Томские трущобы. Человек в маске. В погоне за миллионами

Глава 3. Тайна, скрытая волнами Томи

Кондратий Петрович самодовольно крякнул и закурил папироску.

– Для кого другого, а для вас, Василий Иванович, постараемся: со дна моря достанем!

Василий Иванович блаженно улыбнулся.

– Поверьте, Кондратий Петрович, – прошептал он, – я этого дела не забуду, благодарность свою чувствую во-о как!

– Главное вы, Василий Иванович, насчет мяса-то батюшку уломайте. Чтобы, значит, по девяти рублей кругом.

Василий Иванович нетерпеливо махнул рукой.

– Слово мое твердо. Как сказано, так и будет…

…В комнате на минуту воцарилась тишина…

– Вот, батюшка Кондратий Петрович, кулечек ваш, – появилась хозяйка, неся в руке большой и, видимо, тяжелый сверток.

– Ага! Вот это хорошо! Давай его сюда, мать честная! – И Егорин, приняв от хозяйки сверток, стал выгружать его содержимое.

На столе появилась бутылка коньяку, бутылка рябиновой, еще какое-то вино, фрукты и закуски.

«Тетенька» даже руками всплеснула.

– Угощений-то сколько! И для чего это так тратиться…

– Ладно, мать честная! Давай подсаживайся, да, впрочем, волоки вот стаканчики и тарелки: не с рук же есть.

– В один момент, Кондратий Петрович!

Василий Иванович вздохнул, отложил свою шляпу на диван и слегка недовольным тоном произнес:

– Чего же это она не выходит, время уже не раннее.

Фразу его подхватила хозяйка, возвращавшаяся со стаканами и тарелками.

– А сейчас, голубчики, сейчас! Катенька! – подошла она к двери. – Скоро ли ты, голубушка? Гости заскучали.

За дверью послышался сдержанный смех.

– Марфа Семеновна, подтеки сюда на минуточку, шпилек я никак не могу найти.

– Ох, ты мое золото! Иду, бегу, – и хозяйка скрылась за дверью.

Егорин между тем не терял времени и усиленно угощал Василия Ивановича.

Они выпили по два стаканчика коньяку.

– Эх, Кондратий Петрович, – заговорил Василий Иванович, обсасывая кусок лимона, – сижу вот я сейчас и думаю: ежели бы мне да при моем характере тятенькин капитал. Что бы я тогда сделал?! Р-разодолжил бы, могу сказать!

– Выпьемте, Василий Иванович! – сочувственно подхватил Егорин, вновь наполняя стаканчики.

– Вы вот теперь, – продолжал он, – человек сказать еще молодой, а уже от тятеньки большое доверие имеете. Шутка ли! Сегодня в банке-то сколько получили?

Василий Иванович самодовольно улыбнулся.

– Тридцать тысяч кругленьких. В Америку с ними бы залиться, а? – и он рассмеялся полупьяным смехом.

– Здравствуйте! – тихо произнес кто-то.

Портьеры, закрывавшие двери в соседнюю комнату, приподняла женская маленькая ручка и в зало вошла молодая стройная девушка.

Темное, скромного фасона платьице красиво облегало молодую пышную грудь девушки. Она робко и смущенно улыбалась, глядя на собеседников, и стояла в нерешительности среди комнаты.

Егорин привстал.

– Вот познакомьтесь! Прошу любить и жаловать! Господин Аз-Буки-Глаголет, купеческой первой гильдии сын.

Василий Иванович в свою очередь встал и раскланялся с девушкой.

– Позвольте познакомиться, – пробормотал он.

На сцену появилась вновь «тетенька».

– Подсаживайся, Катенька, подсаживайся к столику. Вот мы с тобой по женскому сословию выпьем чего-нибудь легонького.

– Ах, что вы! – законфузилась девушка. – Разве это возможно – я не пью.

– Пожалуйте, мадмазель, суды, на диванчик, здесь помягче будет.

Катя все еще улыбалась и как-то деланно застенчиво опустилась на диван рядом с Василием Ивановичем. Ее бойкие темно-серые глаза быстро и с любопытством скользнули по фигуре соседа.

Вино было разлито.

– Вам, «тетенька», с барышней мадерцы, а мы коньячку хватим. Ну-ко давайте со свиданьицем-то…

– Ух, какая крепкая, – закашлялась «тетенька».

Катя отпила глоток и поставила свою рюмку.

– Не-е-ет, уж это вы, барышня, оставьте, этим вы нас много обижаете. Извольте выкушать всю, – и Василий Иванович потянулся с рюмкой, расплескивая вино и принимая обиженный вид.

– Непривычна я, – отнекивалась Катя, – отродясь не пивала, голова болеть будет.

– И-и, молодка моя! С добрыми людьми посидеть – не будет болеть голова. Выпей себе на здоровье, не конфузься – свои люди.

– Веселее будешь, – поддакнул Егорин.

Девушка выпила, поперхнулась и закашлялась, прижав платок ко рту.

– Кто-то торопится, – ласково улыбнулась она в сторону Василия Ивановича.

Тот, уже окончательно пьяный, осоловев от выпитого коньяка и близости горячего женского тела, пробормотал:

– Ку-ушайте! Веселых я очень обожа-аю…

– Оставим их, «тетенька», – подмигнул Егорин, – пусть молодые люди промежду собой поговорят.

– Ах, что вы это, как же это можно одним, – запротестовала Катя.

Но Егорин и «тетенька» уже скрылись в соседней комнате.

– Позвольте теперича узнать, – тихо и возбужденно заговорил Василий Иванович, еще ближе подвигаясь к девушке, – как я вас понимать должен? Правильно ли мне про вас говорили?

– То есть, что это? – переспросила Катя, поправляя прическу.

– Насчет вас, то есть. Значит, как мы сто рублей… Будет ли все в аккурате?

Девушка вместо ответа звонко расхохоталась и положила свои руки к нему на плечи.

– Какие у вас славные глаза! Я обожаю блондинов…

Василий Иванович крепко сжал тонкий и послушный стан девушки.

– Хучь двести. Потому, при наших капиталах…

Девушка как будто невзначай наполнила свою рюмку, плеснув порядочную дозу коньяка в стакан Василию Ивановичу.

– Ежели бы теперь, после всего этого… – заговорила она, выпивая свою рюмку, – знать я могла, что со мной завтра будет!

И она быстрым, почти незаметным движением, пользуясь тем, что Василий Иванович потянулся за спичками, высыпала ему в стакан щепотку чего-то белого.

Василий Иванович, видимо, чувствовал себя наверху блаженства. Он раскинулся на диване, щурил глаза и попыхивал папироской.

– А ваш стакан что же стоит, вы отчего не выпили? – и Катя, взяв стакан, в который была отпущена «подсыпка», протянула его Василию Ивановичу.

– Выпейте за мое здоровье!

– Мо-ожно. Сколько угодно…

Стакан был осушен.

– Тьфу! Горчит что-то, – сплюнул Василий Иванович, вновь наваливаясь на спинку дивана…

…Минут через пять он уже спал…

И по мере того как лицо Василия Ивановича бледнело, дыхание становилось все реже и реже, с лица девушки исчез оттенок нежности и любовного томления.

Она глубоко вздохнула, как актриса, сыгравшая свою роль, и, убедившись, что «фраер готов», резко поднялась из-за стола и крикнула:

– Идите, что ли?

Появился Егорин…

– Клюнуло, что ль?

– Готово дело… Пожалуйте уговоренные!

Егорин вынул ей двадцать пять рублей.

– Молодец, Катька! Сенька, – продолжал он, – иди сюда. Напился наш гость до чертиков, тащить его надо!

Соединенными усилиями Егорин и Козырь подняли отяжелевшее, безвольное тело Василия Ивановича и вынесли на крыльцо.

Кое-как усадив в коробок грузную и мотающуюся фигуру, Егорин, пошептавшись о чем-то с «тетенькой», уселся сам, придерживая рукою своего спутника…

Когда они выехали за ворота, никем не замеченные под покровом ночной темноты, Сенька обернулся с козел:

– Куда везти-то?

– Знамо дело – к Томи…

Глава 4. Бескровная жертва

…Темные, глухие переулки Болота остались позади…

…Город спал.

…Был уже третий час ночи – время, когда не только томские обыватели, но и стражи «общественной тишины и спокойствия» мирно покоятся в объятиях Морфея…

…Нашим героям удалось поэтому благополучно миновать, не встретив никого, Обруб и главные улицы города…

…Василий Иванович не обнаруживал никаких признаков жизни…

…Оставив вправо от себя темневшееся здание завода Андроновского, они выехали на пустыри, которые тянутся по правому берегу Томи…

…Здесь было глухо, темно и мрачно…

… Ветер уныло шумел в придорожном чахлом березняке…

…Дорога делала поворот и, оглянувшись назад, можно было видеть ряд мутных огоньков вдоль набережной и слабый, призрачно-бледный отблеск электрических фонарей в центре города…

– Свороти-ка в строну, Семен, – нарушил молчание Егорин, когда они поравнялись с длинным рядом дровяных штабелей, – место здесь самое подходящее!..

…Коробок запрыгал по кочкам и пням пустыря.

– Остановись тут!..

Козырь натянул вожжи.

…Они вытащили безмолвную фигуру Василия Ивановича и положили на землю… Первым долгом Егорин обшарил карманы своей жертвы, вынул бумажник, связку ключей из бокового кармана и затем, отойдя в сторону, бросил вполголоса:

– Действуй!..

Тот крякнул, достал «удавку» и низко наклонился над лежащим на земле…

…Минуты три все было кругом тихо, слышно было только тяжелое дыхание Козыря, потом пронесся легкий хрипящий стон и все было кончено…

– Пошла душа в рай, только хвостиком завиляла!.. – вырвалась из уст Козыря циничная фраза, и он, присев на корточках около трупа, нащупал сердце, еще содрогавшееся предсмертными конвульсивными толчками…

– Кабы не «подмоченный» он был, здорово бы пришлось повозиться: шея-то толстая, как у быка.

– Ну давай, – подошел Егорин, – раздевай его… Все сымай как есть догола, чтобы после по одеже не признали!..

– Для чего же одеже-то пропадать – одежда добрая, – запротестовал было Козырь, но Егорин грубо оборвал его:

– Делай, что приказано! Что тебе, черту полосатому, из-за лопатины да «засыпаться» охота?!

– Ну, а «стукальцы» (часы) как же? Неужели же им пропадать зря…

– Сказано тебе – сымай все! Связывай все в одну кучу, клади в коробок, а его, – продолжал Егорин, кивнув головой на полуобнаженный, смутно белеющийся в темноте труп, – отнести в реку надо!..

Козырь проворчал что-то себе под нос, но тем не менее принялся исполнять сказанное…

Когда одежда была уложена в коробок, они взяли свою жертву за руки и за ноги и потащили к Томи.

До берега было сажень десять, но нашим героям пришлось порядочно-таки повозиться, прежде чем они достигли его…

…Страшная ноша тянула руки… Ноги их спотыкались о кочки…

Берег кончался крутым обрывом, у подножия которого глухо и таинственно шептались волны…

– Кидай, что ли!

Сделав последнее усилие, они раскачали труп и бросили его вниз…

Послышался всплеск воды…

…Темные бесстрастные волны приняли несчастную жертву и с тихим рокотом сомкнулись над ней.

Так была похоронена на дне реки, в темную осеннюю ночь, молодая, злодейски загубленная жизнь!..

...................................................

– Ну, а теперь – в город, – заговорил Егорин, когда они пошли обратно к лошади, привязанной к дровяному штабелю, – до утра у меня пробудешь, а утром чуть свет – на вокзал и удирай из Томска! Деньги у тебя и паспорт будут, а с ними нигде не пропадешь…

…Обратное их путешествие также прошло благополучно: никто им не попался навстречу.

Не доезжая немного до городских построек, Егорин вышел из коробка, нашел около дороги большой камень, завязал его в узел с платьем убитого и все это также бросил в Томь… Козырь только вздохнул, видя, как исчезло в волнах это последнее напоминание о их жертве…

– Езжай, Семен, – замели следы!..

Глава 5. В одном из клубов

Полночь… Залы Ж-а клуба полны народа. Вверху, где помещается танцевальное зало, гремит музыка. В буфете – народу – ступа непротолченная.

Сегодня один из очередных танцевальных вечеров. Во время осени все такие вечера, устраиваемые клубами, посещаются особенно охотно.

Зимний театральный сезон еще не начался, и скучающим томичам некуда девать свое время; но пройдем мимо ярко освещенного танцевального зала, минуем буфетную комнату, наполненную людьми, «чающими движения воды», и спустимся в игорные комнаты.

Здесь душно, жарко, трудно дышать от табачного дыма.

За зеленым сукном игорных столиков мы увидим людей – с бледными изможденными лицами, на которых наложил свой неизгладимый отпечаток результат долгих бессонных ночей.

Мы увидим людей со слабыми и нервными движениями, собирающих свой выигрыш и в порыве злобы рвущих карту, которая была бита.

...........................

– Семьдесят пять рублей в банке! Сколько вам угодно?

– Ва-банк!

– Рискуете, молодой человек – получайте!

– Дайте открытую!

– Извольте!

– Купите себе!

– Девять!

– Очком меньше! – вырвалось из уст остальных игроков…

– Вам полтораста?

– Десять.

– Вам сто сорок?

– Четвертная!

– Сто пятнадцать?

Высокий сухощавый брюнет еврейского типа, одетый по последней моде, с золотой цепью, пущенной по жилету, нервно пожимая плечами, тихо, словно конфузясь, протянул руку к отыгранным картам…

– Ворожит, – саркастически заметил кто-то.

– Пятьдесят рублей!

– Вы?

– Остальные!

Банкомет сдержанно, глубоко вздохнул, вытянул слегка левую руку и, сохраняя серьезный, невозмутимый вид, продолжал метать…

– Девять!

– Ваша! – Молодой человек, почти юноша, с лицом, побледневшим от внутреннего волнения, быстро вынул из кармана своего пиджака толстый шагреневой кожи бумажник и отсчитал нужную сумму…

– Триста в банке! – ровным металлическим голосом произнес банкомет.

В это время сквозь стену наблюдателей и «мазчиков» осторожно пробрался клубный лакей и, слегка прикоснувшись к плечу молодого человека, так неудачно поставившего шестьдесят пять рублей, произнес:

– Вас просят в буфет.

– Кто?

– Г. Егорин, – полушепотом ответил лакей.

– Я ухожу, господа! – отнесся к остальным игрокам тот и вышел из-за стола.

Глава 6. Таинственное письмо

В столовой за одним из угловых столиков сидел Егорин, весьма франтовски одетый – в черную, дорогого сукна пару и лакированные ботинки.

В галстуке у него красовался громадный поддельный рубин…

Пред ним стояла недопитая бутылка пива.

– В чем дело, Кондратий Петрович? – спросил вызванный Егориным молодой человек, подходя к столу и садясь на стул.

– Вот в чем, Ваня, – ответил Егорин, нажимая кнопку звонка и протягивая своему собеседнику стакан пива, – сегодня я ночевать дома не буду – дело есть, так ты, в случае чего, скажи моей бабе, что вместе, мол, засиделись: в карты играли… Понял?

– Как не понять – дело знакомое!

– Что прикажете? – появился пред ними лакей.

– А что, Иван Семенович, не выпьем ли мы с тобой коньячку полбутылочки, а?! – и, не ожидая ответа, Егорин бросил:

– Половинку нам… в три звездочки!..

– А голова у меня, признаться болит, – заговорил Иван Семенович, закуривая папироску, – со вчерашнего еще не опохмелился как следует, а тут еще в карты взялся играть – совсем беда!..

…Прежде чем продолжать наше повествование, скажем несколько слов о молодом человеке, которого Егорин пригласил с собой выпить коньяку.

Иван Семенович Кочеров был сын того самого «старого дружка» Егорина, который оказал этому последнему приют и покровительство в те дни, когда Егорину, только что сосланному в Сибирь, приходилось очень туго.

Об этом мы, если помнит читатель, уже говорили в первой главе нашего романа.

После того, как дела Егорина поправились и у него стали водиться денежки, он женился на дочери Кочерова, двумя годами старше Ивана Семеновича. Так что теперь, помимо уже старой дружбы, Егорин был связан с семейством Кочерова и родственными отношениями. С молодым Кочеровым – с Ваней, Егорин частенько покучивал, ссужал его деньгами и мало-помалу втягивал в те темные дела, которыми занимался…

Ивану Семеновичу в то время было лет девятнадцать. Это был рослый, довольно красивый юноша, с смелым, несколько насмешливым взглядом темно-карих глаз, с целой копной густых волнистых волос. Он был не дурак выпить, мастерски играл на гитаре, обладал довольно приятным, хотя и не сильным тенором и был, как говорится, парень на все руки.

– Ну, Ваня, давай выпьем, – и Егорин налил рюмки.

Они выпили и закусили лимоном…

Егорин вновь поторопился налить рюмки. Какое-то скрытое душевное волнение сказывалось в быстрых, нервных движениях Егорина, в его беспокойном бегающем взгляде. Иван Семенович обратил внимание на это.

– Что это ты, Кондратий Петрович, такой странный сегодня: руки у тебя трясутся – точно кур воровал, сам сидишь точно на иголках! Уж не на любовное ли свидание торопишься?!

Егорин махнул рукой.

– Это уж твое дело, Ваня, – за девками-то бегать!

…Через четверть часа полбутылка была допита. Егорин расплатился и, прощаясь с Иваном Семеновичем, еще раз напомнил ему:

– Ну уж ты, Ваня, смотри – сумей втереть очки сестре-то!

– Ладно, ладно, не хлопочи, все будет сделано! А ты вот что, Кондратий Петрович, выручи-ка меня: одолжи мне на отыгрыш?

Егорин полез за бумажником.

– Сколько тебе?

– Да давай полсотни!

Егорин беспрекословно отсчитал требуемую сумму. Что значили для него какие-то жалкие пятьдесят рублей, когда не далее как сегодня ночью у него будет тридцать тысяч рублей.

…Они простились, Кочеров опять пошел в игорную комнату, а Егорин, выйдя из собрания, взял извозчика и поехал довершать начатое им еще вчера.

– Куда прикажете, барин? – спросил вполоборота извозчик.

– В «Европейскую», – ответил Егорин.

Ввиду позднего времени на Почтамтской не было почти ни души. Только одинокие фигуры «ночных бабочек» мелькали кое-где вдоль панели. На мосту около триумфальных столбов еще стояло несколько терпеливых извозчиков в чаянии запоздалого седока.

Лихо подкатив к ярко освещенному подъезду «Европы», извозчик натянул вожжи.

– Тпру! Пожалуйте, ваше степенство!

Егорин рассчитался с извозчиком и вошел в вестибюль гостиницы. Швейцар, высокий сухощавый малый, с обильно напомаженными волосами, в фуражке с галуном, бросился было к Егорину навстречу снимать пальто, но Егорин махнул рукой:

– Не надо… я наверх – в номера!

Поднимаясь по лестнице, Егорин столкнулся лицом к лицу с молодым ловким лакеем в черной фрачной паре. Он куда-то торопился, размахивая белой салфеткой и насвистывая сквозь зубы какой-то веселенький мотивчик.

– Алексей, куда это ты поперся? – остановил его Егорин.

Лакей вздрогнул от неожиданности.

– Ах! Это вы, барин, пожалуйте-с, все готово! – и лакей посторонился, давая Егорину дорогу.

– Все там приготовили в номере-то?

– Все-с, как вы изволили приказать!

– Ну, а девицы-то приехали? – шепотом спросил Егорин.

– С час времени будет, как ожидают.

– Те самые, как я сказывал? – переспросил Егорин.

– Помилуйте-с, – даже обиделся лакей, – нешто мы своего дела не знаем?! Кого приказали, того и предоставили! Соньку Беленькую и Катьку от Орлихи. Девицы, можно сказать, во всем параде. Останетесь довольны!

– Ну ладно, иди куда пошел! В случае чего позвоню, – и Егорин далее зашагал по лестнице.

В коридоре верхнего этажа гостиницы было полутемно и тихо. Егорин остановился перед номером шестым. За дверью слышались женские голоса и смех. Егорин постучал и вошел в номер. Здесь все было убрано с претензией на роскошь. Мягкая мебель, обитая малиновым штофом, красиво гармонировала с белоснежной скатертью, которой был накрыт преддиванный стол. Тяжелые суконные гардины на обоих окнах были спущены. Кроме двух электрических ламп бра, на столе стоял еще канделябр, свечи в котором пока зажжены не были.

– А-а, наконец-то. Один явился. Хороши гости, нечего сказать: пригласили барышень, а самих жди-пожди! – заговорила, поднимаясь навстречу Егорину, одна из барышень. Это была рослая, полногрудая девушка, с нерусскими чертами лица.

– Каюсь, виноват, барышни, виноват! – заговорил Егорин, снимая пальто.

Другая из девиц была наша старая знакомая – Катя, но трудно было признать в этой изящно одетой камелии ту скромненькую мещаночку, какой вы видели Катю в зальце у «тетеньки».

Теперь на ней было одето модное, все осеянное стеклярусными блестками платье с длинным трэном. Пышные белокурые волосы были собраны в модную прическу, красиво оттенявшую бледное, слегка напудренное лицо. Она сидела полуразвалясь на диване, вытянув вперед свои маленькие ножки в красных туфельках.

– А где же другой гость? – лениво спросила она, потягиваясь своим молодым, гибким телом и небрежно пожимая Егорину руку.

– Должен скоро приехать. Верно, задержался где-нибудь, – ответил Кондратий Петрович, присаживаясь на диван.

– А вы бы, девицы, – продолжал он, – распорядились чем-нибудь. Винца бы себе какого потребовали!

– Как же мы можем без гостей распоряжаться, теперь вот угостите!

Егорин нажал кнопку электрического звонка…

…Здесь мы считаем необходимым объяснить, с какой именно целью приехал сюда Егорин. Обратимся к событиям прошлой ночи. Василий Иванович, за которым в последнее время охотился Егорин, был, как мы уже знаем, предательски убит, но тех тридцати тысяч, о существовании которых Егорин отлично знал, в бумажнике покойного не оказалось. Ясно, что они были оставлены Василием Ивановичем у себя в номере. Егорину нужно было достать их, не навлекая на себя подозрения. Для этого он придумал целый сложный план. На другой день после убийства Василия Ивановича он протелефонировал в гостиницу, чтобы оставили за ним номер шестой, смежный с тем номером, в котором жил Василий Иванович. По телефону же были заказаны и «барышни». Предполагалось устроить кутеж, в котором должен был, якобы, принять участие и Василий Иванович; далее Егорин предполагал, не дождавшись, разумеется, Василия Ивановича, отпустить девиц домой и, оставшись один, проникнуть в номер Василия Ивановича за деньгами. Ключ от дверей давно им был подделан. За последнюю неделю они часто гуляли с Василием Ивановичем, а поэтому устройство нового кутежа не могло вызвать подозрения ни у кого в гостинице, где Егорина знали и лично…

................................

Явился лакей.

– Прикажете подавать?

– Да, подавай, братец, компаньона-то моего долго нет, задержался где-то. Поди, со вчерашней ночи и глаз домой не показывал! – деланно равнодушно заговорил Егорин, наблюдая, какое впечатление произведут на лакея эти слова. Тот совершенно просто ответил:

– Нет-с, они изволили быть…

– Когда? – глухо вырвалось у Егорина.

– Часиков в семь вечера, – спокойно отвечал лакей, – да, – спохватился он, – запамятовал малость! Простите великодушно. Письмецо они тут вам оставили. Извольте-с получить, – и лакей протянул Егорину конверт…

Кондратий Петрович тяжело дышал и, напрасно стараясь скрыть свое волнение, дрожащими руками вскрыл письмо. На листе почтовой бумаги большого формата синими буквами «Ремингтона» было напечатано следующее…

Глава 7. Человек в маске

«Милостивый государь, господин Егорин!

Не трудитесь искать известные вам 30000 рублей – они взяты мною.

Три дня тому назад я предлагал вам действовать рука об руку в деле приобретения этих денег. Вы самонадеянно отказались – теперь пеняйте на себя.

Да будет вам известно, что тот, которого никто не знает, но который знает всех, и всесилен и могущественен! Нет такого дела, которого бы он не мог выполнить, нет таких преград, которые могли бы его остановить на полдороге. И горе тому, кто идет не с ним, а против него!»

Вот что было напечатано в этом таинственном письме.