- -
- 100%
- +
Новосибирск, 1982
Телефонная связь в Советском Союзе была делом тонким, иногда без нее оставались целые жилмассивы, на три дома общей сложностью из двадцати пяти подъездов и более тысячи квартир приходилось шесть телефонов-автоматов, два из которых стабильно не работали.
А вот в кабинете заместителя главного врача горбольницы стояло целых три аппарата. Один общечеловеческий, с городским номером, один без телефонного диска, подсоединенный к коммутатору, и третий тоже без диска, черного цвета – прямая связь с представителями власти. На этот раз требовательно, парализуя волю, начал трезвонить именно черный. Андрей Константинович поморщился, но все же снял трубку, сразу слегка отодвинув ее от уха. В трубке орали. Требовательно, напористо орали. Терпеливо выслушав властную тираду, Андрей Константинович дождался паузы, а затем абсолютно спокойно сказал:
– Я Вас услышал, давайте договоримся так – я закрываю глаза на нарушения врачебной этики и даже не препятствую дальнейшим экспериментам Вашей протеже, но пациента, который меня заинтересовал, придется выписать!
Из черной трубки снова понесся гневный крик, тем не менее, накал страстей спадал, и Андрей Константинович удовлетворенно улыбнулся – скоро Миша, ученик неземной учительницы литературы Любови Васильевны, будет дома, похоже, не судьба ему пропасть залеченным экспериментальными лекарствами в рамках «милой» программы по испытанию психотропного оружия нового поколения на случайно отобранных людях разных возрастов…
Северск, 2015
Как нередко случалось в этом полузасекреченном городке в самом сердце Сибири, ей снилась Алина Григорьевна. Наверное, потому что хоть какое-то смутное ощущение дома у нее возникало только здесь, а Алина Григорьевна была ярким воспоминанием из детства.
Физической культуре в закрытом интернате, куда ее привезли с завязанными глазами глубокой ночью сквозь туман и моросящий весенний дождь, уделяли больше половины всего времени. Преподавателей было двое – Всеволод Михалыч и его жена Алина Григорьевна. Всеволод Михалыч был хорошим тренером, особенно когда дело касалось ходьбы на лыжах и игр с мячом, вот только часто распускал руки, и, зная его манеру застигнуть кого-нибудь в раздевалке, они быстро выработали стратегию «меньше трех не собираться», – как ни странно, это был один из первых моментов на пути к сплочению в этом недобром месте. Поговаривали, что Всеволод Михалыч раньше работал в школе в большом городе, но одна из старшеклассниц подала на него заявление в милицию, обвиняя в домогательствах, так он и попал в эту дыру.
Алина Григорьевна их жалела, старалась поддержать улыбкой, никогда не изводила упражнениями на износ и до упаду. Они тоже ее жалели, видя, что вытворяет муж у нее на глазах. Однажды у нее не выдержало сердце, прямо на занятии она сползла по стене, к которой прислонилась, отмечая что-то в журнале, и, виновато улыбаясь, закатила глаза. Они сначала растерялись, а потом бросились искать кого-нибудь взрослого, тот нашел медика, но было уже поздно…
Когда Всеволод Михалыч, вернувшись с похорон, на первом же уроке снова стал с двусмысленными шуточками распускать свои нескромные руки, они, не сговариваясь, схватили тяжелые баскетбольные мячи и, скорее всего, забили бы его до смерти, если бы он, перепугавшись, не убежал от них по стеночке и не поднял шум. Ворвавшиеся в спортзал воспитательницы уложили всех тычками дубинок на пол, но особых репрессий за эту выходку, как ни странно, не последовало, а Всеволода Михалыча они больше никогда не видели…
Новосибирск, 2015
– Привет, Инга! – сказал я, открыв боковое стекло.
– Я тебя узнала, – довольно ответила Инга. – Привет!
– Ты откуда здесь? – спросил я.
– У меня тут свекровь от первого брака, я ее время от времени навещаю.
– Забавно – свекровь от первого брака, – улыбнулся я.
– Ну а как еще сказать? – неожиданно смутилась она.
– Не обращай внимания, это профессиональное, я ведь филолог по образованию…
– Да?! Журналистика? – заинтересовалась Инга.
– Да нет, – отмахнулся я, – учитель иностранного языка, в дипломе для красоты написали «Немецкая и английская филология».
– А, понятно, – улыбнулась Инга. – А ты здесь откуда?
– А я здесь живу уже лет семь-восемь, вот в этом подъезде, – показал я на крыльцо у себя за спиной.
– Интересное место, – сказала Инга, – неоднозначное, но ко всему близко, в разные стороны выехать можно, да и Заельцовский парк рядом.
– Хорошее место, – сказал я. – Пытался сменить его на другое, через год вернулся.
– Надо же, как тебя затянуло. Может, посидим где-нибудь, поболтаем?
– Давай, – ответил я. – Ближе всего до «Каскада», наверное. Садись!
– Нет, спасибо, я на своей машине доеду.
– Ладно, там встретимся.
Новосибирск, 1985
Когда Миша и незнакомец, назвавшийся Владленом, добрались до вокзала «Новосибирск Восточный», было уже совсем поздно, но Владлен уверенно подошел к расписанию электричек, висевшему на стене, глянул на часы, поддернув левый рукав, и удовлетворенно кивнул.
– Через 10 минут последняя электричка, вовремя мы пришли.
– А куда мы поедем? – спросил Миша.
– До Мошково, – ответил Владлен, – там разберемся, куда дальше.
С чем он собирается разбираться, Мише было не очень понятно, но он понимал, что если бы не его новый знакомый, он бы сейчас так и замерзал, запертый в кладовке на стройке, поэтому не задавал вопросов и не просил отпустить домой, опять же, все, что с ними происходило, было похоже на приключение. Скоро и вправду подъехала электричка, они зашли в полупустой вагон, Владлен выбрал двухместную скамейку сразу возле входа, запихал под нее рюкзак, сел к окошку и жестом пригласил Мишу сесть рядом. Затем он протянул Мише деньги и сказал:
– Я что-то устал немного, подремлю, разбудишь за две остановки до Мошково?
– Ладно, – ответил Миша. – А деньги зачем?
– Если контролеры по вагонам пойдут, заплати за билеты, будут спрашивать, скажи, что я – твой дядя из деревни.
– Понял, – кивнул Миша, а Владлен завернулся в куртку, надвинул капюшон так, что лицо оказалось почти закрыто, и прикрыл глаза, но Миша почему-то знал, что он совсем не спит и слышит все, что происходит в полупустом вагоне поезда, выезжающего из города в бескрайние сибирские просторы…
Северск, 2015
Она проснулась в семь часов и три минуты утра, как обычно просыпалась, если не надо было поставить мысленный будильник на какое-то другое время. А так она открывала глаза ровно в тот момент, когда на часах светился ее позывной. Когда-то первым признаком возвращения к жизни у маленькой девочки стало острое желание не забыть, как ее зовут, как назвала ее мама, которую она никогда не видела.
Все вокруг работало на обезличивание, друг к другу позволяли обращаться только по номерам позывных, которые им давали по какой-то никому не ведомой логике. Тогда она и придумала связать номер своего позывного с собственным полным именем и отчеством: Елкина (начинается с седьмой буквы алфавита) Ольга (ноль и О пишутся одинаково) Васильевна (В – третья буква алфавита). А чтобы закрепить все это в памяти, приучила себя просыпаться ровно в тот момент, когда на часах светился ее позывной. Несколько раз она оказывалась совсем на краю и остатками сознания до последнего цеплялась за воспоминание о позывном, в котором было зашифровано ее имя, и, может быть, это помогало, может, таково было стечение обстоятельств, а может, вмешивалась какая-то высшая сила, но пока она не переходила черту и возвращалась с не самыми тяжелыми потерями.
Эту свою тайну она доверила когда-то одному-единственному человеку, он не подвел ее и хранил секрет очень бережно, сам же, в минуты, когда они бывали только вдвоем, иногда шутя называл ее Елкой. Ей нравилось, скорее, даже не само прозвище, а то, как он его произносил – с улыбкой, поблескивающей искорками озорства…
Новосибирск, 1982
Когда мама пришла в палату с вещами и сказала, что они едут домой, Миша решил, что его просто отпускают на выходные, так пару раз уже было, но потом вспомнил, что сегодня вторник, до выходных еще далеко. Миша робко спросил, на сколько дней они едут домой и, когда услышал, что его выписали и они уезжают навсегда, сначала не поверил, а потом кинулся к маме, обнял ее и заплакал. Мама тоже заплакала и все гладила его по голове, а потом Миша подумал, что если его отпустили, нужно побыстрее убираться из этой жуткой больницы, от этого страшного врача, которая меняла дозы и время приема лекарства, а потом с холодным любопытством разглядывала Мишу, проверяя простейшие реакции на свет и звук, заставляя то петь песни, то читать стихи. Все это после лекарства получалось плохо, но Мише почему-то казалось, что надо стараться, чтобы получалось уверенно и бегло, тогда его выпишут, только подлое лекарство постоянно побеждало, и он начал думать, что его никогда не отпустят домой.
Тем удивительнее и радостнее было переодеться в уличную одежду, от которой он уже отвык и из которой даже немного вырос. К слову, тени его здесь не беспокоили ни разу, но Миша решил, что если они все-таки вернутся, не стоит никому об этом рассказывать. А на улице весна почти перешла в лето, мама сказала, что в школу в этом учебном году он уже не пойдет, они поедут на дачу, будут все лето заниматься, а в сентябре он вместе со всеми пойдет в третий класс. Миша любил жить с мамой на даче, в их крохотном домике на краю леса было уютно. Сидя в 34-м автобусе и проезжая мимо своей школы, он улыбнулся и помахал рукой окнам кабинета, где их учила Галина Иосифовна…
Новосибирск, 2015
Заезжая во двор кафе «Каскад» на Дуси Ковальчук, я в очередной раз восхитился тому, как за счет вкуснейшей кухни это заведение за полтора десятка лет разрослось из комнаты на пять столиков до огромного ресторана на три обширных зала. Я еще помнил, как когда-то в обед люди, страждущие русской кухни, занимали очередь на улице, как впервые появился летник, теперь больше не актуальный – и места внутри хватает, и с приходом эпохи кондиционеров удовольствие сидеть на пыльной улице столицы Сибири стало сомнительным.
Инга подъехала на кроссовере БМВ, за рулем сидел молоденький симпатичный парень, Инга что-то ему сказала, он кивнул и выехал с парковки. Я вышел из машины ей навстречу:
– Сын?
– Муж… – слегка смутилась Инга.
– Круто! – улыбнулся я.
– Знаешь, так получилось, у него с сыном разница всего в три года…
По смеси смущения и какого-то опасения я понял, что дальше развивать эту тему не стоит, да и мне, по большому счету, было все равно. Приоткрыв перед Ингой дверь в кафе, я спросил:
– С кем-нибудь из детства общаешься?
Нас сразу проводили к столику, вручили меню, а я, честно говоря, был голоден после прогулки, поэтому, несмотря на то что знал содержание этого «фолианта» практически наизусть, углубился в выбор заказа и плохо слушал, что говорила Инга. Подняв глаза, я посмотрел на нее и сказал:
– Прости, отвлекся немного, что ты сказала?
– Ты спросил, общаюсь ли я с кем-то из детства, а я сказала, что часто созваниваюсь и переписываюсь с Сашей Кочетковым, он теперь в Москве служит.
От неожиданности я выронил меню, оно упало на пол. Инга с удивлением смотрела на меня, а я пытался сообразить, что делать дальше…
Мошково, 1985
Миша разбудил чутко придремавшего Владлена, как тот и просил, за две остановки до Мошково. Владлен потянулся, размял затекшие мышцы и начал одеваться. Миша вслед за ним застегнулся и вышел в тамбур. Выйдя в Мошково на перрон, Миша увидел, что вокзал здесь довольно большой, много путей и есть переходной мост. Владлен подтянул лямки рюкзака и спросил:
– Отдохнул немного?
Миша кивнул, и Владлен сказал:
– Ну тогда пойдем.
Они поднялись на переходный мост, спустились с другой стороны, и Владлен уверенно зашагал по широкой освещенной улице, чувствовалось, что он здесь не впервые и знает дорогу. Шли они достаточно долго и, в конце концов, вышли к трассе, по которой с высокой скоростью проезжали машины, пересекли ее и двинулись по другой, более узкой дороге. Миша увидел табличку «Ташара 30 км», и в это время сзади раздался звук подъезжающего грузовика. Владлен развернулся на ходу, вытянул руку с поднятым большим пальцем. Грузовик остановился, Владлен быстро побежал к нему и, пока Миша его догонял, открыл дверь кабины со стороны пассажира и что-то спросил у водителя. Когда Миша подошел к машине, Владлен пропустил его вперед, помог подняться на высокую подножку кабины, затем забрался сам.
– Отчаянные вы, хлопцы, – сказал водитель грузовика, – на ночь глядя могли бы и не поймать никого.
– Мир не без добрых людей! – улыбнулся Владлен, грузовик тронулся и скоро набрал скорость. В кабине было очень тепло, и скоро Миша задремал под звук мощного мотора. Ему снилась мама летом на даче…
Москва, 2015
Александр Кочетков пребывал в прекрасном расположении духа. Войска, где он служил, в армии особо не жаловали, назывались они материально-техническое обеспечение Вооруженных Сил Российской Федерации, коротко – служба тыла. Несмотря на слегка пренебрежительное отношение всех родов войск, никто обойтись без этой службы не мог, и девиз на эмблеме «Никто лучше нас!» как нельзя лучше выражал отношение Кочеткова к своему делу.
Хозяйственные вопросы Александр решал в Кремле, было это и интересно и почетно, тем не менее, в быту он был человеком достаточно скромным и простым, общался с очень многими людьми, и когда увидел на личном смартфоне сообщение от Инги Зверевой, искренне улыбнулся – привет из детства! Поскольку прочитать сообщение прямо сейчас он не мог – бежал с документами в управление, то не сразу понял, что привет, конечно, из детства, но не самый обычный и приятный.
Только спустя полтора часа он зашел в свой кабинет, запустил кофеварку и открыл сообщение, прочитав которое, задумался настолько глубоко, что свежесваренный кофе, наполнивший кабинет тонким ароматом, безнадежно остыл.
«Саша, прости за беспокойство, но мне очень тревожно, похоже, тебе может угрожать опасность. Я случайно встретила Диму, не помню фамилию, он жил в детстве с нами в одном дворе, а потом переехал, смешной такой, кругленький в очках был, он мне рассказал какие-то странные вещи про Андрея Панина и Сережу Крокуса. Позвони мне, пожалуйста».
Выйдя в конце концов из состояния раздумья, Александр вздохнул и нажал кнопку вызова номера Инги…
Северск, 2015
Она до сих пор не могла до конца осознать, что теперь она – птица вольная. По всем канонам, ее не должны были отпустить, не было в этом никакой логики. Почему так случилось, что ей выдали чистые документы вместе с пенсионным удостоверением, оставалось загадкой, но теперь она должна была начать все сначала, или, скорее, вернуться в ту точку, откуда жизнь повернула совсем в другую сторону. Как это ни странно, за годы службы она пережила сотни перевоплощений и десятки раз совершала невозможное, а теперь ощущала себя абсолютно беспомощной, в который раз пытаясь найти то, от чего можно оттолкнуться, и в который раз не находя…
Наверное, мешала в том числе эта засекреченная база в самом сердце Сибири, про которую все забыли. Ценности в ней было немного, всего лишь тайное логово, где можно отлежаться, найти запас документов, денег, одежды, оружия и выйти на связь по секретной внутренней линии. Она осталась последней, шансов встретить здесь кого-то не было от слова «совсем», но она чувствовала себя здесь как будто дома, здание, затерявшееся в промзоне на окраине, хранило много воспоминаний.
Дверь приоткрылась и в комнату лениво вошла кошка – она невольно улыбнулась, ей всегда хотелось, чтобы ее кто-то ждал, какое-нибудь милое существо, как эта трехцветная кошка, которую она отбила у стаи бродячих собак и долго лечила. Кошка подошла к железной кровати, запрыгнула к ней на грудь, сложила лапы, прикрыла глаза и замурчала. Она не заметила, как снова задремала, поглаживая кошку и наслаждаясь ее теплом…
Новосибирск, 2015
Кирилл Плетнев выпал из полудремы от просьбы стюардессы пристегнуться на посадке. Посмотрев на часы, он очень удивился – судя по всему, они прибывают раньше расчетного времени почти на час, то ли ветер попутный, то ли пилоты задор поймали. Вообще, полет оказался необычный, выбрав рейс, удобный по времени, он был поражен тем, что самолет не самой известной авиакомпании «АЛРОСА» как будто вчера сошел с конвейера. На регистрации он попросил место у иллюминатора, и девушка за стойкой лукаво усмехнулась, – в самолете стало ясно, что салон полупустой, места у иллюминатора можно было выбирать.
Тем временем «Боинг», переваливаясь с боку на бок, вышел на финишную прямую, мягко коснулся взлетной полосы, гася скорость, и лихо зарулил к зданию аэропорта. Спустившись с трапа, Кирилл увидел «Форд» с мигалкой, и к нему, безошибочно узнав его среди других пассажиров, уверенным шагом направилась волевая женщина яркой внешности.
– Вы Плетнев? – спросила она.
– Так точно, – улыбнулся Кирилл.
– Ольга Холодова, Следственный комитет по Сибирскому федеральному округу, – женщина протянула ему руку.
Кирилл слегка смутился, ему почему-то всегда было немного не по себе, когда женщины по-мужски подавали руку для приветствия, было в этом что-то от советского отсутствия секса в государстве и попыток перемешать мужское и женское. Тем не менее, чтобы не портить встречу, руку подал – рукопожатие Ольги оказалось по-женски изящным. Она указала на «Форд», они сели сзади, и машина лихо покатила по летному полю.
– Вы всех гостей с такой помпой встречаете? – пошутил Кирилл.
– Это скорее из-за новых технологий: стоянка возле аэропорта платная, а так и бесплатно, и меньше шансов потерять гостя в толпе, – ответила Ольга.
– Разумно, – кивнул Кирилл, разглядывая окрестности. – Есть что-то новое по делу?
– Не то чтобы, – ответила Ольга. – Появилась одна деталь из 1985 года, проверяем.
– Что с остальными людьми с фотографии?
– Не так просто, как хотелось бы…
Ташара, 1985
Миша основательно уснул в кабине грузовика и поэтому не сразу понял, где он, когда Владлен аккуратно его растолкал. Миша потер глаза и увидел большие подъемные краны.
– Где мы? – спросил он.
– В чудном месте под названием Ташара! – улыбнулся Владлен. – Пойдем, накормлю тебя, да спать уложу.
Они сердечно поблагодарили водителя грузовика, выбрались из кабины, тяжелая машина взревела своим мощным двигателем и покатила по дороге вдоль бревен, наваленных рядом с кранами. Владлен пошел в сторону двухэтажных домов, где в некоторых окнах горел свет. Дойдя до очередного дома, открыл дверь в подъезд, пропуская Мишу, они поднялись на второй этаж, и Владлен уверенно постучал в левую крайнюю дверь. Какое-то время было тихо, потом замок защелкал, дверь открылась, на площадку выскочила молодая женщина и бросилась Владлену на шею.
– Живой! – воскликнула она.
Владлен подхватил ее на руки и глазами показал Мише, что можно заходить.
Миша зашел в квартиру, там пахло теплом, уютом и чем-то очень вкусным. Потоптавшись в прихожей, он оглянулся на площадку через открытую дверь. Владлен наконец отпустил женщину и подтолкнул ее в квартиру.
– Раздевайся, – сказал он Мише. – Тань, ты накормишь нас?
– Конечно, – ответила та и убежала по коридору в глубь квартиры.
Миша снял обувь и куртку с шапкой, Владлен показал ему, где ванна. Миша умылся, и Владлен привел его на кухню, а Татьяна уже накрыла стол. Было ощущение, что она их ждала – в тарелках лежала тушеная картошка, горячая настолько, что от нее шел пар, Миша вдруг почувствовал, что очень голоден, и сразу же начал есть. Потом Татьяна налила ему чая и поставила на стол тарелку с пряниками. Когда Миша закончил ужинать, Татьяна отвела его в соседнюю комнату, где была застелена кровать.
Владлен и Татьяна на кухне молчали, чувствовалось, что они ждут, пока Миша уснет. После всех происшествий и переживаний Миша заснул почти мгновенно, едва успев подумать, что нужно как-то сообщить маме, что с ним все хорошо…
Новосибирск, 2015
Бывают люди, которые с возрастом не теряют детского восприятия мира. Инга Зверева, несмотря на несколько браков, собственный бизнес и связи, местами страшные и очень далеко идущие, была именно такой. В детстве она со своим фотоаппаратом незаметно фиксировала события нашего большого двора, а потом мимоходом раздавала фотографии всем, кто на них оказался. И теперь с энтузиазмом подключилась к моим размышлениям, как найти ребят с ее фотографии тридцатилетней давности. Информацию, полученную от Холодовой, я передал ей абсолютно без купюр – не видел в этом смысла. Инга тут же надиктовала эмоциональное сообщение Саше Кочеткову, после чего, используя свои методы поиска информации в соцсетях, начала розыски Пети Новицкого.
Я тем временем утолил голод и задумался, стоит ли все-таки включить телефон. После непродолжительного диалога с собой попросил телефон у Инги и позвонил маме. Мама слегка удивилась, но я, придумав какой-то вопрос ни о чем из области народного образования и сославшись на то, что забыл зарядить телефон и он банально сел, выяснил, что меня пока никто особо не искал, а с мамой все в порядке, и решил еще немного побыть вне зоны доступа. Как-то комфортно вне этой зоны мне в тот момент было, окунаться в круговерть пропущенных звонков не хотелось, интереснее было попытаться понять смысл таинственных событий, уходивших корнями в детство.
Инге удалось ухватить какой-то след Пети Новицкого, теперь нужно было ждать, пока напишут какие-то люди или позвонит Саша Кочетков. Внезапно мне в голову пришла идея:
– Слушай, а ты давно была в нашем дворе на Линейной?
– Давненько… – задумчиво сказала Инга, – родители оттуда много лет назад переехали.
– Поехали, поностальгируем?
– А поехали! – улыбнулась Инга, я заплатил по счету, и мы пошли к моей машине.
Где-то в Сибири, 2015
Холодно, как же холодно! Все попытки согреться помогали ненадолго, он уже и бегал по периметру большого помещения с высокими потолками, похожего на какой-то склад, и вспоминал всевозможные комплексы упражнений, и даже пытался абстрагироваться в медитации. Холод угнетал больше всего, пробирая от кончиков пальцев рук до пяток.
На полу стояла полуторалитровая бутылка воды без газа и булка хлеба в пакете. Поначалу он даже не смотрел в ту сторону, но через сутки отломил от булки солидный кусок, медленно его разжевал и запил маленькими глотками. Эта женщина, от которой веяло смертью, сказала, что он должен что-то вспомнить. Что? Оглядываясь назад, Андрей Панин понимал, что вспомнить за прожитые годы можно немало, временами он просто развлекался, ломая чужие судьбы, иногда не самым красивым образом поступал с людьми, которые были рядом. Что конкретно он должен вспомнить? И к чему эта фотография, приколотая к стене?
Под самым потолком помещения, в котором он был заперт, по всей длине шли узкие окна, забранные решетками. Добраться до них не стоило и пытаться. Мысль о том, чтобы кричать и звать на помощь, была ему чужда, но, встретив здесь второй рассвет, он все же начал это делать. Получалось плохо. Сначала он не мог придумать, что кричать, а затем, в приступе паники, кричал сам уже не помнил что, пока не сорвал голос.
От булки хлеба осталась последняя корочка, воды – один глоток. Он решил тянуть до последнего, заставляя себя не смотреть на еду. Страшно хотелось курить, гораздо больше, чем есть. Холодно, как же холодно… Что он должен вспомнить?
Ташара, 1985
Татьяна заглянула в комнату, где уложила Мишу, подошла к кровати, послушала его ровное дыхание, поправила одеяло. Вернувшись на кухню, удовлетворенно кивнула Владлену, отвалившемуся на спинку стула:
– Спит.
– Хорошо. Меня никто не искал?
– Как же… – ответила Татьяна. – Друг твой нерусский приезжал, грозил, что если не скажу, как ты появишься, накажет.
– Вот как! – глаза Владлена сузились, взгляд стал жестким. – Так и сказал?
– А чему ты удивляешься? Ты пропал, они с ног сбились, вот и цепляются за любую возможность.
– Ну да, ну да… – задумчиво проговорил Владлен. – Ладно, он тебе сказал, где его искать?
– Телефон в Новосибирске оставил.
– Позвоню, как проснемся.
– А у тебя раньше и не получится – почта ночью не работает.
– Пойдем спать? – потянулся Владлен.
– Пойдем, утро вечера мудренее…
– Это точно! – Владлен поднялся, обнял Татьяну, и в обнимку они пошли по коридору.
Миша крепко спал, ему ничего не снилось, события прошедшего дня просто отключили его от реальности, поэтому он не слышал, как под утро с грохотом слетела с петель дверь в квартиру и в нее ворвались какие-то люди. Он проснулся от звуков плетки, так пастух рядом с их дачей пугал свое стадо, обозначая направление, в котором коровам нужно было двигаться. Потом он услышал пронзительный женский крик, открыл глаза, почувствовал острый запах гари, интуитивно понял, что в квартире творится что-то страшное, и в голове у него снова ожили тени. Их зловещий шепот нарастал, Миша схватился за голову, стиснул ее руками и потерял сознание…