Монеты 1985 года

Как-то раз в гости пришла Наталья Ивановна – учительница математики – и привела с собой сына Диму. Он был младше Миши, только собирался пойти в первый класс, но тоже очень любил читать, а еще он абсолютно не обращал внимания на Мишины шрамы. Миша подумал, что, возможно, это потому, что он плохо видит – у Димы были большие очки с толстыми линзами, они запотели, когда он зашел с холодной улицы. Как бы там ни было, Миша был рад пообщаться с кем-нибудь из детей, тем более, что Дима с восторгом слушал Мишины рассказы о книгах и уже сам читал некоторые из них.

Димина мама принесла какое-то чудодейственное средство под названием «мумие», пахло оно не очень, но всего через неделю после того как Мише начали делать на ночь компрессы с этой коричневой мазью, рубцы на лбу побледнели и стали почти незаметны. Разглядывая себя в зеркале, Миша с радостью отмечал, что непослушные рыжие волосы отрастают, и скоро, вполне вероятно, можно будет пойти в школу – все-таки он скучал по суматохе переменок, звонкам и даже урокам.

Заметив, что Мише интересно с Димой, мама попросила Димину маму иногда приводить его в гости. Как-то в очередной раз Дима пришел с санками и предложил пойти на улицу покататься. Миша слегка задумался, но потом понял, что на улице холодно и его шапка никого не удивит. Дима сказал, что рядом с его домом есть хорошая горка, они пробежали через Нарымский сквер, по очереди разбегаясь и прыгая на санки, чтобы прокатиться на животе, затем прошли через частный сектор и тоннель под железной дорогой, и Миша издалека увидел горку. Она впечатляла своей высотой и шириной, и мальчики долго соревновались, кто дальше проедет по футбольному полю, разогнавшись с самого верха. Лучше получалось у Миши – он был взрослее и тяжелее, но Диму это совершенно не расстраивало, он искренне радовался, когда Мише удавалось уезжать все дальше и дальше.

После прогулки Дима позвал Мишу к себе в гости, и тот с радостью согласился, а потом пришла Димина мама, и они вместе проводили Мишу до дома. Развешав мокрую от снега одежду, Миша подошел к зеркалу, увидел в нем свою улыбку и подумал, что так весело он, пожалуй, еще никогда не гулял…

Москва, 2015

Депутат Государственной Думы от Новосибирской области Сергей Сергеевич Панин лежал, слушая просыпающийся за окном город. Форточка была открыта, и в спальне было ощутимо свежо, но он не чувствовал холода. Где-то в соседней квартире заплакал младенец. «Маленькие детки – маленькие бедки», – подумалось ему, и тревога вместе со страхом накатили с прежней силой. Андрей пропал из своей квартиры в Новосибирске почти две недели назад, и, несмотря на то что были задействованы все связи и даже сверх того, до сих пор никакого результата – никто ничего не видел, не слышал, не знает. Еще и эта странная фотография с монетами. Маньяк? Чье-то прошлое вернулось с требованием оплатить по счетам? Чье – его или сына?

Сергею Сергеевичу, как и многим активно прожившим девяностые, было что скрывать и что вспоминать категорически не хотелось, но, в целом, вряд ли кто-то пострадал настолько, чтобы пытаться достать его таким жутким и опасным способом, хотя, может быть, он чего-то уже не помнит?

Что до Андрея, жизнь сына всегда шла немного в стороне, пропадая на работе с утра до ночи, он вмешивался, лишь когда ситуация выходила из-под контроля, это бывало достаточно редко, зато очень серьезно. Сын получал хорошие отметки в школе и институте, имел достаточно успешный бизнес, организованный не без протекции Сергея Сергеевича, при этом все же был самостоятельным, и внешне все выглядело прекрасно. Вот только до сих пор перед глазами Панина стояла первая жена Андрея, таявшая день ото дня и погибшая при загадочных обстоятельствах…

Утренние раздумья Сергея Сергеевича прервал звонок мобильного телефона. Того, номер которого знали очень немногие. Увидев на определителе имя личного адвоката, Панин ожил, снял трубку и произнес:

– Слушаю!

– Доброе утро, Сергей Сергеевич! Звонила Холодова из Следственного комитета в Новосибирске.

– Ну?! – нетерпеливо выпалил Панин.

– Вчера вечером не вернулся домой второй парень с детской фотографии. Машину нашли ночью на подземной парковке крупного торгового центра. Машина открыта, на водительском кресле та же самая фотография и монеты…

Новосибирск, 2015

Я по-настоящему уснул – разбудил лязг замка и грохот открывающейся двери. Все тот же «добрый дядя» неторопливо зашел в «апартаменты» и поставил на стол поднос. Однако! Забота практически тронула: гречка с мясом, кусок хлеба и компот – прямо идеальный обед для человека, которому необходимо что-то вспомнить и подумать, как именно это рассказать. «Добрый дядя» изрек, что Холодова срочно куда-то уехала, как вернется, спустится ко мне. Выбора у меня особо не было, пожав плечами и поблагодарив, я сел на табурет возле стола и приступил к трапезе.

«Добрый дядя» ушел, оставив меня в тишине. Покончив с обедом, я потянулся, с удовольствием закурил и стал вспоминать ту самую ночь с субботы на воскресенье 20 сентября.

Люди приходят в нашу жизнь разными путями, кто-то ненадолго, кто-то раз и навсегда, а кто-то вроде и не рядом, но постоянно в ней присутствует. Когда-то, в начальной школе, мой одноклассник Андрей неудачно прыгнул в пруд на даче и сильно ударился в воде о трубу, которую сверху не было видно. Как итог год он провел дома в корсете, но благодаря нашим учителям, взявшим его на домашнее обучение, от класса не отстал, а я в тот год с ним крепко подружился, часто забегая в гости. В четвертом классе он вернулся в школу, и так получилось, что мы постоянно были вместе: сидели за одной партой, ездили в «Орленок», осваивали первые гитарные аккорды. После школы жизнь развела нас по разным институтам, Андрей поступил в тот, который когда-то назывался НЭТИ, а новое название я так и не выучил, я же осваивал иностранные языки в педагогическом, в названии которого изменилась всего одна буква – было НГПИ, стало НГПУ. Видеться мы стали гораздо реже, но, тем не менее, отношения поддерживали, и как-то раз Андрей познакомил меня с Таней – черноглазой красавицей небольшого роста. Они были красивой парой, время от времени мы вместе куда-нибудь выбирались, а потом Андрей попал в жестокую драку на Матвеевке, куда переехали его родители, оставившую шрам через все лицо и «подарившую», как выяснилось впоследствии, опухоль головного мозга. Через два года Андрей угас, потеряв половину веса, Таня на похоронах упала в обморок, я оказался рядом и успел ее подхватить, и, так толком и не приведя в чувство, отвез домой к родителям.

После она стала регулярно звонить, и мы время от времени встречались. Никакой романтики между нами быть не могло, ей нужен был собеседник, понимающий и разделяющий ее утрату, а я был готов ее поддержать, да и складывалось у нас общение, были общие интересы, от книг до музыки и фильмов. В конце концов, мы достаточно крепко подружились, общались практически ежедневно и даже могли появиться на какой-нибудь малознакомой тусовке в виде «типа пара».

Через какое-то время наши встречи стали реже. Таня устроила свою личную жизнь, затем развелась, пару лет прожила в Москве, вернулась, но все это время мы были на связи, поэтому, увидев поздним вечером в субботу на определителе ее номер, я не удивился и даже обрадовался. Мы довольно долго не общались, и, предвкушая неспешный разговор, наполненный дружеским подтруниванием и обсуждением последних новостей, я провел пальцем по экрану, принимая вызов:

– Привет, Хулиганка!

– Дим, мне очень страшно… – услышал я глухой Танин голос в ответ…

Новосибирск, 2015

Ольга Холодова сидела в служебном «Форде», прислонив голову к холодному стеклу. Водитель, работавший с ней уже не один год, терпеливо молчал, понимая, что ей надо собраться с мыслями.

Разные дела прошли через ее руки за пару десятков лет, и по опыту она понимала, что дело сложное и перспективы очень туманные, ко всему, как часто бывает с такими делами, пристальное внимание с самого верха с ежечасными выкриками: «Как? Совсем не удалось продвинуться?!» Смутное интуитивное чувство, что она что-то с самого начала упустила, не давало покоя. В квартире Андрея Панина, сына депутата, который задействовал все возможные рычаги и связи, чтобы придать поискам любимого чада максимальную активность, нашли детскую фотографию – пятеро сорванцов, совсем еще дети, на прогулке во дворе. И сверху четыре монеты по 1 копейке, все образца 1985 года. Что им пытаются сказать? Указать на год? Что было в том году? А теперь второй давно повзрослевший сорванец пропал, и в его пустой открытой машине та же фотография и те же монеты, только теперь их три. По монете на человека? Как «Десять негритят»? Или намек на что-то другое? Одно хорошо – Димка точно ни при чем, он физически не мог ничего сделать, запертый в подвале Следственного комитета. Радости для него в этом было немного, зато теперь даже без подписки о невыезде обойтись можно!

Ольга вспомнила неуклюжего толстого мальчика в очках, каким Дима был в школе, когда девчонки, не сговариваясь, его опекали, понимая, что невольно забирают у него часть материнской заботы, поскольку Димина мама была их классным руководителем, и невольно улыбнулась. Выпрямившись, она посмотрела с заднего сиденья в зеркало заднего вида на водителя, который от этого в долю секунды ожил и спросил:

– Домой?

– В управление, пожалуй, – покачав головой, сказала Ольга, и машина мягко тронулась с места, вливаясь в утренний поток…

Новосибирск, 1982

Новогодние каникулы пролетели на одном дыхании. Каждый день Миша, проснувшись и позавтракав, несся в гости к Диме, они брали санки и шли на Большую горку. Горок возле Диминого дома было две, та, что рядом с гаражами, называлась Маленькая, там катались малыши с родителями, а та, которая простиралась от 33-й школы к футбольному полю, называлась Большая, она была в несколько раз длиннее и круче и имела такую ширину, что могла одновременно подарить радость скоростного спуска неограниченному количеству детей.

Дима познакомил Мишу со своими друзьями – Сережей и Славой. Слава жил в соседней квартире, Сережа – двумя этажами ниже. Они часто собирались вчетвером и либо устраивали катания, либо осваивали обширную территорию рядом с Линейным жилмассивом, иногда забираясь в овраг между улицами Линейной и Дуси Ковальчук. Как-то раз Дима показал Мише короткую дорогу к школе, где работали их мамы, через этот овраг. Миша удивился, что в овраге живут люди, несмотря на то что крыши некоторых домов были ниже дороги, по которой они шли.

Общаясь со сверстниками, Миша окончательно убедился в том, что никто не обращает внимание на его шрамы и следы от травмы. Поначалу он вел себя настороженно, но к концу каникул уже не задумываясь снимал шапку в помещении, и когда мама сказала, что после каникул он пойдет в школу, Миша скорее обрадовался. Он очень скучал по урокам, переменам и всему, что происходило в большом здании, приютившем около тысячи ребят.

Вечером в воскресенье перед первым учебным понедельником третьей четверти Миша с папой сходил в парикмахерскую, где добрая тетя подровняла его непослушные вихры и, не спрашивая, оставила челку так, чтобы она закрывала то, что Миша не хотел всем показывать. Затем они купили очень вкусный торт «Новосибирск», пили чай, и Мише было очень радостно. Он заранее собрал новый ранец, приготовил на утро школьную форму и, поскольку не мог заснуть, решил почитать.

Погрузившись в миры Марка Твена, Миша не заметил, как пробило полночь, потом строчки перед его глазами вдруг закружились, а в ушах снова забубнили тени. Мише показалось, что он наконец расслышал, что они ему постоянно нашептывают, а потом он провалился в густую темноту…

Новосибирск, 2015

Услышав такое от Тани, я резко подскочил и спросил:

– Ты где?

– Сауна в Доме охотника, – ответила Таня. – Можешь приехать? Здесь точно нужен спокойный человек с мозгами.

– Тебе что-то угрожает?

– Нет, но мне очень нужна твоя помощь!

– Еду!

Все бы ничего, да и любимый автомобиль стоял прямо у подъезда, но, как любитель укусов зеленого змия, я достаточно неслабо накатил тем вечером. Сначала была мысль все же сесть за руль, – положа руку на сердце, несколько раз в жизни приходилось ездить за рулем пьяным, но это абсолютно точно никакого удовольствия мне не доставило. Несмотря на остроту момента, я все же решил, что пьяный за рулем – преступник, и, наскоро одевшись, выбежал на Владимировскую ловить машину.

Поймать машину нынче настолько непросто, что просто псих берет. На голосующего на обочине смотрят как на идиота, все привыкли заказывать по телефону, а субботний вечер – время горячее, и ожидание в 40 минут меня категорически не устраивало. Не в силах стоять на месте, я вприпрыжку поскакал через гаражи и овраг, благо было достаточно сухо, выбравшись со стороны площади Трубникова, немного успокоился, отдышался и за каких-то пятнадцать минут оказался возле Дома охотника. Взбежав на крыльцо, набрал Танин номер:

– Я у входа!

– Я тебя встречу…

Новосибирск, 1982

Очнулся Миша в знакомой палате больницы. Судя по освещению, утро только начиналось, рядом с кроватью прямо на стуле спала мама. Миша посмотрел на ее осунувшееся лицо и тихонько позвал:

– Мама, мамочка!

Мама, вздрогнув, выпрямилась на стуле, оживилась, потянулась к нему:

– Сынок! Как ты себя чувствуешь?

Миша неопределенно пожал плечами:

– Нормально… А почему мы не дома?

Мама вздохнула, хотела что-то сказать, но осеклась и взъерошила Мишины волосы:

– Тебе надо поговорить с доктором.

– Зачем? – удивился Миша. – Что-то не так?

– Да, сынок, – сказала мама. – Когда я пришла будить тебя утром, ты был без сознания, я вызвала скорую, и тебя привезли сюда. Позавчера.

– Позавчера? – удивился Миша.

Мама молча кивнула головой. Повисла пауза, в течение которой Миша осмысливал то, что услышал, и он понял, что пора рассказать кому-нибудь о тенях, которые постоянно ему что-то шепчут, и лучше рассказывать это не маме. Понимание это привело его к небывалому спокойствию, он улыбнулся и спросил:

– А когда можно поговорить с доктором?

– Через час будет обход, – сказала мама, посмотрев на часы. – Он придет, и вы поговорите, а пока, может быть, съешь что-нибудь?

Миша встал с кровати и сказал:

– С удовольствием! Сейчас, только умоюсь…

Новосибирск, 2015

Таня выскочила на улицу в куртке и тапочках, в глазах плескалась смесь страха с безумием, что для нее было абсолютно нехарактерно, девушкой она была уравновешенной. Она схватила меня за руку и потащила вовнутрь.

Охранник мазнул по мне равнодушным взглядом, оторвавшись от телевизора, определил как персонажа скорее не тревожного и снова уткнулся в голубой экран. Таня тащила меня за собой с такой силой, что мы почти бежали, как я ни старался ее притормозить. Влетев в один из номеров, Таня резко закрыла дверь и практически рухнула на меня. Откуда-то раздавался женский плач и тихо плескалась вода. Обняв Таню, я какое-то время просто ждал, когда она наконец объяснит, что случилось, но тут раздался грохот разбитой бутылки и мужской голос стал извергать проклятия, щедро сдобренные матом. Услышав это, Таня очнулась и понеслась в соседнюю комнату. Я последовал за ней и увидел знакомых мне Таниных друзей детства – семейную пару Диму и Юлю и Антона. Буйствовал Дима. Таня сходу влепила ему пощечину, схватила за руки и что-то гневно зашептала.

– Всем привет! – поздоровался я. – Что тут у вас стряслось?

– Игорь утонул… – пробормотала Юля и снова стала плакать навзрыд. «Приехали…» – пронеслось у меня в мозгу. Таня отпустила успокоившегося Диму, подошла ко мне и показала в сторону бассейна. Подойдя туда, я увидел лежащее на лавке тело. Проверил пульс и дыхание – без сомнения, это было безвозвратно.

– Откачивать пытались? – спросил я Таню.

– Больше часа, – ответила она. – Мы за столом сидели, заболтались, потом Юля пошла погреться, а как погрелась, подошла к бассейну и заорала. Мы прибежали, а Игорь на дне лежит. Кое-как вытащили, что только ни делали – все без толку…

– Скорую вызывали? Кому-нибудь звонили?

– Только тебе…

– Уже хорошо!..

Новосибирск, 1982

Пока Миша умывался, мама разложила на тумбочке возле кровати настоящий стол. Посмотрев на бутерброды с сыром и колбасой, сладкий плавленый сырок, бутылку кефира и любимую шарлотку, Миша ощутил, что очень проголодался, сел на кровати и стал быстро все уничтожать. Допив кефир, он погладил себя по животу, довольно улыбнулся и сказал:

– Спасибо, мама!

– На здоровье, сынок! – ответила мама с печально-тревожной улыбкой.

Коридоры тем временем ожили монотонным ворчанием санитарок и голосами просыпавшихся пациентов. Вскоре дверь в палату открылась, пропуская доктора со студентами.

– Привет, Михаил! – сказал Вадим Сергеевич, врач Мише уже знакомый. Он был заведующим отделением и участвовал в экстренной операции, когда Миша попал под машину, а потом нередко осматривал его на обходах.

– Здравствуйте! – смущенно улыбнулся Миша, стесняясь студентов, которых Вадим Сергеевич привел с собой.

– Напугал ты нас! – улыбнулся заведующий отделением. – Давай-ка я тебя осмотрю.

Доктор проверил швы, посветил фонариком Мише в глаза, удовлетворенно кивнул и спросил:

– Как себя чувствуешь?

– Нормально, – пожал плечами Миша.

– А помнишь, как засыпал вечером, перед тем, как тебя сюда привезли?

Миша задумался, оглядел толпу студентов и ответил:

– Помню. А можно с глазу на глаз расскажу?

– Можно, – не задумываясь, ответил Вадим Сергеевич, – через час обход закончу – подходи. Помнишь, где мой кабинет?

– Конечно, – с облегченной улыбкой ответил Миша.

Новосибирск, 2015

Я слегка выдохнул – картина была предельно ясна, Тане ничего не угрожало. С другой стороны, стоило подумать, как и что делать дальше. Отправиться всей компанией объясняться в полицию – то еще удовольствие, поэтому я, найдя контакт в телефонной книге, набрал Атома, в миру подполковника полиции Алексея Горбушкина, с которым мы когда-то распевали в коридорах педуниверситета «Гражданскую оборону».

– Диман, скажи, что ты никого не убил! – прозвучал в трубке его утомленный голос.

– Лех, я не буйный, ты же в курсе, – ответил я ему в тон.

– Излагай!

Я попросил его приехать, благо это было совсем недалеко, и он, немного поворчав, согласился, пообещав уложиться в полчаса. Наказав Тане отправить Юлю с Димой домой, как самых неуравновешенных и тревожных, я стоял и смотрел на Игоря. На глаза невольно навернулись слезы – светлый это был человек, умный и добрый. Отца своего он никогда не знал, мать видел достаточно редко – она работала проводницей. В квартире Игоря долгие годы не прекращался круглосуточный праздник, следствием чего стало его пристрастие к алкоголю. Несколько лет назад это закончилось сердечным приступом, после чего на какое-то время Игорь с осторожностью заглядывал на дно стакана, а потом все вернулось на круги своя. Я вспомнил, как мы с ним познакомились, как смотрели в сто первый раз фильм «Мама, не горюй» и хохотали до упаду над космонавтом на крыше, как пару раз участвовали в потасовке возле местной пивнушки, как он каким-то чудом добыл в интернете буквально вчера вышедший альбом «Пикника», и мы слушали его всю ночь…

Внезапно я подумал: «Холодно ему, наверное!», сходил в соседнюю комнату, взял простыню, накрыл его, сел с ним рядом. Услышав шаги, повернулся и увидел Таню, вопросительно на нее посмотрел, она кивнула, подошла, села и обняла меня. Тишина звенела оглушительно, но слова не шли, так мы и сидели возле Игоря, уснувшего навсегда, пока в помещении не раздались твердые Лехины шаги. Он подошел к нам, в долю секунды все понял, снял кепку, глаза его сверкнули:

– Твою же мать!..

Санкт-Петербург, 2015

Сереже снова снился тот сон из детства, который всю жизнь не мог его оставить. Они играли на стройке, и Андрей Панин из озорства закрыл Мишу в бытовке, а затем не дал никому его открыть. В компании у него был непререкаемый авторитет, он сказал, что это – эксперимент, если Миша настоящий мужик, он выберется, а если не мужик, а так, они откроют его на следующий день. Сережа хотел вернуться на стройку вечером и выпустить Мишу, но, как назло, Андрей с друзьями проводили его до подъезда, а там его встретила мама и загнала домой делать уроки. Весь вечер Сережа порывался выскользнуть из дома, но у него никак не получалось, а потом пришла пора ложиться спать. И вот Сережа смотрит на часы и видит, что уже давно за полночь, решает незаметно одеться и добежать через двор до стройки, но в коридоре нос к носу сталкивается с отчимом, которого побаивается, и спешно ретируется обратно. А наутро Миша исчезает, его ищет милиция, но так и не находит…

Сережа снова ворочался в кровати, как в детстве, порываясь встать, одеться и пойти на стройку, чтобы выпустить Мишу, но тут из состояния полусна его вытолкнуло ощущение, что кто-то сидит рядом с его холостяцкой кроватью и смотрит на него…

Новосибирск, 2015

С легкой руки Атома процесс вызова полиции и «Скорой помощи» прошел легко и непринужденно, оказалось, что люди в форме вполне могут быть вежливыми и предупредительными. Скорая забрала тело Игоря, мы с Таней и Антоном выдали согласованные с Атомом показания. Леха провел быструю беседу с охранником и администратором сауны, и благодаря его дару убеждения работники Дома охотника написали все так, как мы с ним придумали, точнее, подкорректировали картину произошедшего, изъяв из нее Диму и Юлю. Обошлось без поездки в отделение, нас отпустили с миром, бедный администратор никак не мог с перепугу понять, чего от него хотят, когда Таня решила оплатить счет. Выйдя на улицу, Атом спросил: «Помянем?» Мы согласились не раздумывая. Атом безошибочно отправился к разливочной наискосок от Дома охотника, где алкоголь продавали круглосуточно, невзирая на законы и запреты.

Набрались мы быстро, Таня плакала, мы с Атомом вспоминали Игоря, институтские будни. Часа через полтора я понял, что Таню надо везти домой, она почти падала. Вызвали такси, и Таня сразу уснула в машине. Сперва завезли Леху, выкурили по сигарете возле его дома и стали прощаться.

– Спасибо, Лех, без тебя все было бы гораздо сложнее!

– Да, ладно, Диман, главное, что ты никого не убил!

На этом простились, доехав до Таниного дома, я донес ее до кровати и, поскольку сил совсем не осталось, рухнул рядом на коврик и моментально отрубился…

Новосибирск, 1982

Миша подошел к кабинету Вадима Сергеевича, ожидая, что сейчас он все расскажет и доктор его поймет. Кабинет был закрыт, похоже, Миша пришел чуть раньше, чем заведующий закончил обход. Миша сел на стул возле кабинета и стал разглядывать плакаты, развешанные на стенах больничного коридора, которые за время нахождения в отделении выучил наизусть. Он немного отвлекся, поэтому приход Вадима Сергеевича оказался для него легкой неожиданностью. Вадим Сергеевич привычным движением вставил ключ в замок, повернул его и толкнул дверь, одновременно вытаскивая ключ из замочной скважины. На столе стоял чайник, Вадим Сергеевич налил два стакана чая с шиповником, показал Мише на стул возле его стола, вручил ему один стакан, сам взял другой, улыбнулся и сказал:

– Ну, рассказывай!

Миша без утайки поведал Вадиму Сергеевичу о навязчивых тенях, которые часто приходили к нему и все бубнили что-то громким шепотом. Вадим Сергеевич слушал внимательно, делая пометки на листе бумаги, иногда задавал наводящие вопросы, а Миша все рассказывал о своем секрете, и пока он говорил, ему становилось все спокойнее и легче. Наконец Вадим Сергеевич подвел под своими записями черту и сказал:

– Молодец, что рассказал, для твоего лечения это очень важно, и ничего страшного в этом нет – так бывает. Я посоветуюсь с коллегами, мы постараемся что-нибудь придумать, чтобы тени тебя не тревожили. Придется, наверное, немного задержаться в больнице, но, я надеюсь, не очень надолго. Ладно, Миша, иди, я чуть позже к тебе загляну.

Миша согласно кивнул, дошел до палаты, где его ждала мама, которой пора было на работу. Миша обнял ее, и мама сказала, что обязательно придет вечером. Миша проводил ее до выхода из отделения, вернулся в палату, нашел в тумбочке книгу, которую читал дома перед тем, как попасть в больницу, и с удовольствием окунулся в приключения Графа Монте-Кристо.

Тем временем Вадим Сергеевич, перечитав в очередной раз свои записи, сделанные по ходу Мишиного рассказа, вздохнул, снял телефонную трубку, набрал по памяти номер, дождался ответа и сказал:

– Привет! Мне нужна помощь, пациент – ребенок, последствия сильнейшей черепно-мозговой травмы…

Новосибирск, 2015

Учитывая коррективы, внесенные мной и Атомом в события, связанные со смертью Игоря, говорить о той самой ночи с 19 на 20 сентября мне совсем не хотелось, к тому же, как это могло быть связано с пропажей человека? Поразмыслив, я пришел к выводу, что нужно рассказать официальную версию, подкрепленную протоколами, чтобы не подставлять Леху, в конце концов, слишком уж мала вероятность, что кто-то будет разбираться в подробностях.