригрозив смертью, если он попытается бежать, повели вниз.
Из сеней узенькая дверь вела в подвал, где помещались каталажные камеры. Нужно было спуститься по лестнице ступенек пятнадцать. Заспанный городовой вооружился лампой и шел впереди. Шествие замыкал другой городовой, переодетый. Последний, прежде чем вывести Асана из приемной, красноречивым жестом показал ему револьвер.