Соларфри

– Я… Оль, я не оправдываюсь… Я понимаю, что… Что оправданий нет… Но… Я правда старалась правильно поступить. Он… Андрей…

– Не надо! – резко сказала Ольга. – Вот только не начинай сейчас про него! Я не о нём с тобой говорю. Не о нём! А о тебе! Ты… Ты ведь понимала, что он значит для меня. И всё равно… Всё равно! А теперь… Теперь говоришь… Правильно поступить, говоришь?

– Жаль вообще, что всё это вылезло сейчас, – сказала Диана и подняла руку, чтобы продолжить, чтобы сказать, чтобы Ольга не перебила её. – Жаль. Но раз уж… Я тебе не говорила… И уехала сразу… Он же всё время… всегда пялился, ты не видела? Не видела?

– Ты…

– Зажимал меня, где только мог. Я и уехала-то… Чтобы не испортить вам всё. Не сломать. Понимаешь? Я жизнь свою из-за вас изменила! Понимаешь? Понимаешь? Мне пришлось всё бросить! Бросить, и с нуля! В незнакомой, блять, стране. В никуда! Думаешь, как? Ты вот вообще сама… Как бы? А? Как?

– Умеешь ты такие вещи говорить, когда нужно, – сказала Ольга. – Это я помню. Отлично умеешь.

– Да я же видела, как ты… Понимала. Как не видишь ничего. На него смотришь, и ничего не видишь. Смеёшься шуткам этим идиотским, а он… Он, блять, подкатывает! И если бы я… Я бы могла, конечно… Кто спорит. Могла! Но… Ты ведь лучшая моя подруга. Ты – любовь моя… Мы столько с тобой… Если бы я осталась…

Ольга со скрипом двинула к себе стул, села, и тут же встала снова. Прошлась рядом с коробками. Взяла со стола степлер, повертела в руках. Положила обратно.

– Подготовилась, да? Придумала отмазки?

– Да какие отмазки, Оль, – устало сказала Диана. – Какие отмазки. Я… Извини, что не была на твоей свадьбе, подруга. Извини. Поверь, я бы хотела. Хотела! Клянусь! Но… Просто… Просто пришлось уехать. А потом вернулась. Надо было. В спешке собиралась, в истерике… Не взяла… Не подумала. За парой вещей. Заехала к тебе.

– Отличная версия.

– Дура… Дура последняя…

– И нафига? Зачем ты ко мне-то поехала?

– Вот же дура… Дура! Поздравить. А ещё куртка… Тёплая та. В которой мы… Ну, на даче. Помнишь? Я ведь тогда у тебя её оставила… Ну, и… Соскучилась. Соскучилась!

Ольга почувствовала, как слёзы начинают щипать её горло, затекают к уголкам глаз.

Она отвернулась.

– До сих пор не понимаю, – сказала она. – Кто кого тогда предал. Всё… Всё перемешалось как-то. Я… Как чужая жизнь это… Смотрела со стороны… Да и сейчас…

– Он… – прерывисто дыша, сказала Диана. – Он не дал мне… извини… можешь мне воду? Пожалуйста… Он… Мудак ёбаный… Он… сказал… наговорил мне… про чувства, про то, что с тобой из-за того, что так ближе ко мне… Что ты как зеркало… Что меня любит, но в тебе… Бред какой-то… В общем… больно это… больно, глупо… как нарыв… опухоль… вот здесь у меня. Здесь.

Диана постучала ладонью себе по сердцу.

Ольга подошла к окну. Там, за стеклом, в окнах башни напротив, она видела людей: говорящих по телефону, расхаживающих по комнатам, сидящих за компьютерами, пьющих что-то из картонных стаканчиков.

– Скажи честно, – выдохнула она. – Ты… Ты ведь рада? Да? Что вот так всё?

– Ты серьёзно?

– Ну… Ты как бы победила. Что, нет? Утешаешь теперь вот меня.

– Оль… Пиздец… Ты что говоришь-то? Вообще… Я… Да я неделю проревела после этого… Сидела в ледяном чулане… Два на два метра… И рыдала. Орала в голосину. В чужом городе. В чужой стране. Мне даже поговорить об этом не с кем было! Я…

Ольга повернулась.

Диана присела на стол. Закрыла себе лицо руками. Плечи её тряслись.

Ольга – словно кто-то толкнул её: без мыслей, без какого-либо решения – шагнула к Диане.

Протянула руку.

Она чувствовала, как под ладонью её вибрирует и дрожит горячая спина Дианы.

– Не знаю… – сказала она. – Не знаю… Но если ты врёшь…

– Я не вру, Оль.

– Он сам?

Диана подняла голову и посмотрела на неё. Размазала по щеке слезу.

– Да, – сказала она.

Ольга обняла её.

Обняла крепко. Обхватила трясущуюся её спину руками.

Она слышала, как бьётся сердце Дианы, толкая её грудь коротко и яростно, будто пыталось пробиться через рёбра.

– Ты… – сказала Диана. – Ты простишь меня?

Ольга стиснула её, прижала к себе. Прижала так, чтобы теперь уже навсегда. Насовсем.

– Держись за меня, – шепнула Ольга, почувствовав, как Диана дёрнулась: будто бы всхлипнула, а может, горько усмехнулась. – Держись крепче. Для чего ещё нужны подруги.

– Ну… – глухо сказала Диана. – Снова ты меня спасаешь… Как тогда… У инженера…

– Это ты меня, – сказала Ольга.

Диана отодвинулась, но оставила руки на плечах Ольги, словно боялась её отпустить. Она улыбалась через слёзы: грустно и с любовью.

– Тогда… – прошептала Диана. – Получается, мы обе спасены…

– Да, – выдохнула со слабой улыбкой Ольга.

– Так может… – сказала Диана. – Если спасены…

– То что?

– Винишка тогда, может?

– Винишка?

– За спасение.

– Лучше за перемирие.

– За новое начало.

Диана поднялась, размашисто вытерла лицо ладонью, шмыгнула, сочно поцеловала Ольгу в лоб, и достала из выдвижного ящика стола бутылку.

В тот день они поссорились, потому что Ди хотела быть принцессой, и точка, но кем тогда пришлось бы быть Оле? Дурацким рыцарем в железках? Она забежала в соседний двор, за гаражи, в подвал даже заглянула – одним глазком, потому что ясно ведь: Ди ни за что не полезет туда – а потом увидела Серого, и он сказал, что видел Ди с инженером. У Оли мурашки побежали по затылку; «Дура», – прошептала она, и понеслась к третьему подъезду.

В окно получалось заглянуть только с ведра; дно у него коварно гуляло под сандалиями, и Оля боялась провалиться.

Внутри было сумрачно. Оля прислонила лоб к заляпанному, никогда не мытому стеклу, но разглядеть сквозь разводы смогла только то, что квартира была завалена пёстрым хламом: коробки, тряпьё, штабели металлически бликующих листов с опасными заусеницами по кромкам… под потолком тускло пульсировала красная лампочка, и Оле показалось, что она приглашающе ей подмигивает.

– Ди! – осторожно позвала она. – Ты тут?

Нужно было лезть в форточку.

Если Ди там, и если её схватил этот инженер…

Нужно было лезть. Срочно. Прямо сейчас. Вот в эту секунду.

– Ди! – снова сказала она.

Сколько раз она говорила: даже если будет предлагать что-то, нельзя! Нельзя идти с ним в его квартиру! Ди слушала, хлопала глазами, но, похоже, не слышала.

Или наоборот. Слышала, и…

И сделала всё по-своему. Назло.

Наверное, нужно было сказать взрослым… Наверное. Но тогда Ди вообще не будут выпускать на улицу, родители у неё ещё те… Чуть что – ор и вопли. Поэтому…

Поэтому оставался только один вариант.

Один.

Оля спрыгнула с ведра, рванула во двор… ничего подходящего здесь не было. Ничего достаточно высокого. Такого, с чего можно достать до форточки. «Ну… – пробормотала Оля, чувствуя, как глаза её начинают застилать слёзы. – Давай, соберись… Ищи… Ищи! Там ведь Ди! Бери что-нибудь, и беги к ней! Быстрее!». Она представила, как Ди рвётся из липких кровавых рук, а инженер раззявливает чёрную свою пасть, утробно смеётся, грисмасничает. Кривляется. И сейчас… сейчас начнётся что-то совсем страшное… то, о чём недоговаривали взрослые, то, из-за чего лица родителей застывали маской. Он, наверное, убьёт её… спицами какими-нибудь проткнёт… иглами… или сварит… или на опыты свои пустит… сделает из неё робота, вещь… заберёт её руки и ноги, заберёт лицо. Оля не сдержалась и заплакала. Пнула ветхую оградку палисадника. Та грустно качнулась и упала.

Ещё не понимая, что она делает, Оля рванула на себя этот заборчик и потащила его к окну. «Сейчас, – шептала она сама себе. – Держись, Ди. Я не дам ему иглами! Не дам! Вытащу!».

Перекладины оградки жалобно скрипели, но Оле было всё равно. Она живо вскарабкалась наверх, зацепилась за форточку, и, не давая себе даже секундной паузы, чтобы подумать, что она делает, подпрыгнула, а потом втянула себя внутрь.

Подоконник внизу был завален разобранными механизмами. Оля нашла местечко, соскользнула и упала на россыпь огромных гаек. Расцарапала руку. Что-то упало на пол. Зазвенело.

У Оли остановилось сердце.

Ладонь была в крови. Оля тихо промычала, задавливая позыв заплакать.

В дальнем углу комнаты, за хаотично выставленными друг на друга стеллажами, ей почудилось движение; она тихо, тихо и осторожно сползла вниз.

«Попалась, – подумала она. – Что, если Ди не здесь, что если просто убежала за гаражи, или услали её в магазин, или ещё куда-нибудь… что, если Серый сказал неправду про Ди и инженера… и этот… этот теперь схватит меня… и никто никогда не узнает, не догадается, как я оказалась в его квартире… он будет втыкать иглы… втыкать и смеяться… или… или подменит меня… подменит кем-то другим, и выпустит… даже мама не заметит, не поймёт никогда… так и продолжит варить супчик, спрашивать про оценки, а внутри – внутри-то уже другой… подменённый…».

От таких мыслей спина её стыла ознобом.

Комната наполнена оказалась сложными запахами. Оля не понимала, что это, узнавала лишь застоявшийся сигаретный дым, но воздух здесь пропитан был дешёвым баночным кофе, перебродившей сивухой, горячим машинным маслом, потом, флюсом для пайки.

Оля, стараясь глядеть одновременно и под ноги, и вперёд, шагнула к стеллажам. Определённо, кто-то там был. «Только бы не иглы», – подумала она.

Тихо здесь не было. Пол поскрипывал под шагами Оли, но звуки эти забивались разноголосицей нервных щелчков реле, откуда-то – из коридора? из кухни? – тревожно и невнятно бормотал динамик, вразнобой тикали часы, глухо звонил телефон. Что-то ритмично поскрипывало.

Оля заглянула за стеллаж и отшатнулась.

– Фу, – тихо выдохнула она. – Гадость какая!

На полу разбросаны были мозги.

Мозги!

Они вытекли из головы и жирными красными кляксами лежали на рваной газете.

В голове – в лысой, безволосой голове странного, протухшего какого-то цвета – торчала огромная игла с отломанной рукоятью.

Оля отпрянула, прижалась спиной к стеллажу, закрыла глаза и принялась часто дышать. Ей казалось, что её сейчас вырвет. Нужно было бежать отсюда, бежать, не оглядываясь… немедленно…

Бежать.

Она сделала шаг обратно, туда, на место преступления, шагнула, чтобы схватить эту иглу и ударить инженера, и тут увидела Ди… увидела их обоих.

Ди стояла, зажав себе рот ладонями. Под мышкой у неё мелко трясся сложенный зонт. Такой же, как тот, с выступления… зачем он ей?

Внизу, свалившись к её ногам, обняв их, прильнув к босоножкам ухом, лежал инженер.

Он спал.

Редкие длинные волосы его клочками падали на ноги Ди, щёки под щетиной болезненно блестели, губы сползли вниз, словно лицо у него вылеплено было из поплывшего от тепла пластилина.

Рядом, на полу, валялся взломанный арбуз – Оля разглядела, что вскрыт он был грязной отвёрткой – и сочные красные куски его пропитали подложенную газету.

Оля ещё раз посмотрела на инженера.

Выглядел он не то чтобы страшно… Скорее жалко. Был он жалким, неприкаянным каким-то, словно заснувший под дождём оголодавший пёс; Оля по-пацански шмыгнула, размашисто вытерла нос и подошла ближе.

Телефон так и продолжал звонить: видимо, с инженером – или не с ним? – хотел поговорить кто-то очень упорный.

Оля присела перед инженером, потрогала его руку.

Ничего.

Он не пошевелился.

Она коснулась чёрных его, обрезанных под корень, ногтей. Инженер дёрнул бурым пальцем.

Оля замерла.

Подышала.

Потом взялась за прокуренный палец, чуть отогнула. За второй. И ещё за один.

Инженер выдохнул, завозился, поменял руки, и обхватил Ди чуть по-другому. Приложился к её сандалиям щекой. Потёрся. Чему-то улыбнулся.

От неожиданности Оля отпрянула и упала на пол. Встретилась глазами с Ди. Та покивала головой: «Давай ещё! Давай!».

Оля попробовала ещё раз отжать его пальцы, но инженер сердито засопел и перехватился, сильно сжав ноги Ди; та сморщилась от боли.

– Теперь-то что? – шепнула Оля.

– Помоги… – выдохнула Ди. – Тащи… Вытаскивай давай!

Оля решительно поднесла руку к его пальцам, но потом остановилась. Ди смотрела на неё умоляющими глазами.

– Сейчас, – прошептала Оля. – Стой… Тихо только! Дай сюда.

Она вытянула у Ди зонт и потыкала им в рёбра инженера; он вздрогнул, повёл плечом. Дёрнул вниз локоть. Губы его расплылись в вялую улыбку.

Ди принялась вытягивать ногу вверх.

Инженер замахал в воздухе рукой и прихватил ступню. Опустил её обратно. Прижался щекой.

– Выше, – шепнула Оля.

– Больно! Не могу!

– Вот тебе говорила Нина Максимовна… Растяжку надо!

Оля ударила зонтом по руке, потом ещё раз, и ещё. Инженер сделал недовольное лицо, подсобрался, повернулся.

– Эттто… – заговорил он, шмякая губами; глаз он не открывал. – Нужно оптимизировать под обнаружение артефактов… Напрямую не получится запросить… Нет… Почему, почему… Потому что. Мозги включи. Они используют многоуровневое шифрование… Ясно? Семьсот восемьдесят миллиардов вариантов… Да. Семьсот восемьдесят… Квинтиллионов. Октиллионов. Бутфорсить… Или нет. Не знаю. Нет информации… Нет информации, говорю же! Это не мой телефон звонит…

– Тыкай! – прошептала Ди.

Оля ещё раз хлестнула зонтом, бросила его на пол, и решительно рванула Ди на себя. Они упали, но тут же вскочили.

Инженер сидел на полу. Он глядел на них с осуждением и недовольством. С губы его на мятую рубашку тянулась эластичная слюна. Пальцы у него шевелились, словно наигрывали неслышимую мелодию; это ужасало Олю и гипнотизировало одновременно.

– Давай! – крикнула она, чтобы стряхнуть с себя морок.

Ди упёрлась. Показала на зонт.

– Моё! Он мне! Это мне!

– Дура! – рявкнула Оля и потащила её в прихожую.

Они ткнулись в дверь и с ужасом увидели, что замков здесь несколько, и все они сложные, непонятные. Скобы какие-то, задвижки… Переключатели. Вертушки. Подмигивающие светодиоды. Кнопки. Оля потянула вбок засов. Он не сдвинулся ни на миллиметр.

– Быстрее! – пискнула Ди.

Из комнаты донёсся грохот: что-то упало. Через пару секунд инженер был уже рядом с ними. Он пошатывался.

– Вот! – сказал инженер.

Он протянул к ним руку.

Ди завизжала и прижалась к Оле.

На ладони инженера обнаружились затисканные, помятые ириски.

– Я просто… – сказал он и покачнулся. – Хотя бы…

Оля подхватила Ди под руку и утащила в тесную, заставленную непонятными приборами кухню.

Инженер по стенке, запинаясь, нелепо размахивая руками, добрёл до дверного проёма и встал, преграждая им выход. От него сильно пахло.

– Пустите! – громко завопила Оля. – Вы права не имеете к детям!

Инженер пьяно улыбнулся и изобразил что-то у своего лица руками.

– Я! – крикнула Оля, посмотрела по сторонам, схватила толкушку для картошки, покрытую противными желеобразными наростами, и ткнула в сторону инженера. – Вот! Вот! Не подходи! Иди отсюда! Иди! Кыш!

Она заслонила собой Ди, встала перед ней. Спиной она чувствовала, как та дрожит и трясётся.

– Кис-кис-кис, – проговорил инженер, протягивая ириски. – Кис!

В словах его не было должного призывного присвистывания, он просто механически и безэмоционально проговаривал каждую букву, словно озвучивал технический текст.

– Уходи!

– Кис!

– Ладно, – сказала Оля и сделала шаг вперёд.

– Нет! – потащила её обратно Ди. – Нет, не иди к нему! Ты что! Олечка! Олечка…

Оля обернулась.

Дважды подмигнула: это было их знаком, их договорённостью. Их паролем.

Ди замерла.

Оля подошла к инженеру. Он осклабился. Вытянул руку с ирисками. За спиной его заливался звонок телефона.

– Я ж ничего такого, – сказал он. – Просто детей… люблю. Зонт вот. Я его в Осаке… Или в Макао… не помню… Такого ведь нет ни у кого… Дарю. Бери! Хочешь? Хочешь зонт? Он с рисунком! Ты… Ты это… Не думай такого. Не думай!

Оля собрала в себе все силы.

И толкнула его.

Инженер оступился, ударился головой о косяк, потерял равновесие, махнул растопыренной своей клешнёй. Некрасиво сполз на пол.

Обиженно завыл.

– Беги! – закричала Оля и бросилась в коридор. – Давай! За мной!

– Не откроете, – хрипло заухал им вслед инженер; Оля слышала, как он скребётся и стонет. – У меня… Вандалоустойчивое… Для айкью… Двести айкью… Двести. Или сто. Соточка. Два по сто. Двааа!

Он вдруг тонко и жалостливо завыл, словно призывал служащих ему духов. Завыл и закашлялся, подавился.

Оля толкнула неподатливую дверь, обернулась: Ди сидела рядом, закрыв голову руками.

– Пожалуйста… – умоляюще хныкала Ди. – Не надо! Не надо! Я домой хочу! Домой!

– Держись за меня! – крикнула Оля и схватила её за руку. – Крепче!

Она потянула Ди вверх, подняла, и они снова вбежали в комнату.

Ди уцепилась за валявшийся на полу зонт, но Оля вырвала его у неё из рук и швырнула куда-то в угол; там загремело, задребезжало и какое-то зубчатое колесо медленно, торжественно выкатилось в центр комнаты.

– Никогда! – ловя ртом воздух, сказала Оля, и рванула вбок шпингалет на окне; с подоконника посыпались железяки. – Никогда! Поняла? Он заманивает! Подменит тебя! Поняла?

Она изо всех сил приложилась к верхнему шпингалету: тот не поддавался.

– Кис! – сказали из комнаты.

Оля вздрогнула, но не стала оборачиваться.

Она справилась наконец, и распахнула жалобно застонавшее окно, одним движением крутанула шпингалет на втором, потом ещё один… в лица им ударил июньский жаркий воздух; затылок у Оли отчего-то запульсировал, заныл.

– Может, он правда хотел… – сказала, плача, Ди. – Подарить… Страшно, Оль…

– Не бери! – сказала Оля, и потянула её на подоконник. – Нельзя! Подманивает! Лезь туда!

– Кис! – снова сказали из комнаты; сказали безрадостно и уныло. – Я же просто… Ничего ведь такого…

Ди завыла: тихо, со всхлипываниями; Оля толкнула её наружу. Та упала на бок, но тут же вскочила. Призывно замахала Оле руками.

Оля обернулась.

В комнате стоял инженер. В руке он держал мятые ириски в промокших фантиках. Лицо его было несчастным.

Он, конечно, легко мог бы схватить Олю, он мог протянуть руку и схватить Олю, но вместо этого он стоял и протягивал ириски.

Оля посмотрела вниз.

Ди в безопасности.

Ди спаслась.

Глаза инженера – просящие, жалкие, затравленные – поблёскивали словно два тлеющих и готовых погаснуть огонька…

Оля подошла к нему.

Взяла одну ириску.

Развернулась.

По огромной и беззащитной спине её покатились мурашки, вылезли на шею, побежали по рукам. Воздух вдруг стал мятным, едким. Ядовитым будто бы.

Она вскарабкалась на подоконник.

– Спасибо, Олечка, – услышала она хриплый голос.

Она прыгнула вниз.

Ди ждала её. Сразу обняла, прижавшись всем телом. Оля видела, что Ди всё равно украдкой смотрит туда, в распахнутое ещё окно; «Зонтик», – поняла она.

– Он нас не поймает? – спросила Ди.

– Нет, – сказала Оля. – Нет. Я тебя не дам. Никому. Никому!

Она раскрыла кулак.

Посмотрела на липкий фантик.

Посмотрела как на кубок, как на трофей, взятый у побеждённого чудовища, охранявшего принцессу.

И выбросила всё это в траву.

– В Исландии? – спросила Ольга.

– Да, – Диана переминалась на месте и бросала взгляды на настенные часы. – Что ты так на меня смотришь?

– Почему в Исландии?

– Слушай, – Диана подошла, взяла Ольгу за руку. – Вечер воспоминаний переносится. Ладно, любовь моя? Потом допьём. У меня край просто… Надо нестись. Отбежать нужно. На пятнадцать минут. Знаешь, как мы сейчас сделаем…

Она быстро набрала номер, послушала, сделала Ольге бровями. Показала ладонь: «Сейчас всё будет».

Видимо, никто ей не ответил. Диана высунулась в шумное пространство за коробки и принялась кричать.

– Виталий! Живо дуй сюда! Виталий!

– Почему Исландия? – снова спросила Ольга. – Причём тут…

– Сервера у них в Исландии, – сказала Диана, нетерпеливо поглядывая по сторонам. – Да где он… Задрота видела? Нет? Он тут вообще? Или опять? Позови, как увидишь! Не. Не берёт. Давай, сходи к нему… да, вниз. Гони его сюда.

– Какие сервера?

– В общем, так, – повернулась к Ольге Диана. – Дипфейки… Фотки эти… их хуячат на серверах, а сервера в Исландии. Утка в зайце, заяц с яйцами. Или как там. Контора какая-то… Ферма, что ли… Виталий тебе скажет. Он это всё и накопал. Я попросила.

– Исландия… – задумчиво сказала Ольга. – Я почему-то в последнее…

– Ну, блять, наконец, – перебила её Диана. – Я вас оставлю, мне бежать нужно. Прям вот бежать-бежать. А ты… Это Виталий. Не задавай ему метафизических вопросов, и всё будет нормально.

Ольга увидела несуразного и тощего, как будто лет с тринадцати он перешёл на праноедение, парня с огромной головой на ломкой шее; запринтованная непонятными словами «You hack me at sudo» футболка болталась, как тряпка на швабре; в руках он держал потрошёную компьютерную мышь. Провод от неё печально тянулся чем-то физиологическим, только кровь не капала.

– Добрый день, – сказала Ольга.

Виталий изобразил нечто вроде книксена.

– Теоретически, да, – выдавил он из себя.

– Расскажи ей, – кивнула на Ольгу Диана. – Я всё. Через час буду. Через полтора часа. Максимум – два. Только без этих своих! Нормально расскажи! По-человечески!

Она ободряюще улыбнулась и убежала за ящики; Ольга услышала, как она рявкнула на кого-то, а потом раздался грохот, словно разбилась ваза.

Ольга села в офисное крутящееся кресло – рядом лежала вскрытая коробка из-под него – и посмотрела на Виталия. Он ненатурально, как-то преувеличенно улыбнулся и уставился в угол.

– Так ты всё знаешь? – спросила она.

– Не вполне, – ответил он. – Пока недостаточно информации об адаптивных возможностях системы. Нет, понятно, что она адаптивна, но глубина и взаимосвязи…

– Стоп, – остановила его Ольга. – Так… Дай-ка собраться с мыслями.

Виталий поднял на неё свои бесцветные глаза, сделал движение, словно хотел что-то спросить, но остановил себя. Снова отвернулся в угол.

– Ты… – сказала Ольга. – Что там про сервера?

– Это ферма, – сказал он, делая неестественные паузы между словами. – В Исландии. Комплекс дата-центров. Я их с января вижу. Первая генерация у них так себе была. Низкий фэпээс, синхронизация губ никакая, да и вообще по звуку неудовлетворительно. Сейчас у них шестая итерация. Вас тренировали по четвёртой архитектуре.

– Что?

– По четвёртой архитектуре, – ответил Виталий.

– Ты можешь… Эээм… Давай с начала. Что за ферма?

– Смешно, правда? – Виталий резко хохотнул. – Они так её назвали. Будто у них там не люди. Ферма! Климатическая зона подходит. Холодно. Хорошо для охлаждения. Не нужно тратиться. И есть геотермальная энергия. Дёшево. Стабильно. Можно загружать сервера по максимуму.

– Сервера? – спросила Ольга. – Там, где моё фото?

– Вас в дата-сет подмешали. Взяли где-то. Думаю, слили биометрию через опенсорс. Если у вас есть фотографии в открытом доступе, то это несложно. Берёшь как своё. Категория у вас идеальная. Славянка. Шаблонная внешность…

– Как? – спросила Ольга.

– Вы не выделяетесь, – сказал Виталий. – Всё как у всех. Можно штамповать как угодно. Универсальная морфология. Такая хорошо ложится на параметры средней женской текстуры. Это… Это оптимально для синтетической генерации. Ну и ещё вы не селебрити… Образ поэтому менее защищённый.

– Понятно, – сказала Ольга. – Давай дальше.

Она встала, дошла до кулера, попила. Скомкала стаканчик.

– Вас используют как скин, – сказал Виталий. – Лицо ваше. Картинка натягивается на любое тело. В любом ролике. Какая угодно поза. Какие хотите движения…

– Не хочу, – перебила его Ольга.

– Что?

– Проехали… Что там ещё?

– Какие хотите движения… Генерация постоянная. Семьсот восемьдесят тысяч новых роликов в сутки. И она самообучается. Каждое новое видео более достоверное и естественное, чем…

– Стой! – сказала Ольга. – Что ты сказал?

– Какие хотите движения, – не удивившись, стал повторять Виталий. – Генерация постоянная. Семьсот восемьдесят тысяч новых роликов в сутки. И она…

– Семьсот восемьдесят… Чего?

– Семьсот восемьдесят тысяч.

– В сутки? Семьсот восемьдесят тысяч новых роликов в сутки? В сутки? Ты… Каждый день?

Виталий заглотил воздух, собираясь что-то сказать, но остановился. Словно дал самому себе мысленную команду и завершил процесс. Он посмотрел на Ольгу, а потом зажмурился и прижал ладони к глазам. Шнур от мышки принялся болтаться, как маятник.

– Ты сейчас… – Ольга подошла, затрясла его за плечо; он скукожился, сжался. – Ты… Семьсот восемьдесят тысяч? Стой… Так не может быть… Это серьёзно? На полном серьёзе сейчас? Не шутишь?

Она, не видя ничего, подошла к стене из коробок и саданула что было сил; коробка смялась и улетела в сторону. В образовавшуюся амбразуру на неё смотрели какие-то удивлённые люди. Ей было всё равно.