- -
- 100%
- +
Это она, Ольга, сидела перед лоснящимся безголовым негром, терпеливо и даже с какой-то апатичной скукой ожидающим, пока она сделает то, что ей должно.
Да…
Её волосы, её нос… Её бровь, родинка на щеке, ухо с мягко втекающей в скулу мочкой. Её выражение лица… если это можно было так назвать.
Это была она.
Не кто-то похожий на неё.
А она.
Невозможно было спутать.
На экране Ольга ритмично, механически двигала головой. Смотрела она при этом вверх, смотрела с покорностью, с самоотдачей и одновременно с лёгкой ехидцей превосходства, с уверенностью, восторгом и жадностью; наверное, она улыбалась. Этого не было видно, но чувствовалось.
Когда-то давно от падения её удержала лента; сейчас зацепиться Ольге было не за что.
– Я… – сказал Пётр Валерьевич. – Я должен был… Вы обязаны войти в моё положение… Обязаны войти!
Ольга нечувствительно вцепилась в подлокотник кресла.
Она не сумела отвести взгляд от экрана.
А там…
Там она отстранилась, закрыла глаза, энергично затрясла рукой. Далеко высунула язык.
Ольга перегнулась через поручень.
Она чувствовала, как судорога поднимает все её внутренности и сжимает их.
Всё спуталось.
Было непонятно, кто сгибается, поддаваясь спазму: она там, за мембраной экрана, или здесь – в кресле.
Тело её сдалось.
Её вырвало.
Глава 2. Ты набираешь просмотры
Ресторан оказался ярким и пафосным. Не таким, в котором чувствуешь себя уютно.
Она пришла первой. Блеск интерьера ошеломил её, заставил опустить голову и не глядя проследовать за манерной хостес.
Всё здесь было избыточным, чрезмерным. И люстры, и позолоченная эта лепнина, и живой оркестр в костюмах, и эта из интернетов… Ольга забыла её фамилию – сидит, демонстративно не смотрит по сторонам, зная, что все пялятся на неё исподтишка… а ещё – желейно подрагивающие груди хостес, норовящие вырвать с корнем верхнюю пуговицу… давно она не была в подобных местах… кажется, никогда.
Неуютно здесь было. Показушно. Помпезно.
Диана могла бы выбрать другое место.
Как же здорово, что она вернулась.
Словно открываешь банку, а там – сгущённое сладкое детство, и мягкий этот утренний свет, и щекочущее ощущение беззаботности, отсутствия обязательств, а впереди – целый день хохота, шёпотов, бега и приключений.
Как же здорово!
Ольга улыбнулась.
Диана уехала почти сразу после выпускного, через полгода… Не объяснила ничего толком, и даже на свадьбе не была; потом изредка о ней что-то было слышно от общих знакомых, но от самой Дианы – ни сообщений, ни звонков. Ничего.
И вот утром…
После всего этого…
Утром Диана вызвонила, вытащила громким своим голосом из полубессознательного забытья, наговорила, ошеломила и взяла страшную клятву прибыть ровно в девятнадцать к заказанному ей столику. И никак иначе.
День прошёл тягостно и незаметно.
Ольга, кажется, ходила по комнате, вроде бы перекладывала предметы, поела – наверное – а потом посмотрела на часы и увидела, что уже шесть вечера.
Плохо понимая, что она делает, собралась и села на троллейбус… и теперь…
Теперь ошеломлённо оглядывалась по сторонам, пытаясь прийти в себя.
Она набросила на колени салфетку, подтянув её повыше, чтобы закрыть пуговицу, болтающуюся на школьном своём – потрёпанном, блёклом в этом освещении – пиджаке. Заказала кофе.
Официант – совсем молодой, ушастый, шкодливо и угодливо улыбающийся – сделал вид, что не удивлён скромности её заказа; она сделала вид, что это только для начала.
Стала смотреть в стол.
Здесь уже стояли ярусами, друг в друге, тарелки, блестели по краям ряды ложек, вилок и ножей, расставлены были бокалы. В центре стола громоздился замысловато накрученный канделябр.
Шея у Ольги вмиг отяжелела, заныла, как на селекторном муниципальном совещании: раз в год Пётр Валерьевич звал её поприсутствовать и «сказать пару слов о методиках».
Ну, теперь уже, надо понимать, не позовёт…
Как можно непринуждённее она посмотрела в приложении свой баланс: на счету было четыре тысячи триста с копейками; судя по антуражу, этого мало на что хватит. Значит, нужно больше разговаривать и меньше есть.
Ольга включила камеру, осмотрела серое своё лицо, неубедительно улыбнулась, поправила плохо лежащие волосы. Взглянула на пальцы, судорожно сжимающие телефон, и разозлилась.
Разозлилась.
На себя.
Глубоко вдохнула. Подняла голову. Откинулась на стуле.
И увидела Диану.
Та вольно шла по залу, улыбаясь, сияя, и лицо её – не изменившееся, гладкое, насмешливое, порочное, милое – заставило мужчину за соседним столиком поперхнуться.
Диану обтягивал комбинезон с яркой строчкой, на губах её была кровавая помада, а в ушах – массивные серьги.
– Олюсик! – громко сказала Диана, цокая каблуками и протягивая руки. – Оль! Ну пиздец! Красотка, охуеть просто! Как была, так и осталась! Совсем, блять, не изменилась!
Ольга, вздрагивая на каждом мате, с противным скрипом отодвинула стул, встала, прихватила с колен салфетку и шагнула навстречу.
Диана пахла чем-то горьким и будоражащим. Дорогим. Безрассудным: намекающим на заполошный смех, стыд, сладкую лихорадку беспамятства.
– Дай-ка я на тебя посмотрю! – Диана отстранилась.
– А ты… – сказала Ольга. – Наоборот. Изменилась.
– Постарела, что ли?
Это была не та Диана. Не та, с которой они прыгали через весенние ледяные ручьи. Эта… Эта была глянцевая, чужая. Словно с экрана.
Её как подменили.
Было совершенно непонятно, о чём с ней можно разговаривать.
– Не… Я не про это… К лучшему.
– Да ладно, что там, все мы… Лицо-то не вечное, так? А по жизни – только в плюс! Садись давай, хватит скромничать. Ты уже заказала чего?
– Нет ещё, – тихо сказала Ольга и пожала плечами. – Кофе.
Диана распахнула меню.
– Это мы сейчас поправим. Поправим… – Диана посмотрела на Ольгу поверх страниц; посмотрела цепко и уверенно. – Изменилась, говоришь… Изменилась… Для тебя – нет. Для тебя, любовь моя, я всё та же Ди. Как бы эта жизнь нас не мотала… Как тогда, в четырнадцать. А? Когда с химии слиняли. Помнишь? Когда…
– Да, – улыбнулась Ольга. – Это да… Помню. Влетело нам, конечно… И за химию, и за домашний портвейн… Мы ведь тогда… Это ж я его и притащила.
Диана бросила глянцевую тетрадь на стол и откинулась, заломив ногу на ногу. Длинный каблук месмерически покачивался, бликовал.
– Влетело-то мне, – сказала Диана. – А ты, блять, соскочила. Как умела. Как кошка. Тихо-тихо, и раз! Не при делах. Ну да ладно.
Диана засмеялась, сбросила ногу, потянулась к Ольге и тронула её колено.
– Как же я соскучилась, любовь моя. Как же соскучилась! Пиздец просто! Не представляешь! Всё это время… Да… Потаскало меня, подруга, поштормило. Пошвыряло на камни. Но, знаешь… Знаешь, что я поняла?
– Что?
– Если не держать в памяти неудачи, то и жить легче. Я вот научилась. Раз – и всё. Забыла. Как с чистого листа! А? Как тебе такое?
Ольга вежливо улыбнулась и кивнула головой: обсуждать невзгоды Дианы ей не хотелось, да и, если откровенно, она не чувствовала в себе морального права говорить на такие темы.
– Слушай… – сказала Диана. – Ты ж мечтала балетную одежду выпускать, нет? Делала эскизы вроде. Точно, делала. Помню. В тетради по химии как раз.
– Нет, – сказала Ольга. – Не вышло. Я… В школе работаю. Английский.
– В смысле? Училка, что ли?
– Ну…
– Вот не ожидала. Хотя, если подумать… Ты ж всегда хорошо шпрехала. Аж за ушами свистело. А как с личным? Дети, муж?
– Да что об этом… – Ольга поморщилась. – Нормально всё. Детей нет, муж не хочет, да и я тоже… Тоже не хочу…
– Андрей не хочет?
– Андрей?
– Ну да.
– Ааа… Нет. Не Андрей. Виктор… Ты не знаешь? Мы ведь разошлись с Андреем. Сразу почти.
– Вот как? – задумчиво протянула Диана. – Нда. Пиздец. Но… Слушай, я тогда тоже не смогла приехать… ну, знаешь… Всё как-то завертелось…
– Да я, в общем, не в обиде. Что уже там. Как-то… Как-то всё… Как началось, так и закончилось… Нелепо всё это… По-дурацки, глупо…
– Да уж… Понимаю… А у меня там… То одно, то другое… В общем, подвернулось кое-что. Я, знаешь, как сама переживала! Лучшая подруга, всё-таки! Но… Ты уж извини. Никак не вышло.
– Да бывает, что теперь… Тогда, я, конечно, малость… ладно, ерунда… Проехали. А ты сама как? Вижу, не скучаешь.
– Ну, не жалуюсь, – улыбнулась Диана. – Настоящее – сумма предыдущих решений… Так, вроде, говорят. Ну, вот, получается, в своё время я неплохо так нарешала. Кстати! У меня ж турфирма, знаешь? Я почему в Москву-то вернулась? Потому что филиал делаю. Прикинь? Пиздец кромешный! Делаю филиал! Здесь теперь буду. Так что, подруга… Жду тебя на новоселье. На следующей неделе.
– Поздравляю, – сказала Ольга, чувствуя отчего-то, как сжимается всё внутри. – Ты молодец.
– Да ладно… Всё нормусь! Знаешь, как говорят… переменчивый климат формирует характер. Закаляет… Да, мы готовы. Ты готова?
К столику вернулся официант – Ольга подумала, что могла бы принять его за старшеклассника, если бы увидела в школе – и принялся подобострастно, чуть поджав губы в услужливую улыбку, переводить взгляд с Дианы на Ольгу.
– Мне… Я… Можно ещё пару минут?
– Значит так, – сказала Диана. – Ей неси лобстера… да, вот этого. Ты к морепродуктам как?
– Да я бы…
– Лобстера… Не на диете, надеюсь? Так, что тут у вас… Например…
– Да подожди ты, – сказала Ольга. – Я сама.
Диана улыбнулась. Потянулась к Ольге, накрыла её локоть ладонью. Подмигнула: дважды, тем самым детским тайным знаком, отделявшим их от остальных. От всех остальных людей.
– Слушай. Я тебя позвала, я тебя и покормлю. Ты ни о чём не беспокойся. Хорошо?
Голос у Дианы был вкрадчивый и радостный одновременно; всю её словно бы распирало от непонятного Ольге восторга.
– Да я не беспокоюсь, – сказала Ольга, и хотела продолжать, но Диана перебила.
– Ну и заебись, – сказала она официанту. – Лобстер. Так… Салат с печёной тыквой, голубикой, и… ну, в общем, вот это. Да. Ржаной квас. Квас… Люблю! Соскучилась. На чужбинах… Так. Нам шампанское… Да… Пойдёт… Мне тоже лобстер. И… Что ещё… Вот. Вот это. Да. Для начала. Шампанское сразу. Сейчас прямо. А! И чай неси. Да. Насыпь там чего-нибудь для вкусности. Десерты… Нет, потом. Да. Всё. Всё. Крепкие? Крепкие напитки? Вы, молодой человек, нас подпоить хотите? С меркантильной целью? Нет? Нет? С неприличной, может? Нет? А чё так? А! Правильно! Мы тебе не по карману. Ладно. Чего там. Один раз живём. Давай! Что ты нам… Водку? Прям водку? Серьёзно? Серьёзно? Ну, блять… Мы, что, похожи на… А вообще… Есть в этом что-то… Ладно. Хорошо. Уломал. Хорошо работаешь, шельмец. Подойди потом, мне такие нужны. Не забудь. Да? Да ладно тебе, шучу. Шучу. Или нет. В общем… Давай прям бутылку тащи. Водочка лишней не бывает. Что скажешь?
Ольга помотала головой. Прикрыла глаза и ещё раз помотала. Нет. Какая водка? Со свадьбы своей она не пила водку. Ещё и после ночной бутылки вина. После директора.
– Отлично. Значит, тоже будешь. Как? «Царица»? Модная, говоришь? Ладно, давай. Всё. Вперёд.
Диана сделала движение, словно шлёпает официанта по попе. Он резво унёсся в закрома и сразу же вернулся с бутылкой.
Ольга смотрела, как Диана по-хозяйски отдаёт распоряжения, и вспоминала застенчивую девчонку, жмущуюся в тень, робко поглядывающую, соглашающуюся.
В детстве…
Это она, Ольга, организовала ту экспедицию в подвал с чудищами. Она спасла Диану от утащившего её в логово инженера.
Она.
Да и всегда…
Она была той, кто показывает, что делать.
А Диана – делала.
И это было правильно.
Но сейчас…
Сейчас всё будто бы перевернулось.
– Турагентство? – спросила Ольга.
– Точно, любовь моя. Как ты тогда говорила, помнишь? Помнишь? Большая жизнь… Ну?
– Принадлежит… – сказала Ольга.
– Принадлежит тому, кто не боится. Нихуя не боится. Да? Из нас с тобой разве могли получиться домоседки? Давай! Пей!
– Не, я… Со свадьбы хватило.
– Тем более! Назад дороги нет! «Царица». Надо же… Ну! Дрогнули!
Водка обожгла Ольгу. Она закашлялась.
– Квасом сразу! Глотай! Глотай!
Ольга подышала. В глазах её были слёзы.
Ей вдруг захотелось смеяться.
– Как? – спросила Диана. – Вспомнила молодость?
– Коньяк как-то полегче идёт, – сказала Ольга.
Диана захохотала. Принялась наливать по новой.
– Коньяк – это если ипотека и две кошки. А у нас – свобода! Туризм – вот моё. Мальдивы, Сингапур, тропики. Макао. Пенанг. Сан-Тропе. Живёшь в одной стране, засыпаешь в другой. Люди покупают мечты. Мечты… А я их продаю. Красиво же! Скажи?
– Красиво.
– Всё, что нас окружает – вот это и есть мы. Люстры, пальмы… Платья… Вид из окна. А не вот эти ваши внутренние миры. От них ни видоса, ни фото. Кому интересно, что там внутри? Все эти умники… Да и хуй с ними. Верно? Правильно я?
– Да, – кивнула Ольга.
– Вся эта внутренняя муть… она вообще не стоит. Не стоит! Да… Наливай. Лей давай. По полной. Ну, если это палево какое-то, то… Смотри у меня! Понял? Царица… Да… На чём я? Не слушай никого, любовь моя! Слушай… когда видишь замки, озёра, храмы… высотки эти… машины… людей… одежды… всякое такое… да даже посуда! посуда! мебель! если старое, к тому же… Картины… То… тогда понимаешь… всё понимаешь. Тогда живёшь. Каждый день! Каждую секунду! Вылезаешь из зоны, мать его, комфорта. Узнаёшь всякое. А не эта внутренняя херь. Вот! Я, прикинь… Утром распахнула, допустим, и вокруг… Вокруг – океан! Океааан… А? Ветер, волны. Рыбы там. Пиздец! Вот что важно. Вот! Что окружает тебя, то ты и есть. Скал!
Ольга зажмурилась, ожидая, что водка снова прокатится по её горлу огненной лавой, но всё на удивление обошлось, только слёзы вдруг неконтролируемо потекли на щёки. Она глотнула квас.
– Что окружает! – говорила Диана. – Нужно просто быть в правильных местах. Правильные люди. Правильные лица. Правильные поступки. Так?
– Так, – выдохнула Ольга; из-за слёз ей казалось, что лампы задвоились, сдвинулись, пустили в стороны острые отростки жёлтого света.
Диана засмеялась. Взяла бокал с пузырящимся шампанским.
– Ну! За нас, любовь моя! За тебя!
Бокалы их звонко и породисто ударились друг о друга.
Диана говорила и смеялась; глаза её блестели. Рассказывала про заграничную жизнь: «Педрилы всем заправляют, лобби у них, подмазываться к этим уродам приходится», про два своих развода: «Мачо… знаешь, такой… улыбнётся, просто вот улыбнётся – и потекла уже… да вот только с бабами всё время валялся, сучёныш… с бабами и с мужиками, с кем только не валялся… да что там… через полгода разбежались… а второй… ботан… с компьютерами больше, чем с людьми… но гений… факин джиниус… рокк-юриоари… фринквази… идёт он ровно по направлению в задницу… в задницу! вот я с ним… тащила его… двадцать с лишним лет… в человека превращала… в человека… всю душу в него… не сложилось, в общем… не то, что у тебя», про работу: «Гоняю их и в хвост, и в гриву, пришлось, знаешь, переломить себя, чтобы перестать видеть в них людей, это сложно… пиздец как сложно… но другого варианта сделать что-то работающее нет… такой у меня программер есть, ботанище просто вселенского масштаба… слушай, прям спасает… сайт сделал, рекламу настроил, ещё и в дипфейках разбирается, представляешь? или в дикпиках… хуй разберёшь… знаешь, что это? мы, как говорится, на острие! на острие! но и денег… знала бы ты, сколько я ему…», про страх: «А как ты думаешь, конечно, страшно! одна в чужой стране! вот так… знаешь, есть люди, которые хотят, чтобы в их жизни что-то изменилось, но не делают для этого нихуя… а почему? потому что меняться… меняться страшно! страшно и больно… и не хочется… всегда, когда перемены, то… ломаешь себя, блять… ломаешь… думаешь, щёлкнула пальцем – и всё? всё у тебя вдруг чудесным образом устаканилось? думаешь, это просто, как… как на струю присесть? как… не знаю… да неважно… всегда всё через страх… только через страх и через боль… это как кость себе вырвать, кость из ноги… а потом отрастить новую… и идти… и уже никто не удержит… так, любовь моя? так? так, моя училочка?», она рассказывала, и, не прерываясь, манипулировала официантом, показывала фотографии на телефоне, трогала Ольгу за руку, ковыряла лобстера, тянулась к салату.
Ольга молчала.
Улыбалась в нужные моменты. Поддакивала.
Иногда мысленно проговаривала что-нибудь саркастическое, чтобы совсем уж явно не соглашаться со словами Дианы.
И думала, что сидит за столом с совсем незнакомым ей человеком.
Не с той Ди, которую она выдирала из захламленной и опасной квартиры, не с той, которая стояла на стрёме, пока она лезла по пожарной лестнице на крышу школы. Не с молча обнявшей её Ди, после того как она, Ольга, показала ей кубок.
– И теперь, любовь моя, я уже что-то значу. Имя моё значит. Понимаешь? Заработала.
– Ты молодец.
– Да. Я молодец. Прорывалась… И прорвалась. А теперь… Теперь имя работает на меня. Монетизирую его. Монетизирую, так сказать, скандальную известность.
Диана засмеялась.
– Как? – спросила Ольга.
– Монетизирую, – с явным удовольствием сказала Диана. – Скандальную известность.
Ольга отпила чай, стараясь сконцентрироваться: мысли её уже начали путаться, сплетаться и просачиваться друг в друга.
– Я… – сказала она. – Ты… Вот как это? Как у тебя вышло?
– Что? – спросила Диана.
– Ннну… Как всё у тебя получилось? Ты совсем… Ты ведь никогда…
– Тихоней была? – засмеялась Диана. – Да это ты так думала.
– Не, я не об этом…
– Об этом! Об этом. Признайся уже… Хотя бы себе… Просто я… как бы… Да что там… Просто была в твоей тени. Вот и всё.
– Какой ещё тени, – с досадой сказала Ольга. – Я вообще не про это…
– Видела бы ты, как я на тебя смотрела… С восхищением…
– Ди…
– С завистью. С ненавистью иногда… Ну, ты, конечно, не замечала…
– Простите, – услышала Ольга чужой голос.
Рядом стоял и вопросительно смотрел на Диану парень лет восемнадцати, или, может быть, чуть старше: крупный, с наглыми губами, уверенным лицом. «При деньгах», – подумала отчего-то Ольга.
– Да? – сказала Диана и потянулась к бутылке. – О! Слушай! Только сейчас увидела!
Она повернула этикетку к Ольге.
– Точно, – сказал парень. – Похожа.
– Что? – спросила Ольга.
– Да ты на бутылку смотри, – ткнула пальцем Диана. – Вот!
– Я как раз… – начал парень.
– Ты кто такой? – перебила его Диана.
– Я бы хотел…
– Видишь, мы разговариваем? Оль, ты его знаешь?
– Не, – помотала головой Ольга.
– Да я на минуту, – сказал парень. – Можете подписать?
Он раскрыл на середине ежедневник и положил на стол. Ольга вопросительно посмотрела на Диану.
– Тебе что нужно? – сказала парню Диана.
– Пару слов, – он обернулся, показал кому-то невидимому кулак, засмеялся. – Для Саши.
– Что за хуйня, – сказала Диана. – Ты домашку-то сделал уже?
– А поможете? – спросил он у Дианы; та фыркнула.
– Вали нахуй отсюда. Давай-давай. Мал ещё.
– А я не у вас, – сказал он.
– Что? – спросила Диана.
– Напишете что-нибудь? – парень смотрел на Ольгу. – Можно свой номер телефона. Если не жалко. Я Саша.
Жар окатил Ольгу с ног до головы. Раскалил – она чувствовала это – докрасна щёки. Она вдруг ощутила, каково это – когда смотрят с обожанием, с непонятным ей, пугающим поклонением, и ярость вдруг заворочалась у её сердца; ярость, смешанная с водкой.
– Вот здесь, – парень ткнул пальцем в страницу.
– Да напиши, – сказала вдруг Диана; она откинулась на спинку и насмешливо смотрела на просителя. Удивлённой она уже не выглядела. – Что угодно.
– Я-то тут причём? – спросила Ольга.
– Пожааалуйста, – парень улыбнулся, как ему, наверное, казалось, с видом котика из «Шрека».
Ольга взяла ручку, помедлила, как перед выставлением оценки по спорной работе.
– Саше, – сказал парень.
«Зачтено», – написала Ольга, поставила дату и подпись.
Парень взял ежедневник, посмотрел на Ольгу, хотел что-то сказать, но потом передумал. Кивнул, и пошёл к своему столику.
– Тут, кстати… – начала было Ольга, собираясь рассказать о безумии с её лицом, о ночном увольнении, но Диана перебила её.
– Нет, ты смотри!
Она придвинула к Ольге бутылку: с этикетки в мир грустно и в то же время покровительственно и надменно смотрела монохромная женщина с яркими губами; голова её украшена была пышными и нелепыми буклями из восемнадцатого века, бантиками, ленточками, цветочками, и вокруг вились-переплетались виньетки… ангелочки с крылышками… буэ… розовые сопли какие-то, сироп для блондинок, а не рисунок, но вот лицо… лицо…
– Ну? – спросила Диана.
– Что?
– Похожа? На этикетке. Видишь? Баба с бантиками. Вылитая ты, если приглядеться. Такая же. Гордая. Типа всё понимает. Рулит всем. Помнишь, какой ты была?
– Вообще ничего общего.
Диана засмеялась.
– А как по мне, так похожа, – сказала она. – Вот, отсюда посмотри. Вот так.
Ольга взяла бутылку в руку. Действительно, было что-то в этом рисунке, что-то похожее на неё. Очень отдалённо. Настроением, что ли. Не конкретными чертами, а интонацией. Послевкусием. На неё: молодую и уверенную. На полную надежд.
На ту Ольгу, которая могла бы быть.
– Давай, любовь моя, – сказала Диана, протягивая стопку. – За тебя! За звезду! За лучшую мою подругу!
Они ударились стопками, выпили махом. Ольга вдруг поймала себя на том, что улыбается – просто улыбается в мир, в никуда. Без повода. Без мыслей.
– Я… – снова начала Ольга, но потом передумала. – Звезда здесь ты. Ты, а не я. Там мужик… они сидели… а ты, когда зашла, он тогда…
– Да видела, – захохотала Диана. – Видела! Его баба потом… сразу… Потащила! Рукой официанту такая замахала: «Рассчитайте!». Видела! Но вообще… если вот серьёзно… А? Серьёзно если. Вот, допустим, ты знаменитая. Вообще, на весь мир. Нееет, допивай… до конца… так… покажи! Умничка… Вот представь, у тебя такие… такие…
– Сиськи? – сказала Ольга; она чувствовала, как огонь водки смешивается с кровью, будоражит, меняет мир.
– Да какие… – Диана захлебнулась смехом. – Какие… блять… Нет! Дура… Сбила, блять… Щас… погоди… нужно добавить…
Диана размашисто плеснула снова по рюмкам, намочив скатерть.
– Я всё, – выдохнула Ольга.
– Ага, конечно. Нихуя! Пей! Пей! Вот! Вооот! Уххх… Я вот про что… В общем, допустим… Погоди… О чём я… А! Вот ты… ты допустим… хотя почему… Вот ты знаменитая. Что угодно можешь… Что угодно… И что бы тогда? А?
– Прямо всё могу? – спросила Ольга.
– Да. Всемогущая, блять.
– Всемогущая?
– Да.
– Знаменитая?
– Да… Давай ещё.
– Я бы, – задумалась Ольга. – Я бы…
– Ну?
– Деньгами бы взяла.
Ольга не сдержалась, уткнулась лбом в стол, захохотала.
Диана шлёпнула ладонью по столу и застонала от смеха.
– Деньгами?
– Деньгами!
– Деньгами?
– Да… Деньгами!
Ольга начала икать от смеха, но из-за этого захохотала ещё сильнее: так, что начала задыхаться.
– Ну… Люблю тебя, сучечка! Давай ещё!
– Нет, я уже…
– Давай!
Всё смешалось.
Музыка вдруг стала громче, предметы слиплись в крошево, закрутились, ехидно спутались, тошнотворно слились в мельтешащую пестроту.
Диана говорила с кем-то по телефону: она приняла телефон на вытянутые пальцы, как блюдце с горячим чаем, и кричала в микрофон. «Нет, – слышно было Ольге. – Никаких возвратов, понял? Понял меня? Нихуя! Нет, ты понял? Ты сам! Ты сам принцесса энтропии! Мудак! Козлина!».
Лицо Дианы вдруг стало большим, загородило весь мир. «Быть собой, – говорила Диана. – Собой! А не кем-то другим! Не подстраиваться! Даже если подруга! Даже если так сложилось. Неважно! Понимаешь? Понимаешь меня? Собой! А не кем-то там ещё! Не кем другие хотят! Это главное! А не то, что! Ты думаешь, это вот так… щёлкнула, и всё? Нет! Понимаешь меня?».
Ольга кивала и пробовала освободиться.
«Да не понимаешь ты нихуя, – говорила Диана. – Ты же… Ты с другой стороны всегда. С другой! С другой планеты… Или из-под земли, не знаю… Другая! И не слышала никогда! Я же тысячу раз тебя просила! Поделиться, отступить хоть иногда… И Андрей… Лучшее всё! Почему? Почему? Что за хуйня? А как тогда? Только изнутри найти силы! В себе!».
Диана говорила про злость – это, казалось ей, было универсальным лекарством от уныния и слабости… про какой-то пар, про вери… фика… блять… ну, ты поняла, короче… про месть, «Кому месть-то?», – спросила Ольга, но Диана уверила её, что найдётся кому… что нет ничего более оживляющего, чем месть, что только так можно вернуть саму себя… что она, Диана, всегда помнила про их детство, помнила в деталях, в запахах и цветах, в движениях рук, но сейчас, сейчас всё это далеко, как в параллельной вселенной, но отчаиваться не нужно, думать об этом не нужно, а следует просто расставить всё по местам – так, как это и должно было быть тогда, давно, утрясти, утрамбовать, выровнять… и вот только после этого всё и будет хорошо. Правильно.





