Медвежий рай

Весна, на Калыму, приходит поздно только в средине мая. Иван, лежал на снежном сугробе, уткнувшись лицом в снег, тяжело дыша, подрагивая всем телом. Это от нервного переживания, погоня отстала. Уже больше суток он не слышал, лая собак и голосов лагерной охраны, идущих за ним по следу.

Потеряли его след, когда он шел по колено в студеной воде горного ручья почти всю ночь. Набрав сухих сучьев, он развел костер, у корней вековой сосны. Прижавшись спиной к стволу сосны, задумался. Как могло так получиться, что он командир взвода разведки дивизии, оказался в таком положении. Получил пятнадцать лет лагерей, за то, что, выписавшись из военного госпиталя, в котором он лечился после тяжелой контузии, которую получил, возвращаясь с последнего поиска за языком. Немцы их обложили, когда группа решили отдохнуть в развалинах сельской церкви. Начался минометный обстрел, разведчики заняли оборону. Иван лежал за порогом входной двери церкви, отстреливаясь от окружающих его разведгруппу немцев. По всей видимости, этот гауптман оказался, ценным офицером, а может даже и не он. Мало ли их, штабных курьеров, перевозящих в своих портфелях секретные документы, в конвертах, опечатанных сургучовой печатью. Снуют между штабами армии в качестве курьеров. А может просто радио перехват, запеленговали их радиостанции в глубоком тылу. Когда радист группы сообщал о выполнении задания, и возвращения группы, домой. Рядом в стену ударилась мина, потемнело в глазах, потерял сознание. Очнулся на третьи сутки в медсанбате от боли в голове, когда сестра пинцетом, выковыривала остатки кирпичной крошки, засевшей в голове. Уже после он узнал от своих, ребят как танкисты, прорвавшись к ним на помощь, разогнав немцев, вывезли их на броне вместе с пленным гауптманом с его портфелем. Бумаги оказались ценными, что позволило, наступающей армии, с малыми потерями захватить крупный город, железнодорожный узел с вагонами, забитыми военными трофеями. Всю разведгруппу представили к правительственным наградам. Об этом ему в госпитале сообщил офицер штаба, оказавшийся по делам службы в городе, где в госпитале лечился Иван. Вернёшься из госпиталя, получишь свой орден. Контузия оказалась тяжелой, Иван то приходил в сознание, то снова впадал в забытьё. Пролежав в госпитале почти три месяца, он так полностью и не вылечился. Врачебная комиссия, признала его не годным к строевой службе, с последующим лечением по месту жительства. Иван был родом из Курска, окончил школу, поступил в Индустриальный техникум в родном городе. Перед самыми экзаменами началась война, он и его друзья пошли в военкомат, что бы их добровольцами взяли в армию и отправили на войну. Около месяца их обучали военному делу, стрельбе, метанию гранат, рукопашному бою, кололи штыками соломенное чучело, преодолевали полосу препятствий, изучали приемы рукопашного боя. Когда немцы взяли Киев всех курсантов учебных курсов отправили на центральный фронт. Дважды попадал в окружение, выходил, дважды был легко ранен, лечился в госпитале. После выхода из госпиталя, где залечивал последнюю рану, был направлен в Москву на курсы младших командиров. Получил офицерское звание младший лейтенант, командир стрелкового взвода. Был направлен на центральный фронт, так получилось, что с его прибытием на фронт, был тяжело ранен командир разведывательной роты, прошли перемещения в командовании разведки фронта, освободилась офицерская должность. Командир дивизии при знакомстве с вновь прибывшими офицерами, предложил Ивану занять должность командира разведгруппы. Учась в индустриальном техникуме, Иван уделял большое внимание физической подготовке, посещал секцию бокса, где имел успех, стал чемпионом техникума по боксу. Не плохо бегал кроссы, играл в футбол, бегал на лыжах. Физически был хорошо развит, среднего роста крепыш, он сразу понравился командиру полка, который в своём составе имело подразделение разведки.

Даже в лагере лежа на нарах, он не любил вспоминать о войне, к тому же при последней контузии он стал страдать ретроградной амнезией, на прочь, забывал эпизоды военных действий, имена и фамилии фронтовых друзей. При сильном волнении мог потерять сознание, и не вспомнить, что с ним произошло.

Бродя по городу в поисках знакомых улиц, где проживали его родные, преподаватели по техникуму, или знакомые девушки. Пережившие оккупацию и оставшиеся в городе на его восстановление после освобождения.

Наступил вечер, уже смеркалось, его поиски знакомых не принесли результата. Район где он жил до войны был полностью уничтожен немецкой авиацией, от домов остались одни стены, да печные трубы, показывающих, что до войны они стояли в домах, приносили тепло и уют их жильцам. не сколько раз пытался заговорить с прохожими расспросить их где была та или иная улица, но заикание, при котором он стараясь выговорить то или иное слово давалось с трудом, прохожие только от него шарахались в стороны, а некоторые просто убегали. Стемнело, на небе зажглись звезды, а он по-прежнему, ходил среди уничтоженных пожарами и взрывами домов.

Он не понял откуда появился рядом с ним, не то паренек, или девочка в оборванной одежде, лицо которого было закутано, толи платком или шарфом, он что-то говорил ему показывая рукой в сторону развалин дома. Иван так его и не понял, чего от него требует этот ребенок, но последовал за ним в сторону на половину разрушенного взрывом дома. Поднявшись по полуразрушенной лестнице на второй этаж, они вошли в комнату, слабо освещенной керосиновой лампой, стоящей на тумбочке. Он осмотрелся в комнате кроме тумбочки, на которой стояла керосиновая лампа, стоял стол и две табуретки возле него. В углу комнаты стояла металлическая кровать, заправленная одеялом, табуретку возле неё. Ребенок тащил его за рукав шинели в сторону кровати и только тогда он увидел, что рядом с кроватью лежит женское тело. Он подошел ближе, увидел, что по среди на одеяле лежит нож, он взял его в руки положил на табурет, нагнулся над телом потрогал его, понял, что тело мертвое. Взял тело женщины на руки поднял его, положил на кровать.

За войну он видал много окровавленных тел, но то, что он увидел, как удар молнии поразило его. Огромное пятно крови с левой стороны залило грудь женщины. Он нагнулся, чтобы убедиться, жива женщина или мертва. И больше ничего не помнит.

Очнулся он, в какой-то темной комнате, поднявшись с деревянного топчана, пошел на светлое пятно, оказалось небольшое зарешеченное окно. Он ничего не понял, попытался нащупать свой вещмешок на топчане или рядом, его ни где не было. Похлопал по карманам шинели и гимнастерки они были пусты, ничего не понимая, где он, что с ним, попытался вспомнить последний момент, перед тем как потерять сознание, ничего не вспомнил. Снова впал в забытьё. Очнулся, от того, что, кто-то тормошит его за плечо, перед ним стоял человек в одежде милиционера. Следуйте за мной, приказал он. Шли по коридору поднялись по широкой лестнице на второй этаж. Милиционер сопровождавший его постучал в оббитую дерматином дверь, услышав ответ, ввел Ивана в кабинет. За большим столом сидел человек в форменной одежде, пригласил Ивана присесть на табурет рядом со столом. И тут посыпались вопросы, кто он и откуда, как он оказался в городе, Иван попытался объяснить, но от волнения совсем потерял дар речи.

Теперь слушай меня. Тебя взяли без сознания на трупе женщины, руки у тебя были испачканы кровью, шинель также в пятнах крови, нож рядом с кроватью на табуретке лезвие и ручка в крови на ноже твои отпечатки пальцев. Кто тебе эта женщина, откуда ты её знаешь, как ты оказался в этой квартире. Документов и прочих бумаг, подтверждающих твою личность, при обыске не обнаружено. Тебя отведут обратно в камеру, успокойся, подумай над вопросами, которые я задавал тебе. А мы тем временем постараемся навести о тебе справки. Ивана привели в ту же камеру, милиционер, сопровождавший его, шепнул Ивану на ухо, ты признайся во всём, кто ты откуда, его речь прервали, сигналы воздушной тревоги. Он быстренько удалился, так спешил, что забыл закрыть камеру. Город бомбили где-то рядом, от взрыва вылетели стекла из рамы окна, кругом всё гудело и дрожало. Запахло дымом, толом на улице кричала какая-то женщина, слышались крики о помощи. Иван подумал, что надо следователю сказать его фамилию, по фамилии будет легче выяснить, кто он и откуда. Взрывы прекратились, на улице были слышны все те же крики женщины просящей о помощи. Он встал, вышел в коридор, он был пуст, только ветер, ворвавшийся с улицы в разбитое окно, гонял по полу обрывки газет и какие-то бумаги. Он поднялся на второй этаж. Подёргал за ручку дверь кабинета, он оказался заперт. Снова чернота перед глазами, опершись спиной на дверь, он сполз на пол. Вероятно, те лекарства, которыми его лечили в госпитале, перестали действовать, поэтому ему так часто приходиться терять сознание. Он очнулся сидя на полу возле кабинета следователя. Поднялся, присел на ближайший деревянный диван. Послышались шаги на лестнице. О, ты здесь, а мы в низу подняли тревогу, что подследственный сбежал. Следователь открыл перед ним дверь, впустил в кабинет, сам вошел следом. Надеюсь, ты писать умеешь, напиши свою фамилию имя отчество, так будет быстрее установить твою личность. Иван как мог трясущейся рукой, написал карандашом свои данные, подвинул бумагу к следователю. С именем отчеством более-менее понятно, а вот с фамилией нет. Иван Тарасович соберись, напиши точнее, кто ты. Пушков, Сушков, Бушков. За окном загудели сирены сигнала воздушной тревоги. Ладно, спускайся в камеру, после разберемся. Взрыв бомбы потряс всё здание, обрушился потолок, запахло дымом, дверь в камеру завалило обломками рухнувшего перекрытия. Как Иван не старался открыть её, так и не смог. Обессилев, он присел на нары, и только потом он вспомнил, что прошли сутки, а он ничего ни ел. После госпитальной каши с маслом и стакана горячего чая с сахаром, на вряд бы восстановили его былую силу. Хорошо окно не завалило, Иван попытался выломить решетку, не получилось. Вновь черная мгла застелила глаза, он провалился в забытьё. Вероятно, от нервного потрясения, он потерял счет времени. Его освободили из камеры, спросили Фамилию, пока Иван собирался сказать, милиционер в форме капитана махнул рукой, ладно потом разберемся. Поехали. Его привезли в машине с десятком таких же арестантов, как понял Иван на станцию, солдаты охраны прикладами загнали всех в вагон. Вероятно, старший, конвоя распределил всех по купе с решеткой вместо дверей. Иван, пытался всячески объяснить, кто он такой, но его никто не слушал, а только получил прикладом в спину, что бы не задерживался в тамбуре вагона, мешая проходить остальным. Так он из офицера разведки орденоносца оказался арестантом, в купе арестантского вагона, поезда, не известно куда идущего. Арестанты зашумели, пошли разговоры несут жратву. Один из солдат охраны сунул в руку Ивану пару селедок, другой четвертинку хлеба. Он попытался заговорить, и у него опять не получилось, солдат охраны отмахнулся от него, начальник караула вечером будет делать поверку ему и скажешь. Иван за один присест смел обе селедка с четвертинкой хлеба. Через некоторое время, во рту всё пересохло, не выносимо захотелось пить. Он попытался заговорить с таким же, как он арестантом, но тот от него только отмахнулся. Началась вечерняя поверка. Фамилии не зачитывали, только считали по головам. Взгляд начальник караула задержался на Иване, он пальцем подозвал к себе, следуй за мной. Зашли в пустое купе, снимай шинель, Иван попросил жестом воды, тот дал ему кружку при этом открыл канистру. Пей. Иван не помнит, сколько он выпил кружек, но напился вдоволь. Снял новенькую офицерскую шинель, показав при этом на пятна крови на ней, ни чего застираю, а то выдали солдатскую она как рабочая роба, стоит колом, не гнется, не ломается. Ты себе выбери бушлат, при этом указал на ворох тряпья. Иван попытался заговорить с офицером, у него получилось. Офицер начальник караула понял его приедем на место в Хабаровск там и расскажешь, я такие дела не решаю. Да у тебя вся форма офицерская новая, в лагерях у тебя всё отнимут, а я сделаю тебе комфортные условия, будешь ехать здесь, ехать нам ещё как минимум дней десять, а то и более. Иван подумал, чем ехать в набитом зеками, купе, спать по переменке на двух полках, бороться за каждый кусок хлеба (если можно было его так назвать, отруби, мякина в общем остатки переработки зерна). Так уж лучше здесь в складском вагоне, где есть титан, вода, рядом туалет, печка буржуйка. Правда дров нет, начальник караула пообещал, что всё будет. Короче говоря, оставил он Ивана в одних портках, благо, что не снял кальсоны с нательной рубахой. Выбирай себе любую одежду, склад в твоем распоряжении. Ивану жалко было отдавать новенькую военную форму, выданную в госпитале. Поговаривали, что в войсках вводят новую форму, вводят погоны, знаки различия. Из всего склада путного он ни чего выбрать не смог, но приоделся, даже прихватил в запас, стиранное нательное бельё, кирзовые ботинки, правда, без носок. С намотанной портянкой носить было можно. Выбрал себе новые кирзовые сапоги с обгоревшими голенищами, но носить было можно. Вероятно, всё это имущество хранилось на складах, склады сгорели вовремя бомбежке, решили, что не пропадать

добру, в лагерях всё пойдет в дело. За время пребывания в (купе) Иван сообразил, как бывшие зека устраивают свою жизнь. У каждого с собой сидор набитый тряпками для обмена, насильно снятых с таких же арестантов, костюмы, рубашки, носки, свитера и проча одежда. Правда к Ивану в (купе) однажды попытались снять коженную портупею и хромовые офицерские сапоги, но получив отпор отстали, пообещали разобраться с ним в лагере за выбитые зубы. Иван сшил себе мешок из куска парусины, пришил к нему лямки. Сложил выбранные вещи в мешок, стал похож на настоящего заключенного, такой же как все, грязный не мытый не бритый. Пока ехали до Хабаровска, начальник караула несколько раз заходил к Ивану на склад. Показывал, как на нем сидит офицерская форма Ивана. Приносил иногда краюху нормального хлеба, несколько кусочков сахара, однажды принес маленькую банку тушенки. В знак оплаты за форму.

Глава -2

 Ехали почти десять суток, благо, что вагон (Столыпин) так его называли зека, прицепили к пассажирскому поезду, но всё равно по долгу стояли на станциях, пропуская впереди себя воинские эшелоны. Иван за время поездки отоспался, перестали мучить головные боли, хотя в голове ещё гудело, и кружилась, при резком повороте.

Как-то вечером начальник караула зашел к Ивану на склад. Я не нашел твоего уголовного дела. Полсотни зека в вагоне на всех есть сопровождающие дела, а на тебя нет, как ты вообще попал в мой вагон. Иван рассказал, как мог, превозмогая заикания.       Что во время прибытия автомобиля на станцию он попытался объяснить милиционеру, который его привез на станцию, что его ещё толком не допрашивали, выясняли фамилию. Как он оказался в комнате, где была убита беременная женщина, и по чему на его одежде были пятна крови. Во время бомбежки в отделение милиции попала бомба, его завалило в камере рухнувшим потолком. Откопали, вероятно, по ошибки посчитали, что он осужден, сидел, ждал этапа. Его вместе с осужденными, откопанных, из завала втолкнули в автозак и привезли на станцию. На станции он попытался объяснить, что он только подозреваемый, но его слушать не стали, начался очередной авианалет, его быстренько втолкнули в вагон, и он оказался здесь. Отпустить я тебя не могу, на стации назначения, я отчитываюсь за каждого зека, согласно наличия, уголовных дел. На тебя ни каких бумаг нет, пусть с тобой разбираются, в пересыльной тюрьме. Я на тебя папку заведу, отмечу, что ты взят по ошибке, ещё не осужден, пусть они сами решают, как с тобой быть. Иван был согласен на всё, скорей бы всё это закончилось.

Состав остановился, Иван подумал, что вновь придется ждать, пропускать воинские эшелоны. Вагон отцепили, долго толкали, то вперед, то назад вероятно загоняли в тупик. Послышалась команда всем приготовиться к выходу. Иван выходил последним, присел на корточки рядом со всеми. Солдаты охраны оцепили зека и погнали колонной в сторону от станции. Шли около час, загнали на территорию, огороженную несколькими рядами колючей проволоки. Построили в две шеренги, к ним вышел майор со свитой младших офицеров. Началась перекличка, Иван услышал свою фамилию, что-то промычал, на подобия я. Пошли доклады, что все зека на месте. Майор начал говорить. Граждане, осужденные вы прибыли в Хабаровский пересыльный лагерь, кто-то останется здесь. Кого-то отправят дальше на Калыму. Вдоль строя щупленький лейтенант, указывал пальцем на зека приказывал выйти из строя, в строй отобранных, попал и Иван. Сейчас вас всех вышедших из строя поведут в баню, затем в барак, ждать следующий этап. Иван попытался поднять руку, получил удар прикладом в спину, ни каких лишних движений, после бани медицинский осмотр, там скажешь, что хотел сказать. В бане выдали по кусочку хозяйственного мыла, со спичечный коробок. Баня если её так можно было назвать, комната, под потолком в верху, трубы с просверленными отверстиями через которую подавали то горячую, то холодную воду. Фронт Ивана приучил всему, главное не раскрывай рот, будь готов ко всему. В бане Иван снял свою повязку с головы, аккуратно промыл ещё кровоточащую рану, стоя под струёй воды несколько раз намыливал тело, пока не стерся мыльный кусочек мыла. Всё делалось по команде, как в армии. Помывка закончилась всем одеться и ждать команды.

В санчасти колонии (лепила)– врач или санитар, осмотрев рану на голов, Ивана посоветовал ему, не застужать голову, стараться беречь её от удара, рана затягивается, но надо беречься. Перевязав его, доктор осведомился, как он, получив такую рану остался жив, наверное, повезло, на войне бывает всякое. Я сообщу о твоей ране руководству, дальнего этапа ты можешь не выдержать. Вас всех на барже отправят на Калыму в Магадан. Иван присел на табурет в коридоре ждать офицера. Подошел щупленький лейтенант, который отбирал зеков на этап в Магадан. Как фамилия, справился он у Ивана. Превозмогая заикание, Иван ответил. Посиди здесь подожди. Пришел с майором принес его досье. Майор посмотрел досье, раз попал сюда, значить так надо, мы запросим твоё уголовное дело, а пока иди в барак. Утром всех зека, находящихся в бараке, вместе с Иваном, построили в колонну, под усиленной охраной, погнали в порт на погрузку. Иван пытался объяснить конвоирам, но те даже не стали его слушать, тем более, что он разволновался, заикаясь не чего не мог сказать. Их загнали в трюм баржи, закрыли люки, в иллюминатор Иван видел, что пригнали ещё один этап, их также загнали в трюм баржи. Народу прибавилось, не стало хватать всем деревянных нар сделанных в два яруса. Иван лежал на втором ярусе нар, уставившись в металлические полы палубы. Он не заметил, как уснул, проснулся, от того, что баржа качается на волнах. Послышался шум голосов, кто-то требовал снять пальто, был весенний светлый день, в трюме стоял полумрак, потому, что входные люки были закрыты. Ивану надоела эта возня в углу, он спустился со своих нар на металлические полы баржи. В углу два мужика отбирали пальто у мужчины в очках. Тот всячески старался их уговорить, но они настойчиво вытрясали его из пальто. Иван не стал долго разговаривать, двинул в ухо одному, другому в зубы, оба подняли руки в знак примирения. Иван пригласил пострадавшего от грабежа, к себе рядом на нары. Разговорились, больше говорил пострадавший, благодарил Ивана за помощь. Сосед оказался, профессором мединститута из Горького, осужденному на пять лет за восхваления немецкой медицины в области изучения человеческого мозга. Он молчал. Слушая профессора. Но когда он заговорил, профессор сразу же понял его недуг. Успокойтесь, говорите на выдохе, если знаете какие песни, пойте их про себя. Если стихи также читайте про себя, но старайтесь выговаривать каждое слово. Если появится такая возможность, пойте, даже простые слова. Маааама, Пааапа свобооода. Главное не напрягайтесь, говорите на распев каждое слово. Вероятно, плыть нам придется долго, я покажу вам ещё несколько упражнений с голосом, гарантирую, через месяц будите говорить речи. Буксир тащил баржу в Магадан больше недели. Как они выжили, я автор писать не буду, можно угодить под статью. Да, те времена прошли, но структуры остались, и не хотелось бы перед ними отписываться. Боролись за всё, в первую очередь за жизнь, за пайку хлеба, за глоток воды, за то чтобы увидеть солнце. Подышать свежим воздухом. Всё это пришлось пережить. Из двухсот человек в Магаданский пересыльный лагерь, прибыло не больше сотни. Лежа на нарах, смотря в металлический потолок, палубы баржи Иван, старался произносить слова, которые ему посоветовал говорить, его сосед. Про себя всё получалось, слова говорил без усилия, песни пел, какие помнил. Дважды в Охотском море попадали в шторы, во второй шторм лопнул канат буксира, баржу отнесло в открытое море, только на третьи сутки их дрейфа, их нашли. Все смерились с тем, что придется помереть в этом металлическом склепе. Пытались открыть стальные порталы, ничего не вышло. Всё было сделано на совесть. Повыбивали стекла иллюминаторов, чтобы можно было дышать, стояло лето, от солнца металл палубы нагревался, духота влажный воздух, пот, одежду хоть выжимай. Хорошо не было паники, а то бы затоптали тех, кто расположился на полу. Все смерились, всех ждала одна учесть. Подыхать, в этом склепе. Резкий толчок, баржа ударилась бортом о бревна причала. По палубе заходила охрана, вздох облегчения, что на конец кончились их мучения. Открыли порталы, команда выходи с вещами. На пирс вышли не многие, чтобы не видели вышедшие, их построили в колонну и повели в лагерь. Иван за время «круиза» подружился с этим немного неуклюжим человеком. Он весь «круиз» возмущался, роптал, как так можно поступать с людьми, хотя и осужденными по разным статьям уголовного кодекса. В основном по статье 58 со всеми пунктами, от А до Ж. в основном измена Родине, участия в контрреволюционных заговорах, покушение на членов правительства, доносы, высказывания против существующей власти. Иван вообще не за что, он даже не осужден. А его приятель профессор медицины, просто по доносу коллег по работе. Был дважды в служебной командировке в Германии, иногда в своих выступлениях, докладах, ставил в пример работу немецких психологов, в области неврологии. Остатки «путешественников» построили на плацу лагеря. Снова начался отбор (зека называли этих офицеров покупателями» отбирали молодых, кто по здоровее на работы на рудники, где добывали золото. Иван попал в этот отбор, попрощался взглядом со своим доктором. Отобранных, отвели в баню, после бани и мед осмотра, всех загнали в отдельный барак, больше они не виделись. Что стало с этим умным, добрым человеком он не знал. После бани Иван, через контролера передал написанную вместе с профессором, ещё в трюме баржи, написали жалобу на имя начальника Магаданлага, о произволе работников НКВД, в отношении Ивана.

Сутки Иван надеялся, что, в конце концов кто -то из руководителей ГУ лага выслушает его, и примет решение. Как можно так поступать с человеком, которому не вынесено обвинение за его провинность. Он не был осужден судом, ведь согласно, закона, виновным является подозреваемый, на основании приговора суда.

 Утром как обычно всех зека вывели на поверку с вещами, проверили, построили в колонну по четверо, погнали на пристань. И снова баржа, Иван уже имел опыт плавать на барже, устроившись под потолком на третьем ярусе, уснул, смерившись со своей судьбой, вечного, зека. На этот раз на барже был установлен порядок, каждый зека подходил к баландеру (повару, раздающему лагерную баланду), получал два хвоста селедки и краюху (если можно было её так назвать) хлеба, устроившись по удобнее на нарах, трапезничал.

Пока они плыли до места назначения, закончилось Магаданское лето. Снега ещё не было, но холодный пронизывающий ветер проникал под одежду, вызывая дрожь во всем теле. Путешествие оказалось не долгим, на третьи сутки баржу причалили к пирсу.

ГЛАВА -3

Пенжинская губа, лагерный поселок Пенжа . Во все концы на сотню километров в округ жилья нет, кругом разбросаны лагеря. Кто-то валит лес, кому-то «повезло» добывать золото, третьи, в шахтах добывают руду, или каменный уголь, всем нашли работу. Иван попал в лагерь, зеки которого добывали, вернее, мыли золото. Практически весь день, в мокрой обуви, зачерпнув лотком золотоносный грунт, перемешивая его руками (чтобы золотоносный песок, или крупинки золота, самородки, под собственным весом опускались на дно лотка). Зека, одеревенелыми от мороза пальцами, доставали самородки и складывали в определенные емкости. По прибытию в этот лагерь, Иван на конец-то подумал, что его выслушают и примут меры. Да. «Кум» «начальник оперативной части» выслушал, все его претензии, пообещал сделать запросы в соответствующие инстанции, но у нас в лагере такой порядок, все должны работать на промывке золота. Сколько золота намоешь, такую пайку и получишь, наш лозунг КТО НЕ РАБОТАЕТ, ТОТ не ЕСТ. Война, мы на золото закупаем в Америке и Англии оружие, танки самолеты, снаряжение, в общем, все, что необходимо для нужд Армии. Иван удивился, что на промывку золота пятьдесят зека выводят всего четыре охранника, правда с автоматами и овчаркой. Он справился у соседа по строю, а что так мало охранников, а куда здесь побежишь, на сотни километров жилья нет. Кругом лагеря. Тайга горы, тундра, да и холод собачий, лето короткое, да и то в некоторых местах в горах лежит снег, даже летом не тает. У нас в лагере были такие, бежали двое, через две недели их привезли обратно, к сроку добавили ещё по пятерке лет. Были еще двое, в тайге нашли их останки, откуда знаю, сосед по бараку сказал. Что лично, собирал остатки окровавленной одежды в мешки, и тащил в лагерь, для отчета. Вероятно, нарвались на медведя или волков. Поговаривают волки здесь за редкость, но иногда забегают, север олений много, да не кто здесь ими вплотную не занимается. Лагерной охране это на руку, пусть бегунки боятся, что могут быть заживо съеденными. Иван как все, черпал лотком из таежной речушки гальку с песком, рукой перемешивал, смотрел, не блеснет ли где, на дне лотка кусочек надежды. Золотой самородок, обыватели думают, что самородок, это, что-то, наподобие, биллиардного шара, а на самом деле это маленькая песчинка, чуть больше или меньше спичечной головки. Иногда и ему выпадала удача, однажды он скребанул лотком на два дополнительных дня отдыха и повышенную пайку хлеба с маслом. Так поощрялись зека за самородок больше десяти граммов. Он норму выполнял, почти ежедневно, намывал положенные десять грамм, за что получал поощрения. Все у него получалось только благодаря, его силе, выносливости человека, прошедшего три года войны, и надеждой, что, все-таки, найдется человек, кто изменит его судьбу. Начались морозы, русло речки покрылось толстым слоем льда, зека уже не могли черпать со дна русла золотоносный грунт. На, током, морозе лоток покрывался льдом, его невозможно было держать в руках, руки примерзали к лотку. Начальник лагеря решил добычу золота перенести в старую шахту, которая была закрыта три года назад, как не рентабельную. Часть зека кирками и ломами долбили золотоносный известняк, не то что, золотоносный, а просто в известняке кое, где, проглядывались золотоносные жилки. Известняк долбили на более мелкие камни, эти камни на тачках вывозили ближе к поверхности, где зека молотками и кувалдами дробили их, превращая в песок или мелкий камень. Все это ссыпалось в кучу, а из этой кучи, зека лопатами нагребали в лотки, и также промывали водой. Золото тяжелее известкового камня оседало на дно лотка, весь песок и остатки мелкой фракции известняка просеивались, на специальных ситах, золото отделяли от шлама, процесс добычи золота заканчивался. Действительно труд каторжный, полутьма, известковая пыль забивала глаза, рот и нос, зека приходилось заматывать рот и нос тряпками. В полумраке зека дробившие большие куски камня молотками, попадали себе по рукам, при этом повреждали, а то и ломали пальцы. Надзиратели_ контролеры (зека их называли вертухаями, строго за этим следили, чтобы меньше было членовредительства. Подумаешь, ударил по пальцам, будь предельно внимательнее, а то за членовредительство, можно загреметь в карцер расценивалось это действия как саботаж, а это карается по закону. Иван попал в команду, которая большие камни вывозила ближе к поверхности на тачках. В бараках, где отдыхали зека, Иван старался, ни с кем близко не дружить, как близко, просто меньше о себе рассказывать, сторонился групповых посиделок за чифирем (крепко или очень густо заваренный чай), не встревать в разговоры, не вмешиваться в драки. Здесь каждый сам за себя. Если физически слаб, или просто интеллигентный человек, который на грубость по отношению к нему не может, ответить грубостью, или не дать сдачи, если его толкнули, или пнули, под зад, во время раздачи пиши, выталкивали из очереди, за кружкой кипятка. Над такими просто измывались. Заставляли убирать барак, носить питьевую воду из колодца, за сто метров, в мороз и ледяной ветер. Такие, просто вешались, где-нибудь в безлюдном месте, если увидят при самосуде, накажут, карцером или исправительными работами, будет под постоянным контролем. Народ был всякий, уголовники, которым лагерь был как родной дом, зека, имевших, не одну судимость. За воровство грабежи, разбои, убийства. Были просто мужики, работяги, колхозники, раскулаченные крестьяне, студенты не видавших жизни, по глупости совершившие преступления. Ивану было не много лет, но у него за плечами, три года войны в неполных своих двадцать лет, поседевший от увиденных на войне ужасов войны, в придачу ужасы пересыльных лагерей. Он не к кому не лез, и к нему не вязались, однажды в бараке он поймал, блатного, который шарился в его тумбочке и постели, что он там искал, Иван не стал выяснять, а просто вывел его на средину прохода между нарами и двинул, если бы не буржуйка которой отапливался барак, и куча сухого валежника, возле печки, которые задержали его полет, он бы точно открыл лбом, двери барака. Никто из блатных даже не поднялся со своего места. Поняли, что получил за дело. Крысятничать в бараке или брать чужие вещи без спроса, запрещалось (воровской закон) какой бы он масти, не был. Правда у Ивана был сосед по нарам, бывший шахтер с Донецка. Инвалид, получивший травму позвоночника работая в шахте. На спине стал расти горб, поймал жену, с любовником обоих удушил, прямо в кровати. Сам вызвал милицию, за что получил двенадцать лет лагерей. Убийство, тем более двух, по закону должен получить, как минимум двадцать пять лет, но судья оказался «мужиком» отмерял по минимуму. Обладал силою быка. Однажды