- -
- 100%
- +
* * *
Дивный сад! Над головою яблони старые, да груша, да густые кусты лещины. А внизу чудеса: вот елочка – нежно-зеленая и пушистая, вот сосна горная – сразу она и по земле стелется, и вверх тянется! Там прудик с белыми лилиями, тут горка альпийская с диковинными растениями, которым и имен не знаю. По краям – то каштан ладошки растопырил, то дубок-красавец в небо тянется, то липа молодая… Даже недавно акация завелась. А цветов разных, цветов!
Это все хозяюшка старается. Из лесу приносит, из питомников привозит. Рассаживает всех по своим местам, уговаривает расти здоровыми и сильными. И они растут послушно, тянутся к солнцу. Знает она подход!
А я хожу по саду, скамеечки починяю, да крашу их в радостные цвета, чтоб было где хозяюшке присесть, отдохнуть. А то сам присяду где: все любуюсь. Куда ни поверни голову – красота, глаз не отвести! Так бы и сидел день-деньской, по сторонам глядел, так ведь надо идти: здесь гвоздик забить, там досочку отпилить. Дела все, дела…
Вечерами жгу костер. Старые ветки, да гнилые доски – люблю огонь и едкий дым. Сижу в кресле, покуриваю, думаю о своем, о чем словами и не расскажешь. Слушаю, как деревья над головой шелестят.
Как же славно у нас в саду! Спасибо, хозяюшка!
* * *
Первыми просыпаются птицы. Да какие и не ложились совсем. Соловей вон где-то неподалеку всю ночь фиоритуры выводил. А как забрежжит рассвет, из леса ближнего заслышится кукушкин голос. Все повторяет заунывное ку-ку; то ли жалуется она на что, то ли хвастается.
А вот и сороки пробудились. Скачут по коньку крыши, тарахтят, спать никому не дают. Тут уж поневоле все в округе проснутся: засвистят, зачирикают радостно…
Как солнышко покажется, вылезают муравьи. Ходят деловито друг за дружкой, таскают провизию да стройматериалы. А если накануне ветер сильный был, начинают день с ремонта муравейника, да заодно и надстраивают этажи потихоньку.
Повадились давеча они тлю, скотинку свою домашнюю, на молодых побегах, на нежных листочках пасти. Но тут уж с ними вышел разговор короткий: коли добрых слов не понимаете, будете опрысканы чем ни есть едким и сверзнетесь с небес на бренную землю!
Кипит жизнь в саду. Шмели жужжат над цветами, пауки паутины строят, лягушка у пруда добычу караулит – застыла, как часовой, только сердечко бьется под тонкой кожей. А заслышит шаги – и бульк в воду! Кошка соседская идет по дорожке не спеша, вальяжно.
Мы-то последние поднимаемся, часов в девять. И садимся рядышком за стол под деревом – чай-кофий пить, утру радоваться.
* * *
Живут в нашем саду две жабы.
Одна – серая красавица – обитает где-то возле кострища. Любит нежиться на подернутых серой золой угольях – солнечные ванны принимает. А плеснешь с нею рядом водой, сразу прячется – видать, умываться не любит.
Вторая жабка, коричневая шкурка, поселилась в огороде, рядом с прудом. Но днем приходит к умывальнику и все скачет вокруг ведра, скачет, водички просит. Вот думаю: а что скажет она, если принесу ей нагретых солнцем угольков?
* * *
Когда над нашим садом сгущаются тучи, и начинается дождь – не тот редкий и веселый, одинокие капли которого падают ниоткуда, с ясного почти неба, и навевают сладкие грезы о скорой прогулке в рощу за молодыми крепкими подберезовиками, но и не тот незлой летний ливень, отчаянно барабанящий по шиферной крыше и сшибающий с деревьев листья; совсем иной, безумно похожий на осенний: он льется ровно и неумолимо из ставшего вдруг низким и плоским, серого, без оттенков, неба – и нет ему ни конца, ни края…
Когда в наш дивный сад приходит дождь, узенькие дорожки, совсем еще недавно звавшие заглянуть в укромные тенистые уголки, быстро становятся непроходимыми реками, раскидистые яблони покорно склоняют ветви, никнут цветы и травы, и только сосны горделиво расправляют плечи, устремляют свои молодые побеги строго вверх и жадно пьют пропитанный влагой воздух.
В июне дождь лил слишком уж часто; он зависал над деревней на несколько дней подряд, холодный и нудный, будто решивший за что-то расквитаться с нашими и без того унылыми северными краями. Он смывал ярко-красные лепестки с только что распустившихся маков. Он спутал планы окрестных лягушек, и они растерянно молчали, словно позабыв слова своих лучших песен. И глупенькая Первая Лилия в нашем пруду глядела на падающие в воду капли с каким-то детским недоверием, а когда посреди дня хляби небесные вдруг решили взять короткую паузу, от неожиданности захлопнула створки и не раскрывала их до следующего утра.
Этот дождь, ставший уже привычным, как утренний кофе, лил день за днем, и все эти долгие дни никого не было рядом со мной – даже наглые кошки перестали забредать в гости. Я часто выходил на крыльцо и подолгу сидел совсем рядом с падающей водой: прикуривал одну сигарету от другой, вертя в руках ставший ненужным мобильник – черт, им ведь даже гвоздя не забьешь! Потом возвращался в дом и пытался заставить себя работать, но все валилось из рук, и мысли путались в голове, а время ползло ужасающе медленно, стараясь, должно быть, притвориться безвременьем, и все никак не наступал вечер…
А ближе к ночи можно было позволить себе «чуть-чуть» и после, завернувшись в теплый кусачий плед, лежать на узкой кровати напротив распахнутой в мокрый сад двери и дремать под монотонное бормотание старенького видеомагнитофона, размеренно жевавшего какой-нибудь давно знакомый фильм. И потом уснуть. И дожить до утра, которое, как всегда, начиналось с крепкого кофе и дождя.
* * *
Вечером опять приходил к нам еж. Забавный такой зверек: вроде и в гости заходит, а наклонишься к нему поздороваться, тут же сворачивается клубком, разговаривать не хочет.
Столовую ему определили возле канавы, под забором. А то ведь он и есть культурно не умеет: накрошит, намусорит, спасибо не скажет и уйдет.
И вот пришел он вчера снова, нежданный, голодный, еды на своем месте не нашел и потопал ее искать. А мы как раз умыться вышли, ко сну приготовиться. Так он было за ведро забился, однако таиться и не думал: сидит и фырчит оттуда на нас, пугает.
Грозный ежик!
* * *
Утром довольно поздним отстояла хозяюшка недлинную очередь в автолавку – вернулась домой с сумкой провизии. Поставила ворчливый чайник, разложила покупки по правильным местам: сахар в шкафчик, квас да десяток яиц в холодильник, хлеб в хлебницу, а вкусные булочки с маком сразу отнесла в сад, где стол у нас стоит в тенечке и две лавочки, – уж больно хорошо за этим столом есть-пить, разговоры разговаривать!
Заварила хозяюшка цейлонский чай, баночку с вареньем достала земляничным, и сели они с девочкой Настенькой полдничать. Чаек-то у них крепкий, сладкий, а булочки с маком – мягкие, нежные, разве что не горячие! И как только автолавка их такими свежими довезти умеет?
Напились чаю, кружки-ложки сполоснули и собрались по своим делам: девочка Настенька – с друзьями-подружками по окрестностям на великах гонять, а хозяюшка – в ближний лес, знакомый малинник проведать. На дверь замок повесили, а на столе перекус себе соорудили, чтоб ежели чего, так даже в дом не надо было заходить: на тарелочке вафли, что сама хозяюшка накануне пекла, да горсть печенюшек магазинных, круглых и твердых. Да пару булочек с маком в прозрачном пакете. И бутылку с прохладным квасом под стол спрятали. В общем, приготовили все и ушли.
Часа три бродила хозяюшка по лесу. И не впустую ведь. Возвратилась с полным бидончиком – ягодка к ягодке, малинка к малинке! Поставила бидончик на крыльцо, и прямиком к столу. Чутка проголодалась, знать. Смотрит: на тарелочке вафли лежат нетронутые, а печенюшек нет ни одной. Странно, думает, не припоминаю я что-то, чтобы девочка моя Настенька сухие печенюшки до такой степени любила. А после пригляделась – пакетик с булочками больно странно исхудал. И бок у него отчего-то весь истрепан, а внутри одни корки, нежного мякиша нету совсем.
Хотела уж было рассердиться, да передумала – поняла, что пакет-то не детские руки рвали! Это, видать, сорока-соседка прилетала, да всю вкуснотищу и подмела. И печенюшки к себе утащила – от жадности. А к вафлям подхода не нашла: большие они и прочные. Целиком не унести, кусок не оторвать. Или может, наелась просто.
Тут как раз и девочка Настенька с велопробега возвратилась. Аппетит себе накатала. Ну, конечно, посмеялись они с хозяюшкой над малой своей бедой, да и порешили, что пора опять чайку попить. С вафлями. Тоже исключительно вкусно! А маковые корки ежу отнесли. Он, как ближе к ночи притопал привычной дорожкой, так с ходу на них и набросился, ел и аж похрюкивал от счастья!
Да, удался денек, что ни говори! И впечатлений полно, и малины, и наелись все досыта. Сытнее всех, понятно, – сорока-воровка и ежик. А девочки-красавицы еще и фигурки свои точеные поберегли.
* * *
Хозяюшка моя – язычница. Проще сказать, умеет она с природой разговаривать. Не то что бессловесную флору, любую фауну в чем угодно убедить может. Тайное словечко шепнет, и все сразу выходит по ее.
Малины в этом году уродилось – только не ленись собирать! Вот хозяюшка и не ленится. Что ни день, приносит из лесу добрую посудинку отборных ягод, а по вечерам варит из них удивительное варенье-пятиминутку. И чай мы тут теперь пьем с особенным удовольствием!
Но варенье-то ты сваришь, по банкам разложишь, а тазик потом мыть. Если, не дай бог, забудешь про него, засохнет – еще и отскребать. А вода здесь – не из-под крана! Нашла хозяюшка способ: договорилась с местными осами. За домом тазик сладкий выставит, и они его за пару часов обглодают до стерильной чистоты, останется лишь ополоснуть. Собака, к примеру, в жизни так не вылижет.
Как же просто получается – и посуда чистая, и осиное сообщество сыто жужжит в своем уголке, в дом не лезет, знает место. Такая вот магия слова!
Честно, завидую я хозяюшке. Живет она в гармонии с миром. С каждым цветком, с каждой бабочкой находит общий язык. Сам-то я пока что этой науки не превзошел. Может, научусь когда?
* * *
Часов после девяти вечера жизнь в деревне затихает. Редко если кто музыкой балуется, чаще – тишина. Медленно темнеет. На севере небо еще желтое, и если нет ветра, можно долго рассматривать черные и четкие узоры листвы.
Неспешно ложится роса. Комаров нет почти, а разведешь костерок, так и совсем. Ветки потрескивают в огне, а мы сидим на низкой скамеечке, касаясь плечами, вглядываемся в языки пламени и молчим. Хорошо и без слов.
За спиной, за деревьями – желтый уют веранды. Старый дом манит в свое теплое нутро. Костер догорает. Тускло мерцают угли и уже не дают прежнего жара. Можно было бы подбросить еще хвороста, но, пожалуй, уже не стоит.
До завтра, сад! Пойдем спать, хозяюшка!