В захолустье моём пасторальном…
- -
- 100%
- +
В захолустье моём пасторальном
В захолустье моём пасторальном
Дремлет век средь берёз втихаря.
Торопиться мне жить, вроде, рано,
А "с нуля" жить и поздно и зря…
Кто-то скажет: забыты, мол, Богом
Все деревни сейчас на Руси.
Пусть живут, может быть, и убого,
Но живут! – изо всех своих сил…
То убожество – бедности признак,
Но бесценный есть в них золотник –
Женской той красоты, что и ризой
Не прикрыть им и не схоронить.
Строчки свежие с привкусом вишни
Принесёт вновь прохладный закат.
Далеко я здесь, люди, не нищий,
Я духовным здесь хлебом богат!
Посему нам Господь справедливо
Не даёт здесь "зажраться икрой"!
Ведь духовной не вырастить нивы
С полным зобом и мелкой душой.
… А вчера, вон, корова телилась.
Для кого-то событье – пустяк.
Для крестьянина ж – щедрая милость,
С Божьих рук благодарственный знак.
Зря судачат: деревня убита,
Жизнь её, как сирень, отцвела.
Нет, жива она! – с Божьей молитвой,
Коли нас в этот век родила!
И Христом не забыта дорога
К деревенской глубинке, ведь здесь
Ощущенье присутствия Бога
В каждом звуке, в беззвучии есть.
Здесь в глуши поднебесной раздольной
Жизнь течёт всем и вся вопреки!
Здесь народ, как на Божьей ладони,
Всем нутром ощущает грехи.
Он с молитвой своей незатейной
Храм воздвигнул в душе, как Чертог,
Где живёт неделимое Тело –
Избяная Россия и Бог!
А война нам не мать
А война нам не мать – тётка злобная.
Не под стать ей ни честь, ни хвала…
Нрав горяч у неё – кровь холодная,
Взгляд пустой, словно дуло ствола.
Не с добром входит в хаты, не с плясками,
А с бедой, так, что стены – "в дрова"!
Как случилось, землица Донбасская,
Что пришла эта тётка и к вам!?
Разве знала земля, ты, Луганская,
Что настигнет вас голод и страх?
Что дышать будут дети с опаскою
В блиндажах и подвальных стенах?
Но война, как война! – дело чёрное,
Политической кодлы игра!
Братьев, будучи верой сплочённых, вмиг
Раззадорили в клочья и прах.
Те фашисты кричат: " Трэбэ здаться вам!"
Но не свергнуть безбожникам нас!
И за жизнь бьётся насмерть Дебальцево,
Илловайск, Краматорск и Луганск.
Боже, силы им дай и терпения
Потушить этот адовый зной,
Разогнать смрад и злое затмение
Над священной Донбасской землёй.
Знаю, там, над затмением вражеским,
Возвышается солнечный свет.
Но чтоб небо очистить от сажи той,
Должен зло победить человек!
Иловайский котёл – судеб месиво,
Жизни там, словно щепки, горят.
Если б знал, Донбасс, как от бездействия
В муках здесь наши души кровят.
Ты, Донбасс, – кровный брат: кровь единая
В наших жилах набухших течёт.
Дух горняцкий – кремень! – его минами
Не взорвёшь, не разрубишь мечом.
Русским быть не клеймо, а призвание!
Призови, ты, нас Русь! – и пойдут
Твои Коли, Степаны и Вани все
За тебя, за Донбасс – сквозь беду!
Пусть не рвут животы бесы бестолку
Против силы Христова Креста! –
Мало ль мы проучили всех бесов тех,
Взяв тогда в сорок пятом Рейхстаг!?
Мы докажем орде той бесславной вновь,
Что фашизм их сотрётся, как грязь! –
Возвышается Русь православная
И незыблемый русский Донбасс!
Дорога на Русь
Кинув сидор за плечи – спиной не прогнусь,
Помолюсь и бойчей пошагаю
Той дорогою светлой, ведущей на Русь,
Что сквозь душу Христа пролегает.
Да, тяжёл этот путь, но не страшен, поверь,
Если к Божьей прильнёшь ты ладони.
Не пройдёт этот путь окровавленный зверь,
А пройдёт только воин Господний.
Православный народ – верный воин Христа:
Враг у нас эту честь не отнимет.
Но, чтоб воином светлым пред Богом предстать,
Нужно души сберечь нам живыми.
И походкою твёрдой я смело пойду
Под серебряный звон колокольный.
Я дорогу на Русь даже в море найду,
По воде побегу, как по полю!
И с оружьем нетленным, нательным крестом,
Я смету всех врагов, силы выжав.
А когда же в душе облекусь божеством,
То и путь мой на Русь станет ближе.
А где Бог, там и Русь – неделимый союз,
Как река и пологое русло.
Я пойду в край берёз, где неведома грусть,
На тот клич соловьёв в роще русской;
Где нескошенный клевер бескрайних полей,
Где и пчёлы жужжат лишь по-русски,
И всегда свежий хлеб на дощатом столе
В хате каждой – в любом захолустье,
Там, где труд и добро воспевает народ,
Тот, который воинствен и кроток;
Там, где хлеб добывают сквозь кровь и сквозь пот
На рубахах и косоворотках;
Где по Божьим законам во славу живут,
Где всегда во главе – справедливость;
Где взаймы никогда ничего не берут,
А всегда просто дарят, как милость.
Там нас ждёт, как с войны ждёт сынов своих мать,
Русь Святая в платке васильковом!
Но, чтоб путь одолеть – нужно духом воспрять,
За грехи каясь снова и снова.
И пройти этот путь во едином строю,
Как солдаты по бранному полю.
И, с Россией навеки сроднясь в том бою,
Ёй сказать: "Мать-земля, мы с тобою!"
И согреет нас Русь материнским теплом,
И опомнятся грешные дети.
"Возвратились сыны в свой родительский дом!",
Бог прошепчет над этой планетой.
И дорога на Русь зацветёт, как весна,
От тепла полевыми цветами.
И откроется каждому в сердце она,
Кто захочет пойти вслед за нами!
И наш долг – устоять в том пути до конца,
Чтобы выйти на чистое поле,
Где не будет ни стрел, ни осколков свинца,
Ни следов окровавленной соли,
Где нас ждёт наша Русь – терпеливая мать
Много лет в бесконечных страданьях,
Чтобы всю нам любовь без остатка отдать,
Чтоб свою мы ей так же отдали.
… Пролегла сквозь века та дорога на Русь,
Бьёт набат колоколен тревожных.
Мы пройдём этот путь! – Вот Вам крест! И клянусь!
Что никто помешать нам не сможет!
Конечный маршрут
Открыта бронь – и взят билет. Вот-вот отправка…
Корабль прощальный устремится в глубь небес,
Где тоже жизнь течёт своя! Но, как же жалко,
Когда не флаг на старте, а надгробный крест!
Земля сырая – лишь причал: оттуда в вечность
Ты, друг, отправишься, а там – цветущий рай,
Где будет всё, чего здесь нет – покой и встречи
С родными, кто уже обжил тот светлый край.
Мы все имеем бронь на это Божье судно,
Взойти на борот – ни у кого запрета нет.
Но каждый должен в этой жизни безрассудной
Свой заслужить заветный на него билет.
Земная гавань. Стон и боль. А рейс назначен.
Ну, вот и слёзы. Или солнце жжёт глаза?…
"Мужик не плачет," – глупость всё! Конечно, плачет…
И в рюмку с водкой вдруг покатится слеза…
А за спиною кто-то невзначай осудит:
Никчёмно прожил, мол, отмеренный свой век.
Конечно, много в этой жизни горьких судеб…
Кто вы? – не знаю… Он был в жизни – человек!
Пускай судачат злые языки без толка,
А он мне друг! Какой бы ни был – был и есть!
Пока прощаемся с тобой, но лишь до срока,
Когда и наш придёт черёд в небесный рейс.
Ну, вот пора. Гудит гудок. Тебе в путь мирный,
А мы земные вновь дела вершить пойдём.
Исчезнет судно в облаках, а здесь отныне
Взрастёт лишь холм песчаный и венки на нём.
И поплывёт корабль вверх – к иному Свету,
Где океан безбрежный и вселенский штиль.
И пришвартуешься навек ты в Царстве этом,
А здесь… Тот холм размоют летние дожди.
Что наша жизнь земная здесь? – то шторм, то качка,
В мятежный дрейф несёт порой теченье лет.
Пусть не сломается душа сквозь жизнь, как мачта,
Пусть память, как маяк, душе укажет свет.
…Твой час пришёл. И чаще-чаще бьётся сердце.
Тебе пора. Ты лихом, друг, не поминай…
И понесут его на белых полотенцах
К сырому трапу на маршрут конечный – в Рай.
В ночь на 9 мая
Соловьиная трель в эту ночь – аж, взахлёб
И навзрыд. Неспокойно мне что-то…
Каждый шорох, как взрыв! Даже птичий полёт
Режет слух, будто винт самолёта.
Беспокоится ночь, ожидая рассвет,
Ждёт с волнением май светлоликий
Дату с красным числом – в цвет крови и побед,
Что в девятый день стала Великой!
Звуки в сердце – иглой! Отчего, не пойму.
Вмиг забыл, в коем веке живу я:
За туманом бои, залп орудий сквозь муть
Мне мерещатся здесь, как вживую.
Даже рощи тревожатся, если вдруг блеск
От зарниц вспыхнет в небе погожем,
Что берёзы дрожат под сияньем небес,
Будто в страхе от прошлых бомбёжек.
Не вчера это было, конечно, но, всё ж,
До сих пор боль нас давит тисками
Той проклятой войны, где цена жизни – грош,
Где бесценна лишь память людская.
Эта чуткая ночь – радость с привкусом слёз,
Даже ветер особенный – хлёсткий:
В нём и пороха запах, и запах берёз,
И погибших солдат отголоски.
Помнят эту войну! – и не только народ:
Помнит небо, земля, лес и реки.
И за рощей во рву тот обрушенный ДЗОТ –
Символ страха и зла в человеке!
Сколько лет вот прошло после страшной войны?
Всё одно людям, видно, неймётся:
Жаждут смерти чужой! – не хотят тишины,
Не хотят в небе мирного солнца.
И с трусливым оскалом по миру опять
Бродят новой эпохи гиены:
Норовят слопать Русь… Только треснет их пасть,
Сдавят горло отцов наших гены!
Отчего так тревожно в ночной этот час,
Почему стонет хор соловьиный?…
Просто память в крови будит разумы в нас,
Чтоб забыть о войне не смогли мы…
Русский мужик
Средь берёзовых чащ, у росистой межи,
Где не ездят авто и трамваи,
Пашет землю натружено русский мужик,
Хлеб насущный хребтом добывая!
Время нынче не нежит его калачом:
Загнан в угол он веком продажным.
А ему – "трын-трава", всё ему нипочём,
Он упрямо всё сеет да пашет.
На заре он помолится Богу средь нив,
Инструмент за плечо – путь нацелен!
Рушит кто-то святыни, а он супротив
Из руин поднимает вновь церкви.
Как враги не пытались его очернить:
За стакан, мол, продаст государство!
Ну, а он землю рыл с самых Альп до Чечни,
Знает цену и хлеба, и братства!
Пусть порой "с похмела", но не дрогнет рука,
Если нужно: ударит он метко
По врагу из орудия, хоть с кулака, –
За Россию ответит он крепко!
Удивляюсь его непокорной душе:
Грабят, черти, а он добродушно
Скажет: "Сколь не воруй, всех не взять барышей
В Мир Иной, – там ведь денег не нужно!"
Он зайдёт по пути в свой налаженный Храм,
И прощенья попросит у Бога:
Скажет: "Господи, Ты, не суди за сто грамм…"
И пойдёт ладить к Храму дороги.
И откуда терпенье – могучая стать?!
Не сломать его долей убогой!
Это русский мужик – закалённый, как сталь –
От рассейской сохи и от Бога.
Февральские снега
Холодные, февральские снега.
Священное безмолвие России, –
Лишь брякнет где-то тихо свысока,
Упавшая звезда об ельник синий.
Задумчиво молчание полей.
Не хватит слов и музыки безгрешной,
Чтоб выразить величие полней
Зимы российской в предвкушенье вешнем.
Стою на перекрёстке злых ветров,
Где чувствую ожоги каждой клеткой.
Не высечь в сердце к Родине любовь
Ни свистоплюйством, ни терновой веткой!
Не запылить вам синие глаза,
Не очерствить мне душу суховеем,
Пока цветёт над Русью бирюза
И Божиим теплом от неба веет.
И пусть мороз коробит руки мне,
Я их согрею – к сердцу приложив, и
Скажу, что здесь в заснеженной стране,
Теплей мне, чем в Египте и Алжире.
Пусть снег летит за шиворот одежд,
Но я не дрогну – дух бурлит во плоти!
Живут над Русью Ангелы надежд, –
И крыльями вздымают снег на взлёте!
А там, под настом чёрствым, ждёт земля,
Когда апрель расплавит снег хрустящий.
И вновь заплачет Русь в родных полях,
Как после родов женщина – от счастья!
Снег летит с небес туманных
Снег летит с небес туманных, –
В высь не нагляжусь я!
То ли снег, а то ли манна,
Господи Иисусе?..
Не жалей крупы небесной,
Сыпь да сыпь с лихвою, –
Дай вкусить семян чудесных
На просторе вольном!
Ветер – в пляс, а снег взмывает,
Над равниной кружит.
Может это стынь земная,
Может чьи-то души?..
Там, где вихрь крутит снежный,
Мысль во мгле прозрел я:
Впереди – жизнь еле брезжит,
За спиной – сгорела.
Не познать там вкуса жизни,
Где нет чувства смерти.
Страшно стать на свете лишним
В миг один, – поверьте.
Страшно стать планете чуждым,
Бросить крест в бессилье.
Счастье – быть кому-то нужным,
И тебе, Россия!
Счастье – ей помочь хоть чем-то,
Вклад внести народный
До тех пор, когда отчертит
Бог на свете срок мой.
Вновь душа с духовной волей
В голове бушует, –
Просто я Россией болен,
Просто ей дышу я!
Оттого досадно маюсь
Я в духовной жажде,
Что порой совсем не знаю
Чем помочь ей даже?!
Мне б, Господь, такие руки
Чтоб я смог всецело
Враз поднять Россию в муках
Не словцом, а делом!
Только ветер свищет глухо:
«Наш удел здесь Божий:
Не поднять руками дух ей,
А глаголом можно!
Потому поэт в России
Не слагатель – больше:
Проводник духовной силы
И глаголов Божьих.
Потому и Русь не рухнет
В бедах злых на спину,
Что даёт сил Высший дух ей
Из небес глубинных.
… И над полем богомольным
Сердце вновь забьётся
В такт со звоном колокольным
До небес – до солнца!
И стихи, как снег, поднимет
Ветер в пламень синий,
Чтоб Господь на жизнь отныне
Вдохновил Россию!
Дорога жизни
"Дорога жизни" – Ладожский простор,
Ледовый путь и в жизнь, и прямо в Вечность.
Как узок был к той жизни коридор,
А в Мир иной – широк и бесконечен.
Здесь, как и прежде, – буйные ветра,
Но двадцать первый век за ворот дует!
Маяк Осиновецкий режет мрак,
Как бледный месяц призрачность пустую.
Мне ветер стылый мысли ворошит,
Как снег на льду, где чудится сквозь вьюгу
Железный караван – поток машин,
Блокадный хлеб везущий друг за другом.
Прямой наводкой – путь на Ленинград,
В ночи (хоть глаз коли!) по хрупкой трассе,
Где курс один: вперёд, сквозь минный град
Иль в Царствие Небес – попал, коль, трассер!
Повсюду взрывы, дыбом лёд встаёт.
– Ты жми, браток, на газ, покуда жмётся!
А смерть "клещом" вцепилась прям в капот,
Над лобовым стеклом в лицо смеётся!
Но караван идёт. Быстрее ход!
Там город ждёт муки и малость хлеба.
Вдруг вспышка за стеклом! И "Мессер" бьёт!
Передний встал и вздыбил фары в небо…
Пошёл под лёд. Но отступать нельзя!
И жмут на газ ребята, что есть мочи.
Но здесь кругом вода, а не земля:
Воронки вдоль пути, и нет обочин.
А в этот миг там, где-то у станка,
В цеху промёрзшем на блокадной суше,
Ключ выронит вдруг детская рука…
Но караван дойдёт! С ним – хлеб насущный!
…А сколько было тех, кто уходил
Под лёд весенний на гружённом "Газе",
Сжимая руль свой из последних сил…
Но шли вперёд, а значит – в Вечность сразу!
Огни мерцают в мареве снегов:
То ярко маякнут, а то погаснут,
Как свет от фар – сигнал грузовиков,
Блуждающих на той бессмертной трассе…
На рассвете
Проснусь едва от стука веток ивы,
Шагну с крыльца в рассвет под синью грёз,
Где зреют звуки в пахнущей крапиве,
Где дремлет Русь под шелесты берёз.
О, сколько стран прекрасных на планете
За горизонтом дальней стороны,
Но хлебнее России в мире нету,
И не сыскать берёзовей страны.
Не наглядеться мне на свет безликий,
Не надышаться воздухом лесным.
Кукушка за холмом рассвет окликнет,
И станет снова частью тишины.
Мы здесь живём у Бога на примете –
Он в душу нашу русскую глядит!
А я смотрю, как в поле пляшет ветер,
И раздувает солнце впереди.
Я подойду к реке неторопливо,
Взгляну на жар небесного огня.
Как будто кто-то из тени в крапиве
Зовёт сюда приветливо меня.
Не спит река, течёт в поля густые,
Как жизнь моя, течёт по руслам вновь:
Худое русло – чувства, что остыли.
Бескрайнее – к Отечеству любовь!
Мне с берега крутого зримей дальше
Туда – за холм высокий, как Парнас,
Где сбережёт Россия души наши,
Где сбережёт Господь Россию в нас.
…Рассвет багряным яблоком налился,
И птичий щебет где-то прозвенел:
Иль, может быть, птенец в тот миг родился,
Иль Бог на Русь безмолвно посмотрел?!
Одинокая церковь
Одинокая церковь стоит у чащобы сосновой.
Захолустье. Сверчки. И крапивное войско окрест.
Тишина здесь такая, что кажется, тайное слово
Нам вот-вот проглаголет Господь из вечерних небес.
Разбежаться бы мне и, как в детстве, нырнуть прямо в речку
С василькового луга, да так – чтоб вода с берегов!
Подкосились вдруг ноги. Плетусь. И неспешно навстречу
Племенные плывут над землёю стада облаков.
…Был здесь хутор когда-то – остались прогнившие срубы
В лозниковых кустах. Пустота – покати хоть шаром.
Только ветхая церковь торчит покосившимся зубом
На задворках дремучей глуши под небесным шатром.
Век жестокий здесь многое стёр, как бумагой наждачной:
Нет икон, росписей и в притворе чадящих лампад…
Но исходит благое тепло от церквушки невзрачной,
Мироточа божественной влагой на серый фасад.
Сколько вод утекло. Но ведь мало теперь кто припомнит,
Как чинили здесь крышу, алтарь и обрушенный свод…
А сейчас тишина. Иногда лишь заезжий паломник
Виновато помолится Богу у древних ворот.
Но чем больше здесь тягот мирских на кирпичные своды,
Чем труднее физически, тем беспристрастней, сильней
Сопричастность огромному миру вселенской природы
С перспективой грядущей – нетленной частицей стать в ней.
Не позволит Господь осквернить эти стены "Иудам",
Зазвучит ещё звонко на Пасху святой благовест.
И церквушка несёт уцелевший неведомым чудом,
Перекошенный набок тяжёлый, но праведный крест!
Последняя рота
Мотострелковая бригада погибала.
И «Град» подбитый возле танка догорал.
Из штаба срочно вывозили генерала,
Который всех своих солдат порастерял.
Из окруженья вывозили генерала,
А вдалеке сверкали красные огни.
Под рваным кителем надежда умирала, –
Её так трудно было целой сохранить.
Под чёрной каской у пехотного майора
В башке звенел один мучительный вопрос:
«Идём на смерть! Не умирать же нам с позором?
А ну-ка, хлопчики, утрём "шахидам" нос!»
Схватил гранату. Зарядил в рожок патроны.
Рванул, как разъярённый волк, на смертный бой!
И раздавались где-то вражеские стоны:
– «Алах акбар!» – под автоматною стрельбой.
А он бежал по горной речке серебристой.
Каким-то чудом миновал его обстрел!
Остановился вдруг. Перекрестился быстро:
– "Спаси нас Господи!» – и в небо посмотрел…
Солдаты ринулись за ним, в себя поверив
И в Божью помощь: «От судьбы не убежать!
В Христово Царство нам сейчас открыты двери,
Не будет лихом нас Россия поминать!»
И шли бойцы плечом к плечу во вражье пекло.
– Да не умрёт с позором праведный солдат!
Земля чернела в тех горах, харкая пеплом,
И моджахеды вдруг попятилась назад.
И каждый шаг там приближал свою Победу
В бою неравном: сотня «духов» – тридцать их…
Приказ: «Вперёд!» – казалось, был подобен бреду,
Но моджахедов хоронил песчаный вихрь…
И с Богом заняв высоту, сыны России
Как дети плакали, к губам прижавши крест!
Куда "акбару" их тягаться с Божьей силой,
Когда в последней роте павший полк воскрес!
О Пересвете
Погиб он вмиг – был от копья удар получен,
И недруг смуглый пал, откинув повода…
И встала Русь! А со спины её могучей,
Как мошкара, слетела чёрная Орда.
А богатырство ведь пудами не измерить –
В груди натруженной могутней сила есть:
Духовной благости и христианской веры
В Царя Небесного и православный Крест.
Вся сила в истинной любви к святой России,
И генной преданности в пролитой крови, –
Не запятнать её ничем, и даже силой
Не отобрать у нас божественной любви.
И по сей день над ратным полем Куликовым
Тут птицы имя воспевают много лет
Монаха-воина – из Царствия Христова,
Как символ доблести и мира – Пересвет.
Да и доныне вспоминают на Тибете
О непокорности простых богатырей –
Что нет сильнее Бога русского на свете,